(возможно, сугубо личным) причинам не желает получать денежные суммы от третьих лиц по вкладу, он (включая юридических лиц) вправе вернуть их обратно. Но это требует от вкладчика постоянно контролировать состояние своего счета. Если он не желает это делать, он может просто заблокировать саму возможность внешних зачислений на счет по вкладу. Это может быть актуально, например, для политиков или чиновников, не желающих, чтобы какие-то непонятные зачисления на их счет по вкладу компрометировали их тем или иным образом.

Также имеются основания усмотреть опровержение презумпции и тогда, когда банку известно о несогласии вкладчика (например, из предшествующих случаев внесения вклада определенным третьим лицом во вклад) на принятие средств во вклад от третьего лица. В подобной ситуации банк вправе, не нарушая закона, также отказаться от принятия денежных средств во вклад от такого третьего лица.

Статья 842. Вклады в пользу третьих лиц

1.Вклад может быть внесен в банк на имя определенного третьего лица. Если иное не предусмотрено договором банковского вклада, такое лицо приобретает права вкладчика с момента предъявления им к банку первого требования, основанного на этих правах, либо выражения им банку иным способом намерения воспользоваться такими правами.

Указание имени гражданина (статья 19) или наименования юриди­ ческого лица (статья 54), в пользу которого вносится вклад, является существенным условием соответствующего договора банковского вклада.

Договор банковского вклада в пользу гражданина, умершего к моменту заключения договора, либо не существующего к этому моменту юриди­ ческого лица ничтожен.

2.До выражения третьим лицом намерения воспользоваться права­ ми вкладчика лицо, заключившее договор банковского вклада, может воспользоваться правами вкладчика в отношении внесенных им на счет по вкладу денежных средств.

3.Правила о договоре в пользу третьего лица (статья 430) применяются

кдоговору банковского вклада в пользу третьего лица, если это не про­ тиворечит правилам настоящей статьи и существу банковского вклада.

Комментарий

1. Общие контуры конструкции. Потребности гражданского оборота обнаруживают необходимость участников этого оборота вносить

900

вклады на имя третьего лица. Эта потребность чаще всего объясняется альтруистическим мотивом: внесение вкладов на имя детей, родственников и т.п. Таким образом, между третьим лицом (дестинатарием) и вкладчиком, внесшим вклад (промиссаром), могут иметься отношения по предоставлению дара, принятие которого обусловлено чисто потестативным условием на стороне одаряемого. В теории можно помыслить и другую каузу внесения вклада на имя третьего лица (например, заем, предоставленный таким образом; кауза исполнения договора, заключенного между третьим лицом и вкладчиком, и т.п.). Впрочем, все эти не связанные с даром случаи встречаются крайне редко.

Для банка отношения между вкладчиком (промиссаром) и третьим лицом (дестинатарием) могут оставаться тайной. Все эти отношения вкладчика и третьего лица лежат вне сферы правоотношений по вкладу, хотя они и связаны с ними.

1.1. Догматическая конструкция и соотношение с институтом до­ говора в пользу третьего лица. Общие правила о договоре в пользу третьего лица закреплены в ст. 430 ГК РФ, но законодатель установил специальные правила для банковских вкладов. С учетом п. 3 комментируемой статьи может сложиться впечатление, что банковский вклад в пользу третьего лица является особой разновидностью договора в пользу третьего лица: на это указывает то, что данный пункт предусматривает применение общих правил ст. 430 ГК РФ, если иное не предусмотрено правилами комментируемой статьи и не следует из существа банковского вклада. При этом сходство диктуется тем обстоятельством, что договорное отношение возникает в пользу третьего лица.

На самом деле, как будет показано далее, банковский вклад в пользу третьего лица принципиально отличается от конструкции договора в пользу третьего лица, и единственная норма из ст. 430 ГК РФ, которая может применяться к вкладу в пользу третьего лица (а именно п. 3 ст. 430 ГК РФ о возражениях), применялась бы к этому договору и не будь ст. 430 ГК РФ вовсе.

Но вначале стоит указать на сходства.

Внесение вклада на имя третьего лица порождает у последнего секундарное (преобразовательное) право, реализация которого возможна посредством односторонней сделки, требующей восприятия волеизъявления третьего лица банком. Одной своей волей третье лицо может превратиться в кредитора по обязательству банка выдавать (перечислять) вклад и уплачивать проценты. До совершения такого волеизъявления о желании вступить в права по договору вклада дестинатарий полноценным кредитором по обязательствам банка не явля-

901

ется. В принципе, та же ситуация имеет место и в случае с обычным договором в пользу третьего лица.

