danto_a_analiticheskaya_filosofiya_istorii

184 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Он пишет:

«Итак, относительно того, что есть и что стало, утверждение или отри­ цание необходимо должно быть истинным или ложным» 10.

Это утверждение уже показывает, что Аристотель имеет в виду не просто «отношение к нашему знанию или незнанию», ибо существует бесчисленное множество суждений о прошлых или настоящих ситуациях, относительно которых мы не можем сказать, истинны они или ложны. Тем не менее, Аристотель ясно утверждает, что они должны быть либо тем, либо дру­ гим. Переходя к обсуждению суждений о будущих событиях, Аристотель

пишет:

«Однако не так обстоит дело с единичным и с тем, что будет» и.

Именно утверждения о будущем или единичные утверждения о будущем являются для Аристотеля единственными исключениями из принципа (1). Од­ нако Аристотель не утверждает, что будут существовать ситуации, которые не являются ни тем ни другим, что настоящее и прошлое когда-нибудь будут со­ держать двусмысленные ситуации. Ибо в таком случае каждая прошлая и на­ стоящая ситуация была бы двусмысленна. Однако он утверждает, что настоя­ щее и прошлое недвусмысленны в этом отношении, и предложения о настоя­ щем и прошлом, безусловно, либо истинны, либо ложны.

Все это чрезвычайно неясно. Допустим, у нас имеется предложение «s бу­ дет F», удовлетворяющее условию, высказанному Аристотелем в отрывке 18а 35-36. Разве мы не можем сказать, что утверждение «5 будет F» будет истин­ ным или ложным? Аристотель мог бы сослаться здесь на неопределённость. Он мог бы сказать, что это зависит оттого, использован ли глагол «будет» в подлинно временном смысле. Если это не так, то данное предложение выра­ жает не более того, что он сам сказал в отрывке 18а 27-28, и истинно по опре­ делению. Но если глагол «будет» употреблён в подлинно временном смысле, то это предложение не истинно и не ложно. Кроме того, при таком употребле­ нии данное предложение не эквивалентно предложению «5 будет F» является истинным или ложным». Первое предложение говорит о будущем и не являет­ ся ни истинным, ни ложным, а второе — если слово «является» употребляется во временном смысле — говорит о настоящем и ложно. В качестве альтерна­ тивы этому Аристотель мог бы сказать, что из первого предложения следует второе, что второе предложение обладает тем же значением, что и первое, оба они ссылаются на будущее и оба ни истинны, ни ложны. Я думаю, Аристотель получил бы тот же самый результат, рассматривая все суждения о будущем просто как ложные. Сегодня мы уже привыкли к философским спорам, в кото­ рых относительно некоторого класса предложений одна группа философов

утверждает, что такие предложения не истинны и не ложны, а другая группа философов настаивает на том, что они ложны. Классическим примером явля­ ется единичное предложение с пустым именем, например: «Нынешний король Франции лыс», когда нет того объекта, о котором оно говорит. Эту другую возможность Аристотель мог бы счесть нежелательной, поскольку дизъюнк­ цию некоторого предложения и его отрицания он рассматривает как истинную ". Предложение «Завтра будет морское сражение или его завтра не будет» он считает истинным и даже логически истинным. Он чувствует, что если оба члена этой дизъюнкции признать ложными, то от этого придется отказаться. Но не лучше обстоит дело и в том случае, если оба члена дизъюнкции при­ знать не истинными и не ложными. Между прочим, если бы он рассматривал предложение о будущем и его отрицание как равно ложные и все-таки стре­ мился спасти логическую истинность дизъюнкции «р или не-p», он мог бы предпринять более тонкий анализ предложений о будущем — анализ такого типа, пример которого дал Рассел в своей знаменитой теории дескрипций. Эта теория показала, что выражения «Тот-то есть такой-то и такой» и его отрица­ ние «Тот-то не есть такой-то и такой» в действительности не противоречат друг другу, и одно из них необязательно должно быть истинно. Но сам я не могу предложить такого анализа.

