11.3. Функционирование культуры

Системный подход к научному рассмотрению культуры предпо­лагает взаимосвязь трех плоскостей ее анализа: элементно-струк­турной, функциональной и исторической. Характеристику куль­туры в элементно-структурной аналитической плоскости мы толь­ко что рассмотрели. Следующая ступень — анализ культуры в функциональном аспекте. Он включает в себя решение двух воп­росов: какие объективные цели сделали необходимым рождение и историческое развитие культуры как функциональной системы и каковы механизмы ее функционирования, обеспечивающие дости­жение этих целей?

Поскольку культура живет и действует в реальном бытии чело­вечества, функционируют пространственное и временное измере­ния бытия.

В пространственной плоскости роль культуры состоит в том, чтобы удовлетворять те потребности людей, которые она сама по­рождает, и одновременно формировать новые потребности, посред­ством этого окультуривая, облагораживая, одухотворяя, «возвышая» биологические нужды — в пище, отдыхе, сексуальных ощущениях и т.д. — и привнося в жизнь новые, чисто культурные: в чтении, слушании музыки, изучении наук, философском умозрении, путеше­ствиях, интеллектуальном общении с себе подобными. В целом эту роль культуры можно определить как последовательное и все­стороннее очеловечивание жизни человека.

Значение указанных действий культуры неоднозначно. Диалек­тика человеческого бытия приводит к выработке человечеством не только таких форм поведения и опосредующего их сознания, гума­нистическая ценность которых, безусловно, превосходит агрессив­ность, жестокость, кровожадность диких зверей и отсутствие у них разума, совести, идеалов, духовности, эстетических чувств, но и та­ких, в которых людьми проявляются качества более звериные, чем у самих животных, — ограбление и убийство ближнего, военные способы разрешения социальных противоречий, пытки, обман, пре­дательство, измена. Более того, одни и те же действия получают в человеческом обществе прямо противоположные оценки: одни люди рассматривают их как культурные, а другие — как антикультурные, дикие, варварские. Это относится к верованиям и безверию, к ис­пользованию ненормативной лексики в речи, к явлениям моды в одежде и прическе, к украшениям, макияжу, татуировке, к различ­ным художественным стилям: импрессионизму, экспрессионизму, кубизму, фовизму, абстракционизму... Культура оценивает самое себя, и ее оценки зачастую оказываются различными, даже диамет­рально противоположными, потому что они даются с позиций соци­альных групп, являющихся разными, подчас антагонистическими в своем бытии, а значит, и в своем сознании. Таковы, в частности, оценки Великой французской революции и Октябрьской револю­ции в России, фашизма, нынешние"религиозные конфликты, обора­чивающиеся кровавым противоборством сторонников террора как «высшего проявления мусульманской культуры», с теми, кто счита­ет всякий террор явлением антикультуры... В силу этого одного только онтологического подхода к культуре недостаточно — к ней необходимо подходить также с аксиологических позиций.

Несмотря на эти противоречия, культура достигает своей высокой цели очеловечивания, одухотворения, облагораживания бытия. Дос­таточно сопоставить три этапа в ее истории, которые в XVII—XIX вв. назывались «дикостью, варварством, цивилизацией», чтобы при всех издержках признать наличие прогресса. В меньшем истори­ческом масштабе прогрессивным является движение России от Средневековья через петровские реформы, Просвещение XVIII в., расцвет художественной культуры в XIX в., дикий разгул граждан­ской войны, большевистскую реставрацию крепостного права, рабс­кого труда в концлагерях и массового террора, уничтожавшего куль­турных носителей, к современному состоянию культуры и надежде на ее дальнейшее развитие в самых высоких проявлениях.

