§ 3. Особенности доказывания и принятия решений при производстве в суде с участием присяжных заседателей

Правовая природа рассмотрения дел с участием присяжных заседателей и ее влияние на доказывание и принятие решений в состязательном уголовном судопроизводстве. В зарубежной науке уголовно-процессуального права утвердилась точка зрения, согласно которой современное доказательственное право является порождением производства в суде с участием присяжных заседателей*(438). Такая позиция представляется бесспорной применительно к англосаксонской модели уголовного процесса, в которой эволюция производства в суде присяжных происходила одновременно с институционализацией уголовно-процессуального права и была решающим фактором в формировании правовых стандартов доказывания.

В тех же уголовно-процессуальных системах, где производство в суде присяжных было "имплантировано" в ткань процессуального законодательства, оно оказало существенное воздействие на традиционные подходы к доказыванию, побуждая к установлению в законе особенностей доказательственной деятельности и принятия решений в этой форме судопроизводства.

Именно такая форма влияния суда присяжных на доказывание и принятие решений характерна для уголовно-процессуального права России.

Все особенности доказывания и принятия решений в суде с участием присяжных заседателей обусловлены правовой природой рассматриваемого производства, которая проявляется в сложном процессуальном взаимодействием двух субъектов доказывания - профессионального судьи и непрофессиональной коллегии судей (присяжных заседателей), совокупная деятельность которых приводит к разрешению уголовно-правового спора.

Конституционный Суд РФ, анализируя правовую природу суда с участием присяжных заседателей, подчеркивает ее ключевой аспект, состоящий в том, что присяжные заседатели, не будучи профессиональными судьями, при вынесении вердикта основываются преимущественно на своем жизненном опыте и сформировавшихся в обществе, членами которого они являются, представлениях о справедливости*(439). В Концепции судебной реформы отмечалось, что к числу достоинств суда присяжных относятся "привнесение в атмосферу казенной юстиции житейского здравого смысла и народного правосознания"*(440).

Основой познавательной деятельности присяжных является наличие у них здравого смысла, позволяющего успешно разрешать самые сложные ситуации уголовных дел. Здравый смысл присяжных - это и "житейская психология", которая лежит в основе формирующейся у каждого человека непротиворечивой и связной картины мира, с помощью которой он может быстро ориентироваться в окружающей его реальности (психологический аспект), и совокупность "знаний, взглядов об окружающей действительности, навыков, форм мышления обыкновенного нормального человека, используемых в повседневной практической деятельности"*(441) (гносеологический аспект). В литературе совершенно верно отмечено, что основу здравого смысла присяжных составляет именно совокупный потенциал здравого смысла "двенадцати человек, представляющих различные социальные слои общества, их культуру, знающих местные условия жизни, нравы и обычаи людей разных социально-психологических типов", что расширяет возможность постижения сущности исследуемого события, поскольку каждый из них рассматривает дело под своим определенным углом зрения, что обеспечивает "стереоскопичность", всесторонность, тщательность восприятия обстоятельств дела*(442).

В осуществлении доказывания присяжными заседателями особая роль отводится совести как компоненту "оценки доказательств и формирования внутреннего убеждения"*(443). П.А. Лупинская подчеркивала существенное значение этого нравственного критерия, отражающего моральные устои и нравственные устремления личности, в уголовно-процессуальном познании: "Совесть должна побуждать к сомнениям в доказанности каких-либо обстоятельств, в достоверности и достаточности доказательств, предупреждать от предвзятого отношения к обвиняемому или свидетелю, дающему показания"*(444).

По мнению Д.П. Туленкова, методы познания обстоятельств дела присяжными заседателями и профессиональным судьей радикально различаются, поскольку "на рациональном уровне... порой невозможно отвергнуть показания нескольких лжесвидетелей, которые являются безупречными с точки зрения требований закона об их допустимости, а также соответствуют правилам логического мышления...

В этом случае именно внутреннее Я позволяет присяжным отвергнуть их, при этом без необходимости обосновать свое решение"*(445). Автор верно отмечает, что такие основы познания фактов прошлого, как здравый смысл, житейский опыт и применение интуиции в конкретных правовых ситуациях, которые присущи исключительно присяжным заседателям, позволяют исключить несправедливое осуждение в тех случаях, когда внешне виновность подсудимого доказана совокупностью представленных доказательств и на рациональном уровне оснований сомневаться в их достоверности не имеется*(446).

Именно все эти особенности познавательной деятельности присяжных заседателей предопределяют наличие у них автономной компетенции по разрешению вопросов, касающихся доказанности или недоказанности виновности подсудимого в совершении преступления и недопустимость вмешательства профессионального судьи в эту компетенцию*(447).

