Мышление и воля. Принцип тождества мышления и воли в классическом раци
.pdfк трансцендентальному горизонту (от Dasein ко всему времени) мы получим движение воли от трансцендентальной границы к нам (к нашему собственному «временению» в горизонте вечности). Мы должны представить
вэтом случае движение волевого импульса из бесконечной дали, в которой теряется воображение, к нам («к нам» — один из психологических коррелятов внутреннего чувства). Бегущий из бесконечного далека волевой импульс оседает в нашем сознании суждением «я есмь здесь». Схема приближения из бесконечной дали не есть только образ, это реальное вхождение
вопыт волевой волны, реальное продуцирование времени внутреннего чувства. Нечто приближается к нам из невообразимой дали и полагает последовательный синтез состояний внутреннего опыта, образуя временную линию, по отношению к которой это нечто является субстанциальным содержанием (Inbegriff). Всякий мыслящий и тем более философствующий субъект легко может представить себе эту монограмму воли, ведь он мыслит лишь постольку, поскольку он существует в горизонте времени. Где же наше настоящее «Я»: то ли это то «Я» (психологический коррелят внутреннего чувства), которому открывается долженствующее бытие, то ли сам долг? Трансцендентальная философия Канта санкционирует раздвоение человеческой души. Наряду с нашим абсолютно неизбывным эмпирическим «Я» нам открыто наше подлинное «Я» — то, что приходит к нам из бесконечной бытийной перспективы и является безусловно сущим субъектом воли. Может показаться, что образ нечто, приходящего из невообразимой дали (от самой границы нашего здесь-бытия) и вдруг оказывающегося нами самими, слишком беден, чтобы быть «формулой вечности». В таком случае нужно принять во внимание, что это всего лишь схема, форма, монограмма, выражающая структуру внутреннего созерцания, которая тождественна простой открытости нашего здесь-бытия. И тем не менее всё, что мы можем знать, на что надеяться и во что верить, приходит к нам из этой дали вместе с таинственным и непостижимым «нечто».
1.5.5. Трансцендентальная истинность и экзистенциальная явленность
Трансцендентальное «нечто» как коррелят необходимости прежде всего может быть определено в качестве «всего возможного опыта». В этой возможности лежат все наши познания. Во всеобщем отношении к возможному опыту состоит и трансцендентальная истина. Трансцендентальная истина предшествует всему эмпирическому и делает его возможным.
281
Из этих определений явствует, что истина состоит в нашем отношении к рациональной воле, которая оказывается абсолютной возможностью познания. Истина там, куда убегает наше воображение и откуда оно возвращается к нам. Категории и апперцепция указывают на эту возможность, из глубины которой исходит интеллектуальная спонтанность. Но сила чистого воображения не есть простая иррациональная активность, а именно воля, использующая трансцендентальное единство апперцепции в качестве цели, а категории в качестве средств (для продуцирования наличного явления). Благодаря механизму «категории — чистая апперцепция — чистое воображение» трансцендентальное «нечто» превращается в потенциальное явление. Горизонт синтеза замыкает поле трансцендентального единства апперцепции; воображение, сфокусированное в нем, убегает к горизонту опыта и вновь возвращается назад. В нашем порыве к трансцендентальному «нечто» и последующем возвращении назад — к материи опыта — и осуществляется реализация трансцендентальной истины. Итак, рассудок в узком смысле — чистая возможность опыта (предметности как таковой). Благодаря схематизму эта чистая возможность реализуется в конкретном синтезе многообразного (нельзя забывать, чтобы не запутаться и не исказить дух кантовской аналитики, что «нечто», о котором мы здесь твердим, — бесконечно отдаленный от нас источник познающей воли, сама же воля — энергия продуктивного синтеза эмпирии). Каждый акт такого синтеза сужает (restringiert) синтетическое поле категорий. Неопределенная возможность объекта категорий суживается, как бы исчерпывается, будучи реализованной через систему схем в материи чувственности. Возможность познания (трансцендентальная истина) реализуется в том смысле, что она непрерывно «исчерпывается» в последовательных актах синтеза. Конечно, возможность эта, восходящая к факту открытости нашего здесь-бытия, никогда не может быть исчерпана полностью. Однако интенсивность познающей воли подлежит колебаниям и в принципе может иссякнуть, тогда бытие закроется для нас, а возможность, заключенная в формальной структуре рассудка, превратится в пустую абстракцию. В этом случае у нас просто не будет силы, чтобы реализовать максиму сцепки (см. выше).
