Принципы правового регулирования и реализации прав человека.

При освящении этого вопроса мы будем говорить о тех принципах, которые носят наиболее проблемный, сложный, дискуссионный характер. Мы не будем привязаны ни к тексту действующей конституции, ни к тем принципам, которые в основном обсуждаются в нашей литературе. Мы будем говорить о тех принципах, которые сложились, реализуются в деятельность не только российских, но и зарубежных судебных органах, а также в деятельности международных органов защиты прав человека. Мы буем говорить только о пяти принципах, каждый из которых представляет собой отчасти именно принцип, отчасти некое свойство, особенность прав человека, некую юридическую характеристику института прав человека как такового.

Принцип равенства и запрета дискриминации.

Дискриминация – оборотная сторона равенства. Мы говорим об одном и тоже, но разными словами. Равенство есть отсутствие дискриминации, дискриминация есть неравенство. Важно понять до каких пределов может доходить неравенство. Проблема заключается в том, что объективно люди не равны и это неравенство правом признается только до определенных пределов. Где этот предел? До какой степени может учитывать различия между людьми? А до какой степени люди должны признаваться равными и одинаковыми?

Это главная и основная проблема. Как мы сейчас увидим на примерах, квалификация той или иной ситуации: является ли она нарушением равенства, можно ли ее считать дискриминацией или это вполне допустимое юридически придание правовых последствий фактическому различию, - это та ключевая проблема, о которой мы будем говорить.

С точки зрения некоего принципиального тезиса, на котором мы должны основываться, дискриминация – это не обоснованное различие. В каком смысле? Необоснованное означает, ситуацию, когда фактическое различие признается в качестве юридического различия и это не связано с характером, существом, содержанием соответствующих правоотношений, соответствующих отношений, возникающих между гражданами и между гражданами и государством.

Предполагается, что при обеспечении равенства можно любой признак рассматривать в одних ситуациях в качестве дискриминационного, в других – в качестве допустимого признака, устанавливающего различие.

Человечество очень долго стремилось к тому, чтобы создать общество, основанное на формальном равенстве. Это винтик в общем механизме правового, конституционного государства. Общество, которые рассматривается в качестве демократического, предполагает, что у граждан в целом существуют абсолютно одинаковые возможности: профессиональные личные и т.д. Любые социальные барьеры, любые замкнутые социальной группы, не допускающие переход из одной в группы в другую (сословия, касты) не могут считаться совместимыми с принципами правового и демократического государства. Правовое и демократическое государство в первую очередь изживало такие очевидные социальные различия. Борьба с разного рода привилегиями, сословиями и иными формализованными различиями, которые носили наиболее строгий, стратифицирующий общество характер.

Самые очевидные меры предпринимались по борьбе с расовой дискриминацией. Представления о пределах приравнивания рас постепенно эволюционировали. Больше всего на эту тему было принято судебных решений в США. В США было несколько суд решений. Первое решение, которые может только со вторым решением поспорить за титул самого позорного решения верховного суда США – решение 1857 г. по делу «Детскор против Сентфода (???)», которым оправдывался институт рабства как таковой. В решении ВС признал неконституционным закон, который запрещал рабство. ВС руководствовался следующими соображениями: отцы основатели американской конституции, когда писали про людей чернокожих не имели ввиду. Для них чернокожие не имели статуса граждан, не признавались субъектами права, они не существовали как носители каких-либо прав. Поэтому мы не можем говорить, что чернокожим могут быть предоставлены какие-либо права. После гражданской войны, когда борьба против подобных концепций велась вполне вооруженная, ВС скорректировал свое мнение, но остался на позиции крайне консерваторской. В решении по делу «Плессит против Фергюсона» 1896 г ВС заложил концепцию, просуществовавшую почти 50 лет: раздельные, на равные. Это обоснование расовой сегрегации. Чернокожие могут считаться субъектами права, но для них должны быть созданы условия, которые с точки зрения конституционного принципа равенства должны быть такими же, что и для белых, но это не означает, что для них не может быть отдельных школ, вагонов в поездах и т.д. По сути это дело, которое касалось привлечения чернокожего к ответственности, так как он, считалось, не имел право ехать в вагоне для белых. ВС обосновал, что так можно поступать. Сегрегация равенства не нарушает, при условии, что как в вагонах для белых, так и в вагонах для черных будут одинаковые.