В функционировании культуры есть еще один важный аспект, который касается возможности и способа ее саморегуляции, самоуп­равления. Для достижения означенной цели каждая рефлексивная система должна обладать двумя «механизмами»: академик Д. Поспе­лов метафорически назвал их «сознанием» й «самосознанием» си­стемы, поскольку один из них поставляет системе информацию о том, что совершается в ее изменяющейся среде, а другой — о том, что происходит внутри самой системы. В культуре эти роли при­званы исполнять философия как сознание культуры и искусство как ее самосознание. Философию не случайно часто называют миро­воззрением; она действительно предоставляет культуре целостную информацию о мире, который является «средой» культуры. Искус­ство же, напротив, направлено вовнутрь культуры, выступает свое-, го рода «культуро-осознанием»; именно по искусству каждого на! рода и каждой эпохи мы с наибольшей полнотой и точностью мо-. жем судить о целостном состоянии культуры данной нации и данного времени. Все другие культурные компоненты — наука, идеология,' техника, формы труда и игры, да и сама философия, — дают частич-: ное представление о культуре. Искусство же,' взятое в многообра­зии его видовых и жанровых форм, оказывается, образно говоря, «автопортретом» культуры, или «зеркалом», в котором она отража­ется во всей целостности своего бытия: таким «зеркалом» для анг­личан конца эпохи Ренессанса было творчество У. Шекспира, для немцев эпохи кризиса культуры Просвещения и прихода роман­тизма — творчество Ф. Шиллера и И.-В. Гете, для русского народа поры завершения феодального строя — произведения Ф.М. Досто­евского, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова...

С этой точки зрения становится объяснимым констатированный еще в Древней Греции факт, что искусство имеет образную струк­туру, а философия — теоретическую.- Если, как показал создатель «теории функциональной структуры» П.К. Анохин, в жизни систем действует закон «функция определяет структуру», то различие между структурами искусства и философии объясняется различием ия упомянутых функций: поскольку культура в ее целостной жизни объединяет духовное начало с материальным, рациональную актив­ность интеллекта— с его эмоциональной энергией, сознательную деятельность человека — с бессознательной активностью психики, субъектно-объектное отношение — с межсубъектным, представить такую «амальгаму» во всей полноте и живой пульсации, в единств социально-исторического содержания и индивидуальной конкрет­ности его психологического преломления способна только художе ственно-образная структура. Точно так же адекватное представле­ние о внешнем мире, природном и социальном, безличном и внеч эмоциональном, лишенном духовного содержания и субъективного смысла, может дать только философия на языке теоретических аб стракций. Философия, как и наука, опирается на работу левого п лушария головного мозга, но широко пользуется метафорами, кот рые ей предоставляет правополушарная образная структура, а ис кусство, напротив, силой интеллекта перерабатывает и обобщае плоды деятельности правого полушария, превращая образное отра

жение реальности в ее преображение силой воображения и его наиболее активной формы — фантазии.

В особых исторических ситуациях, при определенных состояниях культуры оказываются возможными и необходимыми синтетичес­кие художественно-философские структуры — это прежде всего мифы, в которых сознание и самосознание культуры были еще не­разделимы, далее — после обретения самостоятельности сознания и самосознания — периодические поиски их взаимосвязи в творче­стве древнегреческих драматургов, ренессансных поэтов и живопис­цев (от Данте и Джотто до Петрарки и Рафаэля), художников-мыс­лителей эпохи Просвещения Дидро и Вольтера, Лессинга и Свифта, представителей экзистенциалистской культуры XX в. Сартра и Камю, Карне и Антониони. Вместе с тем уже в XIX в. в так называемой «философии жизни» стала развиваться тенденция «самоотречения» философии от врожденной ей дискурсивности и стремления преоб­разиться, как в сочинениях С. Кьеркегора и Ф. Ницше, в род художе­ственной публицистики, противопоставленный «устаревшему» клас­сическому дискурсу философов-просветителей и их великих наслед­ников — Г. Гегеля, О. Конта, Л. Фейербаха, К. Маркса. В XX в. торжество индивидуалистической свободы мышления и творчества привело к хаотическому соседству в модернистской и постмодерни­стской культуре всех возможных модификаций взаимоотношений искусства и философии — от их обоюдно-равнодушного, если не пре­зрительного, противостояния до «охудожествления» философии, с одной стороны, и «философизации» искусства — с другой. В конце прошло­го столетия эти процессы затронули нашу культуру, породив скеп­тическое отношение к самой возможности определить сущность фи­лософии и искусства, а-тем самым и существо их взаимоотношений.

