danto_a_analiticheskaya_filosofiya_istorii

134 Артур Данто. Аналитическая философия истории

чае было бы точным сообщением о том, что произошло, тогда как простое пове­ ствование не могло бы быть таким сообщением, поскольку описание фактов плюс «этическое» описание были бы более точным или более полным сообщением, нежели просто описание фактов.

На мой взгляд, различие здесь достаточно ясное. Скажи кто-нибудь: вот это хорошее историческое сочинение, хотя оно и не выражает моральную позицию автора, все поймут, что он имеет в виду. Такое суждение не будет внутренне противоречивым. Если же кто-нибудь скажет, что это плохое историческое со­ чинение, потому что оно не выражает моральную позицию автора, эта неодоб­ рительная оценка не будет согласовываться с общепринятыми критериями деления исторических сочинений на хорошие и плохие. Называть истори­ ческое сочинение плохим лишь на том основании, что его автор придержи­ вается нейтральной в моральном отношении позиции, так же не принято, как и называть его плохим лишь потому, что в нем не упоминается Наполе­ он. С другой стороны, если бы кто-нибудь сказал, что это хорошее истори­ ческое сочинение, хотя оно и не сообщает, что произошло, мы в праве были бы спросить: почему его вообще называют историческим? Когда мы гово­ рим, что это хорошее историческое сочинение, поскольку в нем сообщается о происшедшем, мы приводим стандартное основание для подобной оцен­ ки исторического сочинения. Если же мы скажем, что это хорошее истори­ ческое сочинение, хотя оно сообщает о том, что произошло, это будет по­ чти бессмысленным утверждением. А вот сказать, что это хорошее истори­ ческое сочинение, хотя в нем выражается моральная позиция автора, впол­ не осмысленно. Это означает, что наличие моральной позиции не наруша­ ет критериев, по которым оценивается хорошее историческое сочинение. Таким образом, я полагаю, мы можем исключить из рассмотрения смысл а.

Ь. Я предложил рассматривать повествования как своего рода теории, которые нуждаются в подтверждении и которые, группируя события, при­ вносят в них определенный порядок и структуру. Вместе с тем повествова­ ние в отличие от общей теории всегда привязано к месту и времени его со­ здания и является ответом на исторический вопрос. Соответственно, их не­ обходимо различать. «Значение» в смысле Ъ применимо к повествованию, созданному специально для иллюстрации или подтверждения некоторой общей теории, которая является ответом не на исторический, а на научный вопрос (или на один из его видов). Конечно, историк может создать одно и то же повествование независимо оттого, имел ли он в уме некоторую скры­ тую цель или нет. Мы можем оценивать повествование как таковое, совер­ шенно не принимая в расчет, отвечает ли оно каким-либо внешним науч­ ным целям или нет. Можно сказать, таким образом, что подтверждение или обоснование общей теории — это не задача истории, и вопросы типа «Яв­ ляется ли это хорошей иллюстрацией» или «Подтверждает ли это теорию 7 » не являются историческими вопросами. Однако повествование опреде-

ленно не выполнит указанные задачи, если ему не удается дать ответ на соответ­ ствующий исторический вопрос. Так что, если повествование не в состоянии удовлетворить минимальным историческим требованиям, оно едва ли окажется способным выполнить задачу более высокого (или иного) порядка. В любом случае, мы имеем здесь дело не с двумя различными типами повествования, а с одним, хотя иногда его используют для ответа не на исторический вопрос. Целесообразно истолковать отношение между повествованием и общей теори­ ей по аналогии с отношением между повествованием и моральной оценкой и целью. У меня есть еще несколько замечаний по поводу этого отношения, но, думаю, наданный момент мы можем признать, что смысл b не позволяет прове­ сти никакого различия в рамках истории и не снабжает нас подходящим крите­ рием для различения простых и значимых повествований.

