danto_a_analiticheskaya_filosofiya_istorii

204 Артур Данто. Аналитическая философия истории

предъявляемые к законам, и считать законами общие утверждения даже в тех случаях, когда они допускают исключения и отклонения. Нам нужно объяснить, почему Джон растапливает печь. При объяснении мы можем сослаться на то, что ему холодно. Сможем ли мы привести строгий закон, оправдывающий это объяснение? Это отнюдь не легко сделать. Люди порой терпят холод, не растап­ ливая печи (аскеты) или растапливают печь, не чувствуя холода (истопники), а бывает так, что они испытывают холод и растапливают печь, но одно с другим никак не связано (это их работа, а не удовлетворение собственных потребнос­ тей). И всё-таки мы согласны с тем, что когда человеку холодно, он растаплива­ ет печь. Мы имеем в виду «закон», который мог бы выглядеть следующим обра­ зом: люди (обычно), когда испытывают (достаточно сильный) холод, растапли­ вают (ту или иную) печь. К такого рода общим тривиальностям и обращаются историки при оправдании своих объяснений. Однако мы не можем устранить оговорок, стоящих в скобках, и тем самым превратить их в законы природы.

Эту точку зрения и некоторые аргументы в её пользу высказал Майкл Скриви 7. Особое внимание на использование в истории тривиальных обоб­ щений первым обратил внимание проф. Карл Поппер 8, однако в отличие от Скривна он рассматривал скорее их дедуктивную, а не оправдательную роль. Эрнст Нагель подчёркивал значение вероятностных законов и хотя осознавал, что они непригодны для дедукции, всё-таки, в отличие от Скривна, считал их частью объяснения, а не только частью оснований объяснения9. То обстоятель­ ство, что так называемые законы природы даже в науке (где наиболее естествен­ но их искать) носят caeterisparibus * в высшей степени идеализированный ха­ рактер, и их применение в любом данном контексте сопровождается многочис­ ленными допущениями и оговорками, хорошо известно в философии приклад­ ных наук. А то, что большая часть обобщений, относящихся к поведению лю­ дей, представляет собой тривиальности, подтверждается любым социологичес­

ким исследованием.

(D) Нелегко найти среди философов радикального критика Гемпеля, кото­ рый безоговорочно настаивал бы на абсолютной ложности (2). Быть может, среди всех авторов, писавших о данной проблеме, ближе всего к этой позиции подходит проф. Уильям Дрей. Скриви, высказавший сомнения относительно того, существуют ли вообще законы требуемого вида, тем не менее, допускает, что некоторые предложения («нормативные предложения»), будучи основой для объяснения, «включены» в само объяснение. Для Дрея это слишком боль­ шая уступка. Он пишет, «что историки вообще не используют законов в любом обычном смысле этого слова» 10, и выделенные курсивом слова выражают его крайнюю позицию по данному вопросу. Однако в его книге встречаются более сдержанные высказывания, показывающие, что это было сказано, может быть, излишне резко. Как бы то ни было, направление его критики указано процити­ рованной фразой, и его откровенное стремление разрушить то, что он называ- * При прочих равных условиях (лат.). - Прим, перев.

ет «моделью охватывающего закона», побуждает меня остановиться на его рас­ суждениях.

Вопрос о том, используют ли историки законы «в любом обычном смысле этого слова», является фактическим вопросом, открытым для эмпирического исследования, и Дрей понимает, что не о нём идёт речь. Даже если они исполь­ зуют законы, то важно следующее: является ли использование законов истори­ ками необходимым условием для построения ими объяснений и служат ли зако­ ны достаточным условием для объяснения? На эти вопросы Дрей даёт отрица­ тельный ответ. Он опирается на тот психологический факт, что историк вполне здраво может придерживаться данного им объяснения, не чувствуя потребности обратиться к какому-то закону, который охватывает данное событие, поэтому закон не предполагается его объяснением. Опять-таки, историк может признать данный закон истинным и даже охватывающим рассматриваемое событие, но не считать его объясняющим данное событием. Проиллюстрируем первый слу­ чай: тот факт, что Людовик XIV утратил популярность к концу своей жизни, историк объясняет тем, что он проводил политику, наносящую ущерб нацио­ нальным интересам Франции, но историку трудно найти закон, оправдываю­ щий это объяснение. Если какой-либо логик будет настаивать на том, что такой закон должен существовать, историк предложит ему сформулировать этот за­ кон. Это объяснение не предполагает какого-либо закона, но историкуверен, что он правильно объяснил данный факт. Проиллюстрируем второй случай: если бы при объяснении того факта, что сэр Брайан Тьюк был кривоногим, историк со­ слался бы на то, что все средневековые рыцари были кривоногими, его коллеги (полагает Дрей) сочли бы это объяснение невразумительным.

