Семинары для ЭТ, ЭК(б) / Семинар 5 / Мизун Ю.В, Мизун Ю.Г._ Тайны русского раскола (Тайны Земли Русской)

294 Ю.В. Мизун, Ю.Г. Мизун

Старообрядцы, «приемлющие брак»

Старообрядцы оставались верующими. Им надо было совершать церковные обряды — крещение, венчание, похоронные. Но делать это было некому. Поэтому они в течение нескольких столетий пытались разрешить эту проблему. Что касается брака, то проблему можно было решить, отменив брак. Так и делали. Но против природы не пойдешь. Поэтому такое решение проблемы не могло считаться приемлемым. Правильно решали проблему поморские старообрядцы — кто хотел, мог заводить семью.

Чисто формально вопрос стоял так — является брак таинством или нет. В «Большом Катехизисе» действительно сказано, что брак есть «тайна, которую жених и невеста от чистой любви своей в сердце своем… согласие между собой и обет творят». Это действительно так, поскольку сам Бог заложил в природу живых существ потребность плодиться и размножаться. В этом и есть все таинство. Что касается священника, то он является только свидетелем от христианской общины. Никакой тайны священник не совершает, он только является свидетелем проявления в жизни естественного закона.

Так логично рассуждаем мы сейчас. Точно так же рассуждал Иван Алексеев, который написал на эту тему трактат «О тайне брака». Он проанализировал факты из практики древнехристианской церкви. Ссылаясь на то, что первые христиане не совершали таинства над новобрачными, но признавали институт брака и при этом мало заботились о его внешней форме, Алексеев писал: «Нужно знать, что отцы наши жили далеко от мира, приходя пустынное и скитское житие, потому и в браке не нуждались, — не гнушаясь им, а не желая смущать место и пустыню превращать в мир. Мы же посреди мира живем и во всех соблазнах мира пребываем».

Продолжателем доктрины Алексеева был Емельянов. Он, как и Алексеев, считал брак естественным, а освящать его он советовал молебном к Спасителю и Богородице. Старообрядцы ждали последней схватки с антихристом и не думали, что реализация их доктрины безбрачия может привести к прекращению рода человеческого. Выговские старцы в 1792 году уговаривали Емельянова сменить свою точку зрения в пользу безбрачия, но он по-прежнему венчал брачующихся в Москве.

Емельянов действовал в Покровской часовне в Москве. Она была построена на средства купца Монина. Поэтому всю покровскую общи-

ну раскольников, которые признавали необходимость брака, назвали монинским согласием.

Апологетом брака был Гавриил Скачков. Он же разработал брачный устав. Скачкову посвящены такие стихи:

Спасительна ума, премудрости, любитель, Чтил веру, чин, закон, неправды обличитель,

Сей девству честь принес, супружество почтил, Законом девства нет, писаньем изъяснил.

Скачков выдвинул главное положение, что «оженившиеся не согрешают, брак чист, ложе не скверно и неблазненно». Лидеры общины, которая была весьма многочисленна, вели мудрую политику терпимости и миролюбия. Поэтому община просуществовала до

1836 года.

Скачков критически проанализировал всю историю старообрядческого движения. Он писал:

«С самого начала, — как родилось в России священное имя «старовер» — и до истечения осьмагонадесять века, так староверство угнетаемо было проклятым тиранизмом и постыдным предрассудком, соединенным с суеверием, что едва могло возникать на стези откровения и природы в рассуждении шестой тайны. А все это потому, что некоторые ученые, если же их можно назвать таковыми, проповедавши о сей жизни трагическим образом и облекшись по большей части в траур, почитая его истуканом, и представляя себе оное действие в виде священной роли, брали особенно каждая оружия клятве и поражали всякого, противящегося ей. Тогда невежество над их сердцами торжествовало, премудрость попираема, и обожаем был хаос; некоторые особы, познакомясь несколько с Откровением и натурою брачною, погрешность замечали, вздыхая и удивляясь слепоте ожесточенных сердец. Но сами напротив того, мало отступая от водворившейся в душе их постыдной меты; поскольку лику не имели в виду положительных истин сего предмета, а потому и не было, как решительного исповедания о сей тайне, так и священного чина или порядка, совершающего оную публично в молитвенном храме; по сей самой причине в истинном даже староверчестве брачное совершение существовало во многовидном и преглупом безобразии относительно до религии и наружностей. Несмотря на такие плачевные расстройства,

