Хрестоматия по синтаксису

предложения), то все же нельзя обойтись без ответа на вопрос: все ли слова и формы слов, все ли словосочетания и их формы могут непосредственно с помощью соответствующей интонации становиться «единицами речевого общения» (т. е. предложениями или «фразами», как выражаются некоторые языковеды), или же необходимы какие-нибудь дополнительные способы формально-граммати- ческой организации речевого целого, быть может, даже разные в разных условиях?

31. Интонация сама по себе, т. е. вне словесного содержания, вне отношения речи к действительности, мысли не выражает. Интонация не является средством формирования и воплощения мысли. Без слов она может быть выразительной, но не является содержательной, т. е. не служит материальной оболочкой мысли.

<…> Авторы наших грамматик, особенно те, которые осознали неправомерность и ошибочность как смешения предложения с суждением, так и полного отрыва предложения от суждения, старались установить структурные формально-грамматические признаки предложения в русском языке <…> и выделить грамматические категории, типичные для предложения. Сначала в качестве такого структурного формально-грамматического признака предложения выдвигалась личная форма глагола (verbum finitum). Следовательно, в основу определения предложения полагалась морфологическая категория глагола и тем самым как бы ставился знак равенства между глаголом и сказуемым. Значительная часть современных синтаксических теорий <…> продолжает и теперь ставить общее определение структуры предложения в зависимость от наличия (реального или потенциального) verbum finitum, т. е. глагольных форм, имеющих значение лица, времени и наклонения (эти формы и получают название предикативных форм глагола или форм сказуемости). Таким образом, выдвижение глагола на роль организатора предложения объясняется не только преобладанием, особенной употребительностью глагольных типов предложения, но и тем обстоятельством, что в личных формах глагола непосредственно, наглядно, морфологически выражены те грамматические категории лица, времени и модальности, с которыми связано понятие синтаксической предикативности как существенного признака предложения. Но при таком чисто морфологическом подходе синтаксическое учение о предложении в целом получало односторонний и искаженный характер: оно не отражало всего многообразия структурно-грамматических форм предложения в русском языке. Глагольный тип предложения не только ставился в центре русского синтаксиса, но и подавлял все другие типы и виды предложений. Вообще «морфологизм» в чистом виде как принцип построения теории предложения не может привести к пониманию всего разнообразия структурных типов предложений. Дело в том, что со структурой предложения связаны свои особые синтаксические категории, базирующиеся на морфологических категориях, но дале-

151

ко выходящие за их пределы. Категории времени и модальности, а также — в широком синтаксическом понимании — и категория лица, т. е. категории, выражающие отношение сообщения к действительности и подводимые под общее понятие «предикативности», могут быть свойственны предложению в целом — независимо от наличия глагола в его составе. Так, безглагольные односоставные предложения представляют собой единицы речевого общения, грамматически организованные на основе тех же категорий модальности и времени, даже если они содержат лишь одно единственное понятие или представление, соответствующим образом соотнесенное с действительностью (напр.: Мороз. Тише! Внимание! и др.).

Среди одночленных (или односоставных) предложений есть предложения, функция которых сводится к простому утверждению или отрицанию, выражению согласия или несогласия или к общей экс- прессивно-модальной оценке предшествующего высказывания. Это — предложения, основу которых составляют утвердительные или отрицательные слова — да и нет, модально окрашенные слова

ичастицы (типа Разве? Едва ли! Может быть! Конечно! Вероятно!

ит. п.), междометия и слова, близкие к междометиям. Внутренняя сущность модальной функции таких слов, как да, нет, несомненно

ит. п., ярко сказывается в том, что иногда в диалогической речи они становятся своеобразными заместителями глагольного сказуемого с присущими ему значениями времени, лица и наклонения, напр.: — А в прошлом году вы имели отпуск? — В прошлом году да; — А с мамой ты согласна остаться? — С мамой да, а с тобой нет!

Вместе с тем слово да может входить в состав сложного предложения в качестве одной из его основных составных частей, напр.: —

Ветерок в аллее? — Да, потому что листья дрожат; — А вы ему должны, что ли? — Вот в том-то и беда моя, что да.