с. Предположим, что различие между простым и значимым повествовани­ ем заключается в том, что значимое повествование указывает следствия неко­ торой совокупности событий, тогда как простое повествование просто излага­

ет эти события. Назовем эти повествования Ns (значимое) и ЛА (простое) соответственно. Ex hypothesi * jV_ — повествование. Соответственно оно должно удовлетворять большему количеству условий, нежели наш обра­ зец неповествования S. Но это означает, что, по крайней мере, некоторые более поздние события, упоминаемые в N , должны быть значительными, так как в этих более поздних событиях состоит значение более ранних — в том смысле, что они являются их следствиями. Если на вопрос о значении

ванием. Следовательно, любое повествование должно указывать некото­ рые следствия некоторых событий, и различие между N- и Лл состоит в том, что N приводит больше следствий. Тогда совершенно непонятно, почему N можно считать сообщением о том, что действительно произошло, a Ns следует охарактеризовать как-то иначе. Возможно, jVs сообщает больше, чем N , о том, что же действительно произошло, но это не тождественно утвер­ ждению, что Ns делает нечто большее, чем просто сообщает о происшед­ шем. С другой стороны, если N не является точным сообщением о том, что произошло, поскольку оно указывает некоторые следствия некоторых со­ бытий, то трудно понять, как иначе повествование может сообщать о том, что произошло. Предполагаемое различие не будет, таким образом, разли­ чием между двумя типами повествований. Итак, если понимать «значение» в смысле с, то любое повествование оказывается значимым. Тогда, если одно повествование дает точное описание происшедшего (в любом из при­ емлемых смыслов), а другое — нет, то именно по этой причине второе повествование не может быть охарактеризовано как история. Отсюда сле­ дует, что любое историческое повествование — это простое повествование.

* По предположению (лат.). -П р и м , перев.

136 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Поэтому либо все исторические повествования являются простыми, либо все

они значимые.

d. По поводу смысла d мы ограничимся лишь несколькими краткими заме­ чаниями. Предположим, в повествовании N есть пробел, и из-за отсутствия документальных свидетельств мы можем восполнить его, только прибегнув к концептуальным источникам. Скажем, нам известно, что произошли события £] и £3, и мы чувствуем, что между ними есть связь, но мы не знаем, какая именно. Обратите внимание, что пробел в данном случае относится к структуре повествования. Мы постулируем, что имело место событие £2- Затем нам удает­ ся обнаружить некоторое свидетельство, опираясь на которое мы можем вос­ полнить пробел и завершить, так сказать, повествование. В результате наше но­ вое повествование, в отличие "от N , успешно выполняет свою задачу, т. е. сообщает о том, что же действительно произошло. В общем это достигает­ ся благодаря открытию чего-то такого, что имеет «раскрывающее» значе­ ние. Раскрывая то, что нам было неизвестно или о чем мы могли только догадываться, подобное открытие позволяет дать более точное сообщение о том, что произошло. Таким образом, раскрывающее значение не влияет на искомое различие.

Исходя из всего вышесказанного, мы вправе утверждать, что не суще­ ствует двух типов исторического повествования, по крайней мере, таких, о которых шла речь в этой главе. Несмотря на расплывчатость и невероят­ ные толкования неблагожелательных критиков, определение целей истори­ ка, данное Ранке, достойно искреннего восхищения. По сути, его можно считать лишь другой формулировкой того, что я назвал минимальной це­ лью историка. Однако, поскольку историки с помощью повествования опи­ сывают то, что действительно произошло, и поскольку само повествование является способом организации событий и, стало быть, выходит «за рам­ ки» данного, историки оказываются вовлеченными в то, что можно назвать «интерпретацией». Вероятно, определенные проблемы возникнут при ана­ лизе семантической связи между повествованием и «историей-как-реально- стью», и условия истинности для повествований скорее всего окажутся слож­ ными. Однако если говорить о жанре в целом, то я утверждаю, что история составляет одно целое. Любой тип повествования (если допустить, что су­ ществуют разные типы повествований) предполагает наличие критериев оценки значимости, в соответствии с которыми события включаются или не включаются в повествование. Это означает, я полагаю, что максималь­ но подробное описание, эта идеальная копия истории-как-реальности, не

было бы повествованием.

