§ 3. Факты и право в процессуальных решениях

Вопрос о соотношении фактов и права восходит к самим основам возникновения права, а теория признает, что реальные социальные отношения, правовые ситуации, возникающие в жизни и требующие правового решения, являются одним из факторов, обусловливающих появление правовых норм. По мнению С.С. Алексеева, "именно с них, с этого "начала начал" в мире права все начинается... и именно отсюда разворачивается вся сложная, многоуровневая и многослойная цепь правовых средств, механизмов и процедур"*(132). Из этого следует, что в юриспруденции факт (правовая ситуация) играет двоякую роль. С одной стороны, он принадлежит реальным общественным (социальным) отношениям и в этом смысле существует объективно и независимо от права: от его юридического познания, правового регулирования и правовой квалификации юристами в процессе правоприменительной деятельности. С другой стороны, для юриспруденции факт - это далеко не всякое общественное отношение, а лишь такое, в котором в явном или потенциальном виде заложены спор, конфликт, столкновение интересов и т.п., которые требуют своего юридического разрешения на основании каких-либо общих и нейтральных по отношению к заинтересованным участникам спора нормативов. Причем нормативы эти должны быть четкими и обязательными, а принятое на их основе решение - однозначным, определенным и гарантированным в своем исполнении. Именно такое юридическое свойство превращает факт как обычное событие реальной жизни в правовую ситуацию.

Вместе с тем правовая сущность жизненных ситуаций не так ясна и очевидна. Ее выявление требует специальной юридической деятельности, во-первых, для познания и уяснения объективных характеристик возникшей единичной жизненной ситуации, а во-вторых, для понимания, есть ли в установленных объективных, т.е. фактологических, характеристиках этой ситуации правовая суть, требующая или правового регулирования, или правоприменения. По мнению С.С. Алексеева, именно это привело к формированию двух "качественно контрастных правовых систем"*(133), различающихся прежде всего способом установления правовой сущности возникающих реальных жизненных ситуаций. В системе прецедентного права связь фактов и права устанавливается посредством процедуры рассмотрения и разрешения единичной фактической ситуации, возникшей в реальной жизни и требующей своего разрешения. Именно суд в судебном разбирательстве при активном участии сторон детальнейшим образом устанавливает все факты, объективно характеризующие и отличающие эту ситуацию, чтобы выявить ее правовую сущность и найти правовое решение, т.е. подобрать пригодные и адекватные правовые средства для ее разрешения. Так рождается судебный прецедент, который впоследствии может применяться для разрешения ситуаций, по своему фактическому характеру совпадающих с уже решенным делом. В такой системе формирования права факты приобретают самостоятельное, важнейшее и определяющее значение. От совпадения в деталях зависит возможность или невозможность применения уже имеющегося прецедента; возникает необходимость в выработке нового прецедента. Это обеспечивает постоянное развитие права в неразрывной связи с меняющимися общественными отношениями.

Принципиально иную роль играют факты в системе статутного права. Факты, складывающиеся в общественных отношениях, и здесь являются содержательным источником права. Но в праве получают закрепление не отдельно взятые события реальной жизни во всех их индивидуальных проявлениях, а определенное обобщение разнообразных событий; выявляются и фиксируются наиболее общие и типичные черты этих повторяющихся событий. Правовая природа связывается не с фактическими обстоятельствами отдельно взятого индивидуального жизненного события, а с определенным обобщением имеющихся в них типических черт, что позволяет законодателю, а не суду формировать в правовой норме "типовой образ": давать описание типовых черт множества повторяющихся событий, которые и находят свое закрепление в диспозиции (а возможно, и в гипотезе) правовой нормы.

