Воля к истине по ту сторону знания власти и сексуальности

гие видели в гегелевской мысли замыкание философии на саму себя и момент, когда она переходит к рассказы­ ванию своей собственной истории, — Ипполит признал в ней такой момент, когда она пересекает свои собствен­ ные пределы, чтобы стать философией не-философии или, быть может, не-философией самой же философит (Dits et icritSy t.I, pp.783-784).

Воля к знанию

История сексуальности, том 1

Первый том Истории сексуальности вышел в свет в декаб­ ре 1976 года, когда еще не успели стихнуть шум и споры вокруг предыдущей книги Фуко — Надзирать и наказы­ вать. Рождение тюрьмы (1975). Эти две книги близки не только по времени своего выхода в свет. Они маркируют очередной «разрыв» в творчестве Фуко и, в этом смысле,

— появление Фуко «нового», того, о котором так лако­ нично и точно сказал названием одной из глав своей кни­ ги Дидье Эрибон: «Борец и преподаватель Коллеж де Франс...». Если в предыдущих книгах анализ Фуко фоку­ сировался на «сказанных вещах», на дискурсе как отдель­ ной и автономной реальности, как особой практике, то те­ перь дискурс рассматривается как востребуемый и полу­ чающий свое место внутри той или иной практики (судеб­ ной, медицинской, педагогической и т.д.), отличной от са­ мого дискурса. Этот сдвиг, происшедший между Археоло­ гией знания и Надзирать и наказывать, отмечает Жиль Делёзв статье с характерным названием: «Писатель? Нет, новый картограф» («ficrivain non: un nouveau cartographe»); об этом же в дискуссии после одной из своих лекций в То­ кийском университете в 1978 году говорит и сам Фуко. Отвечая на реплику одного из слушателей, заметившего, что объектом анализа у Фуко становится теперь не толь­ ко в какой-то момент истории сказанное, но также и то, что в этот момент было сделано, Фуко подчеркивает, что

он начинал как историк наук и что одним из первых воп­ росов, вставших перед ним, был вопрос о том, может ли существовать такая история науки, которая рассматрива­ ла бы «возникновение, развитие и организацию науки не столько исходя из ее внутренних рациональных структур, сколько отправляясь от внешних элементов, послужив­ ших ей опорой» (Dits et icrits, t.III, p.583). Так, в Истории безумия наряду с «внутренним анализом научных дискур­ сов» — анализом того, как развивалась Психиатрия, какие она затрагивала темы и какие изучала объекты, какими понятиями пользовалась и т.д., — есть и анализ внешних условий: «...я попытался, — говорит Фуко, — ухватить историческую почву, на которой все это произошло, а именно: практики заточения, изменение социальных и экономических условий в XVII веке. [...] Анализ же в Сло­ вах и веъирх— это по преимуществу анализ сказанных ве­ щей, правил образования сказанных вещей». Анализ внешних условий существования, функционирования и развития дискурсов оказался при этом как бы за скобка­ ми. Это отмечали критики Фуко. «Но я и сам это осозна­ вал, — говорит он, — просто объяснения, которые в то время предлагались, к которым меня склоняли (и упрека­ ли меня, если я их не использовал), — эти объяснения ме­ ня не удовлетворяли». Не «производственные отношения» или «идеологию господствующего класса», но «отношения власти внутри общества» предлагает теперь Фуко рассмат­ ривать в качестве «точки внешнего укоренения организа­ ции и развития знания» (ibid.).

Так в горизонте мысли Фуко кристаллизуется ноная тема — тема власти. Она звучит уже в Порядке дискурса.

И это не умозрительный поиск нового объяснительного принципа, но именование и экспликация нового периода в жизни Фуко, периода, который, по его собственном словам, открылся «потрясением 1968 года». Фуко заведу­ ет в это время кафедрой философии в Тунисском универ­ ситете и становится очевидцем сильных студенческих вол­ нений, которые в Тунисе начались раньше, чем во Фран­ ции и вообще в Европе, и которые завершились арестами, процессами и суровыми приговорами. Фуко, пользуюсь