Профессор Уолш как-то заметил 20, что существует различие между уста­ новлением факта и установлением связи между фактами и что различаются эти два вида деятельности по своему уровню. Хотя понятие факта недостаточно

прояснено, однако не подлежит сомнению, что эти две операции между собой связаны. Вместе с тем мы могли бы утверждать, что существуют разные уровни факта. Установление сначала того, что произошло Ei, а затем того, что произош­ ло Ej, с философской точки зрения отличается отустановления связи междуEi и Ej. В связи с этим я хотел бы сделать несколько замечаний.

(1)Не вызывает сомнения, что историческое исследование включает уста­ новление того факта, что некоторое событие произошло. Не так-то просто опре­ делить, в какой мере это можно сделать, не устанавливая связи между этим со­ бытием и другим событием в прошлом. Я же склонен думать, что это вообще невозможно. Однако я опускаю это, поскольку кого-то, скажем, может интере­ совать только установление того, когда была написана такая-то картина, и он отнюдь не стремится рассказать ее историю. Предположим, историк установил, что картина была написана в 1817 г., и публикует статью, доказывающую это. Статья может вовсе не быть написанной в форме повествования, хотя оно, не­ сомненно, предполагается, а вновь установленный факт может в конечном счете войти в какое-то повествование. В любом случае, если статья не написана в форме повествования, она не является простым повествованием. По сути, историк от­ вечает в этом случае на исторический вопрос. Он высказывает истинное утвер­ ждение в отношении прошлого. Однако его деятельность не следует трактовать как создание повествования; противопоставить его работу работе историков, со­ здающих повествования, не означает провести различие между двумя типами повествования. Меня же здесь интересует только, можно ли противопоставить разные типы повествования.

(2)Как можно создать повествование, в котором не устанавливаются связи между событиями? Противопоставить описание, в котором прослеживаются свя­ зи между событиями, тому описанию, в котором нет, едва ли означает противо­ поставить два повествования, скорее, это означает противопоставить повество­ вание чему-то вроде S.

(3)Иногда мы, подобно Юму, склонны представлять события как дискретные

иподобные гранулам, а связь между событиями — как отсутствие между ними промежуточных гранул. Я не буду опровергать здесь эту точку зрения. Однако я настаиваю на том, что не всегда истинное описание события можно дать посред­ ством одних монадических предикатов. Сходным образом обстоитдело с предме­ тами. Если сказать, что моя пишущая машинка черная, это будетверным ее описа­ нием; столь же правильным будет сказать, что она стоит на столе в моей комнате и что на этой самой машинке я пять дней назад напечатал письмо. Чтобы описать предмет или событие необходимо установить связь между ним и другими предме­ тами или событиями. Вот, например, два описания одного и того же события.

DJ. Джонс зажег спичку.

D2. Джонс ’открыл врагу расположение отряда, устранив этим необдуманным шагом тактическое преимущество, которым они обладали.

138 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Невозможно описать событие с помощью D2, не установив множество его связей с другими событиями, и некоторые из этих связей растянуты во времени.

(4) Можно согласиться с тем, что все повествования устанавливают связь между событиями, но отсюда кто-то мог бы заключить, что некоторые повество­ вания делают не только это. Они содержат объяснение наряду с сообщением о том, что же действительно произошло. Именно это и составляет различие меж­ ду простым и значимым повествованием. Однако такого рода предположение не вполне корректно: оно не учитывает того, что повествование в какой-то мере уже является формой объяснения. Противопоставить повествование другим формам объяснения может быть и важно, но не такое противопоставление здесь требуется. Повествование и описывает, и объясняет одновременно.

(5) Существуют другие формы описания прошлого, помимо повествования. Это, конечно, не помогает провести искомое различие, но поднимает некоторые интересные вопросы. Я коснусь только одного из них. Повествования по опре­ делению оставляют описываемые ими предметы вовне. Однако, если кто-то не использует форму повествования, он, возможно, способен дать полное описа­ ние, в идеале полагаемое как цель истории и, таким образом, находящееся на самом нижнем полюсе спектра утверждений, объединенного историческим воп­ росом. Я же заявляю, что невозможно дать полное описание события, не прибе­ гая к повествованию. Полностью описать событие — значит включить его во все возможные правильные рассказы, а этого сделать невозможно. Невозмож­ но, поскольку мы подвержены временному провинциализму в отношении буду­ щего. Невозможно по той же причине, по какой мы не можем создать спекуля­ тивную философию истории. Полное описание, таким образом, предполагает, что оно организовано в виде повествования, а подобную организацию описания создаем мы сами. Не только это, но само использование повествовательной орга­ низации логически предполагает непреодолимый субъективный фактор. В этом есть элемент чистой произвольности. Мы организуем одни события относительно других событий, значимых в том смысле, который не затрагивался нашим об­ суждением. Этот смысл значения присущ, однако, всем повествованиям, и он определяется насущными интересами того или иного человека. Релятивисты, следовательно, правы. Все это я постараюсь показать в следующей главе.

