Вопросы для самопроверки

1. Что общего и различного между обыденным и научным типом познания?

2. Что общего и различного между художественным и научным типом познания?

3. Чем отличается современная трактовка базового гносеологического отношения от исторически бытовавшего?

4. По каким критериям различаются методы научного познания?

5. Указать, в чем специфика таких общенаучных методов, как анализ, синтез, абстракция, обобщение, идеализация, индукция, дедукция.

6. В чем специфика эмпирического уровня научного познания? Как эта специфика влияет на методы и организацию эмпирического исследования?

7. Что общего и различного между наблюдением и экспериментом как методами эмпирического уровня научного познания?

8. В чем специфика теоретического уровня научного познания? Как эта специфика влияет на методы и организацию теоретического исследования?

9. Каковы функции, задачи и структура научной теории? В чем проявляется их взаимосвязь?

10. Что общего и различного между аксиоматико-дедуктивным и гипотетико-дедуктивным методами построения научной теории?

Тема 13. Учение об истине. Проблема установления истинности научной теории

Материалистическое понимание истины. Объективная и субъективная истины: специфика и проблема соотношения. Относительная и абсолютная истины: специфика и проблема соотношения. Теория критерия истины.

Проблема установления истинности научной теории. Верификация и фальсификация в научном познании: сильные и слабые стороны. Теория исследовательских программ И. Лакатоса.

Истина – центральная категория теории познания. В рамках философии материализма истина определяется как соот­ветст­вующее объективной действительности содержание наших знаний.

Здесь важно подчеркнуть, что для материалистического понимания истины принципиальным является, во-первых, признание объективной действительности, существующей независимо от человека и человеческого сознания, а также признание факта отражения объективной действительности в человеческом сознании. На этой основе формируется понятие объективной истины.

Объективная истина – это такое содержание человеческих знаний, которое не зависит ни от человека, ни от человечества в целом. Если форма, в которой выражается истина, всегда зависит от человека, то содержание истинного знания относится не столько к человеку, сколько к самой объективной действительности. А поскольку объективная действительность (по определению) не зависит ни от человека, ни от человечества, то и содержание истинного знания также не будет зависеть ни от человека, ни от человечества.

Принято выражаться следующим образом: истина объективна по содержанию, но субъективна по форме.

В чем же выражается субъективность формы истины?

Субъективность формы истины заключается, во-первых, в том, что истина есть отражение материального мира при помощи понятий и суждений, которые являются специфически человеческими конструктами и уже поэтому обладают субъективными характеристиками. Во-вторых, субъективность формы истины проявляется в ее неполноте, ограниченности, в том, что она есть не окончательный результат, а процесс познания.

Однако определяющим в истине является не форма, а содержание, которое всегда объективно. Выражение «Земля существовала до человека» – истинное выражение, причем оно имеет субъективную форму (здесь, например, это выражение написано по-русски, но оно будет совсем иначе выглядеть, написанное на английском языке), но вполне объективное содержание (независимо от языка написания) – Земля действительно существовала до человека.

Другой аспект материалистического учения об истине затрагивает динамику развития человеческого знания. При рассмотрении истины в этом аспекте выделяют относительную и абсолютную истины.

Абсолютной истиной называется знание, которое полностью исчерпывает свой объект и не изменяется при дальнейшем развитии человеческого познания. Относительной истиной называется знание, которое не полностью, относительно, отражает свой объект и, соответственно, уточняется, углубляется в процессе развития человеческого познания.

Рассуждая об абсолютной истине, необходимо различать вопрос о принципиальной достижимости абсолютной истины и вопрос об актуальном (здесь и сейчас) существовании абсолютной истины.

Вопрос о принципиальной достижимости абсолютной истины фактически представляет собой вопрос о познаваемости мира. Движение к абсолютной истине – это движение по пути все более полного постижения объективной реальности, по пути все более точного отражения ее закономерностей и свойств. Прогрессивное развитие научного познания, успехи, достигнутые человечеством в постижении материального мира, – все это свидетельствует о последовательном расширении сферы истинного знания, о нарастающей верности человеческого познания. Нет никаких принципиальных причин, ограничивающих экстраполяцию (продолжение в будущее) этой тенденции. Современный материализм стоит на точке зрения познаваемости мира.