Это решение ВС может быть рационально оправдано: это просто определенное понимание принципа равенства в рамках соответствующего культурного контекста.

Только в 1954 г. в деле «Брау (???) против Комитета по образованию» ВС наконец провозгласил принцип равенства в таком виде, который мы считаем само собой разумеющимся: запрет расовой дискриминации и сегрегации. С 1954 г. практика ВС направлена на предотвращение расовой сегрегации, которые проявляются в тех или иных формах.

Остается вопрос, насколько фактическое неравенство может учитываться правовыми нормами. В этом контексте возникла проблема обратной (позитивной) дискриминаций. Смысл позитивной дискриминации: с помощью юридических средств компенсировать фактическое неравенство. Т.е. если чернокожие дети с окраин большого города объективно не имеют возможности получить столь же хорошее, столь же качественное среднее образование, то им должны быть предоставлены определенные льготы при поступлении в вуз. Это правило, которые пыталось каким-то образом общество соорганизовать в общество реально равных людей, но ВС, оценивая подобные правила, сказал, что теоретически такую цель преследовать можно, но вопрос в том, как она обеспечивается. Если при компенсации фактического неравенства применяются например квоты, то это обратная дискриминация, хотя и продиктованная позитивными целями. Никаких жестких правил, квот не может быть, так как это будет дискриминация других категорий. При этом можно учитывать в качестве одного из условий поступления в вуз те правила, которые могут установить какое-либо государственное учреждение или само образовательное учреждение по учету различий.

Позитивная дискриминация чаще всего проявляется в трех областях:

• поступление в вузы,

• замещение государственных должностей,

• поступление на работу.

Что касается третье сферы, то это проблема позитивной дискриминации и прямой дискриминации в основном связана с проблемой пола. Очень часто мужчинам предоставляется преимущество. Государство пытается это в какой-то части экономически оправданную политику работодателей корректировать правовыми средствами и устанавливать правила, которые защищают от этой дискриминации. Работодатели в свою очередь выкручиваются как могут и пытаются обосновать некими объективными условиями выполнение определенной функции именно мужиками (вот уроды!!!!).

При этом мы должны говорить о том, что дискриминация и в позитивном и в прямом виде остается тем явлением, которое в какой-то части является неисправимым, неизживаемым. Государство в некоторой степени ограничено в тех средствах, которые оно может использовать для того, чтобы предотвращать реальную дискриминацию. Не говоря уже о том, что есть реальная дискриминация – это до сих пор открытый вопрос.

Принцип равенства может существовать не только в части запрета дискриминации, но и в какой-то части выходя за пределы проблемы дискриминации. Наверное и в этой части тоже, он становится элементом конституционного, демократического государства. Белов имеет ввиду то, что, если говоря о правовом государств е мы упоминали принцип равенства, то мы имели ввиду то, что закон должен одинаково применяться ко всем, и если речь идет об установлении каких-то запретов, ограничений, мер ответственности – то эти правила должны применяться независимо от фактических обстоятельств, если все формальные условия соблюдены.

При этом, если говорить о практике конституционных судов, то запрет неравного отношения зачастую сводится к требованию относительно и формулированию содержания закона, и условий его применения. 2 условия, которые вытекают из принципа равенства и предъявляются по отношению и к законодателю и к правоприменителю:

1. Законодатель должен стремиться к тому, чтобы закон по своему содержанию, по своему качеству, обеспечивал равенство, а для этого, помимо того, что он не должен содержать дискриминационных условий, он должен быть еще четко и недвусмысленно сформулирован. Он должен быть до определенной степени формализован. И в этом смысле можно говорить о том, что закон должен применяться, если он содержит определенные гарантии одинаковости применения и что эти гарантии будут обеспечены самим качеством закона.

2. Требование правоприменительное и оно имеет отношение к механизму действия закона: закон, четкий и недвусмысленный должен применяться в одинаковых случаях одинаково, в разных случаях по-разному.

