Хрестоматия по синтаксису

которого — функция (отсутствующего) подлежащего, хотя и имплицитно, косвенно, но выражен одним из элементов словесного состава предложения «Вам здесь нравится?», оно и воспринимается как полное. Импликации, о которой идет речь, явным образом недостаточно не только для того, чтобы наречие здесь утратило функциональный статус пространственного конкретизатора (обстоятельства) и превратилось в подлежащее, но и для того, чтобы наречие здесь оказалось хотя бы исходным компонентом («темой») в плане теморематического членения высказывания (во всяком случае, если здесь не занимает к предложении первого места). Тем не менее, рассматривая глагол нравиться как «имя ситуации», мы обнаруживаем в предложениях с этим глаголом и пространственным конкретизатором, начиная с местоименного, «материальные» указания на оба обязательных члена отношения «нравиться» — как на субъекта, переживающего это отношение как свое эмоциональное состояние, так и на объект, явление действительности, которое вызывает соответствующее состояние.

Главный вывод, к которому подводит обсуждение некоторых предложений с глаголом нравиться, состоит в следующем: для анализа бесподлежащных предложений «безличного» типа существенное значение имеет учет семантических импликаций, которые выступают как свойство соответствующих языковых образований и комплексе их свойств. Последние охватывают наряду с синтактикоморфологическими признаками <…> также лексико-семантическую квалификацию моноцентрически ядерного (сказуемного) синтаксически (единственно) главенствующего члена предложения. Ситуационный и / или собственно речевой контекст не проецирует <…> «добавочные» элементы в семантическую структуру предложений типа (Мне) нравится (здесь), а может только конкретизировать значения тех переменных, которые представляют собой постоянные элементы семантической структуры таких предложений. <…> На этом этапе рассуждения уже возникает повод проследовать далее по пути анализа отношений совокупного мыслительного содержания языкового синтаксического образования, его итогового семантического эффекта и репрезентирующего это содержание набора непосредственно представленных в высказывании-предложении языковых средств с их взаимоувязанными формами и всеми их значениями. <…>

Термин «безличность» (глагола, предложения) понимается большинством языковедов как условный. Ср. точку зрения А. А. Потебни: «В понятие о глаголе непременно входит отношение к лицу»1, причем А. А. Потебня имеет в виду положительное отношение глагола в любой форме и при любом способе употребления к одному из значений; категории лица. А. М. Пешковский дает развернутую

1 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М., 1958. Т. 1–2. С. 91.

271

аргументацию значения 3-го л., свойственного безличным глаголам и личным глаголам в безличном употреблении в форме 3-го л. ед. ч., подчеркивая, что эта форма указывает на внешний по отношению к говорящему и слушающему мир, «являющийся для них 3-м л.»1; см. также ТФГ 19912. Закрепленность (не чисто формального) значения 3-го л. за сказуемым безличного предложения расходится с буквальным значением термина «безличность». Сущность семантико-функ- циональной специфики безличных предложении располагается не в плоскости их отношений к категории персональности а в характере связей заключенного в безличном предложении предикативного признака с его «логическим» (или «семантическим») субъектом, а следовательно, и в системе субъектно-объектных связей, проходящих через безличный предикат, в целом. Естественно, что такая постановка вопроса возвращает нас к «подлежащему» как противочлену «бесподлежащности». Что теряет и что приобретает в семантикофункциональном плане предложение, охарактеризованное комплексом перечисленных выше признаков, благодаря третьему из них, отсутствию подлежащего, признаку, очевидно, в первую очередь затрагивающему семантику структурной схемы предложения, какие особенности он ей придает?3 А. В. Бондарко определенным образом соотносит с «подлежащим» понятие «носителя предикативного признака». Последнее охватывает в качестве видовых, помимо подлежащего, случаи выражения неопределенно-, обобщенно- и опреде- ленно-личного субъекта (при глаголе-сказуемом в формах действительного залога), а также субъекта, побуждаемого к действию при императиве, флексией глагола в предложениях без подлежащего4 <…>. Подлежащему свойственно обозначать «независимую субстанцию», точнее — представлять, или интерпретировать, обозначаемую

1 Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С. 343.

2 Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость / под ред. А. В. Бондарко. СПб., 1991.

