Мышление и воля. Принцип тождества мышления и воли в классическом раци
.pdfонтологии. Обуздывая себя, разум не должен выходить за пределы опыта
иподменять реальность грезами воображения. Разум, принципиально ограниченный опытом или, лучше сказать, замкнутый на опыт, начинает предвосхищать в нем нечто большее: в феноменальном опыте разум предвосхищает ноуменальное бытие. Таково главное направление, по которому развивается скрытая онтологическая тема «Критики чистого разума». Здесь нелишне подчеркнуть, что речь идет не столько об онтологическом толковании кантовской критики разума, сколько о ее естественной изначальной
исознательной онтологической направленности. Философия чистого разума носит негативный характер: она не утверждает никакого спекулятивного содержания, она лишь предохраняет разум от ошибок, налагает на него узду, ибо она не органон, но дисциплина разума. Критика чистого разума (и философия чистого разума в целом) развивает отрицательную энергию, но эта отрицательная энергия не пропадает втуне, она как бы «сублимируется» и направляется на предвосхищение бытия в феноменальном опыте, на который замкнута система познавательных средств интеллекта. Это предвосхищение бытийной сущности в феноменальном опыте представляет со-
бой естественным образом данное воление, заключенное в природе разума.
Разум замкнут на опыт и благодаря трансцендентальным добавкам синтезирует из его материала целостный объект, то есть проецирует сущность в явление, активно выявляет и созидает в явлении синтетическое целое. Такую естественным образом сложившуюся волящую рациональную структуру мы будем называть медиумом, а механизм резигнации (или эпохе) спекулятивной энергии разума и направление высвободившегося «сублимированного» эквивалента этой энергии на предвосхищение бытия в горизонте опы-
та — чистой медиальной волей. Медиальная воля чиста, потому что она является формальной основой всех конкретных проявлений воли. Именно благодаря наличию этой основы оказывается возможным внесение морального сознания в бытие, то есть практический разум; благодаря наличию этой основы возможно творение нашей художественной волей особого мира, где царствует свободная игра воображения.
Постулирование понятий «медиум» и «медиальная воля» находится в самом эпицентре нашего исследования, к которому мы шли всё это время. Старая метафизика нуждалась в свободном спекулятивном полете, к фиксации результатов которого она и сводилась. Теперь же мы видим, что новая метафизика и новая онтология, возможность которых впервые обосновал Кант и к реализации которых подошли в наше время Гуссерль и Хайдеггер,
201
состояла именно в отказе от этого спекулятивного полета, но таком отказе, при котором энергия разума направляется на про-видение, предвосхищение и проецирование бытийной сущности в опыте и на опыт. Разум представляет собой такую формальную структуру, попадая в которую поток опытных данных обнаруживает в своих недрах сущностное единство, но-
уменальное бытие. Разум и есть не что иное, как медиум, в котором бытие обнаруживает себя. В этом и состоит коперникианский переворот в метафизике; покидая сферу произвольных спекуляций, мы не замыкаемся
вформальных структурах нашего «Я», мы встаем лицом к лицу с опытом, и энергия нашего познания, вместо того, чтобы рисовать в нашем воображении воздушные замки, целиком направляется на синтез опытных данных,
врезультате чего мы начинаем видеть в самом опыте далекий бытийный горизонт.