Второй принцип касается целого ряда требований к ограничению прав граждан.

Права граждан могут ограничиваться. Кто-то в этом усматривает ценностный конфликт между провозглашением прав человека высшей ценностью и одновременно возможностью права человека ограничивать в целях защиты иных ценностей. В определенных пределах конфликт есть. Но те ценности, для защиты которых ограничиваются права, они производны от тех же самых прав – они связаны с необходимостью зашиты прав других людей и с этой точки зрения могут считаться ценностно оправданными.

Когда мы говорим об условиях и основаниях ограничений прав, то видим, что существуют некоторые условия, которые сопровождают юридическую возможность ограничения прав и они различаются: в обычных ситуациях и в ситуациях общественных угроз (общественной безопасности, общественному порядку, всем членам общества).

Практика США, когда после 11 сентября были введены жесткие законодательные ограничения действия общих правовых принципов: принципов защиты неприкосновенности личности, принципов, которые требуют применения процедуры habeas corpus и других принципов. В этих условиях в США был принят настолько жесткий закон, что он фактически позволил отменить определенные гарантии защиты неприкосновенности личности в условиях войны с терроризмом. При условии, что в целом далеко не везде такая ситуация квалифицируется как военные действия, далеко не везде государства считают себя вправе говорить о правилах, режимах военного времени.

В США эта ситуация была воспринята именно как ситуация войны. Следовательно, можно говорить, что само по себе понятие общественных угроз и военного времени тоже до определенных пределов относительно. Этот закон подвергается критике в США, рассматривается как посягательство на демократические ценности и устои США. Сейчас он в значительной степени скорректирован по равнению с тем, что было принято в октябре 2001 г. Но он остается символом, который демонстрирует особость, чрезвычайность тех мер, которые принимаются государство м и тех мер, которые фактически не встречают должных, формализованных ограничений.

Формализованные ограничения ограничений прав встречаются скорее в ситуациях не общественных угроз, а в обычных ситуациях, ситуациях регулярного, планомерного ограничения прав деятельностью законодательных органов государственной власти при издании законодательных актов.

Белов приведет практику ЕСПЧ по нескольким причинам:

1. Она может считаться одной из наиболее подробно разработанной в масштабах всей планеты

2. Она воспроизводит практику федерального КС Германии, который остается самым авторитетным среди судов современной Европы

3. ЕСПЧ принимает решения, которые обязательны для РФ.

ЕСПЧ сформулировал последовательность, набор критериев, по которым он последовательно оценивает допустимость пределов ограничения прав. В целом все эти условия делятся на 4 части. 2 из них могут считаться предварительными, а остальные 2 непосредственно связаны с контролем. Причем в этом контроле предписанная законом и легитимная цель в определенном смысле легализована, и только последний критерий носит в каком-то смысле оценочный характера.

1. Возможность признания того, что право было нарушено или по крайней мере затронуто.

В этом отношении любопытную черту подметил Садовский: подход к ограничению прав в Европе и в США принципиально разный. В США предполагается, что суд описывает границы права, т.е. если речь идет об экстремистских высказывания, то суд считает, что такие высказывании не охватываются защитой свободы слова. Т.е. само право существует в определенных пределах. И суд определяет эти пределы, не считая, что все остальное лежит в сфере защиты этого права. Обеспечивается баланс между правом и всем тем, что лежит за его пределами.

Европейский подход: право охватывает почти все, что можно себе представить, но при этом оно ограничивается в целях защиты определенных интересов, ценностей. Такое ограничение должно считаться юридически допустимым. Когда речь идет о затрагивании права, то подчеркивается, что право может быть затронуто во всех случаях, когда затрагиваются правомочия так или иначе к нему относящиеся. В случае с экстремистскими высказываниями: если свободы высказывания относится к свободе слова, значит, она защищает право на любые высказывания. А вот то, что законодатель ограничивает возможность экстремистских высказываний, это уже некое уменьшение изначально установленных границ права. В Европе речь больше идет о некотором балансе, некоторых пропорциях, накладываемых друг на друга, взаимодействия, вторжения одних конституционных принципов и ценностей в другие. Для ЕСПЧ предполагается более широкое признание содержания права.