Пытаются приписать Аристотелю ту точку зрения, что при использовании сингулярного термина существование его денотата («... не так обстоит дело с единичным...») является необходимым условием («предпосылкой») для того, чтобы предложение с данным термином обладало определённым истинност­ ным значением. Тогда «5 будет F» и «s не будет F» не имеют определённого истинностного значения, поскольку 5 не существует, его нет. Однако, я думаю, Аристотель не принял бы такой точки зрения. В этом случае, благодаря тому же самому критерию, предложения «s было F» и «.у не было F» оказались бы не истинными и не ложными, а это противоречит отрывку 18а 27-28. И нельзя расширить необходимое условие следующим образом: для единичного терми­ на требуется настоящее или прошлое существование денотата. Допустим, мы говорим о красоте пятьдесят седьмой жены Наполеона. Не было такой женщи­ ны. Тем не менее, если Аристотель прав, утверждение о ней является утверж­ дением о прошлом и должно быть истинно или ложно. Китаист, который мно­ го усилий затратил, чтобы доказать, что такого человека, как Лао Цзы, никогда не существовало, едва ли согласится с тем, что это предложение не истинно, даже если в утешение ему мы добавим, что оно и не ложно. Поэтому предлага­ емое расширение не помогает. Но необходимое условие в своей первоначаль­ ной формулировке лишает определённого истинностного значения любое ут­ верждение о прошлом. Если же вопреки этому настаивать на том, что предло­ жения о прошлом все же обладают определённым истинностным значением, то возникает вопрос: а почему тогда таким значением не обладают предложе­ ния о будущем? Поэтому, мне представляется, Аристотель не принял бы ни

186 Артур Данто. Аналитическая философия истории

самого необходимого условия, ни его расширенного варианта в качестве пред­ посылки истинности или ложности сингулярных суждений.

Я хотел бы показать, что Аристотель действительно серьёзно учитывал время, и если оценивать его учение с этой точки зрения, то оно перестаёт быть неясным и оказывается нашим обычным способом рассмотрения вещей. Я по­ пытаюсь реконструировать его идеи в этом направлении и покажу, что он при­ нимал нечто близкое к указанным выше необходимым условиям. Этим и объяс­ няется наше стремление приписать ему такую позицию.

Будем использовать в подлинном временном смысле слова «будет», «есть» и «было». Для нашего анализа нам требуется шесть предложений:

Теперь уточним, когда уместно использовать (5) и (6). Я утверждаю, что их уместно использовать в том случае, когда все предложения (1) — • (4) лож­ ны. А они ложны тогда, когда s не имело и сейчас не имеет места. Я буду гово­ рить, что когда s не имело и не имеет места, предложения (1) — (4) являются ложными во времени (time-false), и предложения (5) и (6) уместно использо­ вать в тех случаях, когда (1) — (4) ложны во времени. Мы можем даже сказать, если (1) — (4) ложны во времени, то предложения (5) и (6) истинны во време­ ни (time-true). А вот если какое-либо из предложений (1) — (4) истинно во времени — по той причине, что s имеет или имело место, — то (5) и (6) ложны во времени. Я буду говорить также, что если некоторое предложение ложно во времени, то оно ложно. Однако отсюда не следует, что если предложение ис­ тинно во времени, то оно является истинным. В частности, скажем, предло­ жения (3) и (4) оба могут быть истинными во времени 13, но одно из них дол­ жно быть ложно 14. Кроме того, Аристотеля можно понять таким образом, что когда предложения (5) и (6) истинны во времени, они не являются истинными и ложными в каком-то еще смысле. Короче говоря, предложения (5) и (6) либо оба ложны во времени и, следовательно, просто ложны, либо они оба истинны во времени, следовательно, не истинны и не ложны.

Рассмотрим случай, когда они оба истинны во времени. Здесь возможны три варианта:

(A)5 никогда не имеет места,

(B)5 имеет место и является F,

(C)5 имеет место и не является F.