Однако исторический анализ показывает, что изменение этих взаимоотношений в той же мере определяется исторической дина­микой культуры, что и их самоопределение в ходе распада мифоло­гического сознания. А это значит, что нынешняя ситуация не явля­ется конечной и вечной, дальнейшее развитие культуры предъявит искусству и философии свои требования, и задача культурологии состоит в том, чтобы понять, каким будет этот призыв. Представ­ляется, что будущее культуры связано с преодолением нынешнего хаоса и восстановлением на основе усвоения всех достижений куль­туры XX столетия того тысячелетиями апробированного «разделе­ния труда» между философией и искусством, которое необходимо для полноценного выполнения ими их исконных функций. Видимо, при всем многообразии возможных форм их взаимодействия и вза­имопроникновения философия должна оставаться философией, а ис­кусство — искусством.

Роль культуры во временной плоскости состоит в том, чтобы заменить утративший силу механизм генетического кодирования и передачи из поколения в поколение программ поведения и дея­тельности своими созданиями — предметными носителями, храни­телями и трансляторами накапливаемого человечеством культур­ного опыта. Этот опыт охватывает все основные аспекты челове­ческой деятельности: в него входят знания о мире, о человеке и о самом знании; ценности, приписываемые всему сущему, и вне' куль­туры, и в ее собственном пространстве; проекты, предназначенные для претворения в жизнь как идеальные предвосхищения плодов деятельности, но остающиеся мечтами, фантазиями, невыполнимыми «моделями потребного будущего»; формы общения, способные объе­динить людей общими ценностями, проектами, знаниями; художе­ственные о,бразы, в процессе создания которых сливаются воедино все четыре вида деятельности и которые становятся одновременно и нераздельно знаниями-ценностями-идеалами-способами общения.

Что касается механизма реализации культурой внегенетичес-кого наследования, то он может быть описан двумя структурами. Первая представляет процесс передачи информации из поколения в поколение с помощью деятельности «опредмечивания» и «рас­предмечивания», по терминологии Г. Гегеля — К. Маркса. Они связаны с существованием самих культурных предметов, которые играют роль «генов культуры», поскольку в их материальных «те-, лах» закодированы имматериальные данные — информация не только о том, зачем и как нужно оперировать предметом (ложкой, вилкой, ножом, топором, серпом, ружьем, автомобилем, компьюте­ром...), но и о том, почему те или иные предметы необходимы людям, как они будут соотноситься с другими предметами в куль­турной нише, в которой живут отдельный человек, группа людей, народ, человечество в целом. Следовательно, в жизни культуры каждый предмет двунаправлен: в пространстве культуры его на­правление определяется удовлетворением потребностей современ­ников, во времени культуры — порождением потребностей по-, томков и общим развитием их интеллекта, тезауруса, духовного мира (рис. 3.7).

Эта схема иллюстрирует не только наличие трех модусов су­ществования культуры, но и взаимопревращения одного модуса в другой. В самом деле, человеческая модальность, в которой культура выступает как целостное единство не наследуемых и не врожденных духовных качеств, а таких, которые обретаются человечеством в ходе его исторического развития и каждым индивидом • — в ходе усвоения, освоения и присвоения более или

Человек как творение культуры и соучастник ее творчества

Деятельность

опредмечивания и общения

Человек как творец культуры

Предметное бытие культуры

Деятельность

распредмечивания и общения

Рис. 3.7. Внегенетическое наследование с помощью деятельностей «опредмечивания» и «распредмечивания»

менее широкого круга накопленных предками знании, ценностей,

идеалов и умений, — участвует в практической деятельности и в процессе ее превращается в деятельностную модальность, где куль­тура предстает в виде выработанных человечеством, каждым его подразделением и каждым индивидом способов предметной де­ятельности. Ее плодом становится предметность культуры, в кото­рой она обретает независимое от своих создателей, самостоятельное существование, делая возможным распредмечивание опредмеченно-го в ней интеллектуального и духовного содержания: знаний, ценно­стей, идеалов, умений, потребностей, интересов. Тем самым содержа­ние предметов культуры превращается в ее человеческую модаль­ность, обогащая ее воздействием новых и новых предметов.

Так культурные предметы становятся способными не только удовлетворять потребности людей, для которых они создаются, но и становятся «ненаследуемой памятью человечества», «генами куль­туры», в которых кодируется и транслируется из поколения в поко­ление вырабатываемый людьми опыт. Функционирование культу­ры превращается в ее развитие, треугольник предстает, как мы видим, классической диалектической спиралью.