Предложения этого типа, нередко очень экспрессивные, выражают модальную квалификацию сообщения собеседника и иногда содержат побуждение к какому-нибудь действию; следовательно, они также выражают синтаксическую категорию модальности. К этим предложениям, синтаксически нерасчлененным, неприменима даже психологистическая схема подстановки сочетающихся представлений в роли субъекта и предиката. Поэтому модальные словапредложения всегда рассматривались как особый тип предложений (а в субъективно-идеалистических психологических теориях — как «эквиваленты предложения»), не имеющих и не способных иметь в своем составе никаких членов предложения — главных или второстепенных. И все же они модально окрашены. Предложения этого типа употребляются преимущественно в диалогической речи, в ответных и вопросительных репликах собеседников. Они могут как отголоски внутреннего диалога употребляться и в монологической речи, при подтверждении уже высказанного, при возражении самому себе и в других подобных случаях.

152

Вот несколько иллюстраций.

[Подколесин] (с самодовольною улыбкой) А преконфузно однако же должно быть, если откажут. [Кочкарев] Еще бы! Гог., Женитьба, д. II, явл. 12; —Ну, у тебя грехов немного. — Ах, все-таки, — сказал Левин, — все-таки, — «с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь. Да. Л. Толст., Анна Каренина, ч. 1, X.

Слова-предложения этого типа обычно формируются из слов, не принадлежащих к основным знаменательным частям речи, напр.:

Конечно; Ничего (в значении «сносно»); Вероятно; Ни-ни (в значении «совсем нет»); Вряд ли.

Таким образом, значение и назначение общей категории предикативности, формирующей предложение, заключается в отнесении содержания предложения к действительности. В этом и состоит различие между словом зима со свойственным ему лексическим значением и предложением Зима в таком пушкинском стихе: Зима. Что делать нам в деревне? На этот характерный признак предложения обращали внимание и многие лингвисты прошлого, хотя и не всегда правильно его истолковывали. Так, И. Рис считал, что главным признаком, отличающим предложение от словосочетания, является выражение в предложении того, как относится содержание предложения к действительности. Он писал: «Становящееся соединение, форма образования предложения, происходящее в данный момент (впервые или повторно) соотнесение (Zuordnung) оказывается необходимым проявлением свойственных именно ему (предложению) задачи и функции: выработки отношения содержания представлений к действительности». Если в этом рассуждении отвлечься от субъ- ективно-идеалистического истолкования мыслительной сущности предложения как сочетания представлений, то останется верная мысль о соотнесенности содержания высказывания с действительностью как основном признаке предложения.

В том же направлении старался найти основные свойства предложения и чешский языковед В. Матезиус. По его словам, «предложение — это элементарное высказывание, в котором говорящий активно и при том таким способом, который с формальной точки зрения вызывает впечатление обычности и субъективной полноты (законченности), относится к какому-нибудь факту».

32. Общее грамматическое значение отнесенности основного содержания предложения к действительности выражается в синтаксических категориях модальности, а также времени и лица. Именно эти категории придают предложению конкретность и актуальность основного средства общения. В конкретном предложении значения лица, времени, модальности устанавливаются с точки зрения говорящего лица. Но сама эта точка зрения определяется объективным положением говорящего лица в момент речи по отношению к собеседнику и к выражаемому в предложении «кусочку» действительности.

153

Отношение сообщения, содержащегося в предложении, к действительности— это и есть прежде всего модальное отношение. То, что сообщается, может мыслиться говорящим как реальное, наличное в прошлом или в настоящем, как реализующееся в будущем, как желательное, требуемое от кого-нибудь, как недействительное и т. п. Формы грамматического выражения разного рода отношений содержания речи к действительности и составляют синтаксическое существо категории модальности. Категорией модальности определяются различия между разными модальными типами предложения. Кроме форм глагольных наклонений, категория модальности выражается модальными частицами и словами, а также особыми формами интонаций. Известно, например, сложное и тонкое разнообразие модальных красок инфинитивных предложений. Модальность инфинитивных предложений определяется самой формой инфинитива и интонацией, а усиливается и дифференцируется частицами. <…>

[София] Вот вас бы с тетушкою свесть, Чтоб всех знакомых перечесть. Гриб., Горе от ума, д. I, явл. 7; Одну минуту, еще одну минуту видеть ее, проститься, пожать ее руку… Лерм., Кн. Мери; Не расти траве После осени; Не цвести цветам Зимой по снегу.

