2. Августин — крупнейший философ периода патристики

Совокупность теологических и философских доктрин ранних христианских мыслителей получила в истории культуры название патристики (от греч. и лат.— отец), т.е. учения отцов церкви. Одним из самых известных ее представителей на Западе стал Августин Блаженный, т.е. святой (354—430). Дело в том, что, формируясь в условиях античной культуры и под значительным влиянием античной философии, христианство в то же время конкурирует с позднеантичными мировоззренческими философскими и религиозными системами, например манихейством. Это противоборство требовало обоснования и доказательства своих позиций. Последним и объясняется в конечном счете столь массированное включение в христианскую традицию элементов рациональной рефлексивной аналитики, приобретшей там форму теологии (богословия). Соответственно, Бог становится исходным и конечным пунктом рассуждений философии Августина. Основная трудность, с которой он столкнулся, заключалась в том, что библейская картина мира, догматы Ветхого завета в целом ряде пунктов приходили в противоречие с античным мировоззрением. Таким был, например, догмат творения, согласно которому Бог за конечное время — шесть дней — создает «из ничего» весь природно-человеческий мир. «Идея о сотворении мира из ничего, как учит Ветхий завет,— писал Б.Рассел,— была совершенно чужда греческой философии. Когда Платон говорит о сотворении мира, то он представляет себе первичную материю, которой бог придает форму; то же самое верно и относительно Аристотеля. Их бог не столько творец, сколько мастеровой или строитель. По их мнению, субстанция вечна и несотворима и только форма обязана своим существованием воле бога. Выступая против этого воззрения, св. Августин, как и подобает всякому ортодоксальному христианину, утверждает, что мир был сотворен не из некоей определенной материи, а из ничего. Бог сотворил не только порядок и устройство, но и самую субстанцию» [5].

Осмысливая подобного рода противоречия, Августин обращается, соответствующим образом перетолковывая их, к идеям платонизма и неоплатонизма. В противоположность неоплатонизму, рассматривавшему абсолют как безличное единство, Августин истолковывает Бога как личность, сотворившую конечный мир из своей добровольной склонности. Платоновские идеи из самостоятельных, бестелесных и неизменных родов бытия превращались в предвечные мысли Бога-творца.

Одной из проблем, инициированной «столкновением» библейской и философской античной картин мира, для Августина стала проблема времени. «Разве не обветшали разумом те,— писал он в «Исповеди»,— кто спрашивает нас: "Что делал Бог до того, как создал небо и землю?". "Если Он ничем не был занят, — говорят они,— и ни над чем не трудился, почему на все время и впредь не остался Он в состоянии покоя, в каком все время пребывал и раньше? Если же у Бога возникает новое деятельное желание создать существо, которое никогда раньше Им создано не было, то что же это за вечность, в которой рождается желание, раньше не бывшее? Воля ведь присуща Богу до начала творения: ничего не могло быть сотворено, если бы воля Творца не существовала раньше сотворенного. Воля Бога принадлежит к самой субстанции Его. И если в Божественной субстанции родилось то, чего в ней не было раньше, то субстанция эта по справедливости не может быть названа вечной; если вечной была воля Бога творить, почему не вечно Его творение?"» [1].

Августин, таким образом, приводит аргументы, которые могли и действительно формулировались критиками христианской доктрины с позиций античной философии, в частности физики Аристотеля. По Аристотелю, время вечно, а его мерой является движение небесной сферы. Иными словами, время неотделимо от материи, выступает как ее свойство. Опровержение всему этому Августин находит в Библии: «Пусть не говорят мне, что время есть не что иное, как движение тел небесных. Ибо когда и Иисус Навин остановил солнце при помощи божией, чтобы довершить победу над врагами, то солнце прекратило свое движение; время же не прекращало своего течения, потому что эта брань была довершена именно в продолжение того времени, которого недоставало в этот день, но которое необходимо было для окончания битвы» [2]. (Кстати, данный аргумент был использован в XVI в. Мартином Лютером против гелиоцентризма Коперника).