При варианте (А) предложения (5) и (6) всегда истинны во времени, а (1) —

(4) всегда ложны во времени и, следовательно, ложны. Но приняв вариант (В)

или (С) (их нельзя принять вместе), мы получим следующую ситуацию. В неко­ торый данный момент предложения (1) и (2) истинны во времени, причём одно из них истинно, а другое ложно. В этот момент (3) — (6) ложны во времени, а (5) и (6) навсегда остаются ложными во времени и просто ложными. После этого момента предложения (3) и (4) оба становятся истинными во времени, причём одно из них истинно, а другое ложно. В этот момент предложения (1), (2), (5) и

(6) все являются ложными во времени и, следовательно, просто ложными и ос­ таются ложными навсегда. Но опять-таки, когда (1) — (2) и (5) — (6) все ложны во времени, предложения (3) и (4) остаются истинными во времени навсегда. Кроме того, если какое-то из них истинно, оно остается навсегда истинным, а если какое-то ложно, оно навсегда остаётся ложным.

Согласно сказанному, не существует истин, появившихся до тех действий, относительно которых они истинны, за исключением того случая, когда (1) —

(4) ложны во времени: тогда (5) и (6) истинны во времени по определению, но не истинны в другом смысле. Как я уже отметил, единичные высказывания о будущем на самом деле никогда не бывают истинными, они могут быть ложны­ ми и они на самом деле ложны, когда ложны во времени. О них можно было бы говорить как о становящихся истинными, но это, строго говоря, означает лишь, что в какой-то момент (а именно в тот момент, когда они «становятся истинны­ ми») (1) и (2) являются истинными во времени, и одно из яихявляется истин­ ным. Но станут ли когда-нибудь (1) и (2) истинными во времени (и одно из них просто истинным), в значительной мере зависит от последующего развития мира, а это отчасти — но не в той мере, как предполагал Аристотель, — зависит от предусмотрительности людей. Можно сказать, что мы делаем определенные суж­ дения истинными или ложными и что истинность или ложность суждений зави­ сит от положения вещей, а не наоборот, как полагает логический детерминист.

Все это очень близко нашему обычному представлению об истине, времени и мире. Но Аристотель всегда очень серьёзно относился к обыденному взгляду на вещи. Трудности в позиции детерминиста обусловлены тем, что в отличие от Аристотеля он не относится ко времени серьёзно. У логического детерминиста есть что ответить Аристотелю и я вскоре обращусь к рассмотрению этого отве­ та. Но сначала я хотел бы обратить внимание на некоторые следствия позиции Аристотеля в моей реконструкции — следствия, связанные с проблемами, кото­ рые и являются предметом настоящей главы.

Одной из проблем, поднимаемых учением Аристотеля, является проблема оценки предложений, в которых смешаны разные временные формы времени. Я имею в вцду, конечно, нарративные предложения, которые, несомненно, гово­ рят о прошлом, но истинность или ложность которых зависит от истинности или ложности каких-то предложений о будущем. Если предложения о будущем не истинны и не ложны, хотя истинны во времени, можем ли мы утверждать, что логически зависящие от них предложения о прошлом также не истинны и не ложны? Или мы должны считать их ложными, поскольку они ложны во време­

Но (5) представляет как раз предложение такого вида, которые Аристотель считал не истинными и не ложными. Поэтому мы должны рассматривать пред­ ложение (4) либо как ложное, либо как не истинное и не ложное. Я не вижу большойразницы между этими альтернативами. В любом случае ясно, что (4) не эквивалентно (2). Поскольку (2) и (4) являются истолкованиями предложения

(1) в разные моменты времени, постольку отсюда следует, что предложение (1)

истинно в один момент времени и либо ложно, либо не истинно и не ложно — в другой.