Кольц., Русская песня [Ах, зачем меня силой выдали… ]. Показательно, что в так называемых инфинитивно-назывных

предложениях именно интонационное выражение субъективно-мо- дального отношения к действию и сообщает законченность всему предложению.

[Арбенин] Возможно ли! Меня продать!— Меня за поцелуй глупца… Лерм., Маскарад, д. III, сцена 2; [Саша]… Это что? (Указывая на корзинку.) [Анна Павловна] Да это Виктор привез виноград.

[Каренин] Не хотите ли? [Саша] Да, она любит. Она очень нервна стала. [Каренин] Две ночи не спать, не есть. Л. Толст., Живой труп, д. II, карт. 1, явл. 1.

С категорией модальности тесно связана категория времени. Предложение как форма сообщения о действительности включа-

ет в себя синтаксическое значение времени. Это значение создается не только формами времен глаголов, кратких прилагательных и категории состояния (с помощью связки), но и глагольными формами наклонения, а также формой инфинитива — при известных интонациях — для выражения события, относящегося к будущему, в связи с той или иной модальной окраской; в сообщениях же о настоящем или о прошлом, изображаемом как наличное,— также отсутствием морфологической формы с грамматическим значением времени.

Синтаксическое значение времени, создаваемое ситуацией и контекстом речи, присуще и таким предложениям, как Огонь! — в значении: 1) «стреляй!», 2) «зажги огонь» или «принеси огня», 3) «виден огонь», Брр! — в значении «холодно» или «я озяб»; Пора, пора! Минуту внимания! Тишина и т. п. В вопросо-ответных предложени-

154

ях, составляющих парное единство, в ответе значение времени нередко предопределено предшествующим вопросительным предложением.

Так как предложение как основная форма речевого общения служит одновременно и средством выражения мысли для говорящего лица и орудием понимания высказанной мысли для лица слушающего, то структура предложения, естественно, включает в себя и разные способы выражения синтаксической категории лица (если не иметь в виду в основном словообразовательную категорию лица

всистеме имен существительных, подчиненную категории предметности и противопоставленную категории не-лица). Как известно,

врусском языке грамматическая категория лица, связанная с характеристикой отношения речи к говорящему (или говорящим), к собеседнику (или собеседникам) и к посторонним предметам речи, к тому третьему, о чем может идти речь, выражается главным образом формами местоимений и глагола. В строго определенных типах предложений отношение к лицу может выражаться также посредством особых интонаций, например требования, побуждения, просьбы, приказа или упрека, желания и т. п.

И, полно, что за счеты… Кр., Демьянова уха; [Лиза] А вам, искателям невест, Не нежиться и не зевать бы… Гриб., Горе от ума, д. IV, явл. 12; Полно врать пустяки… Пушк., Кап. дочка, гл. III; Еду, еду в чистом поле… Пушк., Бесы; Прощай, свободная стихия! Пушк., К морю; Будь гражданин! Служа искусству, Для блага ближнего живи… Некр., Поэт и гражданин. Ср. предложения типа Спасибо; Вон! Прочь! Сюда! Долой поджигателей войны! и т. п.

Во всяком предложении (к предложениям не относятся номинативные заглавия, вывески и т. п.) категория предикативности находит свое полное или частичное выражение. Способы ее выражения, связанные с синтаксическими категориями лица, времени и модальности, бывают морфологическими, конструктивно-синтаксическими и интонационно-синтаксическими.

Приведем примеры конструктивно-синтаксических и интонаци- онно-синтаксических способов выражения предикативности.

—Огня!— кричат. — Огня! Кр., Волк на псарне; Заутра казнь. Пушк., Полтава, песнь вторая; На полном бегу На бок салазки — и Саша в снегу! Некр., Саша, 2; —Эй! воры идут! — закричал я Фингалу. — Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей! Некр., Крестьянск. дети; [Агния] Погода-то! Даже удивительно! А мы сидим. А. Остр., Не все коту масленица, сцена 1, явл. 1; [Несчастливцев] Куда и откуда? [Счастливцев] Из Вологды в Керчь-с.. А. Остр., Лес, д. II, явл. 2; Наконец, карета у крыльца. Тетеньки вылезают из нее и кланяются отцу… Салт., Пошехонск. старина, VII; [Юля] Куда же это мы идем? [Федор Иванович] На плотину… Пойдем погуляем… Лучшего места во всем уезде нет… Красота! Чех., Леший; д. IV, явл. 12; Какое надо иметь мужество, чтобы, например, делать операции

155

или резать трупы! Ужасно! Чех., Именины, II; Граждане, за ружья! // К оружию, граждане! Маяк., Революция.