Если для исторического объяснения мы отвергаем так называемую модель охватывающего закона, то какую модель мы можем принять вместо неё? Дрей предлагает, со многими оговорками, модель непрерывных серий 12: мы объяс­ няем крупное событие, расщепляя его на последовательности более мелких со­ бытий до тех пор, пока не придём к таким событиям, которые нам понятны и не требуют объяснений. Однако Дрей не обнаруживает большого энтузиазма в от­ ношении этой модели, во-первых, потому, что в ней возникают трудные пробле­ мы, а во-вторых, потому, что нет оснований предполагать, будто существует ка­ кая-то одна модель, которой должно соответствовать каждое признанное исто­ рическое объяснение. Историки могут строить самые разные объяснения, и, если судить по завершающей части его книги и его последующим публикациям в, Дрей выдвигал программу феноменологического, так сказать, исследования ис­ торических объяснений. Как и Скриви, Дрей подчёркивал прагматические ас­ пекты объяснения. Объяснение всегда относительно, оно всегда связано с кон­ текстом и уровнем достигнутого знания.

Если я прав, приписывая Дрею мнение о том, что (2) абсолютно ложно, а (1) абсолютно истинно, то мы можем заметить, что признание им истинности (3) совершенно не зависит от тех свидетельств в пользу (3), которые он мог бы из­

206 Артур Данто. Аналитическая философия истории

влечь из сочинений историков. Мы просто не можем надеяться отыскать законы в объяснениях историков. Можно, конечно, объяснять отсутствие законов таким образом, однако нам следует обратиться к истории проблемы и к недостаткам модели охватывающего закона, чтобы понять, что отсутствие законов вполне естественно 14.

Мы представили основные позиции в рассмотрении проблемы истори­ ческого объяснения. При этом следует иметь в виду, что участники дискус­ сии подходят к решению этой проблемы, опираясь на разные философские предпосылки и с разным представлением о том, что считать решением фи­ лософской проблемы. Это делает спор бесконечным, и совершенно неясно, что могло бы считаться удовлетворительным решением. Многие расхожде­ ния между теми или иными философами отчасти являются чисто словесны­ ми, и оппоненты спорят, по сути дела, об употреблении каких-то ключевых слов. Например, проф. Скриви настаивает на том, что объяснение должно давать понимание объясняемых явлений и событий. Неясно, почему проф. Гемпель оспаривает это утверждение. Он мог бы обратиться к анализу «по­ нимания» и заявить, что подлинное понимание (в отличие от псевдо-пони- мания?) дают лишь такие (подлинные) объяснения, которые обладают де­ дуктивной структурой. А в ответ на замечания проф. Дрея по поводу того, что общее предложение «Все средневековые рыцари были кривоногими» обладает ничтожной объяснительной силой в отношении того факта, что сэр Брайан Тьюк был кривоногим, проф. Гемпель мог бы сказать, что сна­ чала нужно посмотреть, удовлетворяет ли данное предложение критериям для общих законов, а уж он не хуже других осознаёт, как трудно сформулировать такие критерии. Во всяком случае, если это предложение истинно, то вряд ли оно так уж бесполезно для объяснения, как полагает Дрей. Оно указывает на­ правление, в котором следует искать объяснение, обращает наше внимание на то, например, что сэр Брайан был рыцарем, в отличие от аналогичного общего предложения «Все представители семейства Тьюков были кривоногими». Пер­ вое предложение говорит о том, что кривоногость сэра Брайана была приобре­ тённым, а не наследственным свойством. Что же касается утверждения сторон­ ников Дрея и Скривна отом, что историки объясняют, следовательно, дают объяс­ нения событиям, то Гемпель мог бы сказать, что он с этим согласен, но для це­ лей своего философского анализа предпочитает называть эти объяснения на­ бросками объяснений. Зачем спорить о словах?