2. В определенном смысле относится к формальной оценке ситуации: этот критерий предполагает, что когда речь идет об определенных ограничениях или условиях реализации, то может ли речь идти о некоем вмешательстве в смысле посягательства или ограничения права с точки зрения того как именно оно реализовано. Когда речь идет об условиях реализации например, то не перерастает условие реализации уже в ограничение права.

3. Установление условий, которые делают вмешательство в право допустимым.

• Формальное условие: предписание законом. Государство может ограничивать права только законом. В нашей конституции фактически воспроизводится то же условие, которое характерно для европейского правопорядка (ст. 55 КРФ).

• Вмешательство должно преследовать допустимую легитимную цель, т.е. оправдываться защитой такой ценности, которая может считаться не только допустимой, но конвенционно значимой, т.е. предполагаться в качестве некой производной от защиты прав ценностью. Любые ценности, защищаемые при ограничении прав производны от самих прав.

Очень плохая запись:

Он что-то говорил про Европейскую конвенцию прав человека, вроде сказал, что цели сформулированы отдельно к конкретным правам (видимо основания ограничения). – это первые пару минут.

Потом нормальная запись:

В нашей Конституции цели и основания для ограничения прав человека сформулированы в более общем виде. По мнению ЕСПЧ есть 4 группы основных легитимных целей, которые могут быть оправданы с точки зрения конституционного, конвенционного правопорядка. Они связаны либо с обеспечением безопасности, либо с защитой интересов других лиц. В целом набор тот же самый, что и в ст. 55 КРФ. Есть некоторые терминологические отличия, речь идет не о моральных, а о нравственных, не о правах и свободах других лиц, а о защите прав и законных интересов других лиц. Это конечно не одно и тоже, однако КРФ в целом исходит из тех же критериев, что и конвенция. Самое сложное, как он уже говорил, это оценка насколько вмешательство необходимо демократическому обществу. Это оценка производится с точки зрения того, как качественно можно охарактеризовать ограничение прав. Насколько оно качественно допустимо с точки зрения того, что государство должно доказывать возможность, обоснованность, необходимость и соразмерность ограничений прав в каждом отдельно случае. Если государство не выходит за рамки, обозначенные, строго понимаемые легитимные цели, если государство имеет убедительные и необходимые причины ограничения, если иных вариантов нет, если только с помощью ограничения прав можно защитить те или иные ценности, если государство при этом не злоупотребляет своими полномочиями, не пытается провести определенную государственную политику, защитить собственные государственные интересы, если государство ограничивает права только в тех пределах, в которых это действительно необходимо и само ограничение пропорционально цели, т.е. с точки зрения сопоставления их ценности и значимости (например, нельзя ограничивать право на жизнь в целях защиты общественной нравственности). Ценность должны друг другу соответствовать и быть одинаково значимы.

Этот критерий части используется в практике ЕСПЧ, и реже в практике КС РФ: оценка, относящаяся к фактам. В тех случаях, когда государство оценивает возможность введения того или иного ограничения, необходимо собрать фактические доказательства того, что угроза легитимным целям вполне реальна, что она достаточно существенна и для ее защиты необходимо ограничения прав. Если нет возможности собрать такие факты, то ограничение будет рассматриваться как произвольное и необоснованное.

Разумность и добросовестность государства. Государство во взаимоотношениях с гражданами должно поддерживать определенный уровень доверия к себе. Государство не должно обманывать граждан, относиться к гражданам как к врагам или конкурентам. Государство должно исходить из того, что гр0не имеют право на защиту своих интересов, также как и само государство. Но при этом государство зависит от граждан, существует для них, а не наоборот. Соответственно, степень доверия может поддерживаться в тех случаях, когда формальными критериями сложно описать те действия, кот государств у не следует предпринимать. Например: если речь идет о каких-то социальных правах, государство может (чаще всего такое право признается) эти права ограничить в смысле не наложив ограничения, а установить определенные пределы, в которых государство их обеспечивает, пределы, в которых государств сопровождает своей материальной поддержкой, организационными мерами. В этом случае, государство, например, вводя ту или иную систему социального страхования или систему соц. защиты, не должно произвольно менять те меры соц. зашиты, которые оно устанавливает. Это подрывает доверие граждан и в демократическом государстве такой подход не допустим.