Лично мне представляется, что если мы разрешаем простым суждениям не иметь определённых истинностных значений, то у нас нет оснований зап­ рещать неопределённые истинностные оценки также и для сложных сужде­ ний. В самом деле, отрицательные суждения считаются сложными. Тогда отрицание предложения (5) является предложением о будущем, и оно будет и должно быть, с точки зрения Аристотеля, не истинным и не ложным, если само

(5) не истинно и не ложно. В любом случае окажется, что каждое сложное суж­ дение, которое не истинно и не ложно, в качестве одной из своих частей должно содержать простое суждение, которое не истинно и не ложно и, следовательно, с точки зрения Аристотеля, является истинным во времени сингулярным сужде­ нием, говорящим о будущем. Когда такое сложное суждение содержит истинное во времени сингулярное суждение, говорящее о прошлом, сложное суждение в целом, например (4), выражает прошлую случайность (past contingency). Поэто­ му не всякое истинное во времени предложение о прошлом является истинным

или ложным. Если будущее открыто, прошлое не может быть полностью исчер­ панным.

Теперь мы можем обратиться к вопросу об опережающем историчес­ ком знании. Этот вопрос особенно интересовал средневековых мыслите­ лей, в значительной мере благодаря двум догматам христианской веры, которые им было трудно согласовать. Первый догмат гласил, что Бог все­ ведущ; второй — что человек свободен 1S. Предполагалось, что Бог знает всё. Следовательно, он знает всё и о будущем. Поскольку предложение «а знает, что/?» влечёт/?, поскольку если Бог знает будущее и его знание безус­ ловно истинно, то оно не может быть ложным. Таким образом, если я се­ годня утром читал «Тайме», то предложение «Данто сегодня утром читал нТаймеи» истинно и оно всегда было известно Богу. Но могу ли я тогда выбирать? Мог ли я тогда не читать «Тайме» сегодняшним утром? Сказать, что я мог делать что-то другое, значит отрицать всеведение Бога или отвер­ гать положение о том, что из предложения «а знает, что р» следует/?. Учение Аристотеля способно смягчить эту дилемму. Если предложение «а знает, что/?» действительно влечёт/? (а это центральный логический факт относительно зна­ ния), то первое предложение выражает достаточное условие для второго. Одна­ ко согласно аналогичному анализу, второе предложение выражает необходимое условие для первого. В частности, если р не истинно, то предложение «а знает,

190 Артур Данто. Аналитическая философия истории

чтоpf> не может быть истинным. Но с точки зрения Аристотеля предложения о будущем не истинны: они не истинны и не ложны. Следовательно, если/? есть истинное во времени сингулярное суждение, говорящее о будущем, то Бог не может знать, что р. Ни Бог, ни кто-либо другой не могут знать будущего. Почти тот же результат можно получить, если рассматривать эти предложения как лож­ ные: нельзя знать того, чего нет. Бог может тогда остаться всеведущим, если угодно сохранить этот тезис. Как указал Ричард Тэйлор, называть кого-то всеве­ дущим — значит считать, что ему известно всё, что можно знать 16. Но тогда будущего просто нельзя знать. Относительно будущего можно обладать рацио­ нальными верованиями, но не знанием. И в этом отношении у Бога нет особых преимуществ по сравнению с нами. Таким образом, учение Аристотеля устра­ няет опережающее историческое знание, хотя и оставляет возможность для опе­

режающих исторических верований.

Но если нельзя знать будущего, то и прошлое нельзя знать полностью. В той мере, в какой логически запрещено знать будущее, логически запрещено знать и то, что выражено предложениями, говорящими о прошлых случайностях. Нар­ ративные предложения можно знать лишь тогда, когда они истинны во времени и истинны, а они не являются таковыми, когда содержат какое-нибудь истинное во времени сингулярное суждение, говорящее о будущем. Поскольку посред­ ством именно нарративных предложений мы приписываем событиям истори­ ческое значение, поскольку даже всеведущий Бог не мог бы знать, какое значе­ ние имеют события до того, как они действительно получат это значение. По­ этому в этом отношении Бог опять-таки не имеет каких-либо преимуществ по сравнению с нами. Но тогда в каком смысле история может соответствовать из­ начально начертанному Божественному промыслу? Если Аристотель (в моём истолковании) прав, то теперь, я думаю, мы можем дать ответ фаталисту Дидро. Может быть так, что всё случившееся предначертано la-haut *. Это был бы ин­ тересный факт относительно универсума, но это предначертание не нужно было бы направлять, ибо даже Богу о нём не было бы известно, правильно ли оно. Правда, он мог бы довольно быстро установить, что оно ложно, но лишь в том случае, если бы оно не изменяло своего грамматического времени по мере того, как происходили события. Предначертание быстро бы становилось ложным во времени и, следовательно, ложным, если бы осуществилось в языке, учитываю­ щем время. Однако предположим, что предначертание осуществилось в языке,

