Семинары для ЭТ, ЭК(б) / Семинар 5 / Мизун Ю.В, Мизун Ю.Г._ Тайны русского раскола (Тайны Земли Русской)

беспрекословно по первому зову, не позволять в своей епархии православным вступать в браки, кумиться и брататься с армянами и латинянами (католиками). Тут же новопоставленный объявлял, что не дал ничего за поставление, не обещал и не даст. Запись эту он писал собственноручно и подписывал». Архиепископы и епископы должны были называть митрополита отцом.

Только Новгород и Псков продолжали избирать на вече владык, независимо от митрополита. В Новгороде избирали владык по жребию — из трех одного. Избранные владыки за посвящением ездили в Москву. Псковское вече имело право судить духовенство и распоряжаться церковным имуществом. В соответствии со структурой города Пскова там духовенство разделилось на общины, из которых каждая, состоя из нескольких приходов, была приписана к одному из соборов. Община управлялась старостою поповским (благочинным). Что касается сельского духовенства, то оно наравне со своей паствой питалась плодами обрабатываемых им участков земли. Иногда ему давалась часть церковных доходов. Псковская общественность пыталась поставить все на свои места. Духовенство не должно было паразитировать на гражданах. Так, даже сельские дьяконы и дьячки исполняли по совместительству обязанности писцов. За это они получали жалование. Сельских священников привлекали к работе в сельских судах. Они тоже зарабатывали свой хлеб, а не жили за счет крепостных, как было во всей Руси.

Важную роль играли монастыри. Их архиепископ Макарий описывает так:

«В кровавый период владычества Монголов над Россиею число мирных обителей иночества не только не уменьшилось в ней, а еще увеличилось: их возникло теперь, в двести лет, вдвое больше, нежели сколько было основано прежде — в два с половиною века со времени основания русской Церкви. Этого явления, впрочем, никак не должно приписывать самим Монголам. Они, напротив, только разоряли наши монастыри и разорили их множество как при первом, так и при последующих своих нашествиях на Россию. И если монгольские ханы в своих ярлыках русскому духовенству предоставляли льготы и нашим монастырям, то отнюдь не новые, которыми бы прежде они не пользовались. Нет, такое умножение у нас св. обителей в монгольский период, можно считать, прежде всего, прямым следствием естественного хода и дальнейшего развития у нас религиозно-христианс-

кой жизни, которая, с течением времени более и более проникая в сердца людей, возбуждала их более и более устремляться к высшим степеням нравственного совершенства, представляемым иночеством. Еще ближе — следствием глубокого уважения к иноческой жизни, которое тогда было господствующим в России, как в простом народе, так между боярами и князьями, и вызывало многих, особенно из князей, благодетельствовать обителям, обновлять их и устроять вновь. Далее — следствием совершенной безпрепятственности, легкости и удобства, с какими основывались тогда у нас монастыри. Каждый инок, желавший уединения, один или с товарищем, отходил в пустыню. Или лес, строил себе хижину или копал пещеру и начинал подвизаться. Вскоре он делался известным. К нему приходили, одни за наставлениями и советом, другие с просьбой поселиться вместе с ним. Он принимал. Сами же строили небольшую деревянную церковь и келлии. Добрые люди делали приношения и пожертвования. И монастырь устроялся. Случалось, что тот же инок, оставив собранное им братство, удалялся на новое пустынное место и точно таким же образом устроил другой монастырь, потом переходил в третью пустыню и основывал третий монастырь. Так, преподобный Авраамий Галичский основал четыре монастыря, Макарий Унжевский — три монастыря, Дионисий Глушицкий — три монастыря и четвертый восстановил, Ферапонт Велозерский, Димитрий Прилуцкий, Стефан Махрицкий —по два. А всего более умножению у нас монатырей в то время и возбуждению монашеского духа способствовали своим нравственным влиянием, своими трудами и примером, такие великие подвижники, каковы были преподобный Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский и другие, и такие великие святители, каковы были — св. Петр и Алексий московские, Моисей новгородский, Стефан пермский и им подобные. Монголам можно вменить разве то, что они, не вмешиваясь во внутренние дела нашей Церкви, не возбраняли самим русским заботиться об устроении своих святых обителей, делать на них пожертвования, вклады, как не препятствовали вообще естественному течению церковной жизни. Что же касается до мысли, будто некоторые принимали тогда у нас монашество вследствие государственных бедствий, чтобы найти для себя безопасный приют и покой в стенах мирных обителей, а другие устремлялись туда толпами из городов и сел, привлекаемые одними мирскими преимуществами монастырей: то, признавая эту мысль совершенно сообразию с тогдашними обстоятельствами и свойствами

