8. Манифест Петра I о виновниках продолжения войны

Интересно отметить, что Петр, не довольствуясь опубликованием "Разсуждения", через два года, в июне 1719 г., издает особый "Манифест" о виновниках продолжения войны ввиду нареканий "будто бы мы как ни малеишеи к миру не оказывали склонности", а хотели шведское государство "или разорить в конец или оным завладеть". Петр желает, говорится в "Манифесте", эти "со всекраинеишею неправостию на нас вымышленныя попрекания сим нашим по справедливости опровергнуть манифестом напротив же сего невинность нашу, справедливое дело и особливую к замирению склонность перед целым светом обнародовать".

"Манифест" кратко излагает старые и новые причины, вызвавшие войну, известные уже нам из книги Шафирова. Петр не отказывался от заключения мира. Эту цель преследовал конгресс, созванный в 1718 г. на Аландских островах, так как Петр хотел жить в мире "с шведскою нациею". Он продолжает войну не для дальнейших завоеваний, а ради установления прочного мира. Так как, заканчивает Петр свой манифест, "невинных человек пролитие крови из сего последовать может, то в том мы перед Богом и целым светом: желаем быть извинены; а возлагаем за то ответствовать тем, которые: препятствовать стараются"*(248).

9. Язык и терминология

Обилие заимствованных с Запада новых понятий, для которых трудно было на первых порах найти подходящие выражения на русском языке, сильно отразилось на языке дипломатических актов Петровского времени; он стал пестрить иностранными словами. Петр, указывавший переводчикам на статейные списки московских дипломатов как на образец чистого русского языка, которому они должны были подражать, сам в речь свою то и дело вставлял иностранные слова. Красочный и чистый язык статейных списков исчез; только старшее поколение петровских дипломатов, прошедших дипломатическую школу еще в Посольском приказе, - Возницын, Украинцев, Матвеев, - продолжали писать прежним языком статейных списков*(249). Нельзя сказать того же о дипломатах следующего поколения, завершивших свое образование за границей. Даже у Постникова встречаются выражения: "верные службы востриумфуют", "противу моего мерита". Подобные же выражения встречаем и в других произведениях этого времени. Так, в анонимном "Разсуждении о оказании к миру" (СПб., 1720)*(250) встречаем выражения "мы конкетуем провинции"; "интерес сакрификован"; "счастливыми сукцессами"; в "Мемориале английскому правительству" 1719 г.: "знатная часть конкетов", "кондиция сине кванон", "ливеранциеры" (поставщики), "контрактрировать" (опровергать), "никаким ребеллиям: протекции своей не давал". Даже вошедшие уже в обиход русские термины заменяются иностранными.

Наиболее характерный пример представляет в этом отношении сверстник Петра Б.И. Куракин, проведший за границей большую часть своей жизни. В дневнике его и в письмах сплошь и рядом встречаем выражения: "желузия", "ангажемент", "супсон", "деклеровать", "проклемовать", "сукцесия", "кондиция", "маршировка трупов" (войск), "учинило мне арии умиды", "inamorato", "сатисфакция", "инфлуенция", "стратажема", "являл лицо малконтент", "видел много шагрину", "естиму великую имел", "в содержанию твердому в релижии и в страхе такими миракули" и т.д. Интересна терминология международного права: "сувренство", "потенции морские", "говерномент", "потентат", "ребелли", "ребеллизанты", "ребелия", "грандук", "маеста" или "мажесте", "алианс", "алиаты", "для корпа алиацкого", "пришла под протекцию", "гварантирами была", "фронтера", "форестеры", "облигация", "наибольший траттамент", "негоциация", "пас", "характер", "креденциальный", "амбашадур", "медиация", "контрибуциони", "нейтральство"*(251).

Московские дипломаты не знали термина, которым на Западе с XVI в. называют совокупность норм международного права, - ius gentium, droit des gens. Теперь он входит в употребление. Но единства в передаче этого термина на русский язык еще не установилось. Петр I в указах передавал его словами: "всенародные права", "всенародные правила"*(252). Манифест о войне с Турцией 1711 г. говорит: "всенародное право", "всенародные права". Постников сообщает из Парижа, что "двор: действует бесстыдно противу народного права, яко юристы говорят"*(253), решение французского суда он называет "кривосудным противо права народного"*(254). Об оскорблении, нанесенном ему в Лондоне, наш посол Матвеев доносит: "в моем лице весьма народное право не только нарушено, но всемерно изневолено"*(255). Переводчик книги Гроция "О праве войны и мира" передает термин ius gentium словами: "право народа" и "народное право", а переводчик книги Пуфендорфа "О должности человека и гражданина" словом "всенародный закон".

В судьбах науки международного права в России в этот период происходит резкий перелом. Соответственно эпохе, приведшей весь русский народ в движение, активизировалась и она. По распоряжению Петра принялись за перевод основных теоретических работ по международному праву, созданных западноевропейской наукой: переведен был трактат Гроция о праве войны и мира и начат, но не окончен перевод трактата Пуфендорфа о праве естественном и народном; Постникову было поручено перевести привезенную им из-за границы обширную монографию Викфора по посольскому праву. Ни один из этих переводов, правда, света не увидел. Напечатан был, и то лишь после смерти Петра, перевод "малой книжицы" Пуфендорфа о должности человека и гражданина, сделанный при Петре и по его настоянию. Но все эти книги и ряд других иностранных сочинений по международному праву и истории дипломатии имелись в оригинале в библиотеках видных петровских дипломатов. Они значатся в каталогах библиотек П.П. Шафирова и А.А. Матвеева.

Дипломаты Петра сумели хорошо овладеть этим орудием дипломатии и использовать его на деле. Официальные документы этого времени - дипломатические протесты, манифесты, мемориалы - в достаточной мере свидетельствуют об этом.

Появилось и первое оригинальное произведение по международному праву на русском языке, не носящее официального характера. Это известное "Разсуждение" Шафирова. Произведение это, хотя и написанное с чисто практическими целями, по актуальнейшему для того времени вопросу о правомерных основаниях войны со Швецией и о нарушениях ею норм права войны, должно занять подобающее ему видное место в истории литературы международного права в России. Оно вполне на уровне тогдашней науки и могло быть написано только лицом, в совершенстве овладевшим современной ему теорией международного права. Оригинальных работ теоретического характера в это время создано еще не было: время было слишком бурное, требовавшее прежде всего решения практических задач.