2)Тема поэта и искусства поэзии в лирике Пушкина.

Тема поэта и искусства поэзии в лирике Пушкина.

Понимание роли поэта и назначении поэзии у П. менялось по мере развития его мировоззрения.

В лицейских стихах П. то поэт-мечтатель (как Жуковский), то поэт-эпикуреец (как Батюшков). Одновременно поэзия имеет для П. общественную значимость. «Лицинию»: «Воспоминания в Царском селе»: Да снова стройный глас героям в честь прольется,//И струны гордые посыплют огнь в сердца,//И ратник молодой вскипит и содрогнется//При звуках бранного певца.

К началу 20-х гг. П. – поэт-гражданин. («Вольность» (1817): Хочу воспеть Свободу миру,//На тронах поразить порок., «К Чаадаеву» (1818), «Деревня», «Кинжал»).

В сер. 20-х гг. П. задумался об отношениях поэта и народа («Б. Годунов»), но понятие «народ» для него еще неконкретно.

Углубляется историзм (это когда под движущей силой понимают народ). П. стоит на позициях реализма. («Разговор книгопродавца с поэтом», 1824. Скорее всего, это два голоса Пушкина. Речь идет о трех сферах жизни поэта: поэт как обычный человек, поэт-созидатель и поэт как профессия).

Поэтической декларацией стало стихотворение «Пророк» (1826), посвященное нравственному долгу поэта. Для П. поэзия имеет божественное происхождение и назначение. Пушкин ассоциирует свой лирический облик с образом пророка. Использует откровение пророка Исайи. Взял образ шестикрылого серафима с горящим углем, который осуществил обновление пророка. Но у П. показано не очищение, а перерождение, которое происходит последовательно. Оно дано как пробуждение всех творческих сил поэта, как посвящение в таинство творчества. Этот процесс полон муки и боли. Но в результате пророк всеведущ: все стихии бытия ему открыты. У П. пророк, как Библии, - прорицатель, обличитель общественного зла, носитель правды, защитник народа. Но с этим сочетается сознание высокого поэтического долга. Поэт получает свое оружие – слово.

В конце 20-х гг. у П. возникает вопрос о взаимоотношениях поэта и общества. По этому вопросу намечаются противоречия. С одной стороны, стихотворение «Поэт» (1827) (апеллирует к античной традиции) продолжает «Пророка»: Душа поэта встрепенется,//Как пробудившийся орел. Поэт предстает в стихотворении сложным существом, отмеченным Богом, наделенным частью его творящей силы, но в то же время обычным, земным человеком. Перемены начинаются в нем лишь тогда, когда Бог посылает ему вдохновение. Поэт преображается — это уже не один из многих людей, втянутых в повседневную суету, а человек необыкновенный: его слух становится чутким, он способен услышать “божественный глагол”. Прежнюю жизнь он оценивает как “забавы мира”, людская молва его угнетает — он готовится произнести новые слова о мире. Это уже не молва, а слова поэта, в котором нет ничего обыденного, пошлого. Но с другой – в ст. «Поэт и толпа» (1828) и «Поэту» (1830) поэт противопоставляется обществу. «Поэт и толпа»: Не для житейского волненья,//Не для корысти, не для битв,//Мы рождены для вдохновенья,//Для звуков сладких и молитв; «Поэту»: Поэт! не дорожи любовию народной. Он становится гордым, “диким и суровым”, то есть погружается в себя, в свои творческие думы. Поэт не может творить, находясь среди обычных людей, в мирской суете. Вдохновение требует одиночества, свободы от повседневности. В ст. “Поэту” Пушкин утверждает: поэт заканчивается тогда, когда начинает творить с оглядкой на мнение “толпы”. Никто не должен вторгаться в мир поэта. Это мир пустынный, “безлюдный”.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной/Иди, куда влечет тебя свободный ум,/Усовершенствуя плоды любимых дум/,Не требуя наград за подвиг благородный.

Если поэт доволен своим произведением — а это может быть “приговором” “высшего”, самого строгого и пристрастного — собственного! — суда, ему кажутся смешными все попытки толпы охаять его. Она не сможет осквернить поэта, внушить ему недоверие к самому себе:Доволен? Так пускай толпа его бранит//И плюет на алтарь, где твой огонь горит//И в детской резвости колеблет твой треножник.

Твердость, решительность, взыскательность, презрение к “суду глупца”, к наградам и почестям — вот те качества, которые Пушкин считает обязательными для всех поэтов. Поэт слышит весь мир и должен быть глух только к мнению “непосвященных”. Эта тема вызвана нарастающим разладом П. с обществом, светом. Одиночество поэта подчеркивает даже эпиграф: «Прочь, непосвященные». Поэт обличает «чернь тупую».

Критик Писарев осмеял эти строки как обращенные к народу, позднее А. Блок подчеркивал, что «было бы неправильным думать, будто под чернью П. мог разуметь простой народ». К слову «чернь» П. часто присоединяет эпитет «светская». Это привилегированный слой, не обладающий духовностью, думающий о собственном благополучии и требующий пользы искусства. Эти требования воспринимаются поэтом как дидактизм поэзии, как покушение на независимость поэта. К тому же пороки черни уже неискоренимы. Тургенев: «Дело еще было в том, что время требовало другого поэта» (не эхо всего и вся, а поэта мести и печали, которым стал Некрасов).

Понятия «народ» и «чернь» диаметрально противоположны. П. был лишен возможности непосредственно обратиться к народу. Но он всегда осмысливал роль народных масс в истории. В стихотворении «Памятник» П.устраняет все противоречия. Поэт должен быть с народом даже тогда, когда народ его еще не понимает.

“19 октября” (1825): Служенье муз не терпит суеты;//Прекрасное должно быть величаво...

В “Элегии” («Безумных лет угасшее веселье…») (1830) именно с творчеством поэт связывает грядущие “наслажденья”, которые помогут ему преодолеть усталость от жизни, настроения тоски и отчаяния: И ведаю, мне будут наслажденья//Меж горестей, забот и треволненья://Порой опять гармонией упьюсь,//Над вымыслом слезами обольюсь...

Поэт бежит от мирской суеты “на берега пустынных волн, // В широкошумные дубровы...”— символы покоя и уединения, - чтобы стал “звучнее голос лирный, // Живее творческие сны”. Услышать мир и выразить его в слове можно только вдали от людского шума и мелких житейских забот. Позднее, в стихотворении “Эхо” (1831) Пушкин создал емкую метафору поэта, в которой выразил закон его существования в мире: поэт — эхо мира — слышит и отражает все его звуки, но самого поэта не может выразить никто. (Ты внемлешь грохоту громов,//И гласу бури и валов,//И крику сельских пастухов —// И шлешь ответ;//Тебе ж нет отзыва... Таков//И ты, поэт!)

Поэт, подчеркнул Пушкин, — существо двуприродное: он связан с землей, но он же, как сказано в стихотворении “Поэт и толпа”, — “сын небес”. Земное слито в нем с небесным, с тем, что даровано Богом.

Именно верность этим принципам ведет поэта к бессмертию. Оглядываясь на свой творческий путь в стихотворении “Я памятник себе воздвиг нерукотворный...” (1836), Пушкин был особенно горд тем, что соответствовал высокому идеалу поэта, провозглашенному в поэтических манифестах. “Слово” и “дело” поэта совпали. Чеканная последняя строфа стихотворения подводит итог пушкинским размышлениям о свободе и звучит как завещание русской поэзии: Веленью божию, о муза, будь послушна,//Обиды не страшась, не требуя венца;//Хвалу и клевету приемли равнодушно//И не оспоривай глупца.