danto_a_analiticheskaya_filosofiya_istorii

74 Артур Данто. Аналитическая философия истории

к будущим событиям относится примерно так же, как память относится к про­ шлым событиям, например предвидение. Между тем нет ничего необычного (в значительной мере потому, что сами предсказания звучат странно) в предпо­ ложении о том, что все предсказанные на ближайшие пять минут события не произойдут. Но гораздо более странно предполагать, что не было ни одного из тех событий, которые, как мы помним, произошли раньше, чем пять минут на­ зад. И, наконец, нет ничего удивительного в том, чтобы считать ложными все книги, претендующие на описание истории последующих ста лет: если такие книги вообще существуют, то даже естественно было бы ожидать, что они ока­ жутся ложными. Однако странно было бы думать, что ложны все книги, претен­ дующие на описание истории прошлого столетия: таких книг очень много, и было бы естественно надеяться на то, что они истинны.

Можно было бы долго перечислять все эти различия, но уже достаточно ясно, что возможность отсутствия будущего не влечет таких концептуальных изменений, которых требует возможность отсутствия прошлого. Я вовсе не думаю, что если бы мы всерьез отнеслись к первой возможности, это нас ни­ как не задело бы. Для нас было бы жестоким ударом сразу же лишиться на­ дежд, планов и замыслов. Это ужаснуло бы нас как перспектива внезапной смерти. Мне кажется, мы не столь часто задумываемся над тем фактом, что когда-то нас не было, значительно чаще — о том, что наступит время, когда нас не будет. Я был бы испуган, если бы кто-то сказал мне, что я проживу не более пяти минут, но я бы лишь растерялся, если бы кто-то сказал мне, что я жил всего лишь пять минут. Последнее беспокоит меня интеллектуально, но не практически. С практической точки зрения я мог бы сказать: какая разница,

вконце концов? Соответствующее предположение об отсутствии будущего беспокоит меня практически, но не интеллектуально, мне потребуется много мужества, чтобы сказать: какая разница, в конце-то концов?! Это трудно при­ нять, зато легко в это поверить. Другое предположение легко принять, но

внего трудно поверить.

Однако недостаточно просто отметить тот факт, что некоторые предложе­ ния являются слишком необычными, что они приводят к таким концептуальным неудобствам, которых не возникает при симметричных им предположениях. Это нуждается в объяснении. Мне кажется, достаточно легко объяснить, почему пред­ положение об отсутствии будущего мы способны совместить с нашими обыч­ ными способами мышления и речи и почему мы способны смириться с мыслью о том, что, хотя мир и наше видение его должны оставаться прежними, через пять минут весь мир исчезнет. Отчасти это объясняется тем, что будущее не способно оказать какого-либо влияния на настоящее и настоящее не зависит ка­ узально от будущего, поскольку следствия не предшествуют своим причинам во времени. И напротив, если мы обращаемся к причинно-следственным связям, то настоящее в значительной мере является следствием прошлого. Это убежде­ ние имеет всеобщее распространение и оно отображается в языке, которым мы

пользуемся для описания мира. Применение определенных терминов и выраже­ ний к объектам настоящего логически связано со ссылкой на определенные про­ шлые объекты и события, которые каузально связаны с данными объектами на­ стоящего. Давайте разделим выражения и термины нашего языка на три груп­ пы, элементы которых обычно применяются к объектам и событиям настояще­ го: (а) термины, ссылающиеся на прошлое; (б) термины, нейтральные по отно­ шению ко времени, и (в) термины, ссылающиеся на будущее. Пока я ограничусь обсуждением групп (а) и (б).

Под термином, ссылающимся на прошлое, я буду понимать термин, кор­ ректное применение которого к настоящим объектам или событиям логи­ чески предполагает ссылку на некоторые более ранние объекты или собы­ тия, причинно связанные или не связанные с настоящим объектом. Опятьтаки я ограничу свое обсуждение только теми терминами, ссылающимися на прошлое, которые обозначают объекты и события, причинно связанные с настоящим объектом. Нейтральный в отношении времени термин, когда он применяется к объекту настоящего, не ссылается ни на более ранние, ни на более поздние объекты и события. Рассмотрим теперь три разных объек­ та Oj, 02, 0 3, которым даны, соответственно, нейтральные в отношении времени описания: «есть человек», «есть белесый рубец» и «есть цилиндри­ ческий металлический предмет». Критерии применения этих терминов фор­ мулируются с указанием определенных явных свойств этих объектов, так что благодаря простой проверке можно сказать, применимы эти термины к некоторому конкретному объекту или нет. Теперь рассмотрим применение к тем же самым объектам и в том же самом порядке таких трех описаний: «есть отец», «есть шрам» и «есть пушка, поставленная здесь Франциском I после битвы при Керизоле в 1544 г.».

