Мышление и воля. Принцип тождества мышления и воли в классическом раци

дентального субъекта). Различие это носит частный характер и вовсе не является принципиальным для судеб доктрины в целом. Крайне экзальтированная и даже истеричная оценка этого различия Шопенгауэром (в письме к Розенкранцу) не может быть признана серьезной. Тем более несерьезным является толкование этого различия диалектическим материализмом (дескать, в первом случае — материализм, а во втором — «субъективный идеализм»). Мы надеемся, что наше толкование вполне удовлетворительно демонстрирует взаимодополняемость той и другой версии. В первом издании нас особенно интересовал феномен сцепки, в котором выражена бытийная ориентация познающей воли, а во втором — собственная манифестация этой воли, обоснование принципиальной возможности направленности рассудка на субъект и его волю. Версия второго издания представляла для нас еще и особый интерес: она позволила нам наглядно обрисовать срединнотретью, посредническую и пограничную, миссию всей системы трансцендентальных средств познания. Все наши усилия в настоящий момент направлены на поиск этой срединной структуры, «проявляющей» бытие.

1.5.Воление времени

1.5.1.Сила суждения и рассудок

Человек, обладающий вполне развитым рассудком, может, тем не менее, страдать пониженной силой суждения, которая вообще понижается или повышается у нас в зависимости от конкретных жизненных условий. Поэтому Кант рекомендует подкреплять дискурсивные выкладки примерами, которые активизируют и упражняют силу суждения. Одно дело — система рассудочных категорий, заложенная в нашей голове, так сказать, естественным образом, и совсем другое — приведение этой логической машины в действие. Так и в практике интеллектуальной деятельности: можно выстроить цепочку силлогизмов, но попытка применить ее к живой ситуации потребует особого рода усилий. Что, собственно говоря, имеет в виду Кант,

переходя к изложению трансцендентальной доктрины силы суждения?

Термин «сила суждения» подразумевает некоторую степень продуктивного воображения, которое и обеспечивает величину силы суждения. Здесь, стало быть, имеется в виду весь механизм применения рассудка к продуктивному воображению, то есть сила и энергия мышления. Поскольку воображение продуктивно, то оно, как было показано выше, с полным правом мо-

261

жет быть названо волей, и, следовательно, в данном пункте речь у Канта идет о силе воли к мысли. Там, где трансцендентальная логика только начинается, обычная формальная логика уже заканчивается, — замечает Кант. Дело трансцендентальной логики — обустройство всего механизма рассудка с помощью определенных правил его применения. Система таких правил раскрывает структуру познающей воли, где неизбежно должны всплыть вопросы: из какого источника мышление черпает свою энергию, какова форма или фигура мыслительного действия, какие образы рисует нам познающая воля, на что указывает и куда зовет нас? Всеобщая логика порождена естественной автономией формальных средств мышления (арсенал средств, которыми располагает любая деятельность, всегда складируется отдельно, образуя парк чисто технических орудий и механизмов); трансцендентальная логика, напротив, есть учение о силе мышления, об объективации его свободной спонтанности, о структуре познающей воли, обличающей в вещах истину.

1.5.2. Понятие временной́схемы

Срединно-опосредствующий характер схемы. Продуктивное вооб-

ражение чувственно, но только в том смысле, что оно неотделимо от чистой формы внутреннего чувства (времени) и является хотя и чистым, но все-таки созерцанием. Исследовать структуру познающей воли, манифестирующей себя в единстве трансцендентального воображения, — значит уяснить себе природу законченного продукта этой спонтанной деятельности. Итак, с чем здесь имеет дело философ? Со структурно оформленной деятельностью, предполагающей исходный энергетический импульс (или силу), цель (возможное единство опыта) и средство (систему категорий), то есть с волей, структурно-априорным законом которой является время. Деятельность эта предстает перед нами в виде типовых операций воображения с возможным предметом, каждая из которых должна быть определенной модификацией времени, а все эти операции разом должны выражать общую структуру времени, совпадающую со структурой познающей воли. Чтобы действие воображения было продуктивным, необходимо усилие для применения категории (как средства и отчасти цели) к созерцанию, в результате чего мы получаем чувственно-наглядную схему или монограмму категории в виде целостной операции воображения с возможным объектом.

262

Сосредоточием человеческого познания должно быть нечто третье, что равным образом подобно и категориям, и явлению и благодаря чему только и возможна смычка между ними. Это опосредствующее звено должно быть чистым (не содержать в себе ничего эмпирического) и в то же время чувственным. Срединно-третьим основанием по отношению к рассудку

иразуму Кант объявил силу суждения, трансцендентальной основой которой, как мы видели, является продуктивное воображение. Теперь становится ясным, что эту свою третейско-срединную функцию продуктивное воображение в состоянии осуществить потому, что оно заключает в себе чувствен- но-рассудочные монограммы категорий. Двойственность категориальной схемы обнаруживает ее причастность двум мирам: к миру чистой интеллектуальной спонтанности, а стало быть к свободе, и к миру созерцания, то есть явления. Трансцендентальная схема — это точка преломления, в коей свободная метафизическая воля обличает себя в нашем опыте; мы сказали «обличает», потому что воображение при этом рисует нам некий лик, или, по крайней мере, мы должны признать существование некой операциональной «модели», способной с помощью красок, заимствованных у ощущений, изобразить себя (проявить себя в материи ощущений). Нет нужды разъяснять читателю, что схема сама по себе ни в коем случае не есть трансцендентальный субъект собственной персоной, свобода или бытие. Сама по себе кантовская трансцендентальная схема — это монограмма возможного объекта в созерцании и ничего больше. Но трансцендентальная монограмма, взятая не со стороны ее обращенности к опыту, а со стороны той спонтанной активности, которая ее продуцирует, есть посредник через который

ив котором познающая воля становится видимой (в чистом созерцании), а затем и артикулированной в суждении. Двигаясь по следу срединнотретьего основания, мы, таким образом, всё глубже и глубже погружаемся втолщу душевных способностей, пока не добираемся до их общего истока — чистой спонтанности познающей воли. Сама по себе трансцендентальная схема не обладает экзистенциальным значением, поскольку это схема бытия объекта во времени, следовательно, схема явления объекта или его здесьбытия в явлении. Однако кантовская феноменология зиждется на том, что всякое здесь-бытие указывает на бытие-там (всякое явление — на то, что в нем явлено). Поэтому исконная трансцендентальная схема — это структура здесь-бытия, расшифрованная в качестве опосредствующего звена на пути к бытию.

263

Расслоение времени. Поскольку всякое созерцание предполагает в качестве своей априорной формы время, то трансцендентальные схемы, как было сказано, суть чистые формы или образы (Gestalten, Bilder) времени. А поскольку время, как тоже было сказано в своем месте, — это чистая духовная спонтанность (чистое сукцессивное продуцирование ряда мгновений), то схемы, если их объединить в одну конструкцию, окажутся монограммой рациональной воли как таковой. Чистое время должно иметь внутреннюю структуру. В ее основе лежит, конечно, сукцессивный ряд, который для нашего здесь-бытия вообще является суперобразом, ибо именно его мы обозначаем словами «моя жизнь». Тем не менее сукцессивный ряд не может быть тождественным форме явления в целом. Меняется, говорит Кант, изменчивое, а не само время (течет не время, а мгновения, его наполняющие). К этой мысли мы еще будем возвращаться, по-разному ее варьируя, потому что здесь затронут некий фундаментальный принцип кантовской феноменологии (и не только кантовской, а всякой феноменологии вообще). Время должно расслоиться на сукцессивный ряд и фон, на котором он осуществляется, — на смену изменчивого и того, что в нем, собственно, меняется.

Вэтом случае время окажется тождественным процессу про-явления сущего. Однако мы ни на минуту не должны забывать, что перед нами не голое явление, данное во внешнем чувстве и изолированное от всех остальных условий познания, а нечто неизмеримо более сложное — непосредственное воление или продуцирование времени во внутреннем чувстве. Расслоившееся время образует формальную схему субстанциального отношения (со всеми видами каузальности), а также отношение любого здесь-бытия в явлении ко «всему времени» (и, соответственно, к трем модусам времени).

Вэтом последнем случае время уже со всей очевидностью предстает перед нами в качестве экзистенциальной модальности (в виде явления здесьбытия в горизонте повседневности).

Трансцендентальные схемы, в силу своего срединного положения, предполагают разные подходы к их описанию и определению. Они могут толковаться: 1) как правила эмпирического познания; 2) как формы чистого созерцания — по отношению к явлению (die Bilder); 3) как формы созерцания — относительно категорий (die Gestalten); 4) как операции воображения с возможным объектом; 5) как конструирование волей своей собственной структуры; 6) как ключи для применения идей разума; 7) как правила моральной типики (правила перевода категорий свободы в схему конкретного

264

поступка); 8) как параметры гармонии рассудка и созерцания, по отношению к которым возможна эстетическая рефлексия (и, стало быть, — как модусы чистого удовольствия). Кант нигде не реализовал идею трансцендентального схематизма во всей ее полноте; мы также не намерены разбирать все перечисленные пункты, однако читатель должен иметь их в виду и тогда, когда речь будет идти собственно о схемах категорий, и во всем последующем изложении.