На момент возникновения реальной жизненной ситуации, требующей правового решения, юридический образ типичной жизненной ситуации без лишней детализации уже определен и закреплен в правовой норме. При решении возникающего спора, конфликта практическая юридическая задача сводится лишь к тому, чтобы определить, совпадают или не совпадают фактические обстоятельства дела с обобщенными признаками, описанными в правовой норме. Если для применения норм прецедентного права определяющее значение имеют детали и индивидуальные особенности жизненной ситуации, каждая из которых признается потенциально имеющей правовую суть, то для применения норм статутного права определяющим становится умение отвлечься от деталей, выявить только общее и типичное в возникшей ситуации. Поэтому не случайно в российской теории права оперируют понятием "юридические факты". С.С. Алексеев писал: "Юридический факт - это конкретное жизненное обстоятельство, с которым нормы права связывают возникновение, изменение или прекращение правоотношений... Нередко юридические последствия порождает не один какой-либо факт, а их совокупность... Такая совокупность фактов, необходимая для того, чтобы возникли юридические последствия, называется фактическим составом"*(134). При этом остается неясным и неразличенным, что же такое этот юридический факт: это реальная жизненная ситуация в том индивидуализированном виде, как она произошла в жизни, или это официальное описание юридически значимых фактических обстоятельств и признаков в самой правовой норме. Во всяком случае в советской теории права, в которой разрабатывалась частная теория юридических фактов, термин "юридические факты" в равной степени применялся и к первому, и ко второму*(135).

И такое понимание фактов (юридических фактов) порождает серьезную проблему для правоприменительной деятельности и ее целеполагания. Что первично в правоприменительном процессе - установление всех индивидуальных характеристик реальной жизненной ситуации со всеми ее индивидуальными особенностями и характеристиками, которые необходимо учесть при применении права, или диспозиция правовой нормы, определяющая и предрешающая, какие именно фактические обстоятельства должны иметь место для обеспечения правильного выбора и применения правовой нормы? Особую остроту эта проблема приобретает в уголовном судопроизводстве, где правильное применение права предполагает не только безошибочную квалификацию деяния, вменяемого в вину обвиняемому судом, но и обеспечение всех прав и законных интересов участников процесса, соблюдение презумпции невиновности, предоставление и обеспечение права на защиту от обвинения, обеспечение справедливости судебного разбирательства, его состязательности и правосудности вынесенного решения.

В современном уголовном судопроизводстве четкое разграничение фактов и права приобретает все большее значение. Впервые такая проблема обозначилась при возрождении суда присяжных, в котором присяжные заседатели признаются судьями факта, тогда как профессиональный судья, председательствующий в таком процессе, признается судьей права. Следовательно, в процессе с участием присяжных юридически значимые фактические обстоятельства уголовного дела должны обсуждаться только на "языке фактов". Увы, такая задача до сих пор представляется трудной, а порой и неразрешимой. Например, обвинительное заключение излагается и в силу закона (ст. 220 в ее системной связи с ч. 2-4 ст. 171 и ст. 252 УПК РФ), и в силу сложившейся традиции юридическим языком, далеко не всегда ясным и понятным даже юристу. Чтобы "перевести" этот язык на язык фактов, в ч. 2 ст. 335 УПК РФ предусмотрено, что государственный обвинитель не оглашает (т.е. зачитывает) обвинительное заключение, а "излагает существо предъявленного обвинения", что с очевидностью предполагает переход с юридического языка на язык фактов, понятный и не юристу. В практике это редко кому удается. Подобные проблемы до сих пор сохраняются при составлении вопросного листа, когда юристам не хватает навыка излагать фактические обстоятельства дела языком фактов, а не юридических конструкций.

В последние годы эта проблема приобрела новое значение в связи с введением апелляции как единственной формы проверки всех приговоров, не вступивших в законную силу, с позиций правильности установления как фактических обстоятельств дела, так и правильности применения права. Кассационная и надзорная инстанции не вправе обращаться к пересмотру фактов, установленных приговором, вступившим в законную силу, за исключением случаев обнаружения вновь открывшихся обстоятельств и процедуры возобновления производства по делу в связи с подобными обстоятельствами. Как соотнести, а затем и разграничить проверку законности и обоснованности приговора с проверкой фактов и права? Например, проверка справедливости приговора - это проверка права или фактов? К сожалению, для решения этих и им подобных проблем современного уголовного судопроизводства научных исследований по вопросу разграничения фактов и права явно недостаточно как в общей теории права, так и в отраслевых юридических науках.