Правовая природа суда присяжных оказывает воздействие прежде всего на предмет доказывания в судебном разбирательстве с участием присяжных заседателей и предопределяет его разделение на факты, устанавливаемые исключительно присяжными заседателями, и факты, устанавливаемые профессиональным судьей. Особенностью суда с участием присяжных является невозможность рассмотрения судом уголовно-процессуальных споров в их присутствии, в том числе по вопросу недопустимости доказательств. В присутствии присяжных заседателей могут исследоваться только допустимые доказательства, не вызывающие у них предубеждения и относящиеся к фактам, установление которых входит в их компетенцию.

Заметное воздействие сущностные признаки суда присяжных оказывают также на процедуру доказывания, которая должна прежде всего максимально соответствовать состязательным началам. Независимость присяжных заседателей от сторон уголовно-правового спора, изначальная их нейтральность и беспристрастность составляют важнейший элемент состязательной конструкции судебного разбирательства, который, в свою очередь, предопределяет необходимость реализации других элементов его состязательного построения: равноправия сторон, четкого размежевания процессуальных функций в судебном разбирательстве и т.д.

Кроме этого, процедура должна включать специфические формы, с одной стороны, позволяющие присяжным заседателям принимать участие в доказывании (например, постановка вопросов присяжным заседателям), с другой - помогающие обеспечивать возможность доказывания обстоятельств, не входящих в компетенцию присяжных заседателей, без их участия (решение председательствующим вопроса о допустимости доказательств, предварительный допрос свидетелей и т.д.).

В суде с участием присяжных стороны интенсивнее используют предоставленные им правовые возможности влияния на разрешение уголовно-правового спора о виновности (невиновности) путем более активного участия как в судебном следствии, так и в прениях сторон, поскольку именно стороны предоставляют присяжным фактический материал, на основе которого будет постановлен вердикт. Неознакомление присяжных заседателей с материалами дела как до, так и вне судебного процесса делают эту активность сторон залогом успешного выполнения своей процессуальной функции.

Особенности правовой природы суда присяжных предопределяют и законодательное закрепление решения, присущего только рассматриваемой форме судопроизводства, - вердикта присяжных заседателей.

Особенности предмета (пределов), средств и процедуры доказывания при рассмотрении уголовного дела с участием присяжных заседателей. Правовая природа суда с участием присяжных заседателей оказывает существенное воздействие на предмет доказывания в судебном разбирательстве, порождая ряд его особенностей: разделение всех обстоятельств на устанавливаемые исключительно присяжными заседателями и исключительно профессиональным судьей (как до, так и после вынесения вердикта). Таким же образом разделяются пределы доказывания, поскольку доказательства, устанавливающие факты, входящие в предмет уголовно-правового спора сторон после вердикта, не исследуются с участием присяжных. Присяжные не разрешают уголовно-процессуальные споры, поэтому с их участием не исследуются доказательства, используемые сторонами в подобных спорах (о допустимости, продлении меры пресечения подсудимому и т.д.).

Специфика пределов доказывания в суде присяжных проявляется и в полном исключении определенных доказательств из круга исследуемых в судебном заседании.

Именно поэтому нельзя согласиться с мнением Д.П. Туленкова, что предмет и пределы судебного познания в суде с участием присяжных заседателей по существу являются теми же, что и при осуществлении правосудия в иных формах*(448). Ведь в суде присяжных определенные доказательства могут не исследоваться вообще, причем как до, так и после вердикта (например, так называемые шокирующие доказательства), а ряд фактов не подлежит установлению (например, обстоятельства производства следственных действий, факты, характеризующие личность свидетелей).

Важнейшая особенность предмета и пределов доказывания в суде с участием присяжных обусловлена разграничением компетенции двух субъектов доказывания: коллегии присяжных заседателей и председательствующего.

В практике Верховного Суда РФ уже длительное время проявляется тенденция к жесткому разделению вопросов права и факта применительно к предмету доказывания в судебном разбирательстве в суде присяжных*(449).

В определении Верховного Суда РФ от 24 февраля 1998 г. по делу К. отмечалось, что в суде присяжных коллегия присяжных заседателей принимает участие в исследовании обстоятельств дела и разрешает вопросы только о факте. Все правовые и процессуальные вопросы входят в исключительную компетенцию председательствующего судьи и разрешаются без участия присяжных заседателей*(450). Уже стабильной стала практика Верховного Суда РФ, запрещающая упоминание перед присяжными понуждения к даче показаний*(451), провокации преступления*(452) и т.п.

Эта особенность предмета и пределов судебного разбирательства в суде присяжных до сих пор является причиной острой дискуссии между сторонниками различных моделей разграничения компетенции между присяжными заседателями и председательствующим судьей.