1.5.3. Чистые образы (постановка проблемы медитации)

Внедрение термина «медитация». Рассмотрим вкратце все четыре вида категориальных схем. Схемой количества во внешнем созерцании (то есть в пространстве) является множество, во внутреннем чувстве (во времени) — число. Число, в понимании Канта, это не что иное, как синтез временного ряда в продуктивном воображении, сукцессивный счет мгновений, в котором прежде всего и самым непосредственным образом являет себя спонтанность наших душевных сил. Кант говорит: «…я порождаю са-

мо время в аппрегензии созерцания»21. Продуктивное воображение потому и продуктивно, что оно продуцирует само время, прибавляя к мгновению мгновение. Природа воли в самой сокровенной своей глубине состоит

вспособности продуцировать время, точнее сказать, хотя по-русски это звучит довольно ходульно, продуцировать «временение». Воля временится во времени: когда я пишу эти строки, прибавляя к букве букву, к слову слово, то есть осуществляю аппрегензию мгновений моего действия, то это оказывается возможным только благодаря тому, что я обладаю чистым аналогом всякого возможного спонтанного действия — свободным синтезом временного ряда в воображении. Только благодаря способности синтезировать время апперцепция может реализовать себя в созерцании. И наоборот, само наличие единства апперцепции в моем сознании возможно только потому, что я в состоянии сосчитать все мгновения моей душевной жизни (осуществить счет душевных состояний, то есть аппрегендировать многообразие моего внутреннего опыта). Я могу, живя на земле, сосчитать все мгновения моей жизни и представить себе свою жизнь в виде единого и цельного события. Более того, я могу и даже обязан актуально завершить этот счет

вбесконечности (или, по крайней мере, попытаться увести его в бесконеч-

21 A 143.

265

ность) и в результате представить себе бессмертие своей души. В этом последнем случае мы имеем дело уже не с категориальными схемами, а с тотальным синтезом согласно идеям разума (теоретическим и практическим). Воление времени в виде аппрегензии созерцания мы обозначаем специальным термином «трансцендентальный счет»: я обязан, если я разумное существо, сосчитать свою жизнь до конца, ведь категорический императив запрещает самоубийство и требует реализации идей разума как высших практических принципов. Продуктивное воображение синтезирует время,

иименно поэтому оно оказывается волей; если бы воление времени было невозможно, то мы были бы не в состоянии не только преобразовать ощущения в явление, но и совершить какое-либо свободное действие, прежде всего моральный поступок.

Можно было бы сказать, что Кант постиг эйдетическую природу числа, ведь число у него не понятие, а энергийно-волевая целостность. Однако у Канта нет и намека на какой-либо спекулятивный розыгрыш численной целокупности. Поэтому мы воздержимся от применения сравнительностилевых характеристик для оценки кантовского учения о трансцендентальном схематизме; мы хотим предложить другую интерпретирующую категорию — «медитация». Представим себе, что в фокус апперцептивного синтеза, представляющего собой чистую фигуру или монограмму, вводится эмпирическое представление, в этом случае его содержание расположится по силовым линиям схемы, и мы окажемся в состоянии не просто схватить

форму этого содержания, но самым интимным образом пережить его структуру, как бы воспроизведя ее в нашем воображении22. Если мы аналогичным образом введем эмпирический материал в схему количества (точнее, числа, поскольку нас интересует в данном случае время, а не пространство), то мы окажемся в состоянии «сосчитать» его содержание, аппрегендируя элемент за элементом в воображении, и при том совершенно свободно, в любом направлении и в любом порядке. Мы переводим представление из пространственной формы в сукцессивный ряд энергийно-волевого синтеза

изаново собираем его во времени уже как продукт нашей медитирующей воли. Сам Кант рассматривал трансцендентальные схемы в качестве условий любого целостного представления. Будучи естественными элементами познания, они функционируют в нашей душе бессознательно. Толкование

22 Впоследствии Гуссерль придаст этому als ob... принципиальное значение

(Hineinstellung-als-ob).

266

трансцендентальных схем как способов медитации предполагает их специальное, и в этом смысле искусственное, применение, в ходе которого они порождают сложнейшие формы переживания чувственного материала, например в созерцании предметов философского размышления, в восприятии живописного произведения или природного ландшафта, в углубленном «аудировании» музыки и т.п.