Нам уже приходилось сталкиваться с такой характеристикой воли: воля есть исчерпывание целевой возможности, суживание горизонта открытости бытия до конечного «здесь» и «сейчас» — до ничтожной малости мгновения. Структура воли конусообразна, и на самом острие, как бы выразился Кант, идет аппрегензия разрозненного материала ощущений. На этих стра-
282
ницах мы рассматривали познающую волю, тождественную продуктивному воображению, которое нельзя отделять от апперцепции и категорий, хотя аналитика Канта, особенно учение о схематизме, и выходит за рамки теории познания. Если же говорить о воле в собственном смысле (в единстве теоретического и практического ее применения), то она предстанет перед нами
вформе реализации, сужения (Restingierung, как выражался Кант) экзистенциальной модальности, то есть возможности, долженствующей «быть»
вдействительности. Формально говоря, мы всегда открыты истине и всегда
сохраняем абстрактную возможность желать ее; но кроме рассудочных и моральных категорий нужна воля, способная замкнуть пустую форму на живое движение чувств. Онтологическое толкование главы о схематизме позволило нам, пусть и не вполне конкретно, увидеть и пережить, как нечто входит в нас, и пока оно пребывает в нас, мы существуем в качестве мыслящих и моральных существ.
283
Глава II. МЕДИУМ И МЕДИАЛЬНЫЙ МИР
2.1. Медиальная воля как источник синтеза
2.1.1. Синтетическая триада
Основоположением аналитических суждений является закон противоречия. Природа аналитических суждений может быть исчерпывающим образом объяснена этим формальным законом. Аналитические суждения следуют одно за другим из данного исходного принципа или понятия, образуя линейную схему, каждое звено которой детерминировано всей последовательностью. Линейная временна́я схема и обусловливает непротиворечивость анализа. Схема синтетического суждения принципиально иная — это восхождение от двух рядоположенных понятий к третьему. Следовательно, здесь предполагается не линейное последование, а одновременное сосуществование синтезируемых элементов. Переход от линейной временной схемы к одновременности означает выход за пределы закона противоречия и формальной логики. Это означает также, что синтез одновременно сосуществующих понятий или представлений возможен только по отношению к единству времени, причастность к которому должны обнаружить обе стороны противоположности. В основе акта синтетического суждения, таким образом, лежит априорное единство времени. Априорное представление о единстве времени составляет форму цели для каждого конкретного акта познающей воли, так как сфера целеполагания определяется временем как открытой возможностью. Единство времени в конечном счете означает единство целей рациональной воли (и единство самой воли). Итак, при переходе от аналитических к синтетическим суждениям открывается природа синтетической триады, состоящей из двух синтезируемых элементов и априорного единства времени, которому они присущи. Триада и срединнотретье основание, заложенное в ее основе, являются главными архитектоническими элементами кантовской философии, и именно здесь —
вформулировке основоположения синтетических суждений — окончательно проясняется природа этой структурной формулы. В этом пункте наш анализ кантовской аналитики достигает кульминации, так как мы теперь
всостоянии окончательно сформулировать нашу главную интерпретирующую категорию — понятие трансцендентального медиума.
284
2.1.2. Термин медиум. Текстуальный анализ
Проанализируем следующий текст (третий абзац раздела о высшем основоположении всех синтетических суждений, A 155): «Допустим, что мы должны выйти за пределы данного понятия, для того чтобы синтетически сравнить его с каким-либо другим понятием; в этом случае окажется необходимым нечто третье (so ist ein Drittes nötig), где только и может возникнуть синтез двух понятий. Но чем является теперь это третье как меди-
ум всех синтетических суждений? (Was ist nur aber dieses Dritte, als das Medium aller syntetischen Urteile?) Имеется только одна совокупность, в которой содержатся все наши представления, а именно внутреннее чувство и априорная форма этого последнего — время. Синтез представлений покоится на силе воображения, а их синтетическое единство (потребное для суждения) — на единстве апперцепции. В них и заключается, таким образом, возможность синтетических суждений, а так как все три a priori содержат источники представлений, то в них необходимо искать и возможность чистых синтетических суждений, более того, они будут даже необходимо следовать из этих оснований, если суждено осуществиться познанию предметов, которое покоится исключительно на синтезе представлений».