3 А. М. Пешковский писал, что в безличных предложениях «не может быть подлежащего по самому их строению». «Строение» вместе с тем нужно понимать не столько как формально-грамматическое, которое во многих случаях допускает введение подлежащего без каких-либо материальных преобразований «бывшего» безличного предложения, сколько как семантическое. Предложение «Вам нравится?», в частности, и потому но безличное, что его преобразование, например, в «Вам это нравится?» с точки зрения семантики его структурной схемы по существу ничего в нем не изменяет; сравнение же предложений «Вам здесь нравится?» и «Это вам здесь нравится?» (ср. также:

Мне это здесь не нравится) показывает существенное семантическое изменение: при эксплицитной выраженности (конкретизируемого контекстом) предмета, вызывающего определенную реакцию у субъекта восприятия, за наречием здесь остается функция чисто обстоятельственного распространителя минимально достаточной структурной схемы личного предложения.

4Особое место среди способов выражения «носителя предикативного признака»

А.В. Бондарко отводит конструкциям типа Человеку, написавшему это письмо…: От письма, написанного этим человеком…

272

субстанцию как независимую1. Это свойство подлежащего (носителя предикативного признака) взаимосвязано с его функцией одного из элементов двучленного подлежащно-сказуемного структурного ядра предложений, имеющих в своем составе такое ядро. Изложенная точка зрения противопоставляется позиции, согласно которой предложения типа Мне не спится; Меня мутит; Мне стало невмоготу не являются бесподлежащными, поскольку представленный в формах дательного или винительного падежа «носитель предикативного признака» подводится под понятие «подлежащего», свойство же безличности этим предложениям можно приписывать, только если понимать под ним — очевидно, имея в виду такие предложения, где наличествует имя в косвенном падеже, дающее основание усматривать в нем «носителя предикативного признака», — «отсутствие согласования между предикатом и дополняющим его именем»2.

А. А. Потебня, родоначальник понятия о «грамматическом мышлении» в отечественном языкознании, подверг специальному обсуждению вопрос о морфологическом воплощении «подлежащего» в русском языке, точнее — во флективных языках того типа, к которому принадлежит русский, где имеется склонение имен и грамматическое согласование сказуемного глагола с именительным падежом имени, ставящее это имя на особое место в структуре предложения. Он настаивал на том, что это, и только это, придает имени (или местоимению) статус подлежащего3. Мы принимаем точку зрения А. А. Потебни на подлежащее, имея в виду свойственную ему форму и формальное выражение его связи со сказуемым. Что же касается положения А. А. Потебни о «собственно язычном содержании» грамматических форм <…>, то следует считаться с двумя возможностями интерпретации микросистемы синтаксических элементов, образующих предложение, в плане отношений формально-синтак- сической структуры и той структуры, которую в современной терминологии принято именовать «семантическом», акцентируя при этом свойство ее универсальности и тем самым хотя и относительной, но все же независимости от грамматических форм предложения в конкретных языках. <…>

Подлежащее двусоставного предложения вместе со сказуемым образует его структурный центр. При определенном ракурсе рассмотрения с точки зрения большей самостоятельности носителя признака по отношению к признаку подлежащее представляется «центральнее», чем сказуемое, занимает в структурной иерархии членов предложения абсолютно вершинное положение. Распреде-

1 Бондарко А. В. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978. С. 60–62.

2 Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972. С. 61.

3 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М.,1958. Т. 1–2. С. 67–68, 72. 79–80, 342–343; М., 1968. Т. III. С. 372.

273

ление ролей компонентов центра таково, что к сказуемому направлены и на нем замыкаются синтаксические связи элементов остального состава предложения, включая подлежащее <…>, и в данном отношении сказуемое «центральнее» подлежащего. Вместе с тем именно при посредстве связей сказуемого со всеми подчиненными ему синтаксическими элементами связь сказуемого с подлежащим обращает на подлежащее как единственный структурно независимый член предложения (с субстанциальным категориальным содержанием) в качестве его признака призначное семантическое содержание группы сказуемого в целом. В этом и состоит смысл того, что подлежащее — не один из «актантов» при сказуемом и даже не «первый среди равных». Оно связано со сказуемым принципиально иначе, не зависимостью от него, а взаимозависимостью, в отличие от прочих связанных со сказуемым частей предложения. <…>

Обсуждая взаимоотношения языкознания и логики, А. А. Потебня писал: «в суждении логика не рассматривает процесса сказывания»1 <…>. В структурно-семантическом аспекте этого процесса, в плане развертывания семантики структурной схемы двусоставного предложения подлежащему принадлежит особая роль отправной точки и «несущего элемента» формируемой синтаксической конструкции. <…> Следует подчеркнуть, что подлежащее ставит обозначаемое им явление в положение семантического компонента, о котором нельзя сказать только, что ему «приписывается» предикативный признак. Чтобы его «приписать», его нужно сначала выявить, обнаружить в означаемом подлежащего. В этом структурно-семан- тическом <…> «шаге» речемыслительного процесса, отображаемого двусоставным предложением, заключено основание того, что в лингвистической литературе столь живуча склонность называть подлежащее (то, что оно обозначает) «источником» — «источником процесса», «источником состояния», даже «источником признака». Этот способ выражения вполне оправдан и приемлем, но только при одном непременном условии, а именно при условии, что «источнику» <…> не придается «онтологического» смысла. От «источника» отправляется «грамматическая мысль», приписывая ему посредством предикации признаки, которые она же в нем и открывает. В данной плоскости предложения с подлежащим, обозначающим активного агенса целенаправленной деятельности, типа Он пишет письмо, предложения пассивной формы типа Прибор разрабатывается лучшими специалистами и предложения с составными сказуемыми, передающими статические признаки, типа День был прохладный, друг от друга нисколько не отличаются.

<…> В безличном предложении выражение признака (действия, динамического или статического состояния) в сказуемной форме занимает позицию абсолютного структурно-синтаксического центра.

1 Потебня А. А. Указ. соч. Т. 1–2. С. 70.

274

Благодаря устранению подлежащего <…> предикативный признак представлен схемой предложения без «источника» в разъясненном выше структурно-семантическом, то есть «процессно-сказыватель- ном» смысле. В безличном предложении сказуемое репрезентирует значение свое и своей синтаксической группы в виде явления, существующего (осуществляющегося) «само по себе», не обнаруживаемого в чем-то, а «данного» непосредственно (откуда и отмечаемый некоторыми исследователями семантический эффект, состоящий в том, что «мысль сосредоточена на самом процессе», «все внимание сосредоточено на глаголе»1).

А. М. Пешковскому же принадлежит положение, что в безличном предложении «подлежащее устранено не только из речи, но и из мысли» (с. 342). Однако наряду с этим утверждается, что «сама по себе полная «бесподлежащность» для глагольных предложений2 так же невозможна, как и полная «безличность», и мотивируется это после указания на соотносительность подлежащных и бесподлежащных предложений так: «Сознанию того, что какая-то форма устранена, неизбежно должно сопутствовать и смутное представление о том, какая это была бы форма» (с. 343) <…>. Сопоставление этих двух мест в книге А. М. Пешковского вызывает известную настороженность по отношению к «устранению» подлежащего «из мысли». Признак <…> не может — с онтологической точки зрения, с необходимостью навязывающей себя мыслительному отображению действительности, — не быть чьим-то признаком. <…> Устранение подлежащего из структурной схемы безличного предложения и, следовательно, обозначаемого подлежащим явления не равносильно тем самым устранению сказуемно-предикатной функции, которая имеет здесь проекцию на «нечто» во внешней среде. Устранение «несущего элемента конструкции» <…> из изображения ситуации формой безличного предложения, из очерченного этим изображением «поля зрения», благодаря чему обозначаемое предикатом явление представляется как «данное», осуществляющееся «само по себе», и благодаря чему на нем, по выражению А. М. Пешковского, «сосредоточено внимание», не равносильно устранению того, от чего это явление <…> «проистекает», из мысли как познавательного образа реальной действительности. То, что сконцентрировано в «языковой мысли», если в это выражение вкладывать смысл интерпретационного компонента семантического содержания языкового образования, <…> есть образ образа, посредник на пути от мыслительного содержания, передаваемого высказыванием во

1 Пешковский А. М. Русский синтаксис… С. 357.

2 Понятие «глагольного предложения» охватывает у А. М. Пешковского предложения, включающие в свой состав связочный глагол, в том числе в «нулевой» форме. Мы придерживаемся той же точки зрения (ср., напротив: Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982. С. 156).

275

всей его полноте или, наоборот, на пути к этому мыслительному содержанию <…>.

<…> Когда мы рассуждаем о «внутренней форме» слова (живой, а не только этимологической), мы без колебаний рассматриваем ее «буквальный» смысл как посредника в репрезентации языкового (лексического) значения слова <…>. Распространяя положение об «образе образа» на структурно-синтаксические схемы с их абстрактной семантикой, мы считаем правомерной такую их трактовку, в соответствии с которой устойчивые, постоянно свойственные им смысловые импликации, как бы перебрасывающие мосты между микросистемами участвующих в образовании синтаксической конструкции элементов и элементами строения мысли, прямо обращенной к объекту отражения, устойчиво же закреплены в своем обоб- щенно-типизированном виде за соответствующими синтаксическими конструкциями. Эти импликации вместе с асимметрическими (вплоть до грамматической метафоризации) функциональными векторами наличных в предложении знаков (об этом подробнее ниже) и составляют «второй» слой, или компонент, языкового семантического содержания синтаксической конструкции. <…>

Асимметрия, расхождение между объективным содержанием мыслительного отображения действительности и способом его репрезентации, типическое для безличного предложения, состоит в том, что развертывание передаваемого безличным предложением образа от предикативного признака как «сольного» центрального компонента синтаксической схемы не совпадает со схемой развертывания элементарной мыслительной структуры от носителя предикативного признака<…>.

<…> Отвлечение совершается в доле отражения, которое в своем итоговом состоянии оказывается не в одно-однозначном отношении к отражаемому, но «в снятом виде» содержит в себе историю своего формирования и тем самым не утрачивает (не «устраняет» в смысле абсолютного отрицания) связи со своим исходным этапом, с «материалом» этого этапа, от которого оно отталкивается. То, от чего «собственно языковое» мыслительное содержание, непосредственно представляемое сознанию безличной структурно-синтаксической схемой, отвлечено, потенциально восстановимо обратным отвлечению движением рефлексии на отношение отражения к отражаемому, отношение, в котором всегда в том или ином виде присутствует элемент фантазии.

<…> В связи со сформулированным выше пониманием отвлечения от носителя предикативного признака, полагаемого безличной формой глагола во внешней по отношению к коммуникантам среде, он и входит, и не входит в семантическое содержание безличного предложения <…>. Процесс, о котором сообщает предложение Уже светает, охватывает прежде всего — в качестве «носителя» — небо, вначале (ср. уже) — его часть, близкую к горизонту, причем в вос-

276

точной стороне. Хотя все это «не говорится», соответствующая импликация вполне может обнаружить свою действенность и, следовательно, актуализируемую при некоторых условиях принадлежность к познавательному образу, который передается этим безличным предложением. Например, при таком продолжении, как Посмотри, начали проступать очертания далеких холмов, от адресата ожидается, что он посмотрит в направлении восточной части горизонта. Попутно заметим, что моменты образа «там» ‘светает’ и «то» ‘светает’ сближаются в представлении, поставляющем исходный материал для речемыслительной категоризации, до минимального смыслового расстояния, если и не сливаются, а категориальная обработка такого перцептивного материала посредством безличной схемы обходится без принудительной дифференциации этих моментов.

При характеристике безличных предложений часто указывается на то, что «источник» действия (его «причина» и даже «деятель»1) неизвестен и не может быть определен. Правильнее сказать, имея в виду общую массу безличных предложений разнообразных типов, что этот «источник» не называется в безличном предложении <…>. Нередки случаи, когда безусловно известный и достаточно определенный для потенциального прямого именования «источник» действия лишь выводится формой безличного предложения из «поля зрения» в некоторой точке повествования, но ясен из обрисованной контекстом ситуации. В особенности это касается одушевленных агенсов. прежде всего людей. Ср., например: Ох, и зачесались мужики, когда увидели Григория Карловича. — Шапки долой / — внезапно крикнул по-русски чудной офицер. Некоторые, кто стоял поближе. нехотя стащили шапки. На площади притихло. И ниже: В толпе даже крякнули после этих слов (А. Толст.)2. <…>

Выражения «носитель предикативного признака» и «источник предикативного признака», как говорилось выше, в грамматическом литературе часто указывают на элементы предложения, синтаксическая семантика которых определяется их формально охарактеризованной центральной независимой позицией в иерархии членов предложения. <…> Различить структурно-синтаксический и «онтологический» «источник предикативного признака» помогает понятие «субъекта» (субъекта действия, динамического или статического состояния, эмоционального и / или оценочного отношения к чемулибо и т. д.), которое и берет на себя вторую из названных теоретических функций.

1 Cр.: Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1938. С. 343, 346.

2 Естественно, что в таких условиях отмечаются личные глаголи в безличном употреблении. Впрочем, граница между этими разрядами не является жесткой, ср.: Он фыркнул носом и стал глядеть в окно, за которым рассветало серенькое утро

(А. Толст.).

277

<…> Под «отсутствием семантического субъекта» можно понимать две различные ситуации: (а) отсутствие в составе безличного предложения, в его «плане выражения» некоторого (неподлежащного) члена, указывающего на предмет, субстанцию, «субъектность» которой определяется тем, что с онтологической точки зрения <…> эта субстанция представляется как <…> производящая предикативный признак и поэтому как первоочередное необходимое объективное условие самого его осуществления;1 (б) бессубъектность — по формуле А. М. Пешковского — «не только в речи, но и в мысли», то есть в целостном семантическом содержании предложения, охватывающем его «онтологический» компонент, его непосредственно денотативную плоскость, субъект «не мыслится» вообще.

<…> Отдельное предложение лишь имплицирует некую «субъектную» стихийную силу, нечто неподвластное человеку; существенно, однако, что субъектная импликация здесь присутствует. <…>

Выше был приведен пример Уже светает <…>. В комментарии

кнему аргументируется положение о том, что хотя это безличное предложение — в согласии с широко распространенным мнением — «бессубъектно» <…>, что безусловно верно, в этой среде можно выделять и отдельные компоненты, к которым содержащиеся в таких предложениях характеристики (признаки) относятся во всяком случае более непосредственно, чем к другим компонентам среды <…> в целом. Однако подобные «участки» среды, представления о которых могут возникать в сознании вместе с представлениями о процессах, эксплицитно выражаемых безличными предложениями, во-первых, — не «субъекты» этих процессов, потому что такие процессы, как правило, не «порождаются» этими компонентами среды, не являются продуктами какой-либо их «самодеятельной» активности, а если связь процесса с чем-то в среде чисто онтологически ориентированным мышлением и может быть как-то прослежена, ср.: В тучах полыхало так, что было светло как днем,

то это и очень частный случай <…>. Во-вторых, компонент среды,

ккоторому относится отображаемое безличным предложением явление, не выступает в своем отношении к нему и как «носитель предикативного признака». В лучшем случае его можно было бы признать косвенным, «второплановым» носителем предикативного признака <…>. На переднем плане, непосредственно, этот компонент

1 С изложенной точки зрения в ситуациях, где выделяемые признаки сводятся к отношениям совершенно инактивных в этих отношениях предметов, нет «субъектов», ср.:

Два плюс два равно четырем; Склады составляют необходимую часть портовых сооружений (ср. другие модели в Золотова Г. А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973. С. 212, 217). То же касается бытийных предложений. Для анализа структурного центра таких предложений достаточно понятий «носителя предикативного признака» и предиката-сказуемого, они исчерпывают семантику отношений членов синтаксического ядра.

278

среды выступает в мысли и семантико-синтаксически как «локализатор» того, о чем сообщает безличное предложение (минус локальный компонент предложения), на этих правах он и входит в передаваемый безличным предложением образ фрагмента действительности. В формально-грамматической (семантической!) структуре безличного предложения «участок» среды, к которому отнесено явление, обозначаемое основным составом предложения, находит выражение

впространственно-обстоятельственных формах, что стоит в полном соответствии с его «первоплановым» отображением в качестве локализатора; ср.: В небе (над морем, на горизонте и т. п.) полыхает.

Разумеется, налицо известное противоречие между его («первоплановой») характеристикой как локализатора и его же («второплановой») характеристикой как носителя предикативного признака. Но это реальное «и — и» в самом объекте рассмотрения <…>.