стыд и позор всем внешним, содрогались вздыхали, будучи царское священие, язык свят, находился у всех почти исповедений в крайнем презрении, поношении и яко овощном хранилище; для того пророчески сказать: «Ревность дому твоему, Господи, снесть мя». Призвав в помощь Всевышнего Бога, решились все оные постыдства в истинных сочленах ослабить и пресечь, и образовать сей предмет разумом, благочинием и непоколебимостью, почему, сообразуясь со временем и нравами людей, издали на первый раз сей «Брачный Устав», дабы церковь сохранить от всех нелепостей, Творца своего восхвалять и прославить, совершающей же чете милость Божию получить, а трудящимся в священном сем издании вящей благодати сподобиться, и, по заглажении всех продерзостей против своего виновника жизни, наследовать превыспренние небеса, и во веки веков с Создателем оных царствовать».

При заключении брака новобрачные должны были давать обеты: «Всесильного, Преблагого и Премилосердого, в трех ипостасях прославляемого, Бога, милостию, щедротами и человеколюбием, находясь мы в совершенном возрасте и летах, по его же Всемогущего Господа и Творца нашего благоволению и родителей наших любовным благословением, сродников и приятелей наших благоприятным советом, и собственным нашим незазорным другъ к другу согласию вступать (имя рек) с девицею (имя рек) в законнобрачное сожитие, которое сохранять мы должны законно и соблюдать во всю жизнь нашу ненарушимо, нераздельно и во всем честно, как повелевает Бо-

жий закон.

Но кто из нас какое преступление учинит, верность не сохранит и обещание свое пременит, или в научения странные уклонится и брак законный обесчестит, и яко незаконный, по учению бракоотложителей вменять будет, или рождаемых детей во иное согласие крестить понесет, то сицевый явственно покажет себя противником истины и нарушителем Божия закона, за что и будет сам ответствовать праведному судии, Господу Богу на страшном Его суде.

И что все сие изреченною мною, как устами, так я исповедую и сердцем истинно, неложно и справедливо, в том я уверяю вас моею чистою совестию и целованием честного и дивотворящего Креста Господня».

Во время бракосочетания настоятель подходил к брачующимся и спрашивал жениха громко: «Охотою ли и без всякого понуждения берешь сию рабу Божию?» Жених отвечал: «Охотою и без всякого

принуждения». «В вечную ли и нераздельную жизнь с нею вступаешь?» Жених отвечал: «В вечную и нераздельную». «За самый ли истинный брак вменяешь сие священное обстоятельство?» Жених отвечал: «За самый истинный». Точно то же самое спрашивали у невесты. После этого настоятель обращался к новобрачным со словами:

«Господь новобрачные! Для точного засвидетельствования вашей сердечной истины целуйте животворящий Крест». Новобрачные подходили к кресту, двукратно кланялись, целовали правую руку Спасителя на кресте. После этого они снова крестились, кланялись до земли и возвращались на свое место. Затем певчие пели псалом 122: «Блажен вси боящиеся Господа». Настоятель прочитывал «Аминь», «Царю Небесный», «Трисвятое», «Слава», «Пресвятая Троица», «Господи помилуй», «Отче наш», «Господи, услыши молитву мою».

Такие браки, согласно Скачкову, были особенно распространены в царствование императора Николая I. Браки регистрировались в специальных брачных книгах. Таким образом стали заключать брак в Выговской федерации и вообще среди других общин. Но церковь и тут добилась своего — регистрация брака в книге была запрещена. А без этого во всем процессе бракосочетания было потеряно главное — документ.

Филипповцы

Во всяком движении, будь оно политическим или религиозным, есть левые и правые. Есть и наиболее здоровый центр. Так было и с движением раскольников. Именно движением, поскольку оно жило, развивалось, видоизменялось в зависимости от общественно-полити- ческой обстановки в стране, и прежде всего в церкви, которая и определяла почти все, что происходило в обществе.