В уголовно-процессуальном праве сформировались две теории разграничения компетенции между присяжными и председательствующим судьей. Исторически первой возникла теория, состоящая в том, что судьи разрешают вопросы права, а присяжные - вопросы факта (dejure respondent judices, de facto juratores).

Однако уже в 1860-х гг. теория права и факта подверглась серьезной критике в германской литературе (Ю. Глазер*(453), Р. Гейнце*(454), Г. Мейер*(455)). Указанные авторы доказывали ее несоответствие задачам правосудия и сущности института присяжных заседателей. В результате вместо нее была предложена другая теория, получившая господство в германском законодательстве того периода, - теория виновности и наказания, согласно которой присяжные заседатели разрешают вопрос о виновности в полном его объеме, а коронные судьи применяют к признанной виновности установленное наказание и вместе с тем решают процессуальные вопросы, которые возникают при рассмотрении дела*(456).

Основные аргументы сторонников теории виновности и наказания сводятся к следующему:

вопрос о виновности подсудимого не может быть отнесен только к фактическим вопросам, поскольку представляет собой результат нравственно-правовой оценки присяжными заседателями деяния подсудимого, которое они признали доказанным;

профессиональный судья не только оценивает вердикт присяжных и применяет право, но и сам устанавливает широкий круг фактов, связанных с решением сугубо процессуальных вопросов до вердикта и с вопросами квалификации после вердикта присяжных;

во многих случаях деление на факт и право просто невозможно: немало таких преступлений, когда рассуждать о факте нельзя, не рассуждая о праве, или, наоборот, нельзя признать виновность без возможности свободно вникнуть в фактическую сторону дела*(457).

В российской процессуальной науке до 1917 г. сторонниками теории виновности и наказания были виднейшие процессуалисты: И.Я. Фойницкий, Н.Н. Розин, М. В. Духовской и др.

И.Я. Фойницкий в труде "Правосознание русского суда присяжных" подчеркивал, что присяжные заседатели "понимали, понимают и будут понимать вопрос о виновности не только как фактический, но и правовой... обязывающий их давать на него ответ сообразно всему наличному в обществе правосознанию"*(458). Его позицию поддерживал Н.Н. Розин, отмечавший, что вопрос о виновности, разрешаемый присяжными заседателями, "явно обнимает собой гораздо более широкую область, чем область голого факта, и его психологические, моральные, социальные элементы если и не входят в область права, то соприкасаются с нею"*(459).

Среди современных исследователей суда присяжных сторонниками теории виновности и наказания являются Л.М. Карнозова, Г.Н. Борзенков, М. В. Немытина, С.А. Пашин, Д.П. Туленков и др.

Факты, которые устанавливаются присяжными заседателями, Л.М. Карнозова относит не просто к фактам реальной жизни, а к юридически значимым представлениям об исследованных событиях и заключает, что в суде присяжных речь идет не о разделении факта и права, а о разделении сфер, где требуются специальные юридические знания и где они не требуются*(460). Автор подчеркивает, что "если присяжные решают вопрос о виновности, они... решают вопрос правовой"*(461).

Поддерживает в своих рассуждениях Л.М. Карнозову и Г.Н. Борзенков: "Каждый из поставленных вопросов является одновременно и вопросом факта, и вопросом права. Что такое "соответствующее деяние", как не конкретное преступление, предусмотренное законом? И как решить, "имело ли оно место" и совершил ли его подсудимый, если не путем сопоставления содеянного с признаками конкретного состава преступления?"*(462).

С.А. Пашин полагает, что "признавая за присяжными заседателями роль установителей фактов, Верховный Суд отнимает у них право устанавливать важные для дела юридические факты. Отсюда проистекают парадоксальные запреты на постановку перед присяжными заседателями вопросов о намерениях подсудимого, о мотивах его действий, о состоянии аффекта, а также практика расчленения вопросов о виновности на составляющие, по поводу которых высказываются присяжные заседатели, и элементы, констатируемые судьей по собственному разумению и почину... В результате подобных манипуляций приговор суда с участием присяжных заседателей представляет собой причудливый симбиоз мнения присяжных заседателей о фактах, которые их заставляют устанавливать в терминологии "виновности" и мнения судьи о виновности, к которому он приходит помимо точного смысла вердикта"*(463). В связи с этим С.А. Пашин предлагает ставить вопросы присяжным заседателям "в формулировках закона", например: "Виновен ли подсудимый И.И. Иванов в убийстве с особой жестокостью?"*(464).

Полностью разделяя теорию виновности и наказания, отметим, что этот подход все-таки не отождествляет любые фактические и сугубо правовые вопросы. Поэтому позиция тех авторов, которые предлагают легализовать именно такое отождествление, представляется радикализацией этой теории, которая размывает правовую природу суда присяжных. При этом закрепившийся в современной судебной практике подход к присяжным заседателям только как к "судьям факта" основан на устаревшей теории, отвергнутой в науке уголовного процесса еще в середине XIX в. Этот подход также не соответствует сущности суда присяжных, а его реализация в судебной практике влечет необоснованное сужение предмета познавательной деятельности присяжных заседателей, что неизбежно сказывается на справедливости их вердиктов.