своим положением, оказывает студентам прямую помощь (материальную, организационную) и становится в конеч­ ном счете persona non grata в этой стране. Эти события, эти молодые люди, которые «действительно рисковали сво­ ей свободой», произвели на Фуко сильное впечатление: «...для меня это было настоящим опытом политики», — скажет он впоследствии (Dits et ecrits, t.IV, p.78). С этого момента Фуко — в центре всего, что происходит в поли­ тической и социальной жизни, он — всюду, где происхо­ дят столкновения с властью и силами порядка, причем не только в самой Франции. Даже простое перечисление то­ го, что было им сделано и организовано, в чем он принял непосредственное участие, заняло бы не одну страницу. Так, осенью 1968 года, после «майской революции» и в от­ вет на нее, был создан новый — экспериментальный — университет в Венсене. Фуко принимает предложение возглавить кафедру философии, которую он же и должен был сформировать. Одновременно Фуко создает первую во Франции кафедру психоанализа, куда он приглашает в основном психоаналитиков лакановского направления. И при первом же столкновении студентов, которые хотели на деле испытать границы предоставленной им автоно­ мии, с полицией Фуко оказывает последней физическое сопротивление и вместе с большой группой студентов проводит ночь в полицейском участке (что в дальнейшем

сним случится еще не раз).

В1975 году Фуко принимает участие в весьма смелой акции протеста против смертного приговора одиннадцати испанцам, которые боролись с режимом Франко. Текст петиции был подписан виднейшими представителями французской интеллигенции (среди которых были Сартру Арагон и многие другие), опубликован в прессе, но, кро­ ме того, зачитан в самом Мадриде во время пресс-конфе­ ренции, устроенной специально для этого десантировав­ шейся туда группой из семи человек, в числе которых — Фуко, Ив М онтан и Жан Даньельу редактор Nouvel Observateur. Пресс-конференцию разгоняют, десант выдворяют из Испании, приговор приводится в исполнение. У акции этой были, однако, очевидные последствия. Во-первых, по

всей Европе прокатилась волна демонстраций в поддержку испанской оппозиции; во-вторых, резко изменилась офи­ циальная позиция Франции. Жискар д*Эстен согласился с предложением Голландии: девяти европейским странам обратиться к Франко с просьбой об отмене приговора, про­ тив чего прежде Франция возражала.

И так далее, и тому подобное: по приглашению ко­ миссии по реформе Уголовного кодекса Фуко представ­ ляет свою точку зрения по поводу тех статей кодекса, ко­ торые касаются сексуальности; участвует в демонстра­ ции в поддержку Параджанова^ организует акцию про­ теста против приема Жискар д’Эстеном в 1977 году Ле­ онида Брежнева: в день приема в одном из парижских театров французская интеллектуальная элита встрети­ лась с советскими диссидентами, оказавшимися к тому времени на Западе; в 1981-1982 годах работает в коми­ тете поддержки польской «Солидарности» и даже от­ правляется в Польшу в качестве сопровождающего (а по совместительству — и шофера грузовика) гуманитарно­ го груза, среди которого было спрятано... нелегально провозимое оборудование для типографии.

Но, пожалуй, главным «детищем» Фуко этого перио­ да является «Группа информации о тюрьмах», образован­ ная по его инициативе в начале 1971-го и самораспустив­ шаяся в декабре 1972 года. Поводом к ее образованию послужила голодовка, объявленная заключеннымимаоистами и членами других групп ультралевых с требо­ ванием придания им статуса политических заключенных и улучшения условий содержания в тюрьмах. Характер­ но, что юридический адрес Группы — это домашний ад­ рес Фуко. Группа ставила перед собой задачу собрать и сделать достоянием гласности информацию о положении заключенных в тюрьмах, равно как и обеспечить доступ информации в тюрьмы. Последнее было достигнуто до­ вольно быстро: уже через несколько месяцев работы Группы в тюрьмы было допущено радио и стали поступать ежедневные газеты. Для сбора же информации по всей Франции в тюрьмах тайно распространяются вопросни­ ки; опрашиваются также родственники заключенных и

бывшие заключенные; полученные таким образом сведе­ ния публикуются в издававшихся Группой брошюрах.

Деятельность Группы была столь успешной, что по ее образцу создаются другие объединения подобного рода: «Группа информации о здравоохранении», «Группа ин­ формации о психиатрических больницах», «Группа ин­ формации и поддержки рабочих-иммигрантов». Деятель­ ность же Группы Фуко прекратилась в конце 1972 года, когда была создана первая во Франции организация зак­ люченных («Инициативный комитет»), начавшая изда­ вать свой собственный печатный орган. В определенном смысле исходная задача Группы была тем самым решена, и Фуко отходит в сторону.