Третий критерий: принцип универсальной юрисдикцией. Он везде сформулирован прямо, во многих учебниках его обходят вниманием, но на нем построены многие современные представления о формах, институтах, механизмах защиты прав граждан. Этот принцип предполагает, что права человека существуют независимо от государства. признание прав человека, их защита и обеспечение в национальном правопорядке есть следствие того, насколько эти права защищаются, обеспечиваются общемировом уровне в рамках международного правопорядка. Предполагается, что когда мы говорим и МП, оно одновременно преследует 2 цели:

1. Защищает граждан конкретного государства от его же самого (органов государственной власти). Это можно рассматривать как некое международное обязательство государства по отношению к другим: договоренность о том, что ни одного государство не ущемляет права человека больше, чем другие.

2. Любое государство должно обеспечивать права человека любым гражданам, которые в той или иной степени зависят от него и которые не могут прибегнуть к защите своего собственного государства или если собственное государство становится источником нарушения прав. Т.е. если человек видит, что его права нарушаются в государстве его гражданской принадлежности, он может прибегнуть к защите других государств. И для этих государств права человека будут настолько же императивным требованием, настолько же юридически закрепленными обязательствами, как и для государства его гражданской принадлежности.

В этом смысл универсальной юрисдикции. Государство, которое гарантирует возможность (в случае наличия фактических обстоятельств: получение политического убежища или статуса беженца) защиты прав гражданина др. государства. Общемировое сообщество государств отвечает перед каждым конкретным жителем земли за соблюдение его прав. Может быть не в абсолютных масштабах, но в какой-то части совершенно определенно.

Государство, которые видит, что другие государства нарушают права человека, то они получают в свои руки не только моральный, нравственный инструмент, но и юридическое право вмешиваться в дела государства для того, чтобы обеспечить права граждан этого государства.

У нас в последние годы это не модная идея, и наше государство пытается спорить, но очевидно, что общемировой порядок построен именно на этом и соответственно нельзя говорить о том, что государственный суверенитет защищает государство от необходимости защищать права человека.

4. Четвертый принцип – это принцип неотчуждаемости прав человека. Он имеет не слишком широкие пределы и если взять в качестве примера российское законодательство, то в некоторых случаях этот принцип защищается достаточно последовательно, в других ситуация опровергается, ставится под сомнение и фактически не обеспечивается.

Неотчуждаемость прав предполагает, что права человека не есть его собственность, его личное дело. Это общественная ценность. Человек не может отказываться от своих прав, не может ставить себя в такие условия реализации, которые выхолащивают саму суть права и н е может свободна распоряжаться благами, которые эти права защищают: жизнью, здоровеем, достоинством, по своему усмотрению. Это элемент объективного правопорядка, а не только субъективных прав человека. Соответственно предполагается, что неотчуждаемость прав приводит в некоторых случаях, что права превращаются в обязанности.

Например, институт эвтаназии. Государства руководствуются разными соображениями, в какой-то степени морально-нравственными, в какой-то степени опасаясь возможной ошибки со стороны медицинского персонала или злоупотреблений со стороны родственников. В этом случае государство считает, что их жизнь не находится в полной зависимости от них самих. Жизнь – это в некоторой степени общественная ценность и следовательно государство должно ее защищать, даже если приходится защищать от самого человека. По этому поводу ведутся дискуссии, насколько государство вправе брать на себя защиту этого общественного интереса и даже навязывать обязанность защиты реализации прав человека.

Однако многие институты права построены именно на идее неотчуждаемости права, которая в данном случае не сводится к простому запрету отказываться от права, она носит более широкий характер. Пример: юридическая ответственность за неудавшуюся попытку самоубийства в некоторых государствах. Это меры, которые в основном связаны с общественной моралью, этическими и религиозными стандартами, которые установлены в обществе. Самоубийство рассматривается как посягательство на общественную ценность.

Следующие принципы очень плохо разработаны в общественном праве и не совпадают с представлениями, которые сформировались за рубежом: