15. Даша Бу 1) Статья Жуковского «о баснях и баснях г.Крылова».

Если коротко, то Жуковскому Крылов понравился ☻

В статье говорится о первом сборнике басен Крылова, который был напечатан в 1808. Получилась у Жуковского своего рода развернутая рецензия, но с уходами в глубинные анналы истории.

Начинает Жуковский с определения басни как таковой. Стихотворный рассказ происшествия, в котором действующими лицами обыкновенно бывают или животные, или твари неодушевленные. Цель — впечатление в уме какой-нибудь нравственной истины. Истину, можно конечно и просто так сказать, но будет неэффективно. В одно ух влетает, в другое – вылетает, царапая корку мозга. То есть умом понимаешь, а глубже не проникает. Но если эту мысль украсить образами, алегорями, поэзией, то она станет восприниматься и разумом и душой и станет понятней. «Та же самая истина, представленная в Действии и, следовательно, пробуждающая в нас и чувство и воображение, принимает в глазах наших образ вещественный, запечатлевается в рассудке сильнее и должна сохраниться в нем долее».

Действующие лица в басне не люди по 4 причинам:

1. Особенности характера каждого животного. Волк – злой, лиса – хитрая, осел – тупой.

2. Удовольствие читателя сравнивать реальный мир и мир вымышленный, басенный, искать там параллельки. Отсюда моральная привлекательность.

3. Пощада самолюбию. На животных можно посмотреть со стороны, об упреках людям прямо не говорится. Пример воспринимается объективно. Если б людям сказали, мол есть человек вот с такими пороками, они бы закрылись

4. Прелесть чудесного. Фантастика в принципе привлекательней, чем сухой реальности.

Происхождение басни: Жуковский опровергает идею о том, что баси придумали рабы, чтобы не говорить хозяевам правду в глаза, потому что свободным людям тоже приходится обходить острые углы в угоду самолюбию, ибо это еще более страшный тиран. Он считает, что басни родились из аллегорий, произнесенных философами и ораторами.

Три этапа развития басни:

1. Риторический способ сравнения, оборот речи,

2. Один из действительнейших способов предложения моральной истины для оратора или философа нравственного. Такими мы называем басни Эзопа, Федра и Лессинга.

3. Басня стихотворная. Гораций, Лафонтен и его подражатели.

Басни прозаические: краткие, лишенные изысканности, чтобы не отвлекать на нее внимание; язык самый простой; характеры у героев не персонифицированные. Главное – мораль. Образы – тонкое покрывало морали.

Басни стихотворные: цель ее: нравиться воображению, образуя рассудок и сердце. Изыски делают басню привлекательней. Животные не просто животные, но и тот тип людей, который под ними подразумевается. Это должно угадываться. Задача – завладеть вниманием, тронуть чувство и вдолбить мораль.

Жуковскому определенно больше нравится стихотворная форма, поэтому про нее он дальше и рассуждает. Считает Лафонтена гением. Характер басни зависит от характера баснописца, так вот, Лафонтен был добродушным, простым, открытым, близким к природе, именно таким и должен быть, по его мнению, истинный баснописец-поэт. В общем, поэт-одуванчик, чистый, наивный, с полной богатой душой и проч. В своих баснях рассказывает будто о мире, который безумно любит, и хочет, чтобы читатель также его полюбил (здравствуй, дедушка Толкин), ему весело говорить, поэтому слог легкий, приятный, без натяжек. И вообще, Лафонтен во все это верит. Непринужденно соединят высокое с простым. Например, описывает бойню голубей и ястребов («Ястреба и голуби» соответственно) как эпическое сражение.

В России было два известных баснописца, это Дмитриев и Крылов. Они оба тырили сюжеты у Лафонтена. Но Жуковский их не осуждает, потому что переводить стихи это тоже творчество, а не механическая работа. Прекрасное редко переходит из одного языка в другой и приходится поэтому создавать его заново. Дмитриев переводил очень близко к тексту и, Ж считает, что здорово переводил, а у Крылова было полно самодеятельности, которая тоже приводит Ж в восторг.