Примером сбалансированной реализации теории виновности и наказания служит российская судебная практика конца XIX в. Как отмечал И.Я. Фойницкий, кассационная практика Сената постепенно стала различать общепонятные и специальные правовые термины, допуская первые и устраняя вторые*(465). Представляется, что подобным образом можно было бы постепенно разрешить возникающие сходные проблемы в российском суде присяжных.

Проблемным вопросом разделения предмета и пределов доказывания в рассматриваемой форме судопроизводства остается определение допустимых границ исследования с участием присяжных заседателей обстоятельств, характеризующих личность подсудимого.

С одной стороны, и законодатель, и судебная практика достаточно четко очертили эти границы. Согласно ч. 8 ст. 335 УПК РФ данные о личности подсудимого исследуются с участием присяжных только в той мере, в какой это необходимо для установления отдельных признаков состава преступления.

В соответствии с этим положением закона в практике Верховного Суда РФ исследование данных о личности подсудимого с участием присяжных заседателей признается законным, если эти сведения позволяют установить: отдельные признаки субъекта преступления (специальный навык)*(466); семейное положение подсудимого, определяющее мотив содеянного*(467); факт прежней судимости подсудимого, связанный с мотивом преступления*(468), и т.д.

С другой стороны, в судебной практике остается нерешенной проблема, обусловленная частыми случаями доведения до присяжных заседателей сведений о личности подсудимого (как позитивных, так и негативных) в нарушение вышеизложенных положений закона.

Учитывая, что разъяснения председательствующего не во всех случаях являются действенным средством, нейтрализующим подобное нарушение, ряд авторов предлагает иное, более радикальное решение этой проблемы.

Так, Л.Б. Алексеева полагает: "если защитник заявит, что подсудимый впервые совершил преступление... прокурор вправе сообщить присяжным, что подсудимый имеет неснятую судимость"*(469). Д.П. Туленков занимает более умеренную позицию, отмечая, что в отдельных случаях допускается исследовать данные о личности подсудимого, если "сам подсудимый или его защитник ссылаются на указанные обстоятельства в целях защиты от предъявленного обвинения"*(470).

Необходимо подчеркнуть, что подобного подхода придерживались и некоторые дореволюционные российские процессуалисты. Так, B.Д. Спасович предлагал ограничить исследования данных о личности только теми данными, которые "защита решится раскрыть и анатомировать"*(471).

Очевидно, что предлагаемое решение проблемы базируется исключительно на состязательных началах уголовного судопроизводства. Вместе с тем такой подход не в полной мере учитывает специфику оценки доказательств присяжными заседателями. Представляется, что чрезмерно широкое доведение до присяжных заседателей сведений о прошлом подсудимого (особенно если это сведения о судимости) затруднит оперирование ими такими категориями, как совесть, справедливость и здравый смысл при оценке доказательств по делу.

Гораздо более эффективным (помимо разъяснительной деятельности председательствующего) представляется воздействие на нарушителя процедуры (в формах, установленных в УПК РФ), а также установление в законодательстве дополнительного основания роспуска коллегии присяжных для данного случая.

Особенную остроту в судебной практике приобрела проблема исследования с участием присяжных заседателей сведений, характеризующих личность свидетелей и потерпевших по делу.

В УПК РФ не содержится специальной нормы, регламентирующей исследование в первой части судебного следствия (с участием присяжных заседателей) данных о личности свидетелей и потерпевших, но положения ч. 8 ст. 335 УПК РФ в судебной практике толкуются так, что исследование подобных сведений с участием присяжных заседателей запрещается*(472).

Однако такой подход вошел в противоречие с международными стандартами состязательного уголовного судопроизводства. В п. 206, 210 постановления ЕСПЧ по делу "Пичугин против Российской Федерации" от 23 октября 2012 г. (жалоба N 38623/03) (далее - постановление ЕСПЧ) отмечается, что "председательствующий судья сняла все вопросы о судимостях г-на К., о том, почему он не давал инкриминирующих Заявителя показаний в ходе своих первых допросов в 1999 г., и о том, что именно мотивировало его начать давать такие показания в 2003 г., а также вопросы, касающиеся возможно оказанного на него давления со стороны органов прокуратуры". Указав на то, что показания свидетеля К. были решающими для осуждения подсудимого, ЕСПЧ отметил: "Задачей коллегии присяжных было определить, какое значение (если вообще они имеют какое-либо значение) следует придавать показаниям г-на К. против Заявителя. С тем чтобы эту задачу выполнить, присяжным следовало знать все имеющие отношение к делу обстоятельства, влияющие на точность и достоверность данных показаний, включая возможно имевшиеся у г-на К. побудительные причины ложного изложения фактов. Соответственно защите было важно обсудить вышеуказанные вопросы в присутствии коллегии присяжных с тем, чтобы проверить достоверность и правдивость показаний г-на К." (п. 210 постановления ЕСПЧ). В итоге ЕСПЧ признал нарушение права на справедливое судебное разбирательство (п. 212 постановления ЕСПЧ).