Многообразие форм и способов выражения предикативности, разные виды сочетания и переплетения синтаксических категорий времени и модальности, широкие возможности выражения отношения говорящего лица к действительности посредством интонаций модальной окраски, осуществляемое посредством тех же интонаций эмоцио- нально-волевое воздействие говорящего лица на слушателя и эмоцио- нально-волевая его реакция на те или иные факты, явления действительности — все это обнаруживается в разнообразии конкретно языковых форм (или типов) предложений современного русского языка.

И. П. Распопов

Строение простого предложения в современном русском языке1

Вопрос о том, как строится предложение вообще и как оно строится в частности в том или ином конкретном языке (на определенном этапе его исторического развития), относится к числу наиболее трудных в лингвистической науке. Этот вопрос является трудным прежде всего потому, что среди лингвистов до сих пор нет полной договоренности о содержании самого термина «предложение» и остается неясным <…> не только объем подлежащих здесь рассмотрению фактов, но и то, как, под каким углом зрения эти факты должны рассматриваться и освещаться.

Акад. Л. В. Щерба в свое время писал: «Смешно спрашивать: что такое предложение? Надо установить прежде всего, что имеется в языковой действительности в этой области, а затем давать наблюденным явлениям те или другие наименования»2. Однако в приведенном высказывании Л. В. Щербой ставится по существу неразрешимая задача, содержащая два неизвестных: ведь для того чтобы наблюдать и как-то квалифицировать относящиеся к данной области явления, она <…> должна быть четко очерчена <…>. Но именно здесь-то мы и сталкиваемся с наличием разных, подчас противоречивых мнений и суждений.

В истории отечественного языкознания понятие предложения как предмета синтаксиса и предмет этой науки в целом трактовались различными учеными далеко не однозначно. Первоначально и на

1 Печатается по: Распопов И. П. Строение простого предложения в современном русском языке. М., 1970. С. 4–31.

2 Щерба Л.В. Избранные работы по языкознанию и фонетике. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1958. Т. I. С. 10.

156

протяжении длительного времени синтаксическая теория разрабатывалась у нас преимущественно или исключительно как учение о предложении1. Ведущим и определяющим в этой теории было <…> представление о том, что целенаправленная организация и реализация всех значимых элементов языка осуществляется в предложении и что поэтому анализ предложения со стороны его значения, состава и строения должен выявить особенности и закономерности синтаксического строя языка с исчерпывающей полнотой.

Именно в этом плане и с соответствующей целевой установкой пытался воссоздать картину русского синтаксиса один из видных отечественных языковедов и методистов прошлого столетия —

Ф.И. Буслаев.

Как известно, Ф. И. Буслаев в подходе к фактам языка придержи-

вался в основном логико-грамматической концепции, хотя он и не был ее последовательным сторонником. Видя главную задачу синтаксиса в изложении «законов сочетания слов», Ф. И. Буслаев вместе с тем <…> считал, что такие законы действуют в предложении, отражая в конечном счете законы строения логического суждения.

Предложение если и не тождественно суждению, то <…> соотносительно с ним и должно квалифицироваться именно с точки зрения этого соотношения.

Отсюда следует, что раскрыть строение предложения — значит прежде всего приписать отдельным компонентам его состава функции логического S и логического Р.

Соответствующие функции, согласно принятому тогда мнению, которого придерживался и Ф. И. Буслаев, выполняют в предложении его главные члены — подлежащее и сказуемое. Но предложение может включать в свой состав и второстепенные члены (определительные, дополнительные и обстоятельственные слова). В подобных случаях, указывал Ф. И. Буслаев, следует отличать логический состав предложения от его грамматического состава.