Жиль Делёз — сам активный член Группы — отмеча­ ет в одном интервью, что, несмотря на разочарование и горечь, испытанные Фуко в связи с конфликтом между

Группой и Инициативным комитетом заключенных (этот конфликт и стал одним из поводов к самороспуску Группы), опыт работы в ней был для Фуко чрезвычайно важным. Этот опыт стал для него катализатором и проб­ ным камнем нового понимания ангажированности интел­ лектуалов. В центр ставится действие, исходящее не из об­ щих принципов и вечных ценностей, а из анализа и «ди­ агностики» (термин Фуко) ситуации, — действие кон­ кретное и нацеленное на борьбу с «недопустимым». «Не­ допустимо!» — было своего рода девизом всей деятель­ ности Группы, «Я вижу недопустимое» — характерное наз­ вание небольшого интервью 1971 года, где Фуко отвеча­ ет на вопросы о задачах и формах деятельности Группы. В качестве важнейшего результата этого опыта Делёз отме­ чает появление «нового типа высказываний о тюрьме [...], формулирование которых прежде было невозможно» (J.Deleuze, «Foucault and the Prison»; цит. no: Eribon, p.248).

Но здесь можно видеть и еще один, быть может даже более важный сдвиг: радикально трансформируется отно­ шение между практикой и теоретическими разработками. До сих пор это отношение у Фуко было вполне традици­ онным для европейской философии: либо написание оче­ редной книги вообще никак не было связано с включен­

ностью автора в ту или и н у ю практику (в лучшем случае, как это было с Историей безумия, автор выступал в качес­ тве внешнего исследователя по отношению к ней), либо мысль автора бралась в качестве основания для разверты­ вания или трансформаций практик кем-то другим. Имен­ но об этом — немного в шутливом тоне, но по сути очень серьезно — говорит сам Фуко в одной из бесед 1971 го­ да: «...я написал когда-то книгу об истории безумия. За немногими исключениями вроде Бланшо и л и Б арта она была принята весьма плохо. Еще недавно, когда об этой книге говорили студентам, то подчеркивали, что она на­ писана не врачом, а потому ее следует опасаться как чумы. Так вот, меня поразила одна вещь: уже несколько лет вокруг Базалиа в Италии, а также в Англии развивается движение, которое называют антипсихиатрией. Конечно, эти люди развернули свое движение исходя из их соб­ ственных идей и их собственного опыта как психиатров; в моей книге они увидели, однако, своего рода историчес­ кое обоснование, они переложили в каком-то смысле от­ ветственность за нее на себя, приняли ее на свой счет, до некоторой степени себя в ней узнали; в итоге — эта соб­ ственно историческая книга находит своего рода практи­ ческое завершение. Так вот, скажем, я немного ревную, и теперь мне хотелось бы делать все это самому. Вместо того, чтобы писать книгу по истории правосудия, которая затем будет подхвачена теми, кто на практике поставит правосудие под вопрос, мне хотелось бы начать именно с того, чтобы поставить под вопрос правосудие практичес­ ки, а затем — право же, если я еще буду жив и не сяду в тюрьму,— ну, тогда я напишу книгу...» (Dits et icrits, t.II, pp.208-209).

* * *

Разумеется, эта книга, написанная в буквальном смысле слова по горячим следам битв и столкновений, написанная вгоды — с 1971 по 1975,— когда Фуко читает в Коллеж де Франс курсы лекций с выразительными названиями: «Те­ ории и институты уголовного права», «Наказующее общес­ тво», «Психиатрическая власть» и «Анормальные», в те го­ ды, на которые во Франции приходится апогей борьбы с ав­

торитарностью на всех уровнях, а стало быть, и борьбы за разоблачение и ниспровержение всех и всяческих автори­ тетов и в первую очередь — авторитета власти (Отец, Учи­ тель, Священник, Бюрократ — все они выступают как ее олицетворения),— в эти годы книга Фуко не могла не ока­ заться в центре внимания. Другими словами, его Надзи­ рать и наказывать — книга, связанная с «политическими страстями» момента, анализирующая формы социального контроля (и, в частности, заточение), возникновение об­ щества дисциплинарного типа и обеспечивающих его фун­ кционирование норм, — книга эта воспринималась как не­ посредственное продолжение борьбы, но только другими средствами: через историческое описание, которое выполня­ ет здесь критическую функцию.