Таким образом, сведения о личности свидетелей и потерпевших, в том случае, если они необходимы для оценки присяжными заседателями достоверности показаний, должны входить в пределы доказывания первой части судебного следствия с участием присяжных заседателей.

Еще одна особенность пределов доказывания в суде с участием присяжных заседателей заключается в возможности их сужения за счет исключения доказательств, способных вызвать у присяжных предубеждение в отношении подсудимого.

К таким доказательствам, исследование которых запрещено ч. 8 ст. 335 УПК РФ, относятся так называемые шокирующие доказательства - вещественные доказательства, иные документы и т.п., способные оказать на присяжных заседателей чрезмерное эмоциональное воздействие и сформировать негативное отношение к подсудимому.

В судебной практике сформировались различные процессуальные критерии отнесения тех или иных доказательств к шокирующим. Так, Верховный Суд РФ, как правило, не распространяет концепцию шокирующих доказательств на сведения, не представляющие собой изображение или видеозапись, полагая, что они не создают опасности негативного воздействия на присяжных заседателей*(473). Нередко Верховный Суд РФ, решая вопрос об отнесении фотоизображений к шокирующим доказательствам, обращает внимание на цвет и размер этих изображений*(474), фрагментарный характер их исследования с участием присяжных*(475) и т.д.

Вместе с тем в многочисленных решениях Верховного Суда РФ по данному вопросу, как правило, не указывается конкретное свойство доказательства, отсутствие которого влечет исключение шокирующих доказательств из объема сведений, исследуемых в суде присяжных. Понятно, что если такие доказательства исключаются как не имеющие доказательственного значения*(476), то речь идет о неотносимости. Но как быть с теми шокирующими доказательствами, которые все-таки позволяют установить факты, входящие в предмет доказывания? На наш взгляд, положение ч. 8 ст. 335 УПК РФ, содержащее правовую основу для исключения подобных доказательств, аналогично нормам, содержащимся в п. 1 и 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ, т.е. они должны исключаться как недопустимые. В приведенном положении ст. 75 УПК РФ основанием признания доказательств недопустимыми служат не пороки их процессуальной формы (как в случае и с "шокирующими" доказательствами), а их иные особенности, не позволяющие отнести их к средствам доказывания. Представляется, что ч. 2 ст. 75 УПК РФ должна быть дополнена указанием на возможность исключения и шокирующих доказательств.

Особенности процедуры доказывания в суде присяжных обусловлены участием в судебном разбирательстве присяжных заседателей и председательствующего как самостоятельных (автономных) субъектов доказывания с четко очерченной процессуальной компетенцией.

Разграничение этой компетенции предопределяет появление в суде присяжных специальных процедур доказывания, в которых принимает участие исключительно председательствующий: проверки допустимости доказательств, предварительного допроса свидетелей, формулирования вопросов присяжным заседателям и т.д.

Особый интерес среди этих процедур представляет так называемый предварительный допрос свидетелей, не допрошенных на стадии предварительного расследования, о вызове которых в судебное заседание ходатайствуют стороны. На время этого допроса присяжные заседатели удаляются председательствующим судьей из зала судебного заседания. Этот допрос является предварительным, поскольку лишь после него председательствующий судья решает, будет ли данный свидетель допрошен с участием присяжных.

Верховный Суд РФ в ряде своих решений сформулировал категоричную позицию о законности предварительного допроса, несмотря на отсутствие в УПК РФ норм, прямо регулирующих эту процедуру*(477). Применительно к основаниям производства такого допроса Верховный Суд РФ указывает либо на необходимость проверки председательствующим допустимости этого доказательства*(478), либо на относимость этих сведений к разрешению вопросов, отнесенных к компетенции присяжных*(479).

С одной стороны, эти основания соотносятся с особенностями производства в суде присяжных, поскольку предварительный допрос служит процессуальным механизмом, обеспечивающим ограждение присяжных заседателей от получения сведений, не имеющих отношения к рассматриваемому делу. Очевидно, что председательствующий не всегда может своевременно отреагировать на сообщение свидетелем присяжным сведений, не относящихся к делу, а негативный эффект этого может проявиться в неправосудном вердикте присяжных заседателей. С другой стороны, отсутствие законодательной регламентации предварительного допроса свидетелей в суде присяжных создает опасность избирательного применения этой процедуры в дискриминационном формате (на практике часто предварительному допросу подвергаются именно дополнительные свидетели стороны защиты, а не стороны обвинения). Именно поэтому предварительный допрос свидетелей в суде присяжных, активно применяемый на практике, на наш взгляд, нуждается в скорейшей законодательной регламентации, что позволит оптимизировать производство в суде присяжных.