(I) Термин «отец» с точки зрения времени не определен, одно из его упот­ реблений нейтрально в отношении времени: применяя его к человеку, мы в сущ­ ности обращаемся к социологическим критериям. Однако это не изначальное его употребление. Допустим, кто-то может быть отцом в смысле, безотноситель­ ном ко времени, но мы можем поинтересоваться, действительно ли он является отцом того индивида, по отношению к которому ведет себя как отец в социаль­ ном смысле. Как нам известно, человек может не быть отцом в социологичес­ ком смысле этого слова и тем не менее быть отцом в первичном смысле. Напри­ мер, Талейран был отцом Делакруа, хотя никогда не выполнял роли отца для Делакруа. Для того чтобы быть отцом в первичном смысле этого слова, мужчи­ на должен приблизительно за девять месяцев до рождения ребенка оплодотво­ рить мать этого ребенка. Здесь, конечно, слово «мать» употребляется не в нейт­ ральном по отношению ко времени смысле, как «мать для», а со ссылкой на прошлое, как «мать кого-то», как обозначение женщины, которая действительно дала жизнь ребенку, матерью которого она является. Так, Иокаста была матерью Эдипа, но не всегда играла роль матери для Эдипа. Когда мы правильно называ­

76 Артур Данто. Аналитическая философия истории

ем кого-то отцом в первичном смысле, то это логически предполагает ссылку на более раннее событие, которое каузально связано, согласно известным принци­ пам, с настоящим. Простое наблюдение не позволяет сказать, является ли Oj отцом в первичном смысле. Конечно, опираясь на другие наблюдаемые свой­ ства О/, можно сделать вывод о том, что 0} является отцом.

(2) Предикат «есть шрам» однозначно ссылается на время. Если 02 не был вызван ранением, то он просто будет не шрамом, а лишь чем-то похо­ жим на шрам. Тогда корректное описание чего-то как шрама логически предполагает ссылку на некоторое более раннее событие, которое находит­ ся в очевидной причинной связи с охарактеризованным таким образом объектом. Если бы белесый шрам появился на теле сам собой, как появля­ ются стигматы, то его назвали бы не шрамом, а чем-то похожим на шрам. «Похожий на шрам» нейтрально в отношении времени, если только мы не истолковываем данное выражение как содержащее негативную ссылку на прошлое, а именно как говорящее о том, что ранения не было. В этом смыс­ ле выражение «похожий на шрам» отличается от выражения «отец для», ибо последнее никак — ни позитивно, ни негативно — не ссылается на про­ шлое. Отец для х может быть или не быть его отцом в первичном смысле.

(3) Третье выражение очевидным образом ссылается на прошлое событие, и если бы такого прошлого события не существовало, само это описание было бы ложным или легендарным, как, скажем, описание «Эта скала была поставлена здесь титанами после их победы над Ураном». Единственное интересное отли­ чие этого случая от двух предыдущих состоит в том, что не существует оче­ видных каузальных законов, связывающих пушки в Сен-Поль де Ване * с дей­ ствиями французских королей шестнадцатого столетия. Можно, конечно, ска­ зать, что пушка была здесь кем-то поставлена, однако на самом деле неясно даже то, что она была поставлена: ее могли просто бросить. А от этого, конеч­ но, зависит, считать ли ее памятником победы или лишь memento ** о победе.