В XIV веке очень быстро стали развиваться пустынные монастыри. Речь идет о лесных пустынях на севере. Таких монастырей стало столько же, сколько было городских (42 и 42). В следующем, XV веке пустынных монастырей было вдвое больше, чем городских. В XVI веке пустынных монастырей было в полтора раза больше, чем городских. Всего за XIV—XVI века было построено 150 пустынных

и104 городских монастырей. Это данные историка Ключевского. Лектор духовной семинарии Н. Тальберг так описывает разницу

иособенности пустынных и городских монастырей:

«Городские и пустынные монастыри различались между собою не только внешней обстановкой, но и общественнымъ значениемъ, духомъ складывавшагося въ техъ и другихъ быта, даже въ большинстве случаевъ самимъ происхождениемъ. Городские и пригородные монастыри обыкновенно созидались набожнымъ усердиемъ высшихъ иерарховъ, князей, бояръ, богатыхъ горожанъ, — людей, которые оставались въ стороне от созданнаго ими монастырскаго братства. Ктиторы обстраивали обитель, созывали братию и давали ей средства содержания. Митрополиты и епископы строили обители, чтобы отдыхать тамъ отъ пастырскихъ трудовъ, пребывать временами въ молитвенномъ уединении и упокоиться по оставлении паствы. Владетельный князь украшалъ обителями свой стольный городъ, свое княжество, чтобы создать «прибежище» для окрестныхъ обывателей и иметь постоянныхъ богомольцевъ за себя съ семьею и родителей, иногда исполняя обетъ, данный въ трудномъ случае, или ознаменовать память о какомъ либо счастливомъ событии своего княжения. Бояринъ или богатый купецъ создавалъ себе въ монастыре место, где надеялся съ наибольшей пользой для души молиться и благотворить при жизни и лечь по смерти. Новгородский бояринъ Своеземцевъ, богатый землевладелецъ, въ XV веке построилъ около своего городка на р. Ваге монастырь, въ которомъ самъ постригся съ именемъ Варлаама, приписавъ къ нему значительныя земли и оставивъ братии заветъ посмертный — ежегодно въ день его кончины вдоволь укормить бедныхъ, сколько бы ихъ ни набралось; после трапезы наказалъ наделять ихъ печенымъ и зерновымъ хлебомъ. Это былъ Преп. Варлаамъ Шенкурский или Важский (прест. 1462). Иногда обитель строилась при содействии общества городского или сельскаго. Обитель была нужна, чтобы обывателямъ было где постричься въ старости и при смерти и «устроить душу» посмертнымъ поминове-

ниемъ. Такие монастыри, бывшие въ ежедневномъ общении съ миромъ, назывались «мирскими».

Другие обители имели более самобытное происхождение, основывались людьми, которые, отрекшись отъ мира, уходили въ пустыню, тамъ становились руководителями собиравшагося къ нимъ братства и сами изыскивали средства для построения и содержания монастыря. Иные основатели становились отшельниками прямо изъ мира, еще до пострижения, подобно Преп. Сергию Радонежскому, но большинство проходило иноческий искусъ въ какомъ либо монастыре,

