Историческая судьба младограмматизма

   В последней трети XIX – начале XX в. в различных европейских странах (в первую очередь Германии) появляется ряд работ, посвященных грамматикам различных языковых групп, образующих индоевропейскую семью языков, а также историческим грамматикам отдельных языков. Своеобразным итогом этой работы стал шеститомный труд К. Бругмана и Б. Дельбрюка «Основы сравнительной грамматики индоевропейских языков», вышедший в свет в 1886–1900 гг. В этой работе собраны данные почти по 70 языкам и диалектам. Первый и второй тома, посвященные фонетике, слово– и формообразованию, были написаны К. Бругманом, три последующих тома, в которых рассматривались проблемы синтаксиса – Б. Дельбрюком^[49]. Ими и их коллегами, по признанию подавляющего большинства исследователей, сравнительно-исторический метод был в своих наиболее существенных чертах доведен до совершенства и приобрел ту форму, которую сохраняет в основном до наших дней, хотя, конечно, лингвистика XX в. внесла в него свои коррективы. Вместе с тем продолжалась и разработка методологических основ младограмматической концепции, среди которых основное место занял вопрос о «звуковых законах».    Выдвинутый в «Манифесте младограмматиков» тезис о безысключительном характере звуковых законов, которые, по мнению особенно пылких сторонников младограмматизма, должны были действовать подобно законам природы, «со слепой необходимостью», стал объектом острой критики уже с момента зарождения младограмматического направления, и подвергся корректировке достаточно быстро. Еще Е Пауль в рассмотренном выше сочинении признавал, что о звуковых законах нельзя говорить в том смысле, в каком термин «закон» применяется в естественных науках: «Фонетический закон не говорит о том, что должно происходить снова и снова при наличии определенных условий общего характера; он только констатирует однородность определенной группы известных исторических явлений». Аналогичным образом высказался в том же 1880 г. и Б. Дельбрюк: «Язык слагается из действий людей, и, следовательно, фонетические законы относятся не к учению о закономерности явлений природы, а к учению о закономерности человеческих действий, кажущихся произвольными». Вместе с тем Дельбрюк также настаивал на том, что «фонетический закон и аналогия являются двумя факторами, совместное действие которых определяет внешний облик языка». Обращали внимание представители младограмматического направления и на столь волновавшую А. Шлейхера проблему реконструкции праязыка. Хотя в «Манифесте» Остхофа и Бругмана и содержался призыв покинуть «душную, полную туманных гипотез атмосферу мастерской, где куются индоевропейские праформы», и выйти «на свежий воздух осязаемой действительности и современности», они отнюдь не собирались отказываться ни от понятия праязыка, ни от самой методики реконструкции, хотя и внесли в нее ряд уточнений.    Младограмматики уже не пытались «восстановить» праязык в собственном смысле слова и тем более создавать на нем тексты. Сами праформы были провозглашены выражением меняющихся воззрений ученых на объем и характер того, что отдельные языки унаследовали от общего предка, т. е. в них стали видеть своеобразные формулы, отражающие результаты проведенного анализа. Затем было пересмотрено и представление о нем как о монолитном единстве и было признано, что, как и в подавляющем большинстве всех языков, в нем должны были существовать диалектные различия (здесь младограмматики в определенной степени развивали взгляды И. Шмидта, о которых будет сказано ниже). Наконец, отмечалось и то обстоятельство, что индоевропейский праязык прошел долгий путь развития, что ставит вопрос об относительной хронологии восстанавливаемых явлений, т. е. о том, является ли реконструируемое слово более древним или более новым по отношению к другому.    Аналогично обстоит дело и внутри слов, так как встречающиеся в них звуки могли развиваться с разной скоростью, и т. д. Общее мнение младограмматиков по рассматриваемому вопросу выразил Б. Дельбрюк: «То, что когда-то существовал пранарод, а, следовательно, также праязык, является несомненным; спрашивается только, что мы можем знать об этом последнем» (подчеркивая при этом, однако, что «полностью отказываться от восстановления праформ было бы ошибочным» и «нужно приветствовать каждое предложение об улучшении метода реконструкции»). Касались младограмматики и вопроса «смешения» языков, признавая отсутствие наличия четких границ между диалектами, что стало основной проблемой создававшейся на рубеже XIX–XX вв. лингвистической географии.    Однако многие проблемы, крайне важные для науки о языке, например, типологическое изучение языков^[50], разработка системной методики описательного анализа, социальная обусловленность языка и др., по существу, находились на периферии научных интересов «классического младограмматизма» (прежде всего Лейпцигской школы). Поэтому критика по его адресу, звучавшая уже в последней трети XIX в., еще более усилилась к началу следующего века, предвещая потерю младограмматиками господствующего положения в лингвистике.