Для обозначения фактов в теории уголовного процесса, а также в законодательстве используются различные термины: факты, фактические обстоятельства, юридические факты, фабула дела, событие преступления, фактическое основание обвинения, фактический объем обвинения и т.п. Представляется, что для всех перечисленных и им подобных терминов есть единая общая методологическая основа - факт. Факт для уголовного судопроизводства не столько философское понятие со своей историей, сколько обыденное, общеупотребимое понятие, означающее некое событие реальности, приобретающее юридический смысл и значение в контексте производства по конкретному уголовному делу.

Для характеристики факта как такового можно выделить ряд параметров: 1) факт - это проявленное вовне явление объективной реальности, в силу чего факт существует (или существовал) не в сознании следователя или иных участников процесса, а вне и независимо от их сознания; 2) факт всегда конкретен и имеет точные "привязки" по времени, месту, событийной последовательности, содержанию, т.е. свои индивидуальные пространственно-временные и причинно-следственные характеристики; 3) факт - это свершенное событие: по отношению к субъекту познания он уже проявлен в прошлом, хотя отдельные его элементы (фрагменты) могут сохраняться и в настоящем, т.е. на момент его познания; 4) факт может иметь сложное содержание (фактический состав, совокупность фактических обстоятельств) и множество характеристик, среди которых "юридическое значение" - лишь одна из возможных; 5) в юридической практике, и в частности в уголовном судопроизводстве, факт может стать объектом познания не в полном своем объеме, а только в части юридически значимых характеристик; при этом следует учесть, что юридически значимые характеристики в обобщенном виде определены правовой нормой, а в индивидуальной жизненной ситуации их отбирает и выделяет познающий субъект, это обусловливает неизбежное сочетание в определенном и индивидуальном соотношении объективного и субъективного факторов при формировании знания о факте, при составлении текстов, отражающих это знание в процессуальных документах; 6) следует различать факт с его объективными характеристиками и информацию о факте как субъективное отражение характеристик факта в сознании познающего субъекта, а также в текстах юридических документов, в значительной степени зависящих от личности, профессионального уровня и правосознания познающего субъекта.

Установление всех юридически значимых фактических обстоятельств составляет фактическую основу принятия правоприменительного решения. Фактическая основа одновременно связана как с событием реальной жизни, так и с правовой нормой, описывающей его типические черты. В уголовном судопроизводстве определение содержания фактической основы зависит от того, какая норма подлежит применению. При применении нормы уголовного права фактическую основу составят те факты, посредством которых вовне проявили себя все признаки каждого элемента состава преступления, вменяемого обвиняемому. Отсутствие в фактических обстоятельствах, установленных по делу, хотя бы одного признака состава преступления не позволяет применять норму уголовного права (ст. 8 УК РФ).

При применении норм уголовно-процессуального права фактическую основу составят те фактические обстоятельства, которые прямо указаны в норме, регулирующей содержание данного процессуального решения, основания и условия для его принятия. Но в любом случае принятия решений в уголовном судопроизводстве фактическое основание составляют индивидуально определенные фактические обстоятельства данного конкретного дела.

В каком же соотношении состоят факты реальности и факты, описанные в правовой норме, подлежащей применению? Обладая "опережающим" знанием возможных типовых фактических обстоятельств, правоприменитель должен удерживаться от соблазна "подогнать" реальные фактические обстоятельства под известную норму: выделить только нужное ему, проигнорировать иные обстоятельства, "не вписывающиеся" в содержание заранее выбранной им правовой нормы, и т.п. Вместе с тем незнание права и содержания отдельных правовых норм грозит иной ошибкой: в силу недостаточного профессионализма правоприменитель может не придать юридического значения тем или иным обстоятельствам, оставив их без внимания и не зафиксировав их. Тем самым он исказит в своем сознании реально возникшие фактические обстоятельства, что повлечет ошибочную правовую оценку.