обыкновенно также пустынномъ, и оттуда потомъ уходило для лесного уединения и создавало новыя пустынныя одители, являвшияся какъ бы колониями старыхъ.Три четверти пустынных монастырей XIV и XV веков были такими колониями. Будущий основатель пустыннаго монастыря готовился къ своему делу продолжительнымъ искусомъ у опытныго старца, часто основателя монастыря. Онъ проходилъ разныя монастырския службы, начиная съ самыхъ черныхъ работъ, при строгомъ посте. Пройдя школу физическаго труда и нравственнаго самоотвержения, подвижникъ, часто еще юный, вызывалъ среди братии удивленные толки, опасную для смирения «молву», а пустынная молва, какъ говорится въ одномъ житии, ничемъ не отличается отъ мятежной городской славы. Искушаемому подвижнику приходилось бежать изъ воспитавшей его обители, искать безмолвия въ настоящей глухой пустыне, и настоятель благословлялъ его на это. Основатели пустынныхъ монастырей даже поощряли своихъ

учениковъ, въ которыхъ замечали духовную силу, по окончании искуса уходить въ пустыню, чтобы основывать тамъ новые монастыри. Пустынный монастырь признавался совершеннейшей формой общежития, основание такого монастыря — высшимъ подвигомъ инока».

Историк Ключевский в «Курсе русской истории» так пишет о монастырях: «Строгость жизни ее насельников, слава подвигов привлекала сюда издалека не только богомольцев и вкладчиков, но и крестьян, которые селились вокруг богатейшей обители, как религиозной и хозяйственной своей опоры, рубили окрестный лес, ставили починки и деревни, расчищали нивы и «искажали пустыню», по выражению жития преп. Сергия. Здесь монастырская колонизация встречалась с крестьянской и служила ей невольной путеводительницей. Так на месте одинокой хижины отшельника вырастал многолюдный, богатый и шумный монастырь. Но среди братии нередко оказывался ученик основателя, тяготившийся этимъ неиноческим шумом и богатством; верный духу и преданию своего учителя, он с его же благословения, уходил от него в нетронутую пустыню, и там тем же порядком возникала новая лесная обитель. Иногда это даже делал не раз и сам основатель, бросая свой монастырь, чтобы в новом лесу повторить свой прежний опыт. Так из одиночных разобщенных местных явлений складывалось широкое колонизационное движение, которое, исходя из нескольких центров, в продолжение четырех столетий проникало в самые неприступные медвежьи углы и усеивало монастырями обширные лесные дебри средней и северной России.

Некоторые монастыри явились особенно деятельными метрополиями. Первое место между ними занимает монастырь Троицкий Сергиев, возникший в сороковых годах XIV века. Пр. Сергий был великим устроителем монастырей: своим смирением, терпеливым вниманием к людским нуждам и слабостям и неослабным трудолюбием он умел не только установить в своей обители образцовый порядок иноческого общежития, но и воспитать в своей братии дух самоотвержения и энергию подвижничества. Его призывали строить монастыри и в Москву, и в Серпухов, и в Коломну. Он пользовался всяким случаем завести обитель, где находил то нужным. В 1365 г. в кн. Димитрий Донской посылал его в Нижний Новгород мирить ссорившихся князей-братьев Константиновичей, и на пути, мимоходом, он нашел время в глуши Гороховского уезда, на болоте при р. Клязьме, устроить пустыньку, воздвигнуть в ней храм Св. Троицы и поселить

Преподобный Сергий Радонежский в житии. Икона. XVI в.

«старцев пустынных отшельников, а питались они лыками и сено по болоту косили». Обитель Сергия и развила широкую колонизаторскую деятельность: в XIV веке из нее вышло 13 пустынных монасты- рей-колоний, и 2 в XV в. Потом ее ослабевшую деятельность в этом отношении продолжали его колонии и колонии колоний, преимуще-

ственно монастырь преп. Кирилла Белозерского, вышедшего из основанного пр. Сергием подмосковного Симонова монастыря (в конце XIV в.). Вообще в продолжение XIV и XV веков из Сергиева монастыря или из его колоний образовалось 27 пустынных, не говоря о 8 городских монастырях.