Закон предусматривает два варианта совершения такой односторонней сделки. Она может быть выражена, во-первых, в действии по предъявлению третьим лицом первого требования к банку, основанному на правах вкладчика по договору (например, снятие части денежных средств), во-вторых, иным способом проявления намерения воспользоваться такими правами (например, посредством заявления

опринятии прав по договору банковского вклада). Пункт 2 ст. 430 ГК РФ также указывает на то, что волеизъявление дестинатария должно быть доведено до сведения должника. Так что здесь тоже наблюдается синхронность регулирования.

Реализация секундарного (преобразовательного) права третьего лица имеет ретроактивный эффект: третье лицо становится кредитором банка, как если бы оно само заключило договор банковского вклада. Вследствие этого, например, права на проценты по вкладу, начисленные, но не выплаченные к моменту проявления воли третьего лица на вступление в права по вкладу, принадлежат третьему лицу как за период до выражения им намерения воспользоваться правами вкладчика, так и за последующие периоды. Иное может быть предусмотрено договором.

Но далее начинаются принципиальные различия в сути конструкций.

1.2.Идентификация третьего лица. Существенным условием для договоров банковского вклада в пользу третьего лица является идентификация третьего лица. Для граждан таковой является указание его имени в соответствии со ст. 19 ГК РФ, а для юридических лиц – указание его наименования в соответствии со ст. 54 ГК РФ.

В то же время положения ст. 430 ГК РФ о договорах в пользу треть­ его лица допускают ситуацию, когда третье лицо является не определенным, а определимым и точная его идентификация в договоре не указана. Теоретически можно было бы помыслить и модель вклада в пользу третьего лица, когда третье лицо является не определенным, а определимым (например, кредитором признавался бы тот, кто заявит

ореквизитах вклада и пароль или код, – так называемый номерной вклад). Однако необходимость указания на конкретное лицо выражена в комментируемой норме достаточно ясно: вклад вносится на имя определенного, а не определимого лица. Насколько такой жесткий подход, отступающий от общих правил о договоре в пользу третьего лица, оправдан, вопрос достаточно спорный. Представляется, что с политико-правовой точки зрения трудно аргументировать, почему

902

правопорядок должен запрещать открытие вклада, скажем, в пользу будущего ребенка. Эти отношения никого не затрагивают, а возможные доводы о сокрытии таким образом денежных средств от своих кредиторов имеют общий характер, поскольку такое сокрытие возможно по любому договору и с любыми существующими лицами.

Когда из договора банковского вклада следует намерение внесения вклада на имя третьего лица, но его имя (наименование для юридического лица) в договоре не указано, такой договор в силу ст. 432 ГК РФ не считается заключенным. Такое законодательное решение может вызывать сомнения, исходя из принципа favor contractus. Возможно, более обоснованным было бы считать такой договор заключенным

впользу вкладчика и на его имя, а не на имя неназванного третьего лица. Вместе с тем ввиду достаточного профессионализма банка названные случаи на практике маловероятны.

Предписанная настоящей нормой ничтожность договора банковского вклада при смерти третьего лица к моменту его заключения, а также при несуществовании организации, указанной в качестве третьего лица, к тому же моменту может вызывать сомнения по тем же соображениям.

Ничтожность договора банковского вклада в пользу несуществующего лица, казалось бы, может приводить к парадоксальному экономическому последствию, когда ничтожный договор оказывается более выгоден вносителю вклада, чем действительный. Ничтожность договора управомочивает его на реституционное требование (п. 2 ст. 167 ГК РФ) о возврате полученной банком денежной суммы и кондикционное требование (п. 2 ст. 1107 ГК РФ) об уплате процентов в размере ключевой ставки. Поскольку проценты по вкладам обычно не бывают выше ключевой ставки, вкладчик по ничтожному договору получает право в любое время в пределах исковой давности потребовать возврата соответствующей суммы, а также уплаты процентов в размере, который он не получил бы, окажись договор действительным.

Если недобросовестность вкладчика (его знание о смерти гражданина или прекращении юридического лица к моменту заключения договора) доказана, то исходя из п. 4 ст. 1 ГК РФ имеются основания для отказа в кондикционном иске о процентах. В остальных случаях отказ в кондикционном иске не столь очевиден и может быть обоснован разве что с помощью теории риска, который может быть возложен на основании принципов права на того, кто ближе всего находится к источнику риска, т.е. на вкладчика. Также возможен и такой подход,

всоответствии с которым согласно п. 2 ст. 1107 ГК РФ, несмотря на ничтожность договора, банк признается узнавшим о неосновательности

903