Критика разума и ее онтологическое истолкование. Предметом критики разума является многообразие и единство целей, вытекающих из самой способности познания. Это единство целей связано с единством самого чистого разума. Единство разума, неотделимое от единства рассудка и состоящее в иерархии форм синтеза от созерцания до рекогниции в понятии, предполагает и единство его целей, в котором выражена воля к синтезу эмпирического многообразия. Чистый разум — целеполагающая структура. Цель чистого разума — синтез бытия (теоретически — как идеи, практически — как поступка). Чистый разум — это энергия синтеза, направленная
вбесконечность бытия. Способность познания не должна рассматриваться исключительно антропологически (как простая данность). Кант ставит вопрос об обосновании самой возможности познания. Таким реальным основанием, делающим познавательную способность возможной, и является энергия синтеза. Рассудок, полагающий единство своих целей в достижении синтетического единства опыта (правда, в отношении познавательных функций понятий и идей, а не бытия как такового), что воплощается в иерархии аксиом, антиципаций, аналогий и постулатов, — такой рассудок представляет собой медиум, посредством которого может быть мыслима трансцендентная сущность бытия. Чистый рассудок — это аппарат, который, при попадании в него потока внешних чувственных данных (ощущений), высвечивает в них внутреннее синтетическое единство.
Между делом нелишне отметить, что подобная интерпретация задач кантовской критики предполагает отвлечение от некоторых установок, которых придерживался сам Кант. Мы имеем в виду методологический аспект
202
его замысла. Кант ставил задачу обоснования новой метафизики природы, в чем выразился его протест против господствующего догматизма и просветительский характер его собственного мировоззрения. Методологическая и просветительская направленность идеи критики разума для нас малоинтересна. Мы идем по пути онтологического истолкования критической гносеологии Канта и убеждены, что имеем на это все права. Как мы уже сказали, Кант стремился возродить, защитить и укрепить метафизику, видя в ней высшую форму человеческого познания. С современной точки зрения, величие замысла Канта состоит в обосновании возможности новой онтологии. Очистив критическую философию Канта от методологических и просветительских наслоений, целиком принадлежащих его времени, мы сможем обнаружить удивительный феномен, впервые описанный в столь законченном виде, — разум как медиум бытия.
Рациональные структуры, описанные Кантом, не имманентны бытию, как в докантовской метафизике (по отношению к интеллекту бытие трансцендентно); но они и не субъективны, как в феноменологии Локка (по отношению к субъективному опыту они трансцендентальны). Разум занимает срединное положение между двумя мирами — ноуменальным и феноменальным. Разум — посредник или медиум, через который ноуменальный мир может быть привнесен в чувственный опыт. Применяя разум теоретически, мы можем предвосхитить или антиципировать бытие как вещь в себе, применяя разум практически, мы можем исходить из ноуменального бытия как доподлинной реальности. Разум — медиум, потому что он ни «здесь» и ни «там», ни в феноменальном, ни в ноуменальном мирах. Он — посредник, он — канал связи, он — устройство, позволяющее слышать голос бытия. Разум — естественная спонтанная активность (пользующаяся своим рациональным аппаратом как средством), это чистое, нейтральное воление, влекущее нас за горизонт опыта или властно указующее нам на долг. Только благодаря этой медиальной структуре мы можем избавиться от нашей субъективности и не впасть при этом в метафизические иллюзии. Рассудок и разум представляют собой рациональные структуры, открытые бытию, поскольку категории и идеи постоянно выводят нас за границы опыта. В природе мыслящего существа, таким образом, заложена открытость бытию. Чистые рассудок и разум являются бесконечной возможностью синтеза эмпирии, — возможностью, коренящейся в этой открытости. Природа разума как медиума-посредника существенным образом заключается в этой открытости. Разум представляет собой синтетическое единство,
203
предвосхищающее единство бытия как совокупной вещи в себе. Разум — целеполагающая активная структура, заключающая в себе проект синтеза опытного многообразия (в своих аксиомах, антиципациях, аналогиях, постулатах, идеях и идеалах). Разум предвосхищает не только единство бытия, но и саму эту предвосхищающую волю, которая принадлежит трансцендентальному субъекту. Чистые рассудок и разум, таким образом, являются не только медиумом бытия (данного нам в виде совокупной вещи в себе), но и медиумом самого трансцендентального субъекта, — в разуме предзадан как предмет, так и источник медиальной воли.