Первые предложения этого абзаца, до появления столь важного для нас словечка «медиум», заключают в себе переход от синтеза двух данных понятий в суждении к синтезу вообще — к общей основе всех синтетических суждений. Мы должны заметить и хорошенько осознать, что речь
вэтом месте идет о природе синтеза вообще, то есть о природе познания
вцелом и, более того, о природе человеческой души. Далее перечисляются три известные нам сферы, откуда априорным образом проистекают все представления и которые являются основанием синтетических суждений и синтеза вообще (то есть дается структурная расшифровка того, что такое медиум всякого возможного синтеза). Эти сферы суть: 1) внутреннее чувство и его априорная форма — время, 2) сила воображения и 3) единство апперцепции. Стало быть, эта триединая структура и заключает в себе тайну всего познания, а может быть и всей человеческой духовности. Если синтез вообще возможен, говорит Кант, то есть если возможно какое-либо познание, то синтетические суждения с категорической необходимостью следуют из этой триады.
Итак, мы имеем в качестве исходного пункта, что созерцание, воображение и апперцепция, взятые как единая структура, и есть медиум, то есть срединно-третье основание по отношению к любому синтезируемому мате-
285
риалу. Но с первого взгляда ясно, что этот медиум, в свою очередь, заключает в себе свое собственное срединно-третье основание, а именно продук-
тивное воображение. Воображение оказывается третьим третьего, ме-
диумом медиума. Как мы уже показали выше, воля к мысли обязательно предполагает синтез времени продуктивным воображением в фокусе единства апперцепции. Рациональная воля в этом положении структурно развернута, то есть представлена в виде целостного продуктивного акта. Само же продуктивное воображение указывает нам на источник воли к мысли, на силу или энергию мысли; не будет этой энергии — не будет функционировать и вся оптика синтеза. Духовную энергию, реализующую себя в акте синтеза, мы называем медиальной волей, а применение продуцируемых ею схем чистого созерцания — медитацией явлений в фокусе апперцепции.
Теперь остается только, подводя итог всему сказанному выше, сформулировать общее значение и функции медиума. В медиуме осуществляется синтез понятий, суждений, представлений, ощущений, эмпирического сознания в целом, явлений и опыта как целостного исконного феномена. В медиуме предвосхищается бытие: во-первых, в качестве трансцендентального объекта (природы, трансцендентальной материи...), во-вторых, в качестве трансцендентального субъекта и его воли (трансцендентальной истины, свободной причинности, долга...). Так что в конце концов оказывается, что медиум есть не что иное, как синтетическое основание трансцендентального и трансцендентного горизонтов опыта, ибо в медиуме как раз артикулируется то, что лежит за тем и другим горизонтом нашего здесьбытия. Речь идет не просто о посреднике между двумя понятиями синтетического суждения, а о посреднике двух противоположных миров, местом встречи которых оказывается человеческая душа.
2.2. Воля как квантум и континуум. Prolepsis
2.2.1. Квантум
Форма созерцания интуитивно ясна и отчетлива. Синтетические основоположения представляют собой проекцию категорий — через каскад трансцендентальных схем — на материал явления. Явление дано в созерцании и, следовательно, имеет форму созерцания. Созерцание по своей природе интуитивно, потому что заключает в себе предельную фактичность
286
опыта. А чистое созерцание к тому же аксиоматично, так как его простран- ственно-временная форма непосредственно продуцируется воображением в фокусе апперцепции. Пространство и время в этом последнем случае представляют собой сукцессивный синтез по схеме: от части к части, от точки к точке, от мгновения к мгновению. Таким образом, интуитивноаксиоматическая форма пространственно-временной сукцессии есть число. Отсюда следует, что явление, поскольку оно наличествует в созерцании, экспонировано в пространственно-временной размерности, которую Кант называет экстенсивной величиной. Транспонирование явления в продуктивном воображении неминуемо приобретает форму экстенсивной величины, так как этот процесс по своей природе есть счет мгновений. Уже из этих всем известных положений Канта можно сделать нетривиальный вывод: чи-
словая размерность явления прямо пропорциональна квантуму воображе-
ния (рациональной воли). Количество энергии, потребное для синтеза явления, материализуется затем в его количественных характеристиках.