Хотя в некоторой степени спор носит характер спора о словах, в нём всё-таки проявились разные позиции по отношению к истории. Дрей и Скриви считают историческое исследование вполне удовлетворительным, но Гемпель, не высту­ пая открыто за реформирование истории в духе физики — этого образца науч­ ности, безусловно, содействовал возникновению среди некоторых историков мнения о том, что история нуждается в ревизии. Он явно не согласен с тезисом,

что такая ревизия невозможна и что различие между историей и любой есте­ ственной наукой носит принципиальный характер, на чём настаивали защитни­ ки историцизма. Скриви полагает, что это различие действительно не является принципиальным, и то, что действительно делают физики, очень похоже на то, что действительно делают историки. Гемпель ошибается относительно логи­ ческой структуры самой образцовой науки, что и приводит его к неверному убеж­ дению, будто история нуждается в ревизии. Нет противоположности между ис­ торией и физикой как таковыми, но имеется противоположность между истори­ ей и физикой (и любой наукой), с одной стороны, и идеализированной моделью, соответствующей не реальной науке, а лишь фантазиям логиков, — с другой.

Но здесь выражаются принципиально разные позиции по отношению к зада­ чам философии. На обвинения Скривна Гемпель мог бы ответить, что он не стре­ мится описывать науку. Это занятие лучше предоставить социологам. Как и по­ добает философу, он пытается дать рациональную реконструкцию понятия науч­ ного объяснения. Он стремится уточнить условия, при выполнении которых мы получаем адекватные основания для того, что участвует в объяснении. Ему пред­ ставляется вполне естественным, что у нас имеются адекватные основания для экспланандума в том случае, когда мы можем дедуцировать его из посылок, вы­ полняющих определённые условия к. На утверждение о том, что общие законы являются частью оснований объяснения, на чём настаивает Скриви, и использу­ ются для оправдания объясненения, он мог бы ответить вопросом: как понимать слово «оправдание»?76 Несомненно, Скриви расширил область дискуссии, вклю­ чив в неё прагматические факторы, но не является ли вопрос об использовании законов для оправдания объяснения — как он выражается, вопрос «о роли кри­ териев оправдания», — решающим? Эти «критерии оправдания» привлекаются в тех случаях, когда тому, кто строит объяснение, приходится отвечать на возра­ жение, что «не существует причинной связи между явлением и его предполага­ емым следствием». На это возражение можно ответить только посредством до­ казательства, что такая связь существует. Не влечёт ли это обращение к соответ­ ствующему общему закону? А раз так, разве оправдание не сведется просто к дедукции? Если же этого не происходит, то это означает, что оправдание в дей­ ствительности не было дано. Таким образом, если «оправдание» не предполага­ ет дедукцию, то значение этого понятия остаётся совершенно неясным.

Таким образом, несовместимость наших первоначальных трёх суждений воспроизводится в различных попытках устранения этой несовместимости, а эти попытки опираются на альтернативные способы уточнения значения ключе­ вых терминов в соответствии с разными позициями по отношению к языку, ис­ тории и самой философии. Но точно также, как в наших первоначальных трёх суждениях, так и здесь, в каждой из концепций, выдвинутых для преодоления возникших трудностей, имеются элементы истины. И нелегко принять одну из них, если это требует полного отказа от всех остальных. Я надеюсь, теперь можно выделить этот элемент истины из всех четырёх конфликтующих по­

208 Артур Данто. Аналитическая философия истории

зиций и предложить такой анализ роли законов в историческом объяснении, ко­ торый удовлетворит всех соперников. Этот анализ преодолевает трудности, по­ казывая, что названные четыре позиции являются скорее взаимодополнительными, нежели взаимоисключающими. После того, как это будет сделано, мы можем обратиться к рассмотрению того, в каком смысле форма исторического

объяснения является формой повествования.