И такого же рода ожидания были и по отношению к его Воле к знанию, ждали книгу, тоже вписанную в логи­ ку борьбы, только теперь уже на другом фронте. Не бу­ дем забывать, что конец 70-х — это пик «сексуальной ре­ волюции» на Западе. Царят всевозможные идеологии ос­ вобождения и свирепствует своего рода «психоанали­ тизм» — заполонение вульгарным психоанализом всех и всяческих способов мысли и действия. Вот как описыва­ ет эту ситуацию Дидье Эрибон: «Нескончаемое говорение о сексуальности. Все говорят о сексе, чтобы сказать, что он вытеснен и подавлен буржуазной моралью, моделью супружества и семьи... От этой морали, быть может, Фрейд нас чуть-чуть и освободил, говорят одни. Но — так нерешительно, добавляют другие, с такой осторож­ ностью и конформизмом, что следовало бы разоблачить также и нормализующие функции самого психоанализа. И все [...] хотят, чтобы о сексе говорили, о сексе, которыйде должен сорвать покров с истины о человеке или пред­ ложить ему пути к счастью» (Eribon, р.286).

Ожидания не оправдались. Книга Фуко камня на кам­ не не оставляет от понимания власти как репрессивной си­ лы, подавляющей все и вся, включая и сексуальность. «Наше общество, — скажет он в интервью после выхода книги,— это общество не “репрессии секса, а его “экс­ прессии”» (.Dits etecrits, t.III, р.103).

Перевод выполнен по изданию: Michel Foucault, La Volonte de savoir, Histoire de la sexualiti, tome I, Gallimard, 1976.

с.101 Steven Marcus, The Other Victoriens. A Study ofSexuality and Pornography in Mid-Nineteenth Century England, New York, Basic Books, 1966.

с.102 Фуко опять играет на значениях выражения tenir disco­ urs — «держать речь» (ср. комментарий к с.49 «Поряд­ ка дискурса»), что в русском переводе теряется.

с.117 В 1977 году Фуко напишет предисловие к французско­ му изданию этой книги — еще более сокращенному, чем английское, уже и без того сокращенное... до семи­ сот страниц (Му Secret Life. Ricit de la vie sexuelle d*unAn­ glais de Vipoque victorienne, Paris, Les formes du secret, 1977). Первое ее издание было напечатано в 1890 году

вАмстердаме, тиражом десять (!) экземпляров. Оно, ко­ нечно, никогда не поступало в продажу и осело у нес­ кольких коллекционеров и в некоторых библиотеках.

Интерес этого текста, как пишет Фуко, — в детальней­ шем рассказе о жизни, которую этот человек целиком посвятил сексу. «Жизнь-секс», «сексущесгвование»... — играет со словами Фуко. «Несомненно, в качестве фона выступала здесь давняя духовная традиция, которую протестантские страны (стало быть — без исповедни­ ков) сохранили лучше, чем католические: вести пись­ менно дневник своей жизни, на чистой странице проде­ лывать исповедывание совести» (Dits eticrits, t.III, р.131). Об этом тексте Фуко говорит также в статье 1976 года

вгазете Le Monde («L* Occident et la v6rit£ du sexe»), где он еще до выхода самой книги крупными мазками прочер­ чивает основные линии Воли к знанию и всего много­ томного проекта Истории сексуальности (Dits et icrits, t.III, pp.101-106).

с.118 И гра слов: ripitition по-французски — это и «повторе­ ние», и «репетирование».

с.119 И гра слов: (Га употребляется во французском разговор­ ном языке и как местоимение «это», и как способ выра­ жения чрезвычайно пренебрежительного отношения к чему-либо или к кому-либо; но, кроме того, (Га — это третий элемент психоаналитической триады Я, Сверх-Я и Оно, который трактуется как раз как совокупность всех

вытесненных и подавленных влечений и желаний, как темная и непрозрачная для сознания часть человека,

сЛ 23 Речь идет о двух работах Фрейда: Три очерка по теории сексуальности (1905) и Анализ фобии пятилетнего маль­ чика (1909). И з изданий последних лет на русском язы ­ ке см., например, в: 3 .Фрейд, Психология бессознатель­ ного, М ., Просвещение, 1989.