На левом фланге движения раскольников находились так называемые «филипповцы» (и не только они). Их идейно-политическая платформа (в отличие от Выговской федерации раскольников) была малосовместима с реальной жизнью. Да собственно, сам Филипп вышел из Выговской общины. Он был человек экзальтированный и не хотел признать разумной политики Денисовых. Он жаждал эксцессов. Так он и кончил свою жизнь — в огне по собственному желанию.

Филипповцы оформились организационно 25 декабря 1827 года. В этот день их ядро (около десяти человек) в Угличе в доме местного купца Ивана Васильевича Выжилова утвердило постановление, которое вынашивалось не один день. Приводим основные пункты этого постановления:

«Возрадеем свое православие содержати и яко же желаем своим душам спасениа, такоже наипаче усердно и о прочих спасении старатися.

Сверх определения вселенских и поместных соборов, а также 106 Поморских статей, содержать и хранить следующее:

В воскресные дни, Господские и Богородичные праздники и равно в дни великих святых, христианам не работать, не торговать ничем и никакого дела не делать, а приходить на общее моление и слушание Божественнаго писания.

Внешних в веру принимать со искусом и неповеданием Правыя веры и жития по писанию, и святаго крещения скоро не сподоблять. У кого из приходящих к вере окажутся малыя дети, принимать их с тем, буде согласятся и детей с собою в веру привести, а без того не принимать.

Приходящих к нам от Федосеевых и Монастырских (Поморцев) принимать с четыредесятним постом, а кто из них находится в явных некоих качествах, то по разсуждению налагать пост и более продолжительной; родителей их не поминать, также и икон от них не брать.

Новоженов принимать, с тем, чтобы они разошлись. Староженов принимать, с советом тоже разойтись.

От внешних младенцев в крещение принимать, если родители их дадут обещание с младенцем не сообщаться и прочаго совокупления не иметь, в среду и пяток поститься, в Никонианскую церковь на свадьбы и позорища не ходить, и там не крестить; младенца отдавать на охранение христианам; буде же они свой обет преступят и вновь принесут младенца, то не принимать, доколе не вступят в соглашение, если крещеннаго младенца осквернять, — хранителей его наказывать, оскверненных же младенцев не отпевать и не поминать.

От новоженов, без развода, младенцев не крестить и приносов в церковь на службу не взимать.

Тех отцов и матерей, которые сына женят или дочь отдадут замуж, на покаяние не принимать, доколе не расторгнуть брака.

На тех родителей, кои женят или выдадут замуж мирских детей

и будут прикладывать к тому свое попечение, накладывать две четыредесятницы, или два поста.

Всем духовным правителям быть безпорочными и знающими св. Писание, иметь им духовных отцов и духовнаго дела касаться по избранию братства, с благословением духовных отец.

Иконникам без благословения отеческаго дела сего не касаться, иконы писать с древних образцов, иноверным икон не писать и не продавать, жить целомудренно под смотрением отцов духовных и без совету их ничего не делать, ходить каждый год четырежды на исповедь.

Настоятелям при своих кельях зазорных лиц не держать, также и всем христианам женскаго полу в работницы не нанимать и единокелейно нежить.

Свечи работать для христиан, а иноверным не продавать.

В праздники и на поминки к иноверным несогласным с нами не ходить, снеднаго и напитков от них не вкушать.

Входя во внешние домы, иконам их не кланяться.

Платья необычнаго не носить, как-то: халатов с отворотами, тулупов с воротниками, сапогов смазных, картузов, малокрылых шляп, жилетов и разной пестряди рубашек и прочих разнообразных материй, сарафанов, непристойных черевиков, цветных платков, особенно во время собрания в молитвенном доме.

Чаю не пить и пряников не покупать.

В стрижении власов всем соблюдать христианский обычай; затылка высоко не выстригать и шеи не брить.

Вина и прочаго хмельного пития не употреблять, по нынешнему горькоплачевному времени и по обещанию нашему жить целомудренно и соблюдать чистоту.

Такожде по причине разсеяния людей освященных — мяса не принимать.