По-видимому, предикаты, нейтральные в отношении времени, логически независимы от предикатов, ссылающихся на прошлое, и именно с этой точки зрения я и пытался их определить. Не думаю, что я утверждаю нечто новое: ясно, что можно быть мужчиной и не быть отцом, быть белесым рубцом и не быть шрамом, быть цилиндрическим металлическим предметом и не быть пуш­ кой, тем более пушкой, оставленной Франциском I. Напротив, предикаты, ссы­ лающиеся на прошлое, не являются независимыми от нейтральных в отноше­ нии времени предикатов. Нельзя быть отцом, не будучи мужчиной и т.д. Взаим­ ные отношения предикатов этих двух классов являются достаточно сложными, и философские проблемы, возникающие в связи с ними, можно сравнить с теми

*Сен-Поль де Ване — небольшое, окруженное крепостной стеной средневековое поселение на юге Франции. У Северных (Королевских) ворот находится пушка, якобы связанная с по­ бедой Франциска I в битве при Керизоле. — Прим, перев.

*Напоминанием (лат.). — Прим, перев.

проблемами, которые встают в связи с отношениями между терминами иных классов, например «движение руки» и «прощальный жест» или «красивый» и «красный». В данном случае я хочу подчеркнуть лишь интересную аналогию между терминами, нейтральными в отношении времени, и терминами, ссылаю­ щимися на прошлое, с одной стороны, и предложениями, имеющими и не име­ ющими форму времени, — с другой. Чтобы быть истинным, предложение, име­ ющее форму времени, видимо, предполагает истинность соответствующего пред­ ложения, не имеющего формы времени. Аналогичным образом для того чтобы было истинным приписывание ныне существующему объекту некоторого пре­ диката, ссылающегося на прошлое, нужно, чтобы сначала было истинно припи­ сывание ему соответствующего нейтрального в отношении времени термина. Приписывание некоторому индивиду предиката «есть отец» можно опроверг­ нуть, показав, что ему нельзя приписать предикат «есть мужчина».

Наш язык насыщен предикатами, ссылающимися на прошлое, и вполне мож­ но предположить, что понятие об отпечатках прошлого у Льюиса объясняется обычной философской склонностью принимать структурные особенности на­ шего языка за структурные особенности мира и считать некоторые отсутствую­ щие у вещей таинственные свойства тем, на что должны указывать те или иные выражения нашего языка. Но мы не указываем на наличные свойства вещей, когда используем предикаты, ссылающиеся на прошлое, хотя применение этих терминов к ныне существующему объекту в некотором смысле зависит оттого, обладает ли этот объект определенными свойствами, которые можно увидеть при его осмотре. Скорее все-таки мы имеем в виду прошлые объекты и собы­ тия. Дом, в котором спал Джордж Вашингтон, выглядит как совершенно обыч­ ный дом, и у него нет никакого особого свойства, которое нам нужно было бы обнаружить, чтобы сказать, что здесь спал первый президент США. Таких свойств не существует или, если угодно, их нельзя обнаружить посредством простого наблюдения. Критерии для приписывания таких свойств являются гораздо бо­ лее сложными, а решение о том, истинны ли такие приписывания, опирается на еще более сложные соображения. Во всяком случае, поскольку истинное припи­ сывание предикатов, ссылающихся на прошлое, ныне существующим объектам дает нам информацию о событиях и объектах, не принадлежащих настоящему, постольку достаточно ясно, что предложения с такими терминами мы не можем полностью перевести посредством нейтральных в отношении времени выраже­ ний. Полный перевод предложения S в предложение Гдолжен не только сохра­ нять истинностное значение S, но еще и передавать ту же информацию, что и S. Если непереводимость терминов одного множества в термины другого множе­ ства служит критерием для различения уровней языка, то термины этих двух классов относятся к разным уровням языка, хотя и приписываются одним и тем же объектам, а именно Oj, 02и <93.

Теперь можно сказать, что возможность отсутствия прошлого, кото­ рую мы обсуждали выше, не затрагивает того уровня языка, в котором ветре-