Глава VIII. Нарративные предложения

Глава VIII

Нарративные * предложения.

Далее я собираюсь выделить и проанализировать класс предложений, КСХ рые, как мне представляется, в основном используются в исторических сочп ниях, хотя они встречаются и в повествованиях всех других видов и могут да вполне естественно включаться в обыденную речь. Я буду называть их иар{ тивными предложениями. Наиболее общая их особенность состоит в том, 1 они содержат ссылку, по крайней мере, надва разделенных во времени собыг хотя описывают только более ранее из этих событий. Чаще всего они употр( ляются в прошедшем времени, но было бы странно — по причинам, котор будут раскрыты ниже — если бы в них использовалась другая форма времеь Тот факт, что эти предложения в какой-то мере составляют стилистическую ос бенность повествования, представляет для меня куда меньший интерес, чем что их использование указывает на отличительную черту исторического знань Однако еще более важно то, что нарративные предложения дают повод в сисч матическом виде обсудить большое число философских проблем, которые вс никают в связи с историей и решение которых составляет задачу философе истории. Я рассмотрю нарративные предложения в контексте некоторых из эт проблем. Мой основной тезис состоит втом, что нарративные предложения СТО, тесно связаны с нашим понятием истории, что их анализ поможет выявить ни более важные черты этого понятия. Кроме того, этот анализ поможет показач почему на наскучивший вопрос «Чем является история — искусством или на кой?» следует ответить: «Ни тем, ни другим».

Пирс писал леди Уэлби: «Наше представление о прошлом как нельзя луч* выражает представление о чем-то совершенно определенном, неподвижном/ accompli ** и мертвом, тогда как будущее, напротив, живо, пластично и ему ег предстоит стать определенным» Именно так считает большинство из нас. Б могли бы мы придерживаться иной точки зрения? По ряду причин некоторь люди полагали, что будущее неподвижно и определенно в той же мере, что прошлое. Предположим, что нам известно о Цезаре только то, что он существ* вал. Бывал ли он когда-либо в каком-то определенном месте, скажем в Англи неизвестно. Однако мы можем прибегнуть к старому доброму закону исключо ного третьего и сказать, что либо он был в Англии, либо нет и что, по крайне

* От английского «narrative», что означает «повествование». Как станет ясно из последующ; изложения, нецелесообразно переводить «narrative sentences» как «повествовательн< предложение», поскольку этот последний термин обозначает в грамматике соверше! но иную категорию предложений, не совпадающую с тем, что имеет в виду Данто.

Прим. ред.

** Свершившееся (франц.). — Прим, перев.

140 Артур Данто. Аналитическая философия истории

мере, одно из этих суждений истинно. Почему же кто-то в V в. до н.э. не мог бы прибегнуть к этому же логическому закону и сказать, что Цезарь либо побывает однажды в Англии, либо нет? Возможно, потому, что тогда никто не мог знать, что Цезарь будет существовать, в том смысле, в каком мы знаем, что он суще­ ствовал. И все же кто-то мог бы сказать, что Цезарь либо будет существовать, либо нет, и что одно из этих суждений должно быть истинным. Если этот закон применим к этой ситуации в будущем, то он применим к любым ситуациям. Что, однако, могло бы означать имя «Цезарь» для человека в V в. до н.э., о какого рода вещи он говорил бы? Я предположил, что о Цезаре нам известен лишь факт его существования. Конечно, в действительности это не так. Наполни мы жи­ вым содержанием его описание, что помешало бы человеку V в. до н.э. сказать, что некто, соответствующий данному описанию, либо будет существовать, либо нет. Если бы он высказал нечто подобное, почему же закон исключенного тре­ тьего не должен был бы гарантировать, что, по крайней мере, либо само это описание, либо его отрицание является истинным. Или этот логический закон действует только в отношении прошлого? В конце концов, имеется четыре воз­ можных расклада, включая и тот, когда будущее определенно, а прошлое — «живо, пластично и ему еще предстоит стать определенным». Почему наше пред­ ставление о прошлом и будущем согласуется только с тем возможным раскла­ дом, о котором писал Пирс? Если признать, что именно таково наше общее пред­ ставление, остается вопрос — «почему?».