Совершенно другим представляется вопрос об актуальном существовании абсолютной истины. Претензия на достижение абсолютной истины в некоторый конкретно-исторический момент противоречит положению о бесконечности материального мира и положению о развитии как атрибутивном (неотъемлемом) свойстве материи. Любое существующее человеческое знание представляет собой относительную истину, оно неполно и ограниченно уже хотя бы потому, что имеет конкретно-исто­рический характер.

В то же время нельзя преувеличивать момент относительности в человеческом знании. В каждой относительной истине содержится определенная часть истины абсолютной. Процесс познания и заключается в том, что переход от одной относительной истины к другой, несмотря на возможные отклонения и попятные движения, в целом происходит по пути все большего нарастания доли абсолютной истины в соответствующих относительных истинах, процесс познания, таким образом, ведет ко все более верному и более глубокому отражению объективной реальности.

Возьмем, к примеру, историю научных взглядов на строение атома. Классическая физика исходила из понимания атома как мельчайшей, неделимой частицы вещества. После открытия Томсоном электрона стало ясно, что атом содержит положительные и отрицательные частицы. Томсон строит модель атома, которая напоминает батон с изюмом: в положительно заряженную массу вкраплены отрицательные частицы (электроны). Резерфорд проводит эксперименты на атомах по рассеянию заряженных частиц и приходит к выводу, что в центре атома существует массивное положительно заряженное ядро, а на периферии находятся электроны. Вместе с Бором он разрабатывает планетарную модель атома: в центре – положительно заряженное ядро, а по круговым и стационарным орбитам вокруг него вращаются электроны. В дальнейшем эта концепция подвергается существенному уточнению в квантовой теории. Круги заменяются сначала эллипсами, а затем физики и вовсе отказываются от понятия орбиты и вводят представление о вероятностном характере положения электрона.

Экскурс в историю познания атома позволяет увидеть основную тенденцию в развитии знаний: через последовательность сменяющих друг друга относительных истин познание устремляется к абсолютной истине как своему пределу.

Вместе с тем, в каждой относительной истине всегда есть «зерно», частичка истины абсолютной. Действительно, представление о целостности и неделимости атома остается верным для взаимодействий с относительно низкой энергией, недостаточной для его разрушения. Так, в пределах химических реакций атом всегда остается целостной единицей. В концепции Томсона содержится «зернышко» абсолютной истины — представление о структурности атома, хотя конкретный характер этой структуры был представлен неверно. В концепции Резерфорда-Бора уже большая доля абсолютной истины, хотя дальнейшее развитие физики обнаружило и в этой концепции немало погрешностей. Еще большая часть абсолютно верного знания содержится в квантовомеханической теории атома.

Но чем же доказывается истинность человеческого знания? Есть ли критерий, позволяющий установить истинность нашего знания?

Вопрос о критерии истины неоднократно поднимался в различных философских учениях. Многие философы (как правило, рационалистического направления) усматривали критерий истины в определенных характеристиках познающего мышления. Критерий истины связывался с очевидностью для мышления свойств познаваемого объекта; с ясностью и отчетливостью мышления, позволяющей говорить о «естественном свете» разума; с внутренней непротиворечивостью мышления; со стройностью и красотой научных теорий и т.д.

Не отрицая положительных моментов, связанных с выдвижением вышеупомянутых критериев истины, надо с полной определенностью отметить, что все это – лишь косвенные свидетельства наличия истинного знания. Вопрос об истинности человеческих знаний не может решаться только в сфере мышления. Для решения вопроса об истинности необходимо покинуть чисто теоретическую сферу и выйти в ту область, где человек на основе своих знаний непосредственно контактирует с объективной реальностью. Такой областью является практика — предметная, целенаправленная деятельность людей по преобразованию природы и общества.

Только практика действительно позволяет ответить на вопрос о том, насколько верно отражают человеческие знания объективную действительность. На основе неверного знания нельзя добиться определенной цели, нельзя претворить в жизнь задуманное, и, наоборот, выполнение поставленной цели, достижение намечаемого материального результата свидетельствует о том, что мы на верном пути, что знания, лежащие в основе соответствующей деятельности, дают в общем правильную, адекватную картину объективной реальности. Именно практика является решающим, окончательным критерием истины.