78 Артур Данто. Аналитическая философия истории

чаются только нейтральные в отношении времени выражения. Все эти предика­ ты истинны относительно объектов независимо оттого, существовало прошлое или нет. Однако вряд ли это будет справедливо для предикатов другого уровня. Дело не просто в том, что при отсутствии прошлого все утверждения о прошлом оказываются ложными. В этом случае оказались бы также ложными чрезвычай­ но многие предложения о настоящем, а именно все те предложения, которые приписывают предикаты, ссылающиеся на прошлое, объектам настоящего, и пос­ ледние все еще обладали бы всеми теми свойствами, наличие которых можно установить простым наблюдением. Два множества наших терминов состоят из экстенсионально эквивалентных пар, в которых один термин обозначает тот же самый объект, что и другой термин пары. Однако приписывание одного из тер­ минов каждой паре предполагает некоторый факт из прошлого. Поэтому все было бы таким же, как оно есть. Не существовало бы только никаких отцов, шрамов и пушек, брошенных или поставленных Франциском I. Однако ничто не исчезает: продолжают существовать все объекты, обозначаемые обычными тер­ минами, т.е. мужчины, белесые рубцы, цилиндрические и металлические объек­ ты. Оказались быложными не только все предложения, содержащие предикаты, ссылающиеся на прошлое, но и все каузальные законы, предполагающиеся при использовании таких предикатов, стали бы ложными или, по крайней мере, бес­ содержательными .

Если теперь обратиться к предикатам, ссылающимся на будущее, то главная трудность здесь заключена в том, чтобы найти какие-либо естественные приме­ ры, — найти такие предикаты, приписывание которых объектам или событиям настоящего зависит от их ссылки на какое-то будущее событие или объект. Рас­ смотрим предикат «быть будущим отцом», приписываемый супругу беремен­ ной женщины. Конечно, обычно мы ожидаем, что родится ребенок и мужчина станет отцом, «если все пройдет хорошо». Однако фактически предикат «буду­ щий отец» мы приписываем, опираясь либо на нейтральные в отношении вре­ мени предикаты, либо на предикаты, ссылающиеся на прошлое, которые счита­ ются истинными для соответствующего индивида. Так, х есть будущий отецтоль­ ко в том случае, когда х оплодотворил у, к у еще не родила ребенка. Ничего большего не требуется. Если бы х умер до рождения ребенка или умерлау, или если бы беременность была прервана, то все равно х был бы будущим отцом. Не требуется, чтобы впоследствии он действительно стал отцом. Его звание буду­ щего отца логически не зависит от того, что случится в будущем. Кроме того, наше ожидание, что х станет отцом, если он на самом деле будущий отец, осно­ вывается на каузальных законах, которые действовали, поэтому такие ссылаю­ щиеся на будущее предикаты паразитируют на нашей способности пользовать­ ся предикатами, ссылающимися на прошлое, ибо в отношении каузальных зако­ нов будущее «должно быть похожим на прошлое». Однако главное заключается в том, что предикаты, которые на первый взгляд ссылаются на будущее, в боль­ шинстве случаев легко переводятся в нейтральный в отношении времени язык

или в язык, ссылающийся на прошлое, и их приписывание объектам настоящего не предполагает каких-либо более поздних событий. Поэтому если бы через пять минут мир перестал существовать, ни одно из предложений, использую­ щих такие предикаты для описания объектов настоящего, не стало бы ложным. Если так, то истинность предложений о настоящем не опирается на истинность каких-либо предложений о будущем и это объясняет, почему мысль о том, что будущего вскоре может не быть, легко совмещается с нашей концептуальной системой.

Существуют, конечно, некоторые описания прошлых событий, которые — если бы они были высказаны в момент свершения события или даже раньше — должны были бы использовать предикаты, ссылающиеся на будущее. Теперь мы можем говорить о Пьеро да Винчи как об отце человека, написавшего «Джо­ конду». Назвать его так в то время, когда он был будущим отцом Леонардо, озна­ чало бы предполагать, что его сын напишет «Джоконду». Здесь мы имели бы описание объекта настоящего, чья истинность зависела бы от будущего. Кроме того, это описание никаким очевидным способом нельзя было бы перевести по­ средством использования ссылающихся на прошлое или нейтральных в отно­ шении времени выражений. Полотна, о котором идет речь, еще не существова­ ло, и это описание, если бы оно было истинным, дало бы подлинную информа­ цию о будущем, поэтому его нельзя было бы перевести с помощью выражений, не содержащих этой информации. Но когда подумаешь о том, насколько стран­ но звучит такое утверждение по сравнению с не удивляющей нас возможностью отсутствия будущего, то в голову приходит та же самая мысль, которую я имел в виду раньше, когда говорил, что субстантивная философия истории рассуждает о будущем так, как обычно рассуждают о прошлом. Однако объяснение этой необычности следует отложить до последующего обсуждения.

