3.3.5. Тип уездной барышни в «Евгении Онегине»

Пушкин дает определенную характеристику и Татьяне, и Онегину, подчеркивая их разное отношение ко всему происходящему, называя Татьяну своей «милой мечтательницей», а Онегина «отшельником праздным и унылым». Близость Татьяны к тому, что ее окружало, что стало «своим», особенно ярко передается через картины окружающей природы, через описания времен года, ставшие уже классическими:

… Проснувшись рано,

В окно увидела Татьяна

Поутру побелевший двор,

Куртины, кровли и забор,

На стеклах легкие узоры,

Деревья в зимнем серебре,

Сорок веселых на дворе

И мягко устланные горы

Зимы блистательным ковром [29, С. 97].

Несмотря на то, что в строфах, рассказывающих о письме Татьяны Онегину, Пушкин подчеркивает, что по-русски она не умела писать, вместе с тем он показывает ее единение со всем, что составляло родное, русское, в том числе и гадания, принятые в их доме:

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины,

И снам, и карточным гаданьям,

И предсказаниям луны.

Ее тревожили приметы;

Таинственно ей все предметы

Провозглашали что-нибудь,

Предчувствия теснили грудь [29, С. 99].

Поведение Татьяны в святки особенно связано со всякого рода приметами. Здесь и гадание на воске, и песенки подблюдны, и ворожба в бане, и узнавание имени суженого, и зеркало под подушкой. Но самым необычным, конечно, был сон Татьяны. Действие его происходит в глухом зимнем лесу, в каком-то убогом шалаше в присутствии лесной нечисти. Звуки в шалаше напоминают ей большие похороны, что, видимо, должно подчеркнуть печальные для героини события:

Он мчит ее лесной дорогой;

Вдруг меж дерев шалаш убогой;

Кругом все глушь; отвсюду он

Пустынным снегом занесен…

……………………………….

За дверью крик и звон стакана,

Как на больших похоронах… [29, С. 103–104].

Исследователи подробно рассматривали каждую строфу этой главы, отмечая, что «атмосфера фольклорности, в которую погружает Пушкин Татьяну, основана на конкретной и разнообразной осведомленности поэта в обрядовой, сказочной и песенной народной поэзии и на точном знании деталей святочных и свадебных обрядов» [132, С. 658]. Но нам интересен сон тем, что действие здесь происходит не в доме невесты, а в убогом шалаше, то есть «антидоме», лесном пристанище. Это для братьев-разбойников лес был «своим», они не имели «ни бедной хижинки, ни поля», и в их сознании произошло смещение понятий «свой» – «чужой». «Антидом» во сне Татьяны тоже населяет «шайка домовых» – тех, кто утратил или никогда не имел человеческие качества, и руководит ими Онегин:

Он знак подаст: и все хлопочут;

Он пьет: все пьют и все кричат;

Он засмеется: все хохочут;

Нахмурит брови: все молчат;

Он там хозяин, это ясно… [29, С. 105].

Какие черты характера подчеркивает здесь автор у героя? Его неумение и нежелание видеть и понимать людей, его стремление быть над всеми, его отстраненность от настоящего теплого человеческого Дома? Возможно, здесь все это соединялось, и