С другой стороны, верность общего положения о практике как критерии истины не делает беспроблемной конкретную практическую проверку соответствующих концептуальных построений. В методологии научного познания как особая задача возникает проблема установления истинности научной теории.

Исходя из признания практики как основополагающего критерия истины первым (можно сказать, напрашивающимся) шагом в решении задачи установления истинности научной теории представляется её опытная или экспериментальная проверка.

Процедура опытной проверки теоретического положения называется верификацией (от лат. verificatio — доказательство, подтверждение). Различают непосредственную и косвенную верификацию. При непосредственной верификации эмпирической проверке подвергается положение, непосредственно говорящее о фактах действительности или экспериментальных данных. Однако далеко не каждое научное положение может быть напрямую соотнесено с фактами.

Теоретические утверждения в науке, как правило, относятся к абстрактным объектам теории, которые непосредственно не наблюдаемы. Подобного рода утверждения верифицируются косвенным путем. Из данного утверждения выводится следствие, относящееся к объектам, которые можно непосредственно наблюдать и, соответственно, верифицировать. Верификация следствия рассматривается как косвенная верификация исходного теоретического утверждения.

Например, утверждение «Температура в комнате равна 20 С» нельзя верифицировать непосредственно («температура» – это специально созданный идеальный конструкт, абстрактный объект теории). Однако из данного утверждения мы можем вывести следствие, говорящее о том, что если в комнату внести термометр, то столбик ртути остановится у отметки «20». Мы приносим термометр и непосредственным наблюдением верифицируем утверждение «Столбик ртути находится у отметки «20». Так осуществляется косвенная верификация первоначального утверждения о температуре.

Верифицируемость, или эмпирическая проверяемость, научных утверждений и теорий считается одним из важных признаков научности. Утверждения и теории, которые в принципе не могут быть верифицированы, как правило, не считаются научными. Однако вопрос о верификации научной теории и вопрос о её истинности не совпадают.

Дело в том, что положения научной теории всегда претендуют на всеобщность и необходимость, соответственно их полная верификация оказывается просто не возможной (нельзя провести бесконечное количество экспериментов, верифицируя в каждый данный момент времени справедливость положения, выдвигаемого в качестве теоретического закона), мы поневоле вынуждены ограничиться (в лучшем случае) только частичной верификацией. Однако частичная верификация не является достаточным основанием для утверждения об истинности научной теории.

Для преодоления кризиса верификационистского подхода к проверке истинности научной теории была предложена концепция фальсификации научной теории (К. Поппер). Фальсификация (от лат. falsus – ложный) – процедура, устанавливающая ложность теории или гипотезы в результате её эмпирической проверки. Поппер выдвинул концепцию, согласно которой не подтверждаемость, а проверяемость, испытуемость и фальсифицируемость теорий должны служить средствами обнаружения их истинности и, соответственно, средствами их принятия или отвержения.

Процедура фальсификации основывается на логической схеме, которую принято называть модус толленс. Из проверяемой теории Т дедуцируется некоторое эмпирическое предложение А, так что имеет место ТА. Посредством эмпирических методов познания (наблюдения, измерения или эксперимента) предложение А сопоставляется с реальным положением дел. Если выясняется, что А – ложно, то есть имеет место не-А, то тогда из ТА и не-А следует не-Т, то есть ложность теории Т.

Достоинство процедуры фальсификации усматривалось в её более определенном характере по сравнению с верификацией. Если для верификации (проверке на истинность) неограниченно общего утверждения науки, каким является любой её закон, необходимо согласие с экспериментальными данными бесконечно большого числа его следствий, то для его фальсификации (проверке на ложность) достаточно единственного контрпримера. Если затруднительно установить истинность теории, то, может быть, проще решить вопрос о её ложности?

Оказалось, что и этот вопрос легко не решается. Когда речь идет об изолированном предложении или гипотезе невысокого уровня общности и абстрактности, метод фальсификации часто является полезным. Однако если мы рассматриваем сложную, иерархически упорядоченную систему предложений – теорию, то дело усложняется.