Только что мы говорили о призначном содержании в образе явления, о котором информирует безличное предложение типа Светает; Моросит; Морозит; Полыхает и т. п., как об определенной стороне некоторого более емкого содержания. Это содержание — содержание явления, о котором можно сказать, что оно само себе и субъект, и признак этого субъекта. <…> Явление оказывается выделенным из окружающей среды и, не утрачивая свойства быть в мысли, пропозиционально предикатом того, что представляется как среда в целом или некоторая ее часть, оно «берется» сознанием так, что для этого «предиката» не нужно искать дискретизируемого вовне по отношению к нему «субъекта» или «источника». <…> По существу той же позиции в оценке субъектно-предикатных отношений в том виде, как они представлены безличными предложениями типа Светает; Дождит, придерживается В. Г. Гак, сопоставляя изображение «бессубъектного» процесса предложением Дождит с его же изображением как «субъектного» предложения Дождь идет1. <…> Представляется, что по логике анализируемой лингвистической ситуации безличные предложения типа Светает лишь относительно бессубъектны: субъект в значении такого предложения есть —

ввиде различимого в этом значении путем его анализа субъектного семантического элемента, но одновременно субъекта и нет, так как он «не выделен», слит воедино с призначной предикатной составляющей значения. <…>

Диффузность «субъекто-предиката» делает предложения типа Светает элементом функционально-семантического поля бытийности, причем той части этого поля, центр которой образует значение локализованного в пространственно-временных координатах наличия / отсутствия. Предложения типа Дождит; Морозит; Холодает

1 Гак В. Г. К проблеме синтаксической семантики (семантическая интерпретация «глубинных» и «поверхностных» структур // Инвариантные синтаксические значения и структура предложения. М., 1969. С. 83.

279

не без основания часто сближаются в грамматической литературе с предложениями типа Дождь; Мороз; Холод1. Морфологическое различие главных членов безличного и номинативного предложений состоит в том, что в одном случае явление, обозначаемое словоформой в функции главного (часто и единственного) члена предложения, представлено этой словоформой как процесс, а в другом случае — то же явление — как «субстанция», само же явление дает для разных когнитивных ракурсов объективно гораздо более естественное для обыденного сознания основание, чем, скажем, просто действие или качественный признак для их словообразовательной «субстанционализации» такого рода, как, например, забывать — забывание или надежный — надежность. Рассматривая главный член номинативного предложения (бытийного) как функциональный эквивалент подлежащего, В. Г. Адмони считает, что предикатом, к которому в данном случае направлена соответствующая проекция подлежащего, является «чистое бытие (непосредственное наличие)»2 <…>. Безличное предложение, в отличие от номинативного, бытийно несколько менее явным образом. <…>

Особую трудность в плане выявления субъектно-предикатных отношений представляют предложения типа Сухо; Пустынно; Холодно; Тоскливо, с одной стороны, и такие предложения, как Мне холодно; Ей тоскливо — с другой. <…> Из приведенных примеров прежде всего предложения Сухо; Пустынно, то есть предложения, представленные безличными предикативами, которые в обычных условиях не сочетаются с беспредложным дательным падежом, имеющим значение «лица», человека, приближаются к абсолютной «бессубъектности». Лексическая семантика и грамматическая форма (форма-семантика!) безличных предикатов того типа, который представляют все приведенные примеры, характеризуют безличные предикативы как признанные слова, изображающие свой денотат — обозначаемое явление действительности в виде состояния. Здесь нет динамики действия, которое, во-первых, предполагает некоего «производителя» и, во-вторых, объединяясь с ним в диффузном образе «субъекто-предиката», делает этот образ образом «события». «Событие» содержательнее, богаче признаками, чем статическое состояние внешней среды или чего-то во внешней среде, что получает в конкретном признанном лексическом значении безличного предикатива почти исчерпывающую характеристику. <…> Глагол, обозначая действие (в специальном смысле термина — не процесс вообще,

1 В академической «Русской грамматике» «семантика схемы» предложений тина Светает (и Знобит) формулируется как «наличие бессубъектного или отнесенного к субъекту действия пли процессуального состояния», а «семантика схемы» предложений типа Тишина; Ссора — как «существование, наличие предмета или предметно представленного действия, состояния» (Русская грамматика. М., 1980. II. С. 350, 358).

2 Адмони В. Г. Типология предложения // Исследования по общей теории грамматики. М., 1968. С. 248–249.

280