Ни одно из высказанных соображений не затрагивает, конечно, скептичес­ кого аргумента, гласящего, что при всем том, что мы знаем или можем знать, мир мог возникнуть пять минут назад и что такое утверждение, по крайней мере логически, возможно. Этот аргумент не затрагивается, поскольку использова­ ние терминов, ссылающихся на прошлое, опирается на определенное истолко­ вание причинности, а скептический аргумент как раз и направлен против опре­ деленных понятий причинности. Скептическая критика причинности восходит, по крайней мере, к Юму, утверждавшему, что причины логически не влекут свои следствия, что из описания наблюдаемых свойств одной вещи мы не можем ло­ гически дедуцировать ее следствий, а из полного описания другой вещи не мо­ жем заключить о том, какими должны быть ее причины. В основе нашего поня­ тия причинности лежат определенные ассоциации с тем, что действительно про­ исходило, но с точки зрения логики в таких ассоциациях нет ничего принуди­ тельного и наличие данной вещи логически совместимо с разными причинами и даже с тем, что она вообще не имеет никакой причины. Юм пишет:

80 Артур Данто. Аналитическая философия истории

«... (И)сключая всякие причины, мы действительно исключаем их и уже не признаем в качестве причин существования ни ничто, ди сам объект, а следовательно, не можем вывести из абсурдности этих предположе­ ний аргумент, который мог бы доказать абсурдность самого исключе­ ния. Если все должно иметь причину, то отсюда следует, что, исключив остальные причины, мы должны признать причиной или ничто, или сам объект. Но вопрос в том и состоит, должен ли всякий объект иметь при­ чину или нет, а следовательно, согласно правилам здравого рассужде­ ния, это положение никогда не следует считать самоочевидным»3.

Я рассматриваю несколько расширенный вариант идеи Юма о том, что из полного описания наблюдаемых свойств вещей мы не можем вывести их причин. Мое расширение заключается в доказательстве несводимости пре­ дикатов, ссылающихся на прошлое, к предикатам, нейтральным в отноше­ нии времени. До сих пор я лишь пытался показать, что это — вместе с тем фактом, что все естественные предикаты, видимо, ссылающиеся на буду­ щее, в действительности могут быть заменены нейтральными в отношении времени или ссылающимися на прошлое терминами, — позволяет объяс­ нить ту легкость, с которой мы принимаем возможность отсутствия буду­ щего, и соответствующие затруднения с предположением об отсутствии про­ шлого. Однако это еще не доказывает, что в самой гипотезе об отсутствии про­ шлого есть что-то ошибочное. Употребление предикатов, ссылающихся на про­ шлое, опирается на предположение о том, что вещи в настоящем мире имели причины в прошлом, а именно это и подвергается сомнению. Нельзя справиться с аргументом, приняв в качестве допущения то, против чего он направлен. По сути дела, он направлен против идеи, в соответствии с которой между события­ ми или вещами существует какая-то логическая связь. Именно это делает аргументлогически возможным:

«Нет ничего логически невозможного в гипотезе, что мир возник пять минут назад вместе со всеми своими обитателями, которые «помнят» несуществовавшее прошлое. Не существует логически необходимой связи между событиями, относящимися к разным моментам времени. Поэтому ничто из того, что происходит сейчас или произойдет в буду­ щем, не сможет опровергнуть гипотезу, что мир возник пять минут на­ зад. Следовательно, то, что называется знанием о прошлом, логически независимо от самого прошлого, оно полностью выразимо в терминах настоящего, которые полностью сохранили бы свое содержание даже в том случае, если бы прошлого не существовало»4.