Во-первых, процедура фальсификации обнаруживает только столкновение теории с фактом, но не говорит нам, какой член противоречия ложен – теория или факт. Почему мы обязаны считать, что ложной является именно теория? Быть может, ложным является факт, который установлен в результате некорректного, «грязного» эксперимента?

Во-вторых, надо учитывать, что в реальном познании следствия никогда не выводятся из отдельных, изолированных гипотез, но всегда из совокупности допущений, часть из которых можно рассматривать в качестве основных, а часть – в качестве дополнительных. Сама по себе научная теория (которая, как мы помним, формулируется на языке абстрактных объектов теории) не дает эмпирических (непосредственно наблюдаемых) положений. Чтобы к таким положениям перейти, к теории нужно присоединить специальные правила (правила вывода), дающие эмпирическую интерпретацию терминам теории, и положения, описывающие конкретные условия эмпирической проверки.

Таким образом, эмпирическое положение А следует не из одной теории Т, а из Т плюс правила эмпирической интерпретации плюс положения, описывающие конкретные условия. С учетом этого обстоятельства становится ясным, что из ложности положения А мы не имеем права делать вывод о ложности теории Т. Ложная посылка может входить в добавляемые правила или положения. Именно поэтому в реальной науке, обнаружив столкновение теории с некоторым фактом, ученые не спешат объявлять теорию ложной. Идея «решающего» эксперимента, однозначно позволяющего установить ложность теории, оказалась малореалистичной.

Возможность сохранения теоретической системы при встрече с результатами «решающих» экспериментов определяется системным характером теоретического знания. Системный характер теории, её целостность, взаимозависимость её компонентов создают предпосылки для неоднозначности в трактовке причин несоответствия предсказаний теории экспериментальному результату. Противоречие между теорией и этим результатом может свидетельствовать о необходимости отказа от исходных принципов теории, но в равной мере оно может говорить о неверности одного из периферических положений теоретической системы и быть устранено введением в неё дополнительного допущения.

В общем случае теоретическая система всегда может быть перестроена (при сохранении своих «ядерных» положений) таким образом, чтобы «оправдать» неудачу эксперимента. Кроме того, противоречие между теорией и экспериментом может косвенно указывать на неупорядоченность принципов теории либо, наконец, быть следствием неверной интерпретации самого экспериментального результата.

Существует и ещё одна трудность, связанная с проблемой эмпирической проверки научной теории. Речь идет о теоретической «нагруженности» экспериментального факта. Мы уже отмечали, что таковая всегда имеет место – любое проведение и интерпретация эксперимента предполагает предпосылочную категориальную схему, основывающуюся на определенных теоретических положениях. Более того, эксперимент, призванный подтвердить или опровергнуть теорию, может выполнить свою функцию лишь благодаря тому, что сам выступает в контексте проверяемой теории: он «ставится» под теорию, планируется на её основании; теория подсказывает саму идею эксперимента, условия его реализации. Наконец, проверяемая теория вовлекается и в интерпретацию полученного результата, как бы участвуя, таким образом, в вынесении собственного приговора. Конечно, с учетом всего этого экспериментальная проверка истинности или ложности теории оказывается весьма затруднительной.

С более реалистических позиций к проблеме выбора истинной научной теории подошел И. Лакатос. В отличие от своих предшественников он учитывает реальную сложность процедуры эмпирической оценки теорий. В его концепции находит отражение теоретическая нагруженность экспериментального результата (как утверждает Лакатос, в процессе эмпирической проверки друг другу противостоят не теория и экспериментальный факт, а скорее две теории: одна из них интерпретирует экспериментальный результат, другая объясняет его и соотносится с ним), учитывается, что при оценке теорий они сравниваются не только с экспериментальными данными, но и с альтернативными теориями.

Согласно Лакатосу, в реальной науке осуществляется оценка и принятие не отдельной теории, а исследовательской программы – серии теорий, связанных единым «твердым ядром», представляющим собой совокупность утверждений о структуре исследуемого аспекта реальности. Эти утверждения экспериментально не проверяемы; в рамках данной исследовательской программы они полагаются неопровержимыми и защищаются всей реализующейся последовательностью теорий.