Медитативные модели величины и степени. Схемы категорий реаль-

ности и отрицания, из рубрики качества, дают наглядную априорную модель («чистый образ») интенсивной величины или степени. Чистое рассудочное понятие реальности корреспондирует ощущению вообще, то есть понятие реальности есть указание на бытие во времени — на содержание или наполненность времени; понятие отрицания, напротив, указывает на небытие во времени — на пустое время. Перед нами чистое созерцание, по существу тождественное чистому времени (чистой спонтанности), которое, оставаясь автономной и довлеющей себе энергией, может быть более или менее наполнено материалом ощущений. Кант говорит об априорном указа-

нии на здесь-бытие явления: понятия качества указывают на то, что в созерцании должна быть зафиксирована материя ощущений. Но ведь чистое понятие может только мыслить нечто, а не указывать на него как на факт бытия; понятие формально — ему, фигурально выражаясь, нечем показать на бытие. Ясно, что Кант имеет в виду схему качества, которая в прямом смысле указывает на ощущение: фиксирует и утверждает его в сознании как фактическую данность. Если схема количества являлась правилом продуктивного созерцания самого по себе, так что мы, рассуждая о числе, могли не выходить за пределы чистого воления времени, то схема качества представляет собой модель нахождения созерцанием своего предмета, его фиксации и удержания. Этот наглядный образ схватывания хорошо знаком и докантовской гносеологии, где он фигурирует под именем внимания. Внимание всегда понималось в классической теории познания всугубо феноменологическом (а не тривиально-психологическом) смысле — как наличная данность сознания, прежде всего во внутреннем опыте. Необходимой предпосылкой акта внимания — акта фиксации и удержания феноменов сознания — является спонтанность нашего созерцания и мышления (любопытно, что мышление при этом может сводиться к воображению, оперирующему материалом опыта). Локк, конечно, и близко не подошел к открытию категориального аппарата рассудка, но нечто вроде схематизма «ума» он знал и описывал. Фиксация ощущения и указание на здесь-бытие явления возмож-

267

ны только при наличии волевого акта, лежащего в основе созерцания. Схема качества в этом плане — это модель фиксации познающей волей внешней рецепции. Однако могу ли я, как и в предыдущем случае, сказать: я по-

рождаю само содержание времени? И соответственно: я уничтожаю со-

держание времени? Или в общей форме: могу ли я наполнить или исчерпать время? Отрицательный ответ на эти вопросы невозможен, потому что в таком случае мы имели бы дело с рецептивной, а не продуктивной (апперцептивной) схемой.

Схему качества мы вправе, во-первых, применить к явлению; вовторых, к ощущению вообще, с которым корреспондируется понятие реальности, и в этом случае рассматриваемая схема будет выглядеть как продуцирование в созерцании трансцендентальной материи; и, наконец, схема качества может быть применена к самой познающей воле — как образ нарастания силы воли от ноля до бесконечности и наоборот. Ближе всего к повседневному опыту простое удержание в поле сознания наличной предметной ситуации, на что требуется значительная энергия; если, например, в силу психического заболевания или травмы человек не в состоянии зафиксировать предмет своего внимания, то сколь бы ни была навязчива внешняя аффектация его чувств, это не приведет ни к какому познанию или целенаправленному действию. Предпосылкой внешней фиксации является удержание в поле внимания внутренних ощущений — фиксация внутреннего чувства. Для этого необходимо еще большее усилие, потому что внешняя чувственная агрессия постоянно стремится подавить внутреннюю спонтанность. А условием фиксации самоощущения (как и ощущения в целом) является спонтанное продуцирование трансцендентальной материи созерцания — то есть чистой возможности ощущения, выраженной в схеме: нечто возрастает до бесконечности (или данной степени) и убывает до нуля; такова модель ощущения как про-явления вообще. И наконец, отсюда всего один шаг до представления воли как интенсивной величины: реальность нашей познающей воли измеряется интенсивностью ее силы, которая может снизиться и до нуля, что и происходит всякий раз, когда агрессивная аффектация извне подавляет всякую внутреннюю спонтанность. Сам Кант, видимо, считал любую неконтролируемую аффектацию «патологической» (по отношению к уважению как адекватной форме переживания долга патологичен всякий чувственный интерес). Но мы не находим у него дисциплинар- но-вспомогательных методик, вроде тех, которыми Лейбниц предлагал лечить «ленивый разум». В отличие от Лейбница, чья воля еще только