Четыре позиции, выделенные мной, занимаются, в основном, структу­ рой эксплананса и обсуждают вопрос о том, включаются ли в него общие законы. (А) и (В) отвечают на этот вопрос утвердительно, но расходятся по вопросу о существовании исторических объяснений. (С) и (D) вместе с (В) признают существование исторических объяснений, однако полагают, что законы не включаются в эксплананс. В то время как (С) признаёт, что в некото­ ром смысле законы участвуют в объяснении, (D) начисто это отрицает. Однако представители всех этих позиций обсуждали только анатомию эксплананса и прошли мимо вопроса об анатомии экспланандума. Я постараюсь показать, что имеются такие экспланандумы, которые логически предполагают общие зако­ ны, и такие экспланандумы, которые этого не делают. Поэтому решение вопро­ са о том, включать или не включать в эксплананс общие законы, зависит от на­ шего исходного описания события, которое мы стремимся объяснить. Я поста­ раюсь показать, далее, что если первоначальный экспланандум не предполагает

какого-то общего закона, то его можно заменить другим, который требует тако­ го закона, и наоборот, поэтому вопрос об общих законах в некотором важном смысле связан с вопросом о том, как описаны явления и события.

Здесь я должен высказать очевидное и тривиальное замечание. Явления как таковые не объясняются. Объяснять можно только такие явления, которым дано описание, поэтому, говоря об их объяснении, мы всегда должны иметь в виду это описание. Таким образом, объяснение какого-то явления всегда относитель­ но, оно всегда связано с определённым описанием данного явления. Когда мы объясняем явление Е, представленное описанием D, всегда можно найти другое описание D' этого явления, при котором первоначальное объяснение уже не смо­ жет выполнить своей функции. Если имеется бесконечно много возможных опи­ саний некоторого явления, то может существовать бесконечно много разных объяснений этого явления и могут существовать такие описания данного явле­

ния, при которых его вообще нельзя объяснить.

Пока нет явного или подразумеваемого из контекста описания, нет смысла требовать объяснения названного явления. Сначала я буду говорить об анали­ зе Гемпеля. Теперь я могу сказать, что, строго говоря, нельзя объяснять или требовать объяснения Гражданской войны, как нельзя объяснять или требо­ вать объяснения листа бумаги из рукописи. Совершенно неясно, что означает требование: «Объясни этот лист бумаги!», до тех пор, пока не подразумевает­ ся, так сказать, какое-то его описание, например, то, что он белый, или нахо­ дится здесь, или запачкан вареньем. Выражения «Гражданская война» или «лист

бумаги из рукописи» в лучшем случае являются обозначающими выражения­ ми. Они могут стоять на месте подлежащего или дополнения в предложении, однако сами по себе они предложениями не являются, следовательно, не могут быть истинными или ложными. Поэтому совершенно очевидно, что они не могут выступать в качестве заключений дедуктивных выводов. Короче говоря, их только тогда можно подвести под закон, когда они включены в предложе­ ние, а обозначаемые ими объекты лишь тогда подводятся под закон, когда они представлены описанием. Они непонятны вне языкового окружения. Однако могут существовать, в принципе, такие описания, которые не позволяют под­ вести их под общие законы.

Рассмотрим, например, сомнительное понятие полного описания Е. Пред­ ставим, что оно образуется следующим образом: берём все логически различи­ мые истинные предложения относительно Е, выделяем из них предикатные вы­ ражения и конъюнктивно соединяем их. Конъюнкция предикатов, приписывае­ мых Е, будет включать в себя столько предикатных выражений, сколько имеется истинных предложений относительно Е. Дело не ражений, сколько имеется ис­ тинных выражений относительно Е. Дело не в том, что мы не можем получить такого полного описания. Согласно принципу тождества неразличимых, для двух явлений Е и Е' логически невозможно получить двух тождественных полных описаний. Но тогда при полном описании Е его нельзя подвести под какой-либо закон, ибо сфера действия такого закона была бы ограничена единственным примером и его нельзя было считать законом.