«Что же такое время?» — ставит Августин вопрос. И смысл его ответа в том, что время представляет собой факт, форму нашего сознания. «Если никто меня об этом не спрашивает,— писал он,— я знаю, что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему — нет, не знаю. Настаиваю, однако, на том, что твердо знаю: если бы ничто не проходило, не было бы прошлого времени; если бы ничего не было, не было бы и настоящего времени. А как могут быть эти два времени, прошлое и будущее, когда прошлого уже нет, а будущего еще нет?» [1]. Вывод его в том, что правильно было бы говорить о настоящем прошедших предметов, настоящем будущих предметов. Время субъективно. Оно существует в человеческом уме, который созерцает, надеется и вспоминает. А отсюда следует, что времени без сотворенного существа быть не может, а значит, бессмысленно говорить о времени до сотворения мира.

Еще одна развивавшаяся Августином тема, получившая впоследствии название теодицеи (от греч.— бог и справедливость), это оправдание бога за допускаемое им в мире зло. Решение Августина состояло в том, что зла самого по себе не существует, зло — это минимум добра. Бог вседобр, он есть абсолютное добро. И хотя в материальном мире добра ничтожно мало, но все же оно присутствует и здесь. Основание для данных рассуждений можно увидеть в том, что, как и любая оценка, оценка чего-либо с позиций добра и зла относительна. Любое зло в каком-то отношении, конечно, всегда будет содержать аспект добра, как справедливо и то, что добро и зло — соотносительные понятия, т.е., подобно полюсам магнита, одно не существует без другого.

С теодицеей тесно связан вопрос о свободе воли, свободе выбора. В христианской теологии он тоже стал одним из основных. Например, современным православным публицистом этот вопрос трактуется следующим образом: «Христианства нет без свободы. В том числе без свободы делать зло и отвергать Бога. Часто спрашивают: почему Бог не создал всех людей изначально хорошими, почему он не заставляет их поступать, как Он хочет? Все мыслящие существа, даже Сатана, были созданы добрыми, но имеющими свободу сделать выбор в пользу зла. Такой выбор стоит и перед каждым человеком. Богу не нужна подневольная любовь, любовь из страха или по принуждению, если таковою вообще можно назвать любовь. Он создал нас Своими детьми, а не рабами или наемниками, любя нас, ждет от каждого свободной любви к Нему» [6].

Иное решение предлагал Августин. Свободны в выборе были лишь первые люди, но Адам выбрал зло, вкусив плод от «древа познания добра и зла». Поэтому с момента грехопадения люди предопределены ко злу. Даже стараясь делать добро, люди невольно творят зло. Их посмертная судьба, загробное спасение совершенно не зависят от стремления избегать зла и творить добро в земной жизни. Ко спасению предназначены только немногие избранные, что определяется немотивированным решением Бога, обязано «божественной благодати». Свою трактовку божественного предопределения Августин развивал в полемике против монаха Пелагия (пелагианство вскоре было осуждено церковью как ересь), взглядам которого на свободу воли вполне соответствует вышеприведенное суждение современного теолога. Впоследствии, уже в XVI—XVII вв., доктрина божественного предопределения, правда в трансформированном виде, стала краеугольным камнем «протестантской этики» — религиозно-этического комплекса, с которым крупнейший социолог Макс Вебер (1864—1920) связывал возникновение капитализма [3].

В учении Августина была поставлена еще одна проблема, обсуждение которой сыграло в средневековой философии и культуре исключительно важную роль. Эту проблему, в разных ее поворотах, можно представить в виде вопросов о соотношении религии и философии, религии и науки, веры и знания, наконец, теории «двух истин». Августин утверждал, что вера первична, именно она является источником знания и понимания. Его тезис: «Верь, чтобы понимать».