Вердикт присяжных заседателей как процессуальное решение: правовая сущность и проблемные вопросы. Необходимость анализа вердикта присяжных заседателей в контексте учения о решениях в уголовном судопроизводстве обусловлена тем, что в последнее время в юридической литературе появились суждения, ставящие под сомнение принадлежность вердикта к процессуальным решениям в уголовном судопроизводстве и рассматривающие его лишь как некую рекомендацию присяжных заседателей профессиональному судье. Так, В. Быков полагает, что "в соответствии с нормами УПК РФ судья осуществляет правосудие, а присяжный заседатель правосудие не осуществляет - он только привлекается к участию в судебном разбирательстве для вынесения вердикта"*(480). По мнению И.Н. Алексеева, процессуальное решение, принимаемое присяжными, "полностью произвольно и не базируется на законе"*(481).

Именно поэтому важно проанализировать юридические признаки вердикта через призму "общей модели принятия решений в уголовном судопроизводстве, которая может быть использована для раскрытия особенностей принятия отдельных решений в зависимости от той... процедуры, в которой происходит установление фактических оснований решений и применение к ним норм уголовного и уголовно-процессуального права"*(482).

Законодательное определение вердикта дано в п. 5 ст. 5 УПК РФ: "Вердиктом именуется решение о виновности или невиновности подсудимого, вынесенное коллегией присяжных заседателей". Таким образом, вердикт присяжных заседателей законодателем рассматривается именно как процессуальное решение.

Для того чтобы выявить сущность вердикта наиболее точно, необходимо рассмотреть его имманентные признаки (свойства) как процессуального решения.

В монографии П.А. Лупинской признаки процессуального решения раскрыты особенно полно в разделе, посвященном типологии решений в уголовном судопроизводстве*(483). Анализ вердикта присяжных заседателей через призму этих положений позволяет выявить группу устойчивых признаков (свойств), отражающих его правовую сущность: исключительность, коллегиальность, обязательность, немотивированность, окончательность.

Первое свойство вердикта - исключительность - обусловлено тем, что он выносится по вопросам, входящим в исключительную компетенцию присяжных заседателей, т.е. по вопросам доказанности фактических обстоятельств вменяемого подсудимому деяния, его виновности, и о том, заслуживает ли он снисхождения. Судья при вынесении приговора не вправе вторгаться в компетенцию присяжных, расширять или сужать круг юридически значимых обстоятельств, признанных вердиктом доказанными. Верховный Суд РФ признает существенным нарушением уголовно-процессуального закона наличие в приговоре выводов о доказанности обстоятельств, которые были отвергнуты вердиктом присяжных либо о которых присяжным заседателям не ставились вопросы*(484).

Поскольку вердикт выносится по основному вопросу любого уголовного дела - вопросу о виновности подсудимого, по классификации, предложенной П.А. Лупинской, он является основным процессуальным решением.

Вердикт всегда является коллегиальным решением присяжных заседателей по поставленным перед ними вопросам. П.А. Лупинская отмечала, что суд с участием присяжных заседателей представляет собой "особую форму сочетания коллегиального и единоличного решения дела, где присяжные заседатели решают вопросы факта, а судья единолично принимает правовые решения, указанные в ст. 305 УПК РФ"*(485).

Разделение компетенции между присяжными заседателями и председательствующим предопределяет обязательность вердикта для всех участников судебного разбирательства и прежде всего для председательствующего судьи, который не вправе усомниться в оценке присяжными доказательств, исследованных в судебном заседании.

Указанное свойство вердикта возникло в ходе длительного исторического развития рассматриваемой формы судопроизводства.

Однако впоследствии, в ходе развития процессуального законодательства, только оправдательный вердикт присяжных заседателей стал характеризоваться безусловной обязательностью (неоспоримостью) в различных исторических моделях производства в суде присяжных.

Согласно ч. 1 ст. 348 УПК РФ оправдательный вердикт коллегии присяжных заседателей обязателен для председательствующего и влечет постановление им оправдательного приговора.

В ч. 2 ст. 348 УПК РФ содержится положение об обязательности для председательствующего обвинительного вердикта присяжных, однако законом из этого требования предусмотрены два исключения.

