3.5.2. Сказка о рыбаке и рыбке

Как заметили многие исследователи этой сказки, Пушкин сумел в ней мастерски соединить «подлинно русскую национальную стихию» и западно-европейскую традицию (бр. Гримм, например). Другими словами, этой сказкой он дал нам «доказательство сближения с Европой» русской литературы. Национальный колорит ее столь мощный, что, как заметил М.К. Азадовский, вся сказка настолько выдержана в стиле подлинно русской сказки, что нескольким поколениям исследователей не приходила в голову мысль о возможности прямого и непосредственного воздействия какого-либо иностранного источника» [53, С. 143]. В литературоведении было замечено, что «русская литература девятнадцатого века предлагает нам обширную галерею мастерски нарисованных образов пожилых и нередко злых женщин, которые представляют собой важнейший неотъемлемый компонент многих ее выдающихся произведений. Однако до сих пор критика уделяла сравнительно мало внимания как этим образам, так и всей этой специфической группе характеров в целом» [158, С. 265–266]. Так, Парпулова-Гриблл Л. попыталась в интересующем ее ключе прокомментировать двух пушкинских старух – Наину и Старую графиню. Попытаемся в плане поставленной нами проблемы сделать это с еще одной пушкинской старухой – героиней «Сказки о рыбаке и рыбке». Начало сказки дает нам картину четких иерархических отношений семейного уклада русского Дома, хорошо известного русскому человеку из афористических сборников, слов, поучений, литературных текстов, «Домостроя». Муж делает сугубо мужскую работу – жена – сугубо женскую. Прядильное дело настолько ассоциировалось в сознании Пушкина с женским миром, что он не случайно употребляет местоимение «свою»:

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу [35, С. 451].

За спиной их совместной жизни 33 года. Этот срок сакрален, он ассоциируется с возрастом Христа, возрастом жизненного опыта и мудрости. Понятие «ветхая землянка» вначале, как нам думается, трудно прочитывается: это может быть и небрежение к дому, и характеристика старости. При дальнейшем развитии повествования качества злой жены у нашей старухи ярче всего просматриваются в сравнении с качествами мужа (старика). Он не только обладал высокими нравственными качествами поведения, но и той житейской мудростью, которая могла быть результатом жизненного опыта. Удивившись и испугавшись чуда (и здесь Пушкину важно подчеркнуть наличие опыта):

Он рыбачил тридцать лет и три года

И не слыхивал, чтоб рыба говорила [35, С. 451].

Он, тем не менее, быстро приходит в себя и проявляет те качества добродетельного поведения, которые ярче всего проявлялись в исследуемых нами древнерусских текстах:

Бог с тобою, золотая рыбка!

Твоего мне откупа не надо [35, С. 451].

В пересказе этого эпизода своей жене он еще более точно определяет свою позицию: «Не посмел я взять с нее выкуп» [35, С. 452].

Для него чрезвычайно важны границы, определенные ему Провидением, Божьим промыслом. Поведение старухи и ее представления о мире резко контрастируют с поведением мужа. Она начинает браниться («Старика старуха забранила»), а это, как известно, один из пороков женщины. Она его оскорбляет, называя, например, простофилей, то есть «простаком, несмышленым, глуповатым» [44, С. 514]. Другими словами, она навязывает ему модель поведения, суть которой получить какую-то выгоду. Причем поначалу ее резоны как будто понятны:

Хоть бы взял ты с нее корыто,

Наше-то совсем раскололось [35, С. 452].

Но в процессе приобретения жизненных благ ее желания растут. Это тоже качество злой жены – жадность:

Еще пуще старуха бранится… [35, С. 453].

А после получения избы

Старуха сидит под окошком,

На чем свет стоит мужа ругает [35, С. 453].

Если первые две просьбы рыбке можно охарактеризовать как желания благоустроить, обустроить дом, домашний очаг, то следующую можно рассматривать как своеволие, отсутствие соразмерности в представлениях о месте человека в мироздании:

Не хочу быть черной крестьянкой,

Хочу быть столбовою дворянкой [35, С. 453].

И старик правильно комментирует это рыбке. Если о первых двух просьбах он говорит одинаково: «не дает старику мне покою» и считает, что она его «разбранила» и «бранится» «сварливая баба», то в третий раз она, по его словам, «пуще прежнего … вздурилась». Старик уверен, что на этом амбиции старухи прекратятся. Вот почему

Говорит старик своей старухе:

«Здравствуй, барыня-сударыня дворянка!

Чай, теперь твоя душенька довольна» [35, С. 454].

Но амбиции только начинаются. И вот она уже вместо брани «прикрикнула» на мужа и «на конюшню служить его послала». На наших глазах злая жена не только берет верх над мужем, но и распоряжается его судьбой. Временная пауза («неделя, другая проходит») необходима, видимо, не только для того, чтобы старуха «проглотила» свой дворянский пирог, но и чтобы старик, наконец, попытался урезонить свою жену. Ее поведение вышло за рамки реального, что не могло не потрясти мужа:

Испугался старик, взмолился:

«Что ты, баба, белены объелась?

Ни ступить, ни молвить не умеешь!

Насмешишь ты целое царство» [35, С. 455].

Однако своеволие злой жены беспредельно:

Осердилась пуще старуха,

По щеке ударила мужа [35, С. 455].

Старик на этот раз характеризует поведение старухи как бунт: «Опять моя старуха бунтует». По мере того как разгораются аппетиты злой жены, поведение старика становится все более покорным и испуганным. И если в эпизоде с царицей он все же рискнул спросить:

«… здравствуй, грозная царица!

Ну, теперь твоя душенька довольна?» [35, С. 455].

То в последнем эпизоде он не осмелился перечить: «не дерзнул слово молвить» [35, С. 456]. Все бессилие старика перед злой женой реализовано в вопросе, с которым он обращается к рыбке: «Что мне делать с проклятою бабой?» Известно, как рыбка отвечает ему на этот вопрос:

Глядь: опять перед ним землянка;

На пороге сидит его старуха,

А перед нею разбитое корыто [35, С. 457].

Чтобы понять то, насколько Пушкин следует древнерусской традиции в трактовке злой жены, необходимо немного остановиться на поведении старика. Если вначале повествования он являет нам христианскую мораль добродетельного человека, то для многих его поведение представляется странным, если и вовсе негативным. Однако это не так. Вспомним, как комментируется образ злой жены в древнерусской традиции: он фатально неизбежен, и с ним невозможно справиться самому человеку, ведь недаром злая жена дается в наказание. И единственная сила, которая может воздействовать и управлять злой женой – это Божественный Промысел. И в лице рыбки и космического «Окияна-моря» эта сила и проявляется. Акцент в этом на злую старуху тоже не случаен. Если в молодом возрасте есть надежда на исправление (ср. у Пушкина:

Служенье муз не терпит суеты,

Прекрасное должно быть величаво,

Но юность нам советует лукаво,

И шумные нам нравятся пиры),

то старость – это уже сложившаяся концепция жизни, и потому она фатальна, и исправить ее может только Божья Премудрость. Это средневековая модель сознания, которую Пушкин исповедует и следует ей.