Из интуиции созерцания столь же аксиоматически следуют такие свойства величины, как непрерывность и текучесть. Время обречено быть текучим, потому что в сукцессивном синтезе мгновений реализуется единство апперцепции, которое неделимо и поэтому не может быть сосчитано. Пространство состоит из пространств, а время из времен: между границами мест или фигур, которые воображение проецирует в явление, не может быть таких зазоров, в которые не могла бы поместиться точка пространства или мгновение времени. Однако в отношении волевого праксиса проблема континуума не столь проста — не столь аксиоматична и автоматична. Время обречено быть текучим, если оно символизирует единство нашей воли; но если наша свободная воля забита помехами, идущими из сферы чувственных интересов, то продуцируемое ею время из непрерывной линии превращается в пунктир. Аксиома континуума указывает на непрерывность чистого созерцания. Но она не затрагивает непрерывность самосознания в эмпирическом «Я» и, тем более, непрерывность поступков в линии нашего поведения. В загрязненном эмпирией сознании свободная воля пунктирна. Для того чтобы явление было экспонировано в воображении, в созерцании необходим достаточно большой квантум воли (воображения), если же энергии синтеза будет недостаточно, то сознание наше потеряет спонтанность и впадет в рецептивное состояние. Свободный поступок требует мощного квантума воли, в противном случае целостное действие будет разрушено механикой чувственных интересов. И уж совсем колоссальная воля необходима для осуществления продолжительной линии свободных поступков или
287
осуществления всей жизни как единого цельного действия. В эпистемологическом и практическом планах континуум определяется величиной трансцендентальной воли, которой мы располагаем. Исходя из положений кантовской философии, мы должны признать, что величина силы медиальной воли постоянна и подчинена максиме: чем чище медитация явления во внутреннем созерцании, тем выше уровень спонтанности нашего «Я». Источник воли можно только очистить от чувственного мусора, но нельзя заставить бить сильнее, чем это определено природой. С точки зрения Канта, энергия синтеза прямо пропорциональна медиальной (трансцендентальной) чистоте. Таким образом, в духе Канта было бы сказать, что сила воли опре-
деляется уровнем медиальной чистоты сознания.
2.2.2. Интенсивная величина
Наше воображение в состоянии проецировать в явление схему степени, благодаря чему содержание явления транспонируется в виде интенсивной величины. Содержание явления схватывается мгновенно, то есть мгновенно соотносится воображением с единством времени. Синтезируя реальность, воображение не нуждается в сукцессивном ряде — оно просто удерживает содержание явления в поле своего синтеза. Поэтому само содержание явления не может быть экстенсивной величиной, числом (ибо оно задано не аппрегензией ряда, а проекцией в явление единства времени). Последовательность таких мгновенных схватываний реальности (медиальных моментов) образует непрерывный процесс сканирования содержания явления, в результате чего выявляется степень его реальности. Реальность явления может уменьшаться от данного уровня до полного Zero или же, наоборот, нарастать в обратном порядке. Если представить себе, что процесс негации явления достиг нулевой отметки (die Negation = 0), то в таком случае содержание явления исчезнет вовсе, а само оно сведется к чистой форме — созерцанию (и к характеризующей созерцание экстенсивной величине). Сканирование реальности явления определяет степень наполненности созерцания. Этот процесс, разумеется, тоже может быть непрерывным и текучим. Оба математических основоположения оказываются взаимосвязанными: один и тот же квантум энергии воображения необходим для непрерывного экспонирования явления в созерцании и для непрерывного сканирования его реальности. Одна и та же сила познающей воли задействована в процессе аппрегендирования элементов содержания и, одновременно, в удержании его как целого.