Всем христианам, как мужескому, так и женскому полу на мирския беседы и прочия сонмища и гульбища, христианам не приличныя, не ходить.

Христианам в наследство имения внешним не оставлять, хотя и дети будут.

Христианам в бане с мирскими не мыться, также и в печах не париться.

Крестное знамение каждому налагать истово, кланяться низко, посты поститься по уставу, во все лето среду и пяток есть однажды в

день и когда следует класть поклоны земные, равно и понедельник поститься.

Вмолитвенных домах, где бывает общее собрание, мужескому полу с женским без преграды и без завесы не молиться и вместе не пить, также и в домах без преграды не спать.

Отцам духовным при крещении и покаянии отнюдь денег не брать. Денег в рост и ломбард не давать.

Каждый год один раз духовным отцам собираться, где означено будет, любовно советоваться о церковных делах, друг друга любовно подкреплять, отеческих чиноположений не опущать.

Впомощь духовным отцам для исправления усмотренных недостатков, избирать выборных, а для наблюдения над женским полом избирать старушек, и что за кем окажется, возвещать отцу духовному или выборному; женскому полу одним везде не шататься.

Для наблюдения над всем сим, ныне же избрать выборных трех человек соборных, с тем, чтобы ежегодно посещали страны и надсматривали, выполняется ли по всем странам, а где усмотрят упущение, сообщать о том, чего сами решить не могут, собранию отцов духовных».

Сам Филипп раньше был стрельцом. Затем он был «духовным отцом» в Выговской пустыни. После того как выговцы вынуждены были совершать молебен за государя, Филипп с группой своих единомышленников двинулся на север и достиг реки Умбы (современ-

ная Мурманская область). Почему реки? Потому что река кормила. Там даже сейчас водится семга. Но власти признали об экстремистах и отправили воинскую команду, чтобы их изловить и наказать согласно Указу о раскольниках. Но с наказанием они опоздали. Филипп и семьдесят его наиболее преданных последователей сами себя сожгли заживо. На этом жертвы не закончились. Преемник Филиппа Терентий сжег примерно двадцать последователей (и себя самого). Новый преемник старец Матфей поступил точно так же — сжег и себя, и своих двадцать последователей.

Эти самосожжения послужили сигналом экстремистам-раскольни- кам разного толка. Самосожжение стало широко практиковаться. Мотивировалось оно тем, что так можно уберечь свою душу от мирского соблазна и захвата души антихристом.

Вначале филипповцы обосновались в Тверской губернии (в селе Кимры). Затем это движение дошло до Москвы. Но здесь оно укоре-

нилось не сразу. Филипповцы долго скитались по России. Создали они свою крепкую организацию тогда, когда власти значительно ослабили преследование раскольников.

Обосновавшись в Москве, филипповцы первое время вели себя весьма умеренно: проводили общественные собрания для молитвы (когда приезжали монахи из Кимр). Их стали называть «крепкими христианами». Но вскоре их скромность испарилась. П. Милюков в своей книге «Очерки по истории русской культуры» так писал о раскольниках:

«Терпимость екатерининского правительства создала весьма благоприятную почву для сближения с миром самых крайних партий раскола. Но чем примирение было легче, чем компромисс становился соблазнительнее, тем он должен был казаться более опасным настоящим радикалам безпоповщины. Правительственное снисхождение к расколу представлялось им новым искушением, предназначенным для того, чтобы предать людей в руки «сына погибели». Жертва этого искушения была налицо: федосеевцы запутались в те же мирския сети, в которые раньше их попали поморцы. Естественными обличителями федосеевцев являлись теперь самые строгие из безпоповцев — филипповцы. С точки зрения безпоповщинскаго идеала, филипповцы имели полное основание упрекать федосеевцев, что те не спешатъ пострадать за веру, не стремятся к мученической смерти, не разрывают с мирянами, а, напротив, ради корысти и наживы заводят с ними торговыя сношения и семейныя связи, из страха муки платят им дары и налоги. И защищаясь против этих обвинений, федосеевцы принуждены были прибегнуть к тому же авторитету, который выставляли против их собственной нетерпимости. И они принимались доказывать, что «чувственный» антихрист еще не пришел, что его «ни на какое лицо нельзя указывать». Им, как и поморцам, такое толкование давало возможность заключить если не окончательный мир, то хотя бы перемирие на неопределенный срок с существующим гражданским строем.