В соответствии с ч. 5 ст. 348 УПК РФ, если коллегией присяжных заседателей вынесен обвинительный вердикт, а председательствующий судья признал, что такой вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются достаточные основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, принимается постановление о роспуске коллегии присяжных заседателей, вынесшей обвинительный вердикт, и о направлении дела на новое рассмотрение в ином составе суда со стадии предварительного слушания. Такое постановление не подлежит обжалованию в апелляционном порядке.

Конституционный Суд РФ подчеркнул, что судья, придя к выводу о невиновности подсудимого, в отношении которого вынесен обвинительный вердикт, не только вправе, но и обязан воспользоваться предоставленными ему законом полномочиями вынести оправдательный приговор, если деяние не содержит признаков состава преступления, или распустить коллегию присяжных заседателей и направить уголовное дело на новое рассмотрение со стадии предварительного слушания, если не установлено событие преступления либо не доказано участие лица в совершении преступления. Данные законоположения направлены на обеспечение права обвиняемого, гарантированного ст. 49 Конституции РФ*(486).

Именно презумпция невиновности определяет содержание этого исключения из положения ч. 2 ст. 348 УПК РФ, согласно которой вердикт коллегии присяжных заседателей о виновности подсудимого обязателен для председательствующего судьи и влечет постановление им обвинительного приговора. Поскольку презумпция невиновности действует вплоть до ее опровержения вступившим в законную силу обвинительным приговором суда, указанное полномочие может быть реализовано председательствующим судьей неоднократно. Это может привести к рассмотрению одного и того же уголовного дела несколькими составами присяжных в течение очень длительного срока, пока, наконец, вердикт присяжных заседателей не совпадет с позицией председательствующего судьи.

В связи с этим в процессуальной литературе появилось предложение о заимствовании последствий несогласия председательствующего судьи с обвинительным вердиктом присяжных из англо-американской модели этого производства. Так, Н.Н. Суханова полагает, что "если при обвинительном вердикте коллегии присяжных заседателей председательствующий судья пришел к выводу о наличии предусмотренных законом оснований постановления оправдательного приговора, то он должен постановить оправдательный приговор, а не направлять уголовное дело на новое рассмотрение. На этом основании ч. 5 ст. 348 УПК РФ следует изложить в новой редакции: "Если председательствующий признает, что обвинительный вердикт вынесен в отношении невиновного и имеются основания для постановления оправдательного приговора ввиду того, что не установлено событие преступления либо не доказано участие подсудимого в совершении преступления, то он выносит оправдательный приговор в соответствии со статьями 305 и 306 настоящего Кодекса"*(487).

Данное предложение небесспорно. Во-первых, в англо-американской модели производства в суде присяжных вынесение судом оправдательного приговора non obstante verdicto предполагает аннулирование (отмену) самого обвинительного вердикта присяжных. В противном случае такой оправдательный приговор, особенно с учетом оснований оправдания, будет противоречить вердикту присяжных. Между тем современной российской модели производства в суде с участием присяжных не знаком институт отмены председательствующим судьей (или судом апелляционной инстанции) вердикта присяжных. На наш взгляд, вряд ли оправдано механистическое перенесение этого самобытного англо-американского института в российскую модель производства. Само законодательное закрепление в УПК РФ возможности отмены вердикта присяжных председательствующим судьей нарушит правило разграничения компетенции между коллегией присяжных заседателей и председательствующим судьей, закрепленное в ст. 334 УПК РФ.

Во-вторых, в отличие от присяжных заседателей председательствующий судья обязан мотивировать свои решения. Если его приговор не будет основан на вердикте присяжных (а именно это и произойдет в рассматриваемом случае), он должен будет мотивировать свое решение ссылками на доказательства, исследованные в судебном заседании. П.А. Лупинская отмечала, что "закон требует, чтобы были приведены доказательства, причем в решении должно быть объяснено не только почему одни доказательства отвергнуты, но и почему другие доказательства признаны достоверными"*(488). При этом обоснованность и мотивированность такого приговора станут предметом апелляционной проверки. Представляется, что такая законодательная конструкция также нарушит принцип разграничения компетенции между профессиональным судьей и коллегией присяжных заседателей, закрепленный в ст. 334 УПК РФ. Право присяжных самостоятельно оценивать доказательства по делу будет дезавуировано, поскольку этим же доказательствам другую оценку будут давать председательствующий судья, а в дальнейшем и суд апелляционной инстанции.

Закрепленный в ч. 5 ст. 348 УПК РФ механизм роспуска коллегии присяжных в случае несогласия председательствующего с их вердиктом является оптимальным и в наибольшей степени соответствующим сущности суда присяжных.

Немотивированность вердикта проявляется в отсутствии в нем указания на какие-либо доказательства, послужившие основанием выводов присяжных заседателей, в отличие от приговора, который подробно мотивируется ссылками на доказательства, исследованные в судебном заседании.

Как отмечал С.И. Викторский, требование о немотивированности вердикта "объясняется тем, что присяжные, будучи совершенно способными здраво обсуждать обстоятельства и решать предлагаемые им вопросы, не могут все-таки почитаться таковыми, коим можно вменять в обязанность подробно излагать мотивы своего решения"*(489). Автор отмечал, что "немотивирование присяжными своих вердиктов дает им возможность не стесняться формальными определениями закона и толковать их более соответственно с выработанными жизнью взглядами"*(490).

Указанное свойство вердикта закреплено в ст. 339, 343 УПК РФ, устанавливающих форму вопросного листа и порядок его заполнения коллегией присяжных заседателей.

Вместе с тем в последние годы рассматриваемое свойство вердикта стало предметом критики со стороны Европейского Суда по правам человека, который счел его не в полной мере совместимым с правом обвиняемого на мотивированное решение по уголовному делу. В решении по делу Таске (Taxquet) против Бельгии от 13 января 2009 г. (решение Большой Палаты ЕСПЧ от 16 ноября 2010 г.) ЕСПЧ указал, что "Конвенция не требует от присяжных мотивировать свое решение... статья 6 Конвенции не препятствует тому, чтобы подсудимого судили присяжные, даже когда последние не дают обоснование своему вердикту"*(491). Одновременно Большая Палата ЕСПЧ подчеркнула следующее: "Тем не менее должны быть удовлетворены требования справедливого судебного разбирательства. Обвиняемый, как и общественность, должны быть в состоянии понять вынесенный вердикт, это является одной из важнейших гарантий против произвола... Верховенство закона и недопущение произвола являются принципами, лежащими в основе Конвенции. В судебной сфере эти принципы предназначены для укрепления доверия со стороны общественности к объективной и прозрачной системе правосудия, одной из основ демократического общества"*(492).

Наконец, Большая Палата через призму термина "достаточные гарантии" попыталась сформулировать, какие факторы в деле, рассматриваемом с участием присяжных, могут компенсировать отсутствие мотивировки, чтобы предотвратить произвольное принятие решений: "Такие процессуальные гарантии могут, например, включать указания и советы в вопросах права (возникающих при изучении доказательств), даваемые присяжным председательствующим судьей... и точных однозначных вопросах, сформулированных судьями для присяжных, на которых будет основываться вердикт. Наконец, необходимо внимательно подходить к любому виду обжалования, право на которое предоставлено осужденному"*(493).

Анализируя приведенные позиции ЕСПЧ, Стивен Тейман отметил, что "в Европе возник конфликт между традициями классической модели суда присяжных (которые могут принимать решения, основываясь на своих личных убеждениях, требованиях и совести) и требованием, что судебное решение должно быть мотивированным, чтобы ограничить произвол и обеспечить реальное право на обжалование"*(494).

Представляется, что применительно к российской регламентации производства в суде с участием присяжных заседателей указанный "конфликт" во многом нейтрализуется за счет оговорки, сделанной в приведенном решении ЕСПЧ.

Так, ст. 339 УПК РФ предусматривает постановку присяжным заседателям "точных однозначных вопросов... на которых будет основываться вердикт". Содержание напутственного слова председательствующего судьи присяжным заседателям согласно ст. 340 УПК РФ включает в себя часть, которую ЕСПЧ назвал "указаниями и советами в вопросах права (возникающих при изучении доказательств)".

Уголовно-процессуальный закон распространил на приговоры, постановленные с участием присяжных заседателей, апелляционный порядок обжалования (ст. 389.27 УПК РФ).

Вышеизложенное позволяет сделать вывод о наличии предпосылок для сохранения рассматриваемого свойства вердикта присяжных заседателей в российском законодательстве.

По своему функциональному значению*(495) вердикт присяжных заседателей является окончательным (итоговым) решением, формируемым на стадии судебного разбирательства наряду с приговором суда, выносимым на основании вердикта. Как и приговор, вердикт завершает производство на стадии судебного разбирательства применительно к участию в судебном заседании присяжных заседателей. Выводы присяжных, изложенные в вердикте, как уже отмечалось выше, носят окончательный характер и направлены на разрешение основных вопросов уголовного дела (на разрешение уголовно-правового спора о виновности). Присяжные заседатели лишены права на повторное вынесение вердикта по одному и тому же уголовному делу. Кроме того, вердикт всегда проявляется в содержании приговора суда, становясь его составной частью. Вместе с тем из свойства окончательности вердикта имеются те же исключения, что и из свойства его обязательности.

Все вышеприведенные свойства вердикта как процессуального решения проявляются после его провозглашения в судебном заседании старшиной присяжных заседателей.

Таким образом, особенности доказывания и принятия решений в состязательном судопроизводстве с участием присяжных заседателей имеют объективный характер.