«В логическом отношении второстепенные члены не отделяются от главных и вместе с ними составляют логическое подлежащее и логическое сказуемое. Например, в предложении Церковнославянская литература с древнейших времен стала оказывать влияние на русский язык — церковнославянская литература есть логическое подлежащее, и все остальные слова, вместе взятые, — логическое сказуемое. Что же касается до грамматического разбора, то в нем строго отделяются члены второстепенные от главных. Например, в приведенном примере литература есть подлежащее; стала оказывать — сказуемое; церковнославянская — определение к подлежащему литература; с древнейших времен — обстоятельство времени при сказуемом, и сверх того, древнейших — определение к слову

1 Но, например, М. В. Ломоносов выносил понятие предложения за пределы грамматики и рассматривал его в риторике — науке о красноречии.

157

времен; влияние есть дополнение к сказуемому; на русский язык — дополнение к дополнению влияние»1.

Существенно, однако, заметить, что при квалификации главных

ивторостепенных членов грамматического состава предложения Ф. И. Буслаев пользовался различными критериями.

Определяя функциональное назначение первых, он исходил по существу, хотя и неосознанно, из признания того, что предложение есть единица коммуникации, т. е. единица, обеспечивающая не только выражение (фиксирование), но и целенаправленное сообщение мысли. Поэтому у Ф. И. Буслаева, как <…> и у всех его предшественников, подлежащее — это собственно отправной, исходный элемент в развертывании сообщения («предмет, о котором мы судим»), а сказуемое — его заключительная, удовлетворяющая поставленной цели часть («Вся сила суждения, — утверждал Ф. И. Буслаев, — содержится в сказуемом»). При характеристике же второстепенных членов Ф. И. Буслаев уже отвлекался от коммуникативного <…>, или логического, как считал Ф. И. Буслаев, целевого назначения предложения и определял их только по связям — смысловым и грамматическим — с главными членами и друг с другом.

Вместе с тем (и в этом заключалось основное противоречие концепции Ф. И. Буслаева, на которое указывали уже его современники)

иглавные и второстепенные члены фактически выделялись им в одном линейном ряду составляющих предложение словоформ. Причем в отношении подлежащего и сказуемого устанавливался определенный стандарт (подлежащее — независимое имя или местоимение в именительном падеже, сказуемое — личный глагол или подчиненное подлежащему имя), что в ряде случаев не соответствовало их функциональной характеристике, а в отношении второстепенных членов намечалась двойная классификация (по синтаксическому употреблению и по значению), что приводило к различной трактовке абсолютно тождественных элементов лексико-грамматического состава предложения (когда, например, существительное при другом существительном «по синтаксическому употреблению» квалифицировалось как дополнение, а «по значению» как определение).

<…> Подобного рода противоречия не могли способствовать уяснению сущности и структуры предложения и явились лишь источником споров и недоразумений, которые отчасти продолжаются

ив наши дни, поскольку буслаевская синтаксическая концепция оказалась наиболее долговечной, найдя себе приют не только в школьной, но и в университетской науке о русском языке2.

1 Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М.: Учпедгиз, 1959. С. 259.

2 Ср. замечание В. В. Виноградова: «Традиции буслаевской грамматики не изжиты

ипоныне. Они сильно дают себя знать не только в школьной учебной, но и научной

литературе по русскому синтаксису» (см.: Виноградов В. В. Из истории изучения русского синтаксиса. М. : изд-во МГУ, 1958. С. 229).

158

На иной основе и в другом общелингвистическом контексте пытался построить учение о предложении блестящий оппонент

Ф.И. Буслаева — А. А. Потебня.

Подвергая решительной критике формально-логическую интер-

претацию языковых фактов, отрицая всякую связь между грамматикой и логикой, А. А. Потебня, подобно некоторым его современникам на Западе, считал, что предложение не тождественно и не параллельно логическому суждению, что действительным назначением предложения является выражение не логического, а психологического суждения. Однако, по его мнению, для характеристики предложения в синтаксическом плане важно не это, а то, что предложение заключает в себе грамматическую форму, что оно в своем языковом воплощении обладает такими специфическими чертами, которые в различных национальных языках неоднородны и в процессе исторического развития изменяются от эпохи к эпохе. «Кто определил бы предложение, например, русского языка как словесное выражение психологического суждения, — писал А. А. Потебня, — сказал бы так же мало, как тот, который определил бы Сократа как особь зоологического вида homo sapiens или нынешнее государство, церковь и т. п. как человеческое стадо… Из основного взгляда на язык как на изменчивый орган мысли следует, что и с т о р и я я з ы к а, взятого на значительном протяжении времени, д о л ж н а д а в а т ь р я д о п р е д е л е н и й п р е д л о ж е н и я»1. В этом заявлении А. А. Потебни ясно выражен призыв к конкретноисторическому изучению фактов языка. Такой подход обязывал исследователя сосредоточить свое внимание на самих этих фактах