Если рассматривать деятельность мышления как своего рода интеллектуальное хозяйство, то первоначальный капитал, который мы пускаем
вдело, — это чистый рассудок и разум (априорные структуры познания). Получив прибыль, мы должны определить часть, которая пойдет на покрытие издержек. Эта часть опять-таки включает в себя чистое знание, а не эмпирический продукт. Можно сказать поэтому, что осуществление критики чистого разума, предполагающее выделение априорного фундамента познания, представляет собой открытие энергетического ресурса мысли и механизма его использования. И поскольку с самого начала речь идет о деятельном, волящем разуме, то применение нами энергетических категорий может считаться вполне оправданным и даже необходимым. Чистый разум предстает здесь перед нами в виде энергийной структуры. Этот взгляд на процесс познания учит нас, что мы не должны тратить энергию нашего мышления впустую, рассеивая ее в произвольной активности воображения. Мы должны, напротив, использовать энергию разумного синтеза рачительно и практично (в кантовском — экзистенциально-нравственном — смысле). Энергия разума сдерживает и организует полет воображения, ибо по своей природе — это обуздывающая и дисциплинирующая энергия. Чистая медиальная воля прежде всего характеризуется тем, что она ограничивает воображение. С нашей точки зрения, в этом состоит одна из центральных характеристик воли вообще: воля есть духовная энергия, обуздывающая и контролирующая воображение. Чистый разум не использует (в своем теоретическом применении) энергию произвольного воображения, как чистый практический разум ни
вкоем случае не может использовать энергию чувственных влечений. Трансцендентальный медиум генерирует собственную энергию — чистое воление (связывающее воображение категориальной схемой).
Чистый разум не просто противостоит эмпирической реальности, он
делает набросок (der Entwurf) того объекта, который он мыслит, используя в качестве материала материю ощущений. Набросок сущностной структуры
204
объекта опережает готовый эмпирический результат познания. Разум в состоянии забегать вперед, опережающим образом планировать будущее, ибо он по самой своей природе вопрошает и предвосхищает опыт. Чистый разум обладает способностью пробрасывать нас вперед — по ту сторону феноменального опыта; разум, далее, не только опережает (vorangeht) опыт, но
икак бы предписывает ему некоторый образец или закономерность. Разум не позволяет природе вести себя на помочах, наоборот, он принуждает природу отвечать на его вопросы. На этом механизме основано общее фундаментальное свойство воли: она способна пробрасывать нас вдоль открывшейся возможности — на ту сторону еще не свершившегося факта, туда, где нам начинает маячить управляющая нашими действиями цель. Воля способна забегать вперед и действовать там, где нас, казалось бы, еще нет. Это общее свойство эмпирической воли коренится в природе чистой медиальной воли (трансцендентальной энергии синтеза). Разум, понятый и осмысленный в качестве медиума бытия, предвосхищает свое собственное внутреннее единство — зовет нас вдаль, хотя и не может, в своем теоретическом применении, точно сказать, что ждет нас за горизонтом (другое дело практическое применение разума, в ходе которого мы имеем дело не с чистой медиальной волей как таковой, а с ее ноуменальным содержанием — ноуменальной волей, открывшей себя в медиуме).
Критическое, практическое и бытийное обращение чистого разума.