В наше время вполне естественно было бы сказать, что это вопрос определе­ ния. Но представим себе, что ход истории неожиданно поворачивает вспять, по­ добно пленке кинофильма, прокручиваемой в обратном направлении. Через ка­ кое-то время послышится «thgil eb ereht teL» (Да будет свет), и тьма вновь устано­ вится над бездною. Будущее в таком случае окажется точным отражением про­ шлого, и будет существовать правило, которое каждому истинному утверждению о прошлом будет ставить в соответствие идентичное утверждение о будущем. Поэтому в отношении определенности будущее окажется в равном положении с прошлым. Конечно, мы не можем найти себе место в этой картине: никто не мог бызнать, что история течет в обратном направлении, поскольку это нарушило бы симметрию между прошлым и будущим. Возможно, когда мы говорим о неопре­ деленности будущего, мы имеем в виду,, что можем поместить себя в будущее, там есть возможность для наших действий. Но с равным успехом мы можем по­ местить себя и в прошлое, по крайней мере в воображении (а именно это здесь и важно), подобно героям романа «Янки из Коннектикута придворе короля Артура». В действительности же, конечно, в Англии времен короля Артура нет места для странников из XXв. Однако нам не нашлось бы места и в соответствующем сегмен­ те будущего, если бы ход истории повернул вспять. Никто не утверждает, что ход истории повернет вспять, но как бы то ни было, это не вопрос определения.

Допустим, мы эмпирическим путем удостоверились, что будущее не будет отражением прошлого. Каким тогда оно будет! Люди могут строить самые раз­

142 Артур Данто. Аналитическая философия истории

что Броуд прав, и попробуем построить метафизическую модель, которая бы удовлетворяла нашему представлению о прошлом и будущем, как оно, видимо, было истолковано Пирсом. Важная черта этой модели — неподвижность про­ шлого. Отметим, что этот метафизический экскурс не объяснит, почему, соглас­ но нашему представлению, прошлое неподвижно, а будущее текуче. Он лишь покажет, каким должен быть мир, если это наше представление верно.

Предположим, что прошлое представляет собой нечто вроде огромного кон­ тейнера, или резервуара, содержащего в хронологическом порядке все события, которые когда-либо произошли. Этот резервуар каждое мгновение увеличивает­ ся в длину, прирастая со стороны открытого края, и его объем заполняется все больше, по мере того, как события, слой за слоем, входят в него. Резервуар про­ шлого увеличивается непрестанно и неудержимо, и как только событие Е попа­ дает в него, оно начинает отдаляться от постоянно смещающейся границы про­ шлого со скоростью течения времени. Событие Е оказывается погребенным все глубже и глубже в прошлом по мере того, как слой за слоем резервуар наполня­ ют другие события. Однако это постоянное удаление от настоящего представля­ ет собой единственное изменение, которому подвергается событие Е: никаким другим переменам оно не подвластно. Кроме того, Е, как правило, относится к целой совокупности событий, которые вместе «входят» в прошлое. В этом слу­ чае Е и одновременные с ним события образуют особый класс в том смысле, что

никакое последующее событие никогда не сможет присоединиться к ним в каче­ стве, если так можно выразиться, их нового современника. Поэтому с прошлым не происходит никаких перемен: не изменяется отдельное событие Е, за исклю­ чением лишь все большего погружения в прошлое, ни добавляются новые со­ бытия к числу тех, что произошли одновременно с £ и одновременно с Е стали

прошлым.