не имеющем форм времени. Это предположение приводит нас к заключитель­ ному столкновению между Аристотелем и логическим детерминистом.

Логический детерминист может высказать недоумение по поводу учения Аристотеля о том, что суждения о будущем не истинны и не ложны, а тем более по поводу моего расширения этого учения с помощью понятий «истинности во времени и ложности во времени». Он считает, что если какое-то суждение ис­ тинно, оно истинно независимо от времени, и что вообще суждения истинны

* Свыше (франц.). - Прим, перев.

(или ложны) независимо оттого, в какой момент времени они высказаны. Одна­ ко это очевидно ложно. Конечно, есть суждения, для которых это справедливо, но в число условий истинности таких условий не входят временные факторы. Аристотель явно не говорит о таких суждениях и обсуждает лишь те суждения, для которых время имеет значение. Когда я говорю, что Смит ушёл из дома и Смит не ушёл из дома, я высказываю ложь, даже если в'следующий момент Смит уходит из дома. Когда жена Смита, отвечая по телефону и зная о том, что он ещё не ушёл, но собирается вскоре уйти, говорит, что Смит ушел из дома, она высказывает «невинную» ложь. Но независимо от своего свойства, ложь есть ложь. Истинность или ложность предложений, имеющих форму времени, в зна­ чительной мере зависит от момента их произнесения: именно этот момент мо­ жет установить границу между истиной и ложью.

Существует стандартное возражение против этого утверждения. Гово­ рят, что предложения, имеющие форму времени, неполны, что на самом деле это вовсе не предложения, а предложения-функции с неявной временной пе­ ременной. Сделав эту переменную явной, например: «Смит ушёл из дома в fx», мы получим нечто такое, что не только не истинно, но также и не лож­ но, как не истинно и не ложно выражение «х + 3 = 9» без указания значения х. Подставив теперь некоторую константу вместо переменной, скажем «Смит ушёл из дома в момент fj», мы получим предложение, которое либо истин­ но, либо ложно и которое, кроме того, истинно или ложно независимо от времени своего произнесения. Поскольку предложение о будущем не ука­ зывает точно времени события, о котором оно говорит, оно, по-видимому, не истинно и не ложно — оно вообще не является предложением. То же са­ мое справедливо для других форм времени. Ограничения Аристотеля были слишком жесткими. Даже когда предложение имеет грамматическую фор­ му будущего времени, но время в нем указано явным образом, такое пред­ ложение истинно или ложно независимо от времени. Именно на таких пред­ ложениях, может сказать логический детерминист, основывается его (логи­ ческого позитивиста) тезис.

Однако для отражения этого выпада имеется очевидная логическая за­ щита. Дело просто в том, что не имеющее формы времени предложение «Смит (без ссылки на момент речи) уходит из дома в момент ф> не говорит нам, что действие уже совершено, что оно находится в прошлом, как это делает име­ ющее форму времени предложение «Смит ушёл из дома». Конечно, в каком-то конкретном контексте, когда говорящий и слушатель знают, о каком моменте времени говорит предложение и в какой момент оно произносится, слушатель способен сделать вывод о том, что действие было совершено в прошлом. Но эта дополнительная информация, требуемая для уточнения контекста, не включена в само предложение. Вследствие этого у детерминиста нет оснований претендо­ вать на устранение грамматического времени: он может лишь переместить его, так сказать, в контекст. Именно этого мы и могли ожидать в свете выводов гл. IV.