Замысел критической философии основан на обращении к опыту, при существенном ограничении спекулятивного мышления. Хотя применение чистого разума и замкнуто на опыт, так же как, например, у Локка, однако нельзя сказать, что оно полностью ограничивается им, так как в этом случае не удалось бы получить никакого приращения знания за счет применения априорных категорий. Наоборот, мы возвращаем наше воображение из спекулятивного полета и замыкаем его на опыт, чтобы оно, подчиняясь априорному строю понятий и идей нашего интеллекта, нарисовало нам образ того, что находится по ту сторону опытной реальности, сделало набросок некой трансцендентной схемы, по которой будет строиться чувственный опыт. Если мы отвлечемся от методологического значения трансцендентальной логики, состоящего в обобщении достижений математических наук
иестествознания, то понятие эксперимента чистого разума приобретет следующий вид: мы располагаем некоторой априорной структурой — естественно волящим интеллектом, с которым мы можем экспериментировать; в результате такой «экспериментальной проверки» ресурсов нашего позна-
205
ния мы получаем синтетический опыт, в котором мир вещей в себе и мир явлений согласуются (einhelligen) в разумной идее безусловного. Собственно, мы ставим эксперимент по выходу за пределы феноменальной действительности: мы провидим в совокупном опыте сущность бытия, предвосхищаем смысл и промысел бытия в том реальном мире, в котором мы живем. Согласие (Einhelligkeit) явления и ноумена — это не что иное, как просветление темной эмпирии, высвечивание (Erhellung) внутреннего смысла бытия.
Критика чистого разума применяется негативно — в том смысле, что она запрещает спекулятивному разуму подчинять себе наше воображение, но в то же время она имеет и позитивное значение, так как впервые открывает возможность применения нашего практического разума, который по своей природе призван выходить за пределы чувственности. Так получается в силу того, что аппарат чистого интеллекта дисциплинирует наше воображение, превращая его в волю и заставляя его красками чувственного опыта рисовать трансцендентную сущность бытия (точнее — неясный и проблематичный набросок ее).
Мы находим в нашем опыте смену представлений, но если есть смена явлений, то должно быть и то, что меняется и является — нечто постоянно пребывающее в смене событий. Поэтому основа всех данных нашего внешнего чувства, то есть то, что аффицирует многообразие наших представлений, должна находиться вовне, за пределами материи ощущений — в виде совокупного объекта познания; и то, что аффицирует наше внутреннее чувство, должно также находиться за его пределами — в виде познающего субъекта. Мы осознаем себя существующими во времени (im Dasein), но, учитывая сказанное выше, это значит, что мы существуем и вне времени (in der Existenz), наше существование одновременно феноменально и ноуменально. Мы можем мыслить объект и субъект (самих себя), находящихся за пределами нашего опыта (в качестве вещей в себе), которые, однако, явлены в нем благодаря чистому рассудку, выступающему в качестве ме- диума-посредника феноменального и ноуменального миров. Чистый рассудок выкликает в поле нашего опыта и трансцендентальный объект, и трансцендентальный субъект, причем и та и другая стороны нашего опыта образуют целостный феномен, потому что условием осознания единства «Я» является единство внешнего опыта, и наоборот. Итак, есть чистая познавательная структура, в которой предвосхищается бытие (Existenz) ноуме-
206
нального субъекта в ноуменальном мире. Первую мы называем медиумом, а второе — содержанием, которое «медитируется» в бесконечном процессе синтеза эмпирии. Однако это здание целостного опыта может быть достроено до конца только благодаря воле, которая объединяет внутреннее и внешнее чувство, субъект и объект (причем как феноменально, так
иэкзистенциально). Только благодаря воле, которая по самой своей природе бытийна и является самим себя удостоверяющим фактом, поскольку она исходит из источника, находящегося за пределами нашего опыта, и в этом смысле она сама всецело находится вне границ опыта (хотя, разумеется,
иприсутствует в нем), — только благодаря воле разум стремится выйти за границы опыта и прорваться к бытию. Воля — бытийная энергия разума. Она восстанавливает разум из чистой пустой формы до живой творческой мысли, способной вместить в себя бесконечность. Разум, чьи спекулятивные функции редуцированы до сугубо регулятивного применения в опыте, может быть восстановлен волей до свободной причины человеческих деяний; поэтому разум оказывается в состоянии мыслить бытие как вещь в себе (в виде идеи, а практически — так и в виде реальной сущности). При этом сполна проявляется медиальный характер чистого разума, так как доказывается, что разум не может полноценно функционировать вне отношения к воле, что разум по своему существу представляет собой такую структуру, в которой обнаруживает себя объективная воля. Разум, каким он предстает перед нами после «Критики практического разума», уже, как может показаться, до некоторой степени восстановил свои «спекулятивные» функции; однако в свете развиваемых здесь соображений лучше было бы сказать, что разум, взятый в единстве своего теоретического и практического применения, восстановил себя в бытии. Это — бытийно утверждающий
иопределяющий себя разум. Воля переводит нашу деятельность из феноменального плана в бытийный. Тем самым воля переводит конечное мыслящее существо из модуса бытия-здесь (в пространстве и во времени) — в модус экзистенции.