Однако мы не обязаны ограничиваться только полными описаниями. Со­ гласно собственным критериям Гемпеля для общих законов, закон L не может включать в себя таких «вхождений обозначений конкретных объектов, которые являются неустранимыми». Поэтому если описание D явления Е содержит та­ кие обозначения, это явление при данном описании D нельзя подвести под об­ щий закон. Вопрос о том, можно ли в принципе устранить все такие обозначе­ ния, является спорным. Допустим, однако, что он решён положительно и в прин­ ципе мы можем устранить из D все такие обозначения, получив, таким образом, другое описание D’, которое их не содержит. Тем не менее, при описании D явление Е нельзя подвести под общий закон несмотря на то, что при описании D это можно сделать. Но именно это, как я покажу, и является решающим об­ стоятельством. Некоторое явление можно подвести под общий закон только в том случае, если мы даём его описание, не содержащее неэлиминируемых обо­ значений. Или, говоря короче, подвести событие под общий закон можно лишь после того, как мы дали его общее описание. Но тогда легко найти такие описа­ ния явлений, при которых их нельзя подвести под закон и, соответственно, нельзя объяснить в духе Гемпеля. Отсюда непосредственно следует, что любое истори­ ческое сочинение будет содержать множество таких описаний событий, при ко­ торых эти события нельзя объяснить, если признать верной модель Гемпеля. Но отсюда не следует, что его модель неверна или рассматриваемые события необъяс-

210 Артур Данто. Аналитическая философия истории

нимы. Они не объяснимы лишь при тех описаниях, которые мы им дали. Чтобы объяснить эти события, им нужно дать другое описание. В самом деле, если мы способны дать иное описание событий, то это, в некотором смысле, уже означа­ ет, что мы объяснили их. Часто только благодаря другому описанию мы прихо­

дим к объяснению, включающему в себя общий закон.

Проиллюстрируем эти рассуждения примером, который типичен для целого класса исторических объяснений — объяснений, ссылающихся на историю того, что требуется объяснить. Во время последнего/ete national monagasque *, ули­ цы, как и следовало ожидать, были украшены флагами Монако. Но рядом с ними можно было видеть американские флаги. Можно удивиться и спросить, почему это именно американские флаги вывешены вместе с флагами монегасков, а не флаги каких-нибудь других стрдн, например, Англии, Франции или Германии? Здесь чувствуется потребность в объяснении, по крайней мере, двух вещей: на­ личие американского флага рядом с национальным флагом и отсутствие флагов других стран. Нам могут дать вполне правдоподобное объяснение: князь Мона­ ко женат на американке. При этом мы действуем по сценарию проф. Дрея: мы можем сказать, что не знаем такого закона, который связывал бы событие К (же­ нитьба князя Рене III на актрисе Грейс Келли) с событием Е (вывешивание аме­ риканских флагов монегасками во время их национального праздника). Действи­ тельно, при таком описании нет закона, связывающего эти два события, однако при подходящем новом описании каждого из этих событий достаточно легко представить закон, который и допускает это новое описание, и сам допустим с его точки зрения. Более того, благодаря новому описанию мы можем сформули­ ровать наше объяснение в виде дедукции.

Вот три разных описания события Е:

a) Монегаски вывесили американские флаги рядом со своими нацио­

нальными флагами.

B) Монегаски чествовали княгиню американского происхождения.

c) Представители одной нации чествовали княгиню иной национальной принадлежности.

Можно рассматривать а как описание события до получения его объясне­ ния. Мы можем продолжать называть его экспланандумом. Предложение b мож­ но рассматривать как описание того же самого события после того, как собы­ тие получило объяснение. Если бы это описание было нам известно с самого начала, то нам не нужно было бы объяснять ни наличия американских флагов, ни отсутствия флагов других стран. Предложение с мы можем рассматривать опять-таки как описание того же самого события, хотя это могло бы быть описа­ нием многих других событий того же рода. Действительно, предложение с мож­ но рассматривать как результат устранения терминов, обозначающих конкрет-

* Национальный праздник монегасков (франц.). —Прим, перев.