Выделенное курсивом слово «называется» можно разъяснить следующим образом: из выражения «...знает а...», в котором а обозначает все что угодно,

следует, что а существует5. Тогда если о ком-то мы вправе утверждать, что он знает прошлое, то отсюда вытекает реальность прошлого, и было бы противоре­ чием утверждать, что кто-то знает прошлое, но то, к чему относится его знание, никогда не существовало. Аналогичное можно сказать о шрамах. При существу­ ющих правилах словоупотребления сказать о ком-то, что у него есть шрам, зна­ чит подразумевать, что когда-то он был ранен. Точно так же для знания: мы дол­ жны говорить, скорее, о том, что называется знанием (но может не быть им), как говорим о том, что называется шрамом, но может им не быть. Я думаю, уже достаточно ясно, что выражение «есть шрам» нельзя выразить в языке, нейт­ ральном по отношению ко времени, в «терминах настоящего», поэтому лучше сказать, что если бы гипотеза Рассела была верна, каждое описание белесых рубцов как шрамов было бы ложным 6. Но по тем же причинам каждое описа­ ние некоторого знания как знания о прошлом было бы ложным. Короче говоря, мир остался бы таким, каков он есть, но язык для его описания должен был бы измениться.

Я полагаю, положительным результатом этих замечаний было выявление того, что наше понятие прошлого связано с нашим понятием причинности, а понятие причинности связано с нашим языком. В качестве скромной психоло­ гической догадки я хотел бы высказать предположение о том, что дети начина­ ют с нейтрального в отношении времени языка, а затем одновременно, так ска­ зать, осваивают терминологию, ссылающуюся на прошлое, понятие причинно­ сти и понятие прошлого, причем эти три процесса взаимозависимы. Поэтому кажется вполне естественным, что любая атака, направленная на наше понятие прошлого, является одновременно нападением на понятие причинности и нашу терминологию, ссылающуюся на прошлое.

«Подобно всем скептическим гипотезам, — писал Рассел, — эта гипоте­ за логически безупречна, но неинтересна» 7. Я надеюсь, мы, напротив, убе­ дились в том, что она чрезвычайно интересна. Остается посмотреть, безуп­ речна ли она с логической точки зрения 8. Мне представляется возможным проанализировать ту роль, которую играют предложения о прошлом, — роль, которой гипотеза об отсутствии прошлого лишь придает преувели­ ченное значение. Этот анализ состоит приблизительно в следующем. Как мы могли увидеть из предыдущего изложения, предложения о прошлых объектах и событиях нельзя истолковать как говорящие о свидетельствах, под­ тверждающих их, и их нельзя полностью выразить посредством множества пред­ ложений наблюдения. Фактически истинность любого множества предложений наблюдения не может быть даже необходимым условием истинности или лож­ ности предложений о прошлом. Тем не менее в историческом исследовании та­ кие предложения могут играть роль, аналогичную той, которую в науке играют предложения с так называемыми теоретическими терминами, и, подобно им, находиться в точно таких же взаимоотношениях с предложениями наблюдения.

82 Артур Даню. Аналитическая философия истории

Можно было бы сказать, что ихроль заключается в организации наличного опыта. Если это так, то вопрос о том, к чему они сами по себе относятся, просто не может возникнуть, и гипотеза об отсутствии прошлого теряет свое значение. Она лишь обращает наше внимание на ошибочность нашего представления о функции этих предложений, которую мы им приписывали в целях экономии мышления. В историческом сочинении термин типа «Юлий Цезарь» играет ту же роль, которую играют термины «электрон» или «Эдипов комплекс» в физи­ ческих или психоаналитических теориях. Использование предложений, содер­ жащих эти последние термины, не зависит от решения вопроса о том, обознача­ ют ли они какие-то реальные сущности, пусть даже ненаблюдаемые, или нет. Они могут использоваться для организации опыта независимо от того, обозна­ чают они что-то или нет. Хорошо известно, что существует проблема элимина­ ции теоретических терминов и замены ихтерминами наблюдения, однако реша­ лась она тривиальными и неприемлемыми способами9. Тем не менее при ис­ пользовании предложений с теоретическими терминами мы не обязаны прини­ мать ненаблюдаемых сущностей. Не имеет значения, существуют или нет такие сущности. Проблема обозначения не оказывает влияния на роль теоретических терминов. В качестве инструментов предложения с теоретическими терминами могут не оцениваться с точки зрения истины и лжи, как и другие инструменты науки, например, пробирки. Подобно пробиркам, эти предложения используют­ ся одинаково всеми учеными, которые в вопросах онтологии могут придержи­ ваться разных позиций. Однако они представляют собой, если хотите, излиш­ нюю интеллектуальную роскошь и не имеют отношения к использованию тео­ ретического словаря для организации опыта.