В этой «модели» события истолковываются как протяженные во време­ ни сущности, пребывающие в протяженном по времени универсуме, и это вполне правомерная точка зрения. Что не вполне правомерно в этой моде­ ли, так это допущение о том, что Е и одновременные с ним события совер­ шенно одинаковы по «возрасту», что каждое из них длилось одинаковое время и закончилось в одно и то же время. В своем обычном употреблении термин «событие» достаточно неопределенен, и мы склонны применять его к происшествиям разной длительности, в том числе даже нулевой. Напри­ мер, заметить утром малиновку может быть важным событием для любите­ ля птиц. Но такого рода происшествие можно отнести к разряду «достиже­ ний» в классификации Г. Райла, время которых, по его выражению, может быть установлено, но не измерено 7. Мы можем как установить, так и изме­ рить время таких событий, как вспышка молнии. Мы говорим о Великой французской революции или Гражданской войне между Севером и Югом как о наиболее важных события в истории Франции и США, соответственно. Длительность этих событий гораздо легче измерить, прибегнув к календарю,

чем к хронометру, если, конечно, мы условились о том, от какой точки вести отсчет времени. Правильное употребление термина «событие» требует, таким образом, чтобы мы приняли в расчет разную длительность событий. Единствен­ ной альтернативой этому может быть произвольное решение о том, что собы­ тие должно иметь четко определенную длительность, скажем, 3 минуты8. Но если следовать сложившемуся словоупотреблению, мы, видимо, должны бу­ дем признать, что может не оказаться событий, абсолютно совпадающих по времени с событием Е [coevals], хотя может быть множество одновременных с ним событий. Так что перпендикуляр, проведенный к оси времени в началь­ ной точке события Е [anterior terminus], вероятно, не будет пересекать началь­ ную точку любого из событий, одновременных с Е. Это имеет неприятные след­ ствия для той части нашей модели, где описывается, как события накаплива­ ются в резервуаре, слой за слоем, отдаляясь от настоящего в том порядке, в котором они произошли. Предположим, что событие Е уже целиком отошло в прошлое, тогда как одновременное с ним событие Н —лишь частично, одной его части только еще предстоит стать прошлым. Можно задаться вопросом, где находится эта оставшаяся часть события Е', когда другая его часть, совпа­ дающая по времени сЕ, уже в прошлом. Не слишком-то приятно представлять это событие в виде червя, наполовину закопавшегося в жестянку с землей. Мож­ но, конечно, сказать, что та его часть, которая еще не принадлежит прошлому, находится в будущем, и событие Н просто переходит из одного резервуара в другой. Предположим тогда, что Ё частично совпадает по времени с событи­ ями и Е и Е ", хотя ни одно из них не совпадает друг с другом. Поэтому, когда событие Е окажется целиком в прошлом, событие Е" — будет еще целиком в будущем. Это означает, что будущее существует так же, как и прошлое, и по­ пытка противопоставить определенность прошлого неопределенности буду­ щего оказывается несостоятельной. Нет, мы должны будем сказать, что остав­ шаяся часть Н не существует. Но допустим, что «оставшаяся часть £'» не про­ изойдет? Тогда прошлое должно содержать наряду с событиями фрагменты событий. С этими неубедительными оговорками мы можем использовать эту модель и дальше, если она чего-нибудь стоит.

Признаю, что ценного в ней немного. Во-первых, с будущим она обошлась очень небрежно. Но как бы то ни было, «там», в прошлом, располагаются все когда-либо происшедшие события, наподобие застывших живых картин. Они демонстрируются в том порядке, в котором произошли, они частично совпа­ дают друг с другом (поскольку все они разных размеров) и взаимопроникают друг в друга (поскольку событие Н может быть частью события Е). Более важ­ но, что ни они сами, ни их порядок не может измениться, а прошлое не может пополняться новыми событиями, кроме как со стороны открытого края резер­ вуара. Почему события не могут изменяться, все еще остается неясным. Но для этого должны быть веские причины, так как согласно древнему преданию даже Богу не дано сделать бывшее небывшим: «Niente diminisce la sua