Практическое обращение способности суждения. Априорное поня-
тие (категория) является основой суждения. Автономная активность нашего интеллекта прежде всего выражается в продуцировании суждений. Автономия разума, его самопричинность относятся в данном случае к процессу суждения, рас-суждения, рационального речевого процесса в целом. Вследствие этого наша речь и сам наш язык становятся выражением внутренней
207
активности разума. Если же рассмотреть эту функцию суждения в практическом применении, то окажется, что суждение также представляет собой волевой акт. Благодаря функционированию основоположений чистого рассудка осуществляется синтез нашего опыта во всей его полноте, включая наличные представления, рассуждения-высказывания и всё наше рациональное поведение в целом. Чистый рассудок необходимо рассматривать как активную порождающую структуру, определяющую не только наличное содержание опыта, но и саму его возможность. Опыт, если взять его во всей полноте — и представления, и высказывания, и действия, — представляет собой некоторого рода открытость человеческого существа вовне. Причем эта открытость носит волевой, бытийный характер. Опыт — это уходящая в бесконечность возможность нашего здесь-бытия, в которую устремляется наша воля. Наши созерцания, представления, суждения, идеи и идеалы, наши рациональные действия представляют собой открытую возможность, которая не только простирается перед нами в виде бесконечного будущего, но и является тем экзистенциальным измерением, из глубины которого мы приходим в этот мир в качестве ноуменальных субъектов. Получается, что опыт, условием которого является простран- ственно-временная развертка в бесконечность, представляет собой медитацию открытости нашего бытия.
Задание чистого разума состоит в обосновании синтетических суждений a priori. Оригинальность Канта состоит в том, что синтетическое суждение объявляется продуктом деятельности воображения, которое использует понятия чистого рассудка в качестве средств. Синтетическое суждение — сложная деятельность, протекающая во времени, имеющая начало и конечный результат, имеющая определенную форму своего осуществления (схему) и формальное средство в виде категорий рассудка. Деятельность эта автономна, поскольку в ее основе лежит механизм априорного синтеза. А если деятельность автономна, то она должна быть проявлением воли. Но всё дело в том, что это не какая-нибудь субъективная воля, вроде желания или хотения, а чистая медиальная воля, имманентно присущая интеллекту. Если чистый разум применяется практически, то всякий акт воли предполагает синтез во времени, поскольку наши действия протекают во времени и пространстве, а не в какой-то потусторонней сфере; результатом этого практического синтеза является не только цель (объект воли), но и сам конкретный поступок. Однако синтетическая функция чистого разума в его практиче-
208
ском применении отличается от аналогичной функции в теоретическом применении (при котором проецируются синтетические суждения). Синтез, осуществляемый чистым разумом с помощью категорий рассудка, — это всегда синтез эмпирии; разум не может выйти за пределы опыта (не впадая
впротиворечия с самим собой), и в этом проявляется конечность мыслящего существа. Деятельность практического разума также носит синтетический характер (благодаря моральному закону), однако на месте трансцендентальных условий познания здесь оказывается ноуменальная реальность, из которой, согласно закону свободной причинности, исходит воля. Если довести практическое применение разума до конкретного поступка, до непосредственной жизнедеятельности морального субъекта, то окажется, что
вэтом случае речь идет о синтезе самого бытия (под формой идеала высшего блага). В своем практическом применении чистый разум является условием того, что мы называем, очень близко к самому Канту, ноуменальной волей. Как мы уже говорили, чистый разум может рассматриваться в виде естественно волящей рациональной структуры — посредника (или медиума) между феноменальным и ноуменальным мирами. Ноуменальная же воля — это то, что являет себя в медиуме. Чистая медиальная воля представ-
ляет собой энергию предвосхищения, прови́дения. А высшей непостижимой тайной трансцендентального медиума оказывается при этом непобедимая сила долга. Таким образом, в самом задании критики чистого разума — обосновать возможность синтетических суждений a priori — заложена необходимость восстановить реальность бытия (то есть то, что мы называем ноуменальной волей). В медиуме и медиальной воле предвосхищается сам ноумен воли — не «моя» воля и не «моя» свобода, а само бытие, которое артикулируется вчистом разуме каквсвоем проводнике ипосреднике.