Я буду называть такую позицию «инструменталистским истолкованием пред­ ложений о прошлом». Конечно, инструментализм является лишь одной из воз­ можных позиций в отношении теоретических терминов. Подробное обсужде­ ние возникающих здесь проблем выходитдалеко за рамки данного сочинения и, по сути дела, относится к философии науки. Насколько мне известно, инстру­ ментализм никогда не использовался при анализе исторических предложений 10, однако в настоящем контексте такой ход представляется вполне естествен­ ным, хотя бы только для нейтрализации скептического аргумента и, между про­ чим, для указания на явную аналогию между теоретической наукой и историей

— аналогию, которую обычно не замечают, противопоставляя историческую и теоретическую науку. Эта аналогия впоследствии будет нам полезна независи­ мо оттого, примем ли мы в конце концов исторический инструментализм в каче­ стве общего истолкования исторических предложений.

Мне представляется, однако, что в качестве частичного функционального анализа этих предложении исторический инструментализм почти несомненно корректен. В отношении организации настоящего исторические предложения действительно играют роль, сравнимую с ролью теоретических предложений. Мы обнаруживаем, например, две пьесы, обладающие сходными стилистичес­

кими особенностями. Утверждая, что их написал один автор, мы объединяем эти произведения в единое собрание сочинений. Точно так же, когда мы обнару­ живаем заметные стилистические расхождения в двух произведениях, рассмат­ риваемых как части единого собрания сочинений, мы утверждаем наличиераз­ ных авторов и, таким образом, иначе организуем дошедшие до нас литератур­ ные произведения. Затем мы продолжаем поиски других вещей в существую­ щем мире, которые бы подтвердили наше новое упорядочение литературных произведений, и таким образом одни части наличного мира связываем с други­ ми. Я думаю, эти упорядочения мы без особых трудностей можем рассматри­ вать как теории: можно говорит о.теории одного автора или о теории двух авто­ ров и считать, что такие теории служат, inter alia *, для организации наблюдае­ мого мира.

Замечу, однако, что такое понятие теории не устраняет возможности для теории быть не только полезной, но и истинной. Находясь за рулем автомобиля, я замечаю, что мотор перегрелся и аккумулятор разрядился: горят две красные лампочки. Я выдвигаю теорию, что порвался ремень венти­ лятора, так как это объяснило бы тот факт, почему аккумулятор не заряжается и мотор перегревается. Это, несомненно, упорядочивает мое прочтение показа­ ний приборов, однако эта теория становится фактом, когда, заглянув под капот, я обнаруживаю разрыв ремня вентилятора и. Не мешает ли историческим тео­ риям аналогичным образом превратиться в факты простое отсутствие доступа к прошлому? Нельзя не почувствовать, что одно из отличий исторических теорий от научных заключается в том, что в то время как последние говорят о таких сущностях, которые — если бы они действительно существовали — весьма силь­ но отличались бы от объектов, которые мы наблюдали в обычном опыте, сущно­ сти, постулируемые историческими теориями, не отличаются от тех, которые мы встречаем в повседневной жизни. Никто реально не наблюдал таких вещей, как атомы, электроны, пси-функции, гены или либидо, но в повседневном мире среди других вещей встречаются также и авторы художественных произведе­ ний. Поэтому исторические теории пользуются терминами, очевидно, примени­ мыми к вещам, которые мы способны воспринимать в настоящем. Не отличие постулируемых объектов от объектов повседневной жизни, а эпистемическая недостижимость исторических объектов — вот что толкает нас к историческо­ му инструментализму.

Меня могут упрекнуть в том, что я изменил угол зрения и от рассмотрения понятия причинности перешел к рассмотрению знания. Однако сила гипотезы об отсутствии прошлого как раз и заключается в том факте, что у нас нет эписте­ мологического доступа к прошлому, следовательно, нет прямого способа ее про­ верки. Если бы мы могли добраться до прошлого, у нас были бы средства под­ твердить теории фактами и тем самым эмпирически опровергнуть гипотезу об отсутствии прошлого. В этом случае она превратилась бы в простую эмпири-

* Помимо всего прочего (лат.). —Прим, перев.