268

подлежит гармонизации с помощью какой-то внешней технологии, воля Канта, хотя и принадлежала ему, оставаясь его «способностью», но сама по себе уже была «не его» и вообще ничья... Кант — это существо, в котором чистый разум и чистая воля явили себя самым непосредственным образом; пресловутый ригоризм и якобы формализм его воли — всего лишь симптомы нашего непонимания того, что этот человек был своеобразной трансцендентальной «сомнамбулой», его действия и его жизнь программировались чистой трансцендентальной волей, живущей на границе между нашим «Я» и тем, что уже никак не доступно нам. Кант, несомненно, добился потрясающей чистоты — «ничейности» — своей воли. Поскольку схемы реальности и отрицания дают нам образ живущей в нас трансцендентальной воли, интенсивность которой определяет ее качество, то есть ее реальность (схемы качества по существу дела являются моделью самопродуцирования волей самой себя), то возникает вопрос: каким образом генерируется эта сила (от ноля до бесконечности!) и как нам обрести такую силу воли? Кант бы, по всей видимости, ответил, что качество самого продуктивного воображения, состоящее в интенсивности его силы, ниоткуда не берется, а всегда есть и всегда было, и достаточно только не мутить источник всплесками патологической чувственности, чтобы родник разумной воли никогда не иссяк. Конечно, я не могу продуцировать материю ощущений (хотя я могу продуцировать возможность ощущений как таковую), но я могу заставить любое эмпирическое представление, попавшее в фокус апперцепции — в зону действия силовой монограммы чистого созерцания, — из ничего возникнуть и в ничто обратиться. «Я» могу пережить в самой интимной глубине становление, развитие и гибель любого представления... Кант, таким образом, открывает не только чистый образ качества, но и форму медитации всякого здесь-бытия (всякого бытия во времени).

Кант говорит, что в случае схематизма качества я непрерывно и однородно порождаю реальность во времени23. Если количественная схема есть форма порождения времени вообще (явления чистой спонтанности как таковой), то во втором случае чистое воление времени отступает вглубь: теперь это чистая возможность, временность в собственном смысле, на фоне которой может быть развернуто ее «объективное» содержание. Время приобрело тем самым внутреннюю пространственную развертку24. Внутреннее поле или временно́е пространство заполняется разнообразным, непрерывно

23Ср. концовку двух абзацев на с. 143 первого издания.

24Звучит довольно странно, но фигурный синтез без этого невозможен.

269

изменяющимся содержанием. Теперь есть время — и наполняющее его содержание. Есть чистая спонтанность и есть сила, реализующая эту потенциальную возможность, то есть воля. Можно было бы сказать, что воление времени понимается здесь эйдетически (в форме живого самопорождения). Но мы принципиально предпочитаем толковать схематизм категорий качества только как медитативную структуру: схема — это образ, а не понятие, здесь не может быть никакого спекулятивно-эйдетического единства. Схема качества — всего лишь форма медитации содержания явления (при полном раскрытии темы схематизма, когда он предстанет в виде чистой рефлексии силы суждения, эйдетические моменты, конечно, усилятся.

Медитация явления в целом. Перейдя к схематизму категорий отношений, мы не будем подробно останавливаться на всех возможных применениях этого вида схем, хотя все-таки будем иметь в виду ту последовательность из восьми пунктов, которую мы привели выше, потому что только в таком объеме тема трансцендентального схематизма может мыслиться исчерпывающим образом. Мы остановимся на применении этих схем к самой познавательной способности. В этом случае они могут толковаться в виде операций познающей воли, с помощью которых она оказывается способной «разыграть», представить или изобразить в опыте любое явление. Кант упоминает в этом месте (A 144) все три категории отношений: субстанции (отношение присущности, Inhärenz), причины (отношение каузальности) и взаимодействия (отношение одновременности, Zugleichsein). Из них первая соответствует схеме устойчивости реального содержания времени, благодаря которой возможно представление субстрата всякого эмпирического определения времени. Схема субстанции указывает на то, что на фоне непрерывных изменений в содержании явления остается устойчивым и неизменным. Таким субстанциальным ядром может быть только «само время», которое мыслится нами как «понятие времени», корреспондирующее возможному объекту вообще (субстрату, субстанции), или представляется нам в качестве «самого продуктивного воображения», или «самой воли». По отношению к «самому времени» часть эмпирического содержания сознания может восприниматься нами устойчиво, и по аналогии с ним мы можем представлять себе мировую волю (как субстанцию и субстрат всего сущего). Воля удерживает в сознании единство объекта, на фоне которого воображение получает возможность реализовать любую последовательность или одновременность событий. Тайна времени не в смене событий, а в том, что в этой смене пребывает неизменным; тайна воли не в последовательности активных действий, а в ее субстанциальном единстве.

270