192 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Для предложений, условия истинности которых содержат обстоятельства, свя­ занные со временем, нельзя задать вневременных эквивалентов. Поэтому этот

ход неудачен.

Аристотель мог бы продолжить, задав вопрос: не опирается ли аргу­ ментация детерминиста на некий вариант корреспонденткой теории исти­ ны? Если да, то как он мог бы истолковать утверждение о том, что предло­ жение, выраженное в будущем времени, является истинным? Корреспондентная теория требует, чтобы существовало нечто, скажем какое-то собы­ тие, которому соответствует — как бы это ни понималось — данное пред­ ложение. Но существует ли что-либо, чему соответствует предложение о будущем? Если существует сейчас, то в каком смысле мы употребляем фор­ му будущего времени? Если же детерминист отвечает, что сейчас не суще­ ствует, но будет существовать-объект, которому соответствует данное пред­ ложение, то не означает ли это использование языка временных форм? Не­ сомненно, детерминист может ответить, что предложение в будущем време­ ни можно истолковать как говорящее о том, что независимо от времени данное событие является более поздним, чем некоторое другое событие. Но это возвращает нас к первому аргументу, утверждающему, что независимо от времени Тридцатилетняя война состоялась позже, чем крушение Испан­ ской Армады. Однако всегда остаётся вопрос: как может кто-то знать, что более позднее событие является будущим, если ему не сказано, произошло или нет более раннее событие? Мы можем лишь сказать, что более позднее событие является будущим для более раннего события, и что одно событие может быть будущим для другого события, не будучи просто будущим, на­ пример Тридцатилетняя война, хотя и является будущим для крушения Ис­ панской Армады, всё-таки является прошлым.

С какой бы стороны ни подходить к этому вопросу, детерминист либо не может найти вневременных эквивалентов для предложений, имеющих форму времени, либо неявно протаскивает ту информацию о времени, ко­ торую он надеялся устранить. Кроме того, даже формулировка его собствен­ ной позиции нуждается в той именно информации о времени, от которой, как ему представляется, его позиция не зависит. Он не может освободиться от времени. Когда он указывает Аристотелю на то, что его (или моя) формули­ ровка условий истинности для предложений, имеющих форму времени, предпо­ лагает некоторую информацию о времени — предложения в прошедшем време­ ни истинны во времени, если упоминаемое ими событие произошло, — это не должно беспокоить Аристотеля. Напротив, это укрепляет его неявное убежде­ ние в том, что нельзя говорить о времени, не используя с самого начала связан­ ных с ним понятий. Относительно времени существует достаточно много про­ блем, но в трактате «Об истолковании» они стоят как перед Аристотелем, так и перед его оппонентом. Можно считать неясным вопрос о существовании про­ шлого, настоящего и будущего. Может вызывать затруднения асимметричность

времени, выражаемая в асимметричности условий истинности предложений, для которых время существенно. Однако при наличии таких неясностей и затрудне­ ний всегда полезно уточнить, каким должно быть время, чтобы эти неясности исчезли. В конце концов, может оказаться, что выражение наших затруднений, связанных со временем, в действительности представляет собой просто описа­ ние самого времени. Независимое от времени понятие истины логического де­ терминиста оказывается понятием времени, независимым от времени. Тогда что может он иметь в виду, утверждая, что будущее детерминировано?

Можно оставаться детерминистом, несмотря на изложенные доводы. Можно спорить с Аристотелем относительно того, что решения о действи­ ях имеют значение, но в целом к вопросу следует подходить иначе. Я пола­ гаю, Аристотель прав в описанном выше споре, и отсюда следует невоз­ можность опережающего исторического знания. Однако это не означает, что мы не способны предсказывать событий в определённых пределах. К рассмотрению этого вопроса я обращаюсь в последующих двух главах, ибо его лучше всего обсуждать в контексте проблем исторического объяснения.