Так, при применении норм Особенной части УК РФ правоприменитель устанавливает фактические обстоятельства, свидетельствующие о наличии или об отсутствии определенного состава преступления. Уголовно-правовые нормы в той или иной мере описывают признаки, посредством которых в реальной практике может (или должен) проявить себя каждый элемент состава преступления.

Из этого предписания закона правоприменитель заранее знает, например, что кража (ч. 1 ст. 158 УК РФ) может быть совершена только путем действий, эти действия должны быть совершены тайно, в процессе действий чужое имущество, имеющее определенную ценность, должно быть изъято, а лицо получает возможность распорядиться изъятым чужим имуществом и т.д. Но описание правовой нормы содержит лишь обобщенный образ кражи, общий для всех случаев краж. Тогда как конкретная кража имеет множество индивидуальных признаков. Кража может быть совершена в разное время, предметом кражи могут стать самые разнообразные вещи, деньги, иные ценности. Поведение преступника при совершении кражи тоже весьма разнообразно. Однако в описательной части правоприменительного решения далеко не всегда отражаются индивидуальные признаки конкретной жизненной ситуации. Это можно проиллюстрировать многими примерами из практики.

Например, в одном из обвинительных заключений фактические обстоятельства были описаны следующим образом: Е. был обвинен "в том, что он 03 октября 2003 года, примерно в 15 часов 30 минут, являясь инкассатором ОСБ N ..., расположенного по адресу: г. К., пр-т К., д. 6-А, имея намерение на хищение чужого имущества, при получении инкассаторских сумок с деньгами в помещении банка по указанному адресу, воспользовавшись тем, что кассиры и другие инкассаторы отвлеклись и за ним никто не наблюдает, тайно похитил сумку, в которой находились деньги в сумме 450 000 рублей, принадлежащие ОСБ N ..., после чего с места происшествия с похищенным скрылся, тем самым причинив банку ущерб в крупном размере. Таким образом, Е. совершил кражу, то есть тайное хищение чужого имущества, в крупном размере - преступление, предусмотренное ст. 158 ч. 3 УК РФ"*(136).

Описание фактических обстоятельств в общих чертах совпадает с диспозицией ч. 3 ст. 158 УК РФ. Но можно ли понять и без домыслов и предположений представить, как Е. удалось завладеть сумкой с деньгами? Есть ли в этом описании индивидуальные детали происшедшего, которые установил следователь, чтобы сделать вывод о том, что в данном конкретном случае имеются все признаки именно кражи? К сожалению, конкретизации такого признака кражи, как совершение преступления путем действия с описанием самих действий, которые применительно к этой единичной ситуации позволяли бы однозначно утверждать, что Е. совершил кражу, в данном обвинительном заключении нет.

Правоприменитель всегда имеет дело с конкретным событием и поэтому только в его частных проявлениях может и должен увидеть некие общие признаки, указанные в правовой норме. Поэтому на первом этапе правоприменительной деятельности всегда осуществляется познание фактической, т.е. реальной, событийной основы. И только установив в деталях, что произошло в реальности, он может искать правовую основу для установленной фактической картины. Однако при этом происходит определенное "раздвоение" познания. Начиная устанавливать фактическую основу, правоприменитель "имеет в голове", например, образ кражи, описанный в правовой норме, и знает, как должна "выглядеть" кража на практике. В это время практика предоставляет ему индивидуальное проявление определенного события во всем многообразии его внешних связей и взаимоотношений, которые необходимо установить, прежде чем будет сделано суждение, кража ли это.

В обстоятельствах реального происшествия правоприменитель обязан "узнать", установить и зафиксировать в деталях только те фактические обстоятельства, которые могут иметь юридическое значение. Одновременно он обязан установить фактические обстоятельства в таком объеме, чтобы не быть связанным установкой только на "кражу", поскольку в реальности это деяние может быть иным, и ему только предстоит ответить на вопрос, является оно кражей или имеет иную юридическую квалификацию. Правильность ответа зависит, с одной стороны, от всестороннего, полного и объективного установления всех юридически значимых фактов, а с другой - также от уровня знания правовых норм, которые предстоит применить к выявленным фактам. Приведенный пример - лишь одна из иллюстраций рассматриваемой проблемы. Практика дает множество разнообразных и уже типичных ошибок в установлении или описании в правоприменительном решении того, что теория называет фактическим основанием. Более того, неудачные приемы получают распространение и становятся своего рода обыкновениями практики*(137).