Далее он сравнивает французский текст Лафонтена с двумя русскими вариантами. Дмитриева хвалит, а Крыловым восхищается, что тот сумел, отойдя от теста, написать также хорошо. Если б Лафонтен родился русским, он написал бы также. УКрылова он находит те же качества, что и у Лафонтена (см выше)

Лучшими баснями из XXIII, имеющих каждая свое достоинство, почитаем следующие: «Два Голубя», «Невеста», «Стрекоза и Муравей», «Пустынник и Медведь», «Лягушки, просящие царя». Вот эти басни здорово было бы прочитать, но перескажу. В «двух голубях» два голубя очень дружили, все у них было прекрасно, потм одному захотелось странствовать, он улетел, его чуть не убил ястреб и пришлось лететь обратно. Разночтения с Лафонтеном у Крылова в конце:

у Дмитриева

О вы, которых бог любви соединил, Хотите ль странствовать? Забудьте гордый Нил И дале ближнего ручья не разлучайтесь. Чем любоваться вам? Друг другом восхищайтесь; Пускай один в другом находит каждый час Прекрасный, новый мир, всегда разнообразный. Бывает ли в любви хоть миг для сердца праздный? Любовь, поверьте мне, все заменит для вас. Я сам любил — тогда за луг уединенный, Присутствием моей любезной озаренный, Я не хотел бы взять ни мраморных палат, Ни царства в небесах... Придете ль вы назад. Минуты радостей, минуты восхищений? Иль буду я одним воспоминаньем жить? Ужель прошла пора столь милых Обольщений, И полно мне любить?

У Крылова

Кляня охоту видеть свет, Поплелся кое-как домой без новых бед... Счастлив еще: его там дружба ожидает! К отраде он своей, Услугу, лекаря и помощь видит в ней; С ней скоро и беды и горе забывает. О вы, которые объехать свет вокруг Желанием горите, Бы эту басенку прочтите И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг: Что б ни сулило вам воображенье ваше — Не верьте, той земли не сыщете вы краше, Где ваша милая и где живет ваш друг.

Крылов поставил одно имя дружбы в противоположность живой картине страдания, и вы спокойны насчет печального странника. Поэт дал полную волю вашему воображению представить вам все те отрады, которые найдет голубок его, возвратившись к своему другу.

Далее приводит цитирует «стрекоза у муравей», но думаю, сюжет помните (лето красное пропела, оглянуться не успела, а уже пришла зима).

Лягушки, просящеие царя: лягушки выпросили у Юпитера царя, он им скинул в болото чубан, которого они долго боялись, а потом на шею сели. Ж восхищается слом: «Что ходенем пошло трясинно государство...» -живопись в самых звуках! Два длинных слова: ходенем и трясинно прекрасно изображают потрясение болота. Легкость слога и «Поэзия», т.е. умение изображать вещи так, чтобы они казались реальностью. Короткие слова в строчке «В испуге пометались, Кто как успел, куда кто мог» имитируют прыжки лягушек.

«Пустынник и медведь»: Человек жил один в пустыне, было ему грустно, подружился с медведем (не спрашивайте, откуда в пустыне медведь), гуляли они, гуляли, пустынник решил поспать, а медведь по-дружески так прихлопнут муху у него на лице здоровенным булыжником (сразу Балу вспомнился в речке, с пузиком). Здесь тоже длинна слов влияет на восприятие. Все эти слова: Мишенька, увесистый, булыжник, корточки, переводит, думает, и у друга, подкарауля, прекрасно изображают медлительность и осторожность: за пятью длинными, тяжелыми стихами следует быстро полустишие: Хвать друга камнем в лоб.

И, подытоживает Ж: Слог Крылова кажется нам в иных местах растянутым и слабым (зато мы нигде не заметили ни малейшей принужденности в рассказе); попадаются погрешности против языка, выражения, противные вкусу, грубые и тем более заметные, что слог вообще везде и легок и приятен.