с.130 И мя крестьянина — Jouy — по звучанию совпадает с причастием прошедшего времени глаголаjouir (joui) — «наслаждаться», «получать удовольствие», означающе­ го также: «испытать оргазм».

с.158 Эта книга так и не была написана. Как не были написаны

иобещанные пять томов Истории сексуальности. La Cha­ ir et le corps, La Croisade des enfants, La Femme, la mire et Vhystirique, Les Pervers, Populations et races. Названия этих томов фигурировали на обложке первого тома,

с.160 См. соответствующий комментарий к с. 184.

с.167 С м . соответствующий комментарий к с. 119.

с.177 Flectere si nequeo superos, Acheronta movebo — «если не смогу склонить богов, то Ахеронт приведу в движение» (лат.), вошедший в поговорку стих из Энеиды Вергилия

(KH.VII, стих 312).

с.178 Неточная ссылка Фуко на эпиграф из Бюргера в начале 44-й главы работы Шопенгауэра Мир как воля и представ­ ление. В переводе Ю .Айхенвальда см.: А.Ш опенгауэр, Избранные произведения, М ., Просвещение, 1992, с.371.

с.181 Вскоре после выхода в свет Воли к знанию группа психо- аналитиков-лаканистов (среди которых был и зять Л а­ кана Жак-Ален Миллер, ставший после смерти Лакана в 1981 году его «преемником» и руководителем одной из ветвей лакановского психоанализа) пригласила Ф уко для обсуждения основных проблем книги. Под названи­ ем «И гра М ишеля Фуко» («Le jeu de Michel Foucault») текст этой дискуссии был опубликован в журнале Omiсаг?, издающемся этой группой лаканистов. Вот что го­ ворит Фуко в ответ на вопрос о смысле противопостав­ ления предлагаемой им аналитики власти обычным «теориям власти»: «Власть— этого просто не существу­ ет. Я хочу сказать, что идея, будто где-то в определен­ ном месте, или эманируя из какой-то определенной точ­ ки, существует нечто, что и есть власть, — мне каж ет­ ся, что эта идея зиждется на каком-то ложном анализе

иуж во всяком случае не учитывает значительного чис-

ла феноменов. Н а самом-то деле власть — это отноше­ ния, это пучок — более или менее организованный, бо­ лее или менее пирамидальный, более или менее согла­ сованный — отношений. [...] Если пытаться строить тео­ рию власти, всегда будешь вынужден рассматривать ее как возникающую в определенном месте и в определен­ ное время, нужно будет выяснять ее генезис и осущес­ твлять дедукцию. Н о если власть в действительности яв­ ляется открытым пучком, более или менее согласован­ ным — скорее, конечно ж е, плохо согласованным, — отношений, тогда единственной проблемой является составление такой решетки анализа, которая делала бы возможной аналитику отношений власти» (Dits et icrits, t.III, p.302).

c.184 Непереводимая игра слов: французское sujet, происхо­ дящее от латинского subjectus — «под-лежащее», «под­ чиненное», означает одновременно и «отданный во власть», «подданный», и «субъект», «лицо». Фуко «стяги­ вает» оба эти значения в глаголе assujettir (собственно «подчинять»), подчеркивая момент конституирования субъекта как такового в обоих смыслах, равно как и на­ личие специальных форм, делающих это конституиро­ вание возможным.

с. 19 5 Этот принцип власти без субъектаили стратегии без субъ­ ектатакже стал предметом обсуждения в дискуссии с лаканисгами. Отвечая на вопрос о том, как такое можно по­ мыслить, Фуко высказывает разные соображения, и в том числе следующее: «...знаменитая французская “абсолют­ ная” монархия не имела в действительности ничего абсо­ лютного. Это и в самом деле были рассеянные островки власти, одни из которых функционировали как географи­ ческие уделы, другие — как пирамиды, третьи — как те­ ла или, скажем, в соответствии с семейными влияниями или сетями союзов, и т.д. Вполне понятно, почему в подоб­ ной системе не могли появиться глобальные стратегии: французская монархия оснастила себя административным аппаратом — очень сильным, но очень ригидным,— ми­ мо которого проходила масса вещей. Был, конечно, Ко­ роль — явный представитель власти, но на самом деле власть централизованной не была, она не выражалась в глобальных стратегиях— одновременно тонких, гибких и связных. В X IX веке, напротив, через всякого рода меха­ низмы или институты — парламентаризм, распросгране-