В сущности, однако, и сами филипповцы не менее федосеевцев нуждались в этом перемирии. Они могли сколько угодно, напускать на себя внешнюю суровость, щепетильно воздерживаться от всякого общения с православными, даже выражать готовность за веру при первом открытом столкновении с властями, но от всего этого суть дела не изменялась. Раз они продолжали, все-таки, жить в обществе,

они поневоле должны были подчиниться некоторым условиям общежития, представлявшимся, с строгой точки зрения, делом антихриста. Это противоречие слова с делом не могло не тревожить людей с чуткой совестью; за грех общения с миром совесть требовала искупления: и вот от времени до времени, жертвы этих душевных мук то искали в глухом лесу голодной смерти, то удивляли мир каким-ни- будь громким протестом с прямою целью вызвать преследование начальства. Вероятно, не мало совестливых душ нашли личное удовлетворение в подобном исходе, прежде чем одному из них, одаренному от природы не только чуткою совестью, но и сильным умом, и энергетической волей и, наконец, обширными познаниями не удалось сплотить небольшую кучку одинаково настроенных в отдельное общество и найти выражение их личному настроению в стройной системе».

Странники

Люди, составляющие раскольническое движение, сопротивлялись всякому принуждению «администрации российской державы». Формы этого сопротивления были самые разные. Можно было сбежать или на Север, или в Турцию или Австрию, куда труднее было дотянуться карающей деснице церкви и самодержавия. А можно было бежать не куда-либо в определенное место, а просто в никуда, бежать всю жизнь. При этом важно было не привлекать к себе внимания местной администрации. Надо было бежать без шума, без митингов, без прокламаций, соблюдать жесткие правила конспирации. Народ весь был обездолен, поэтому беглые люди (странники) без труда находили приют на ночлег и кусок хлеба у таких же обездоленных.

В одной из русских былин есть такие слова:

Ничто не можетъ воспритити Отъ странствования отлучити. Пищи тако не алкаю, Странствовать понуждалось. Не такъ жаждою смущаюсь Скитатися понуждаюсь.

Всему миру въ смехъ являюся,

Токмо странства неминутся Бежи, душа, Вавилона, Постигай спешно Сиона. Тецы путем къ горню граду. Плачи душе, о томъ време, О греховномъ своемъ бреме Како будеши отъещати

На суде страшномъ предстати. Уже часъ дне сокращается, Смертный день приближается.

Положение в России историк В. Андерсон описывает так: «Горемычная масса податного народа, среди которых особенно

процветал раскол, стоном стонала, — но все ее вопли, — по словам князя Щербакова, — не были слышны среди столичной роскоши. Народ совершенно не знал правительства, и только испытывал кругом вопиющие злоупотребления администрации и судопроизводства, крепостного права, развившегося до своего апогея и проч. Толстый слой приказной бюрократии, созданной табелью о рангах и воспитанной концелярской безнаказанностью, задавил собой подлый люд, отданный от «финских хладных скал до пламенной Колхиды» в бесконтрольное распоряжение всевозможных ландратов, ландрихтеров, ландкомиссаров, обер-комендантов и т.п. продуктов нелепо понятой западно-европейской цивилизации.

Все сословия, кроме «достохвального шляхетства», были нестерпимо ограничены в своих даже гражданских правах. Не виделось решительно никакого просвета; одно безначалие, деспотическое давление и своеобразное «внезаконие». Все смутило народ, возбуждало недовольство и располагало к бегству, единственному спасению в без- выходно-тяжелом положении. И бегство в XVIII веке было неудержимое, непрерывное, повсеместное, особенно на юго-востоке и западной границе. Бегство составляло путь спасения, единственный способ совершенного и решительного отрицания всего, что не нравилось, что тяготило в мире».

Как уже говорилось, в XVIII веке происходило полное закрепощение крестьян, ликвидация земских общин (они лишились всяких выборных прав и т.п.). Весь бюрократический аппарат был строго централизован. Почти каждый почувствовал на себе невыносимый