В решениях Верховного Суда РФ уже неоднократно обращалось внимание на недопустимость изложения фактической основы дела в таких выражениях, как, например, "С., С. А. и О. в неустановленное следствием время, у неустановленного следствием лица, при неустановленных обстоятельствах незаконно приобрели пистолет ТТ и патроны к нему"*(138), или "М. при неустановленных обстоятельствах незаконно, без цели сбыта приобрел и хранил при себе наркотическое средство - героин весом 1,765 г"*(139). Этим, во-первых, грубо нарушается ст. 73 УПК РФ, а кроме того, становится невозможным решение вопроса о том, какую редакцию постоянно меняющегося УК РФ применять к данной жизненной ситуации, можно ли вообще применять к ней уголовный закон, если невозможно проверить, не истекли ли сроки давности применительно к данному случаю. При этом возникают и содержательные правоприменительные вопросы. Как правоприменитель определил, что действия указанных лиц незаконны, если он сам признается в официальном процессуальном документе, что практически ничего не знает о фактических обстоятельствах этих и им подобных жизненных ситуаций? Утверждение о незаконности, о возможности применить к невыясненной фактической ситуации норму уголовного права не имеет фактического основания, и поэтому такой правоприменительный акт сам является незаконным и противоречащим ст. 8 УК РФ.

Применение норм уголовно-процессуального права также начинается с установления фактической основы для принятия решения. Сама фактическая основа тоже "лежит" в двух уровнях: 1) какие фактические основания предусматривает закон и 2) какие фактические обстоятельства имеются в реальной жизненной ситуации по конкретному уголовному делу. Например, для принятия решения о признании лица потерпевшим правоприменитель должен установить реальные фактические обстоятельства и узнать, в чем именно проявился вред. Если причинены телесные повреждения, то какие именно и какова степень их тяжести. Если вред причинен имуществу, то в чем он выразился: какое именно имущество повреждено, в чем состоит повреждение (уничтожено, испорчено, утратило свое функциональное назначение и т.п.) и какова стоимость причиненного вреда, его размер.

Особенность установления фактической основы для применения процессуальных норм состоит в том, что для каждого решения законодатель устанавливает свой состав фактических обстоятельств. Эти составы не имеют единой структуры, как, например, структура состава преступления в нормах Особенной части УК РФ. Основания для применения процессуальных норм могут быть описаны достаточно детально, могут быть перечислены кратко, могут подразумеваться или вытекать из содержания иных процессуальных норм. Поэтому знание процессуальных норм в их совокупности и системной связи становится непременным условием их правильного применения. При производстве по уголовному делу применение одних норм может основываться на фактических обстоятельствах, установленных ранее для другой цели и применения иной нормы. Многообразие процессуальных решений, имеющих правоприменительный характер, требует индивидуального подхода к уяснению нормативных требований к содержанию и объему фактических оснований для принятия каждого из них. Но для принятия любого правоприменительного решения первичным является именно этап установления фактической основы дела во всех ее индивидуальных и юридически значимых проявлениях. Только установив правильно фактическую основу, можно приступать к поиску правовой основы данного решения.

Второй этап правоприменительной деятельности состоит в установлении юридической основы дела. Следует признать, что этот этап имеет сложное содержание и теоретически его можно разделить на два последовательных шага процессуальной деятельности: отыскание необходимой правовой нормы, которая бы адекватно соответствовала установленным по делу фактическим обстоятельствам; проверка ее юридической силы, толкование и уяснение ее подлинного смысла. В практике правоприменения разделить эти этапы весьма затруднительно. Адекватность выбора нормы в значительной мере зависит от умения толковать и уяснять ее содержание и смысл, от своевременной проверки ее юридической силы и определения пределов и возможности ее применения к установленным обстоятельствам, в данное время, к данному лицу и т.п.