ГлаваХ 211

ные объекты, и замены их общими обозначающими терминами, экстенсионалы которых включают в себя первоначально названные конкретные объекты. Я буду называть предложение с экспланатом (explanation). Фактически предложение b тоже можно квалифицировать как экспланат. Переход от b к с осуществить дос­ таточно легко. Гораздо труднее переход от а к Ь. Он связан с преобразованием чувственного восприятия объектов, которые в зрительном поле остаются неиз­ менными, но теперь рассматриваются в совершенно иной сетке взаимоотноше­ ний. Выявляется их подлинный смысл. Уступая философской склонности к дистинкциям, можно о b и с говорить как о конкретном и абстрактном экспланатах. Последний из них служит для подведения события под формальный закон.

Но какой закон? Я думаю, тому, кто перешёл от описания а к описанию Ь, нетрудно будет, хотя бы в неопределённом виде, сформулировать некий общий закон. Он мог бы выглядеть следующим образом:

L. Всякий раз, когда граждане имеют правителя иной национальной

принадлежности, они в соответствующих случаях чествуют его соот­ ветствующим образом.

Мы предполагаем, что нам известно:

/fj. Княгиня Монако не принадлежит к народу монагасков.

Кл. Fete national monagasque является соответствующим случаем для че­ ствования правителей Монако.

Kj. Вывешивание флагов той страны, из которой приехал правитель, яв­ ляется соответствующим способом его чествования.

Установив все эти и подобные им связи, мы можем больше не сомневаться в том, что в конечном итоге смогли бы представить с в качестве их дедуктивного следствия. По-видимому, это объяснение будет вполне корректным, хотя требу­ ется ещё дальнейшая работа для придания ему формального вида дедуктивного вывода. Поэтому я не стал бы возражать, если бы кто-то назвал это лишь на­ броском объяснения. Я слишком неопределённо сформулировал закон и соот­ ветствующие начальные условия. И я не стал бы возражать, если бы кто-то ска­ зал мне, что здесь никакого объяснения не требуется, что все, о чем я говорю, и без того вполне понятно человеку, которому я пытаюсь дать объяснение. С праг­ матической точки зрения все это несущественно, но мы имеем дело с философ­ ским вопросом. Представители формальной логики в равной мере могли бы

счесть скучным выявление всех шагов, требуемых для формального вывода зак­ лючения, с которым они интуитивно уже согласны.

Нам остаётся обсудить ещё много вопросов, однако здесь я должен сделать

паузу и показать, что данный выше анализ приемлем для представителей трёх позиций из четырёх, рассмотренных выше.

212 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Без сомнения, этот анализ должен удовлетворить Гемпеля. У нас есть закон, под который подводится событие. Мы предложили набросок объяснения, кото­ рый при соответствующей обработке может быть превращён в законченное объяс­ нение, и — если не касаться замечаний относительно экспланандума и экспланата — этот анализ вполне выдержан в духе Гемпеля. С другой стороны, он должен удовлетворить также и Дрея. Начать с того, что закон L не охваты­ вает события Е как такового и Е не подпадает под него при описании а — при описании такого рода, который обычно можно встретить в книгах по истории. Кроме того, мы не можем дедуцировать экспланандум (опять-таки а) из эксплананса. Дедуцировать можно то, что я назвал экспланатом, и Дрея вполне может устроить то, что мы получаем возможность сформулировать экспланат и наш закон только после того, как получим объяснение (или найдём его сами). Он не может счесть неправомерной замену экспланандума на экспла­ нат (а на Ъ и затем на с). Это, по сути дела, пример того, что он называет «объяс- нением-что» в истории. Для успокоения Дрея можно сказать, что тот, кто дал объяснение, не использовал закона L. Однако для человека, незнакомого с обы­ чаем чествования, с национальной символикой и связанными с этим идеями и представлениями, данное объяснение прозвучало бы совершенно непонятно. В этом случае объясняющий должен был бы явно сослаться на закон типа/,, чтобы оправдать своё объяснение. Это приводит нас к позиции Скривна. Закон выпол­ няет не только роль оправдания, о которой он так много говорит, но и представ­ ляет собой тривиальность или, как он говорит, «нормативное предложение». Кроме того, закон придаёт некоторый смысл понятию оправдания — смысл, до­ пускающий дедукцию. Всё это вполне совместимо с теми контекстуальными и прагматическими соображениями, которые он так тщательно описал.