288
Дело, однако, усложняется тем, что применение схемы степени к явлению радикализирует проблему ощущения. Число по своему происхождению интуитивно и представляет собой поэтому аксиому созерцания. Сканирование явления с помощью схемы степени определяет уровень его реальности, но не отвечает на вопрос, какова эта реальность сама по себе. Ощущения, наполняющие явление, предзаданы нам чувственной перцепцией; форма интенсивного синтеза показывает нам, как этот перцептивный материал входит в созерцание, и не более того. Ощущение, а вместе с ним
ився реальность явления, даны нам в форме предвосхищения (антиципации). Сканируя явление, мы обнаруживаем в нем присутствие внешнего бытия. Назначение рассудка в том и состоит, чтобы провидеть, предвидеть или предвосхитить бытие. Антиципацией Кант называет познание того, что может быть a priori узнано и определено в содержании эмпирического знания. Мы в состоянии предвосхитить форму явления и сканировать степень реальности его содержания, но мы никак не можем предвосхитить содержание ощущения, то есть саму материю явления нельзя предвидеть. Парадокс в том, что если не само ощущение в его плотской конкретности, то его форма все-таки антиципируется нами. Процедура предвосхищения выражает стремление познающей воли добраться до феноменальной границы явления
ипреодолеть ее. Категории и схемы качества необходимы для того, чтобы предвосхитить в явлении реальность — обличить (erkennen) присутствующее в явлении сущее. Рассудок и разум, конечно, не могут довольствоваться вычерчиванием в воображении геометрических фигур, всё назначение познания состоит в предвосхищении бытия.
2.2.3. Προληψις Эпикура
Дав определение предвосхищения, Кант ссылается на Эпикура. И это не просто ссылка, а скорее оговорка, которая может быть расшифрована и понята нами. Ссылка на Эпикура выдает то обстоятельство, что в этом месте произошло вытеснение из авторского сознания Канта некоего чужеродного «гена», место которого было замещено теоретическим построением, целиком интегрированным в собственное учение Канта. Основоположения антиципаций восприятий потеряли для спекулятивного сознания Канта всякую чуждость, но тайна их происхождения зашифрована в допущенной Кантом оговорке. Используя этот механизм, мы можем попытаться реконструировать, конечно, не Эпикура по Канту, а, наоборот, мысль Канта по схеме Эпикура, которая будет выступать в качестве герменевтического
289
предвосхищения кантовских идей. Отметим кстати, что с подобного рода оговоркой мы уже сталкивались, когда упоминали о ссылках на Канта в «Бытии и времени» Хайдеггера, и в этом случае мы имели дело с откровенной «сублимацией» герменевтического предвосхищения. Схема реконструкции кантовского учения о предвосхищении такова: исходные исторические «гены» образуют как бы молекулярную цепочку, каждому звену которой параллельна соответствующая идея Канта, сформировавшаяся в результате «вытеснения» схемы Эпикура. Ученье Эпикура о пролепсисе мы, таким образом, используем в качестве монограммы для реконструкции скрытой логики в рассуждениях Канта о предвосхищении.
1.Пролепсис есть вся сфера внутреннего, противопоставленная ощущениям. «Внутреннее» у Эпикура — это некоторая интеллектуальная форма, которая наполняется ощущениями. Пролепсис определяется Эпикуром как нечто эмпирическое (образ) и одновременно интеллектуальное (понятие). Хрестоматийный пример: когда я мыслю «это — человек», то благодаря предвосхищению я тотчас же узнаю его форму, которая предшествует конкретным ощущениям. Нет ничего легче, чем догадаться, что отношение пролепсиса и ощущений у Эпикура точно соответствует отношению схематизма и явления у Канта. Схема, будучи интеллектуальным представлением, накладывается у Канта на материал представлений, которые заполняют ее контуры. Теперь нам стало окончательно ясно, что кантовская схема есть предвосхищение формы предмета, а схема интенсивной величины — предвосхищение формы самого ощущения как такового. И вообще, вся внутренняя сфера интеллекта, собственнорассудок, есть предвосхищениевнешнегоопыта.
2.Пролепсис, согласно Эпикуру, есть эмпирическое понятие (правильное мнение), основу которого составляет воспоминание того, что часто случалось. С этой стороны пролепсис у Эпикура носит эмпирический характер — это как бы инерция многократного повторения чувственного восприятия. Этот мотив, разумеется в трансформированном виде, мы встречаем и у Канта, например в третьей «Критике», когда речь заходит об идеале красоты (точнее, его предпосылке — видовой норме). Наше воображение, говорит Кант, от природы обладает способностью в процессе многократного повторения сводить форму представлений к некоему срединному этало-
ну; так, представление человеческой фигуры в конце концов сводится к идеальным средним пропорциям. Если стараться выражаться предельно точно, то это означает не то, что схемы нашего воображения имеют эмпирическое происхождение, а то, что наше открытие и осознание трансцен-
290