На основе таких представлений удается установить критерий сравнения и отбора наиболее перспективных научных теорий. Для формулировки такого критерия Лакатос вводит понятия «прогрессивного» и «регрессивного» сдвига проблем; «теоретически прогрессивной» и «эмпирически прогрессивной» исследовательских программ.

В рамках его концепции исследовательская программа считается теоретически прогрессивной, если каждая новая теория в серии теорий, разрабатываемых в ходе реализации исследовательской программы, обладает большим эмпирическим содержанием по сравнению со своими предшественницами, это выражается в том, что она предсказывает новые факты, не ожидавшиеся на основе предшествующих ей теорий. Если к тому же хотя бы часть этого нового содержания подтверждается, исследовательская программа характеризуется как эмпирически прогрессивная.

Далее полагается, что исследовательская программа может считаться обеспечивающей прогрессивный сдвиг проблем (находится в стадии прогрессивного развития), если её теоретический рост опережает эмпирический, то есть если она сохраняет способность делать хотя бы частично оправдывающиеся предсказания новых фактов. Если эмпирический рост исследовательской программы опережает её теоретический рост, то есть если она не предсказывает новых фактов, хотя и оказывается ещё способной объяснять те факты, которые предсказаны на основе соперничающей с ней исследовательской программы, следует полагать, что она перестала быть прогрессивной и находится в состоянии стагнации, застоя (регрессивный сдвиг). Таким образом, при сравнении двух соперничающих исследовательских программ рациональным полагается выбор той, которая обеспечивает прогрессивный сдвиг проблем.

При всей эффективности концепции Лакатоса, в которой оказались удачно отраженными особенности реального процесса оценки теорий, надо отметить, что вопрос об истинности теории здесь фактически не ставится. Он подменяется вопросом о предпочтительности теории по сравнению с конкурирующей. О решающем подтверждении или опровержении теории со стороны эмпирических фактов речь здесь просто не идет.

Тем не менее, опытная проверка теории является необходимой составной частью научного исследования, но какую роль сыграет проверочный экспериментальный результат – будет ли он считаться основой для окончательного выбора между теоретическими концепциями, выступит ли веским аргументом в споре между ними или вообще до поры до времени не будет принят во внимание, зависит от ряда обстоятельств. При этом возможны следующие ситуации.

1. Не существует альтернативных теоретических систем, претендующих на истолкование полученного экспериментального результата, в связи с чем конкурирующих интерпретаций-объяснений не возникает. В этом случае эксперимент может оказаться очень веским аргументом при оценке гипотезы.

2. Существует только одна удовлетворительная интерпретация-объяс­нение полученного результата; конкурирующих интерпретаций нет, но теории, альтернативные той, которая обеспечивает интерпретацию, существуют. Не будучи в состоянии дать удовлетворительное истолкование рассматриваемому экспериментальному результату, они неплохо, а возможно, и лучше, чем данная теория, объясняют другие экспериментальные данные или лучше «справляются» с некоторыми теоретическими трудностями. В такой ситуации «решительно» подтверждающий теорию результат учитывается при оценке теории, но основой для выбора между конкурирующими теориями не служит.

3. Экспериментальный результат получает определенное теоретическое истолкование. Но существует и конкурирующая интерпретация-объясне­ние: его удается истолковать в рамках альтернативной теории. Причем теория, обеспечивающая альтернативное истолкование, является фундаментальной, оправдавшей себя при объяснении большого круга фактов. В такой ситуации появляется возможность рассматривать результат эксперимента как подтверждающий обе альтернативные теории. И лишь после окончательной «победы» и установления новой теории, оглядываясь назад, данный эксперимент мы начинаем воспринимать как подтверждающий эту теорию.

Таким образом, исследование проблемы практической проверки теоретической концепции показывает, что такая проверка применительно к конкретным обстоятельствам не является «простым» делом и не дает мгновенного однозначного результата. Опытная проверка является необходимым, но не достаточным средством установления истинности теории. Постижение истины не есть одномоментное «схватывание», это всегда длительный, сложный и, можно сказать, никогда не заканчивающийся творческий процесс.