иконструировать правила и определения, <…> имея в виду, что «языки различны между собой не одной звуковой формой, но всем строем мысли».

Что касается непосредственно предложения, то для него, по крайней мере в современных индоевропейских языках, характерно, как считал А. А. Потебня, использование в качестве необходимой конструктивной формы личного глагола (verbum finitum), и «поэтому, определивши такой глагол, тем самым определим minimum того, что должно заключаться в предложении этих языков»2.

Отстаивая мнение об исключительной роли в построении предложения личного глагола, А. А. Потебня в полемике с другими лингвистами (например, со своим учеником А. В. Поповым) исходил из системного характера грамматического строя языка, из необходимости рассматривать речевые факты в их соотношении с этим строем

ипо существу уже пользовался понятием, которое позднее вошло в научный обиход под названием синтаксической модели (схемы или формулы строения) предложения. Например, относительно пред-

1 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. М.: Учпедгиз, 1958. С. 83. 2 Там же. С. 84.

159

ложений типа Пожар! Пора! Стыд! и под. А. А. Потебня писал, что «они … находятся в зависимости от строя нынешнего языка, объясняются этим строем как его части… Эти случаи лаконизма понятны

иобъяснимы только потому, что в понимающем есть готовые сложные схемы предложений, схемы, в коих обрывки речи … каждый раз занимают свое определенное место»1.

А.А. Потебней был высказан также ряд весьма интересных и оригинальных мыслей о синтаксических функциях отдельных частей речи

исоотношении их с членами предложения, о различных видах связи слов в предложении, о взаимодействии отдельных типов предложения (например, глагольного и глагольно-именного) друг с другом и т. п.

Однако в целом А. А. Потебне не удалось решить проблемы предложения, а некоторые его идеи привели в дальнейшем к ограничению сферы синтаксических исследований, к морфологизации явлений синтаксиса (А. М. Пешковский) или даже к откровенному субъективизму в объяснении этих явлений (Д. Н. Овсянико-Куликовский).

Строго говоря, А. А. Потебня рассматривал предложение лишь в одном измерении — в плане устанавливаемых в нем по линии конструктивных связей синтаксических отношений между его компонентами, с точки зрения мысле-оформляющей (но не коммуникативной) функции языка. Для него предложение — это такое синтаксическое образование, существенный признак которого состоит в том, что в него входят части речи, в том числе обязательно личный глагол. Но поскольку любое осмысленное сочетание слов возможно в нашем языке только благодаря тому, что слова принадлежат к определенным частям речи, отсюда оставалось сделать всего один шаг до признания предложения простой разновидностью словосочетания; именно этот шаг был сделан Ф. Ф. Фортунатовым.

С именем Ф. Ф. Фортунатова связана довольно значительная перестройка традиционных представлений в области русской грамматики и, в частности, русского синтаксиса.

Ф. Ф. Фортунатов выдвинул в центр внимания изучение синтаксической сочетаемости и дистрибуции элементов связной речи безотносительно к их значению и назначению в процессе общения. При этом, естественно, понятие предложения отодвигалось на задний план, а в качестве исходной единицы, подвергавшейся непосредственному анализу, была избрана формально выделяемая величина, состоящая как минимум из двух связанных друг с другом слов. Ф. Ф. Фортунатов и назвал такую величину словосочетанием, определив последнее как «такое целое, которое образуется сочетанием в мышлении одного цельного полного слова с другим цельным полным словом как частью в предложении».

Разграничивая законченные и незаконченные словосочетания (ср.: летит птица — большая птица), а также словосочетания простые

1 Потебня А. А. Указ. соч. С. 85–86.

160