Медитация бытия (бытийно-практическое обращение простран-
ства/времени). Бытийная перспектива. Чистое представление — это живой, деятельный процесс созерцания. Созерцание есть деятельность, атрибутивным условием которой являются пространственные и временные схемы. Воля во всех своих модификациях также предполагает живое созерцание, а стало быть, и пространственное выражение. Возникает вопрос, что должна представлять собой та пространственная структура, в которой воля выражает себя? Каковы пространственные, точнее, фигурно-схе- матические характеристики воли, если мы рассматриваем ее в свете категорий количества (категорий количества не самих по себе, но в отношении к
209
воле, то есть в виде соответствующей рубрики категорий свободы — таблицу категорий свободы в «Критике практического разума» мы должны в этом случае соотнести с таблицей категорий чистого рассудка)? С одной стороны, воля должна учитывать пространственные характеристики объекта, которые она может затребовать в порядке своих частных эмпирических целей, но эти характеристики определяются не волей, а естественной природой объекта; поэтому пространство и количественные категории, как априорные условия опыта, остаются вне нашего анализа. С другой стороны, категории, идеи и постулаты практического разума определяют волю вне какого бы то ни было отношения к объекту. Поэтому нам необходимо найти какое-то промежуточное звено в виде конкретно-эмпирического проявления воли, предполагающего в качестве априорного условия определенную простран- ственно-фигуративную схему (заданную соответствующими категориями свободы). В качестве такого промежуточного звена можно рассматривать желание. Оно предельно конкретно, эмпирично, всегда замкнуто на объект, коим и определяется. Желание предполагает в своем составе и живое созерцание, то есть речь идет о таком эмпирическом проявлении воли, в котором категориально-априорный элемент ее доводится до непосредственной материи внешнего чувства.
Итак, ставим вопрос: как выглядит конкретное воление или желание
всвете категорий количества (в прямом и морально обращенном виде)? С одной стороны, наша воля, как таковая, не может быть воплощена целиком в отдельных субъективных мнениях (или максимах). Но наша воля, с другой стороны, не может воплощаться и в объективных предписаниях (поскольку в этом случае она была бы чисто формальной). Как же быть? Во множестве индивидуальных мнений реализуется единый принцип. Тотальность частных желаний и их максим, выражающих единый моральный принцип, является в свою очередь субъективно-объективным законом свободы. Закон есть непрерывная развертка морального принципа в тотальность частных максим. Воля присутствует в каждом отдельном желании — и в то же самое время не сводится к нему. Наша воля (вернее, не «наша», а уже всеобщая воля) заключена в ее априорном принципе, но она здесь совершенно формальна и в этой своей отвлеченности вообще может не доходить до стихии желаний. Наша воля присутствует в каждом отдельном желании, в каждом отдельном поступке (в этом смысле она локализована
вкаждой точке нашего жизненного пространства) — и в то же время ни во-
210