Так при разносторонних «местных уклонениях» движение пустынных монастырей сохраняло свое общее направление на беломорский север, к «студеному морю окияну», как выражаются жития заволжских пустынников. Это движение имело очень важное значение в древнерусской колонизации. Во-первых, лесной монастырь сам по себе, в своей деревянной или каменной ограде, представлял земледельческое поселение, хотя и непохожее на мирские, крестьянские села: монахи расчищали лес, разводили огороды, пахали, косили, как и крестьяне. Но действие монастыря простиралось и на население, жившее за его оградой... Вокруг пустынного монастыря образовались мирские, крестьянские селения, которые вместе с иноческой братией составляли один приход, тянувшийся к монастырской церкви. Впоследствии монастырь исчезал, но крестьянский приход с монастырской церковью оставался. Таким образом, движение пустынных монастырей есть движение будущих сельских приходов, которые при том в большинстве были первыми в своей округе».

Соловьев, отмечая прежнее значение монастыря вообще, пишет: «В одно почти время явились в Московскую область два выходца с концов противоположных: из Южной Руси, из Чернигова, боярин Феодор Плещеев, убегая от разорений татарских; с севера, из самого древнего и знаменитого здесь города, Ростова, боярин Кирилл, разорившийся и принужденный оставить свой родной город вследствие насилий московских. Сыновья этих пришельцев, один — в сане митрополита всея Руси, другой — в сане смиреннаого инока, но отвергнувшего сан митрополичий, заключили тесный союз для того, чтобы соединенными нравственными силами содействовать возвеличению своего нового отечества. Ростовский выходец Кирилл поселился в Родонеже...»

Иоанн IV Грозный был первым царем России. События развивались таким образом, что римский папа Пий IV искал поддержки Москвы. Он отправил в 1581 году в Москву иезуита Антония Поссевина. Состоялась его дискуссия с царем. Папа через своего посла не просил царя оставить свою веру. Он желал только мира церкви и

древнего уважения к главе христианства папе. Папа призывал русского царя признать унию, которая была заключена на Флорентийском соборе. Царь категорически не согласился и сказал: «Греки для нас — не евангелие; мы верим Христу, а не грекам». Царь в знак уважения к папе обещал освободить католических священников. Но Антоний наседал. Он говорил, что русские новички в вере и должны учиться у римлян. Тут царь ему сказал: «Ты хвалишься православием, а папа ваш приказывает носить себя на престоле и целовать в туфель, где изображено распятие. Не высокомерие ли это в христианском пастыре? Не поругание ли это святыни?» Антоний не растерялся. Он хорошо владел идеологией пап. Он сказал, что достойное воздается достойному, а папа — сопрестольник апостола Петра, сопрестольника Христова. «Папам и патриархам принадлежит власть святительская, а не царская, — отвечал царь и продолжал: — Были папы учениками апостольскими, каковы Климент, Сильвестр, Агафон, Лев, Григорий. Но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить себя на седалище, как бы на облаке; кто живет и учит не по учению Христову, тот папа — волк, а не пастырь». После этих слов царя Антоний замолчал.

Часть четвертая

С Е К Т Ы

Стригольники

Сектантство в Русской православной церкви возникало по двум причинам. Одни секты стремились в той или иной форме внести в русское православие элементы истинного учения Христа. Другие вырастали на почве извращенного церковью христианства. Это хлыстовщина, скопчество и другие. Эти секты — раковая опухоль на теле христианства, взращенная Русской православной церковью, ее насаждением насилия, страха Божия, умертвления плоти.

Название происходит от слова постригать, стричь.

Основной лозунг стригольников состоял в том, что Русская православная церковь далеко отошла от учения Христа. А раз так, то следовало, во-первых, переустроить, реформировать саму церковь, и во-вторых, ввести новую истинно христианскую мораль. За многие столетия деятельности Русской православной церкви и то и другое стало ясно практически всем. Стригольники не занимались церковной казуистикой, а ставили принципиальные и понятные всем вопросы. Речь идет не только и не столько о тогдашней интеллигенции, сколько о простом народе. Поднимаемые стригольниками вопросы не были только церковными. Они были прежде всего социальными.

Мы уже говорили о Стоглавом соборе 1551 года, который признал ужасающее положение в церквях и в монастырях. Там были приведены и выдержки из решений Собора. Здесь мы только напомним, что было констатировано, что «попы и церковные причетчики в церквях всегда пьяны и без страха стоят и бранятся, и всякие речи неподобные всегда исходят из уст их. Попы в церквях бьются и дерутся промеж себя...»