Этот этап правоприменительной деятельности в уголовном судопроизводстве имеет самостоятельное и важное значение, однако явно недооценивается в теории и правоприменительной практике. Косвенным подтверждением этому является, как указывалось ранее, и то, что приговоры чаще всего отменяются вышестоящей инстанцией по такому основанию, как неправильное применение уголовного права. Следователи и суды применяют не ту статью, не ту часть или пункт статьи УК РФ, несмотря на то что фактические обстоятельства установлены ими правильно и не вызывают сомнений. В качестве иллюстрации можно привести дело по обвинению Б., осужденного Таганрогским судом Ростовской области за ряд преступлений, в том числе и по ч. 4 ст. 174.1 УК РФ, к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима. Адвокат неоднократно обжаловал правомерность квалификации по данной статье, доказывая, что к установленным фактическим обстоятельствам ее нельзя было применять. По словам адвоката, "около пяти лет ушло на то, чтобы суды разных инстанций уяснили себе содержание ч. 4 ст. 174.1 УК РФ. Нежелание сделать это раньше повлекло для Б. тяжкие последствия. Он не только не мог получить право на условно-досрочное освобождение, но и отбывал незаконно наказание в исправительной колонии строгого режима"*(140).

Свои трудности имеются и в установлении правовой основы при применении процессуальных норм. В современном уголовном судопроизводстве умение отыскать, а затем уяснить смысл правовой нормы сопряжен с необходимостью учитывать не только официальный текст УПК РФ. Особое значение для понимания смысла процессуальных предписаний приобретает знание и понимание пределов прямого действия норм Конституции РФ, регулирующих конституционные основы уголовного судопроизводства. Не меньшее значение имеют постановления и определения Конституционного Суда РФ, дающего толкования норм УПК РФ в их системном и конституционно-правовом смысле. Существенное значение имеют прецедентные решения Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ), основанные на толковании норм Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Не менее важны и разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, и даже решения этого суда по отдельным делам, вынесенные в апелляционном, кассационном или надзорном порядке. При этом следует принимать во внимание, что все эти источники процессуального права необходимо применять не альтернативно, а в их системном единстве, позволяющем выявить весь объем правового регулирования и объемное содержание правовой нормы*(141). Это приобретает особое значение при применении норм уголовно-процессуального права, определяющих и регулирующих обеспечение реализации прав человека в уголовном судопроизводстве. Если правомочия должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство, как публично-правовая категория должны быть предельно четко урегулированы в национальном уголовно-процессуальном законе, то права и свободы человека являются не только категорией законодательного регулирования. Они определяются и нормами международного права: общепризнанными нормами и принципами; прецедентными решениями судебных и квазисудебных органов, юрисдикцию которых признает Россия. Более того, в силу ч. 1 ст. 55 Конституции РФ перечисление в Основном законе основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина. Это дает основание обращаться в неординарных случаях к положениям естественного права, чтобы в уголовном судопроизводстве по конкретному делу при возникновении нестандартной ситуации, затрагивающей права человека и не урегулированной в УПК РФ, правоприменитель обеспечивал реализацию еще и положений ст. 2 Конституции РФ.

При всем разнообразии решений, принимаемых при производстве по уголовным делам, все они имеют правоприменительный характер, поэтому их принятие должно подчиняться всем правилам и характеристикам правоприменительной деятельности. При этом, являясь результатом правоприменительной деятельности, процессуальные решения как в зеркале отражают содержание и результат деятельности должностных лиц на каждом этапе правоприменительной деятельности. Именно решения позволяют проверить, правильно и полно ли были установлены фактические основания для принятия данного решения; правильно ли найдена норма, которая подлежит применению в данном случае. В этом смысле решения в уголовном судопроизводстве, а в каждом из них четкое различение фактов и права получают особое значение и становятся отражением качества всей процессуальной правоприменительной деятельности.