Мне представляется, что если обратить внимание на вопрос о том, каким образом описаны явления, то можно разработать теорию, освещающую роль общих законов в истории, которая, если отвлечься от деталей, примирит между собой представителей трёх основных позиций. Но мы должны ещё как-то дого­ вориться с представителями позиции А. К этому я теперь и обращаюсь.

Приведённые выше рассуждения могут показаться, строго говоря, совер­ шенно несовместимыми с позицией А, ибо в них очевидным образом под­ держивается мнение Гемпеля о том, что структура объяснения никак не свя­ зана с различием между тем, что имеет отношение к человеку, и тем, что не имеет, или с предполагаемой границей между «гуманитарными» и «естествен­ ными» науками. Действительно, с моим примером связаны два соображения, показывающие, что на практике мы оцениваем и понимаем поведение людей в свете очень общих понятий, которые при явной формулировке могли бы при­ нять вид общих законов. Во-первых, это тот очевидный факт, что объясняя вы­ вешивание американских флагов ссылкой на национальное происхождение суп­ руги правителя Монако и обладая хотя бы небольшой исторической информа-

ГлаваХ 213

цией, большинство людей непроизвольно «усматривают» связь между ними, не занимаясь поисками подходящего общего закона, который устанавливает эту связь. Сам факт, что им не нужно явно формулировать этот общий закон и они не требуют этого отдругих, показывает, что мышление с помощью общих поня­ тий совершенно естественно и почти безотчётно. Поэтому очень легко понять, с учетом того психологического факта, что требуемые законы никогда сознатель­ но не привлекаются (или привлекаются очень редко), почему философы при­ шли к выводу о том, что общих законов нет или они не нужны для того, чтобы понять объяснение. Второе соображение заключается в том, что потребность в объяснении, ощущение неясности чаще всего возникают в тех случаях, когда мы неспособны подвести явление под данное общее понятие. Мы думаем: ага, флаги вывешены в честь дружественной нации. Но это не подходит. Почему тогда не вывешены флаги других дружественных наций? Наше недоумение свя­ зано именно с принятым общим представлением о том, что означает вывешива­ ние флагов, и это опять-таки показывает, сколь выдающуюся роль играют об­ щие законы даже в отношении прагматических аспектов этой проблемы. Тот, кто незнаком с применением общих понятий, скажем, ребёнок, испытал былишь чувство недоумения, когда ему в первый раз стали бы внушать соответствую­ щие обобщения. Не ведая о них, он не испытывает потребности в объяснении.

Между прочим, неправильно говорить, что события, требующие объяснения, нельзя подвести под общий закон по той причине, что они оцениваются как ис­ ключения из некоторого общего закона. Отсюда следует только то, что они явля­ ются исключениями из некоторого общего закона, который был ошибочно при­ менён к ним, а не то, что эти события являются исключениями из всякого обще­ го закона. При объяснении возникает нечто вроде иллюзии. Вывешивание фла­ гов могло бы быть чествованием дружеского государства. В данном случае было не так, и недоумение могло возникнуть просто благодаря попытке подвести дан­ ный факт под это общее понятие. Однако иллюзия рассеивается, когда мы начи­ наем видеть это событие не как исключение из первоначально предложенного общего закона, а как подлинный пример совершенно иного общего закона.

Я ещё вернусь к этим соображениям. До сих пор мы имели дело с сильным контраргументом против одного из базисных положений позиции А. Тем не ме­ нее, нельзя не признать, что можно кое-что высказать и в пользу этой позиции. Начнём с указания на некоторые дальнейшие особенности анализа Гемпеля. Он утверждал, и за это его сурово критиковали 17, что с логической точки зрения объяснение и предсказание представляют собой одно и то же. Мы используем в точности одну и ту же процедуру и когда объясняем уже случившееся событие, и когда предсказываем событие, которое только ещё случится, если эта процеду­ ра удовлетворительна. Различие состоит лишь в том, что мы используем эту про­ цедуру в разные моменты по отношению ко времени свершения события. Мож­ но сказать, что мы успешно объяснили некоторое событие тогда и только тогда, когда мы могли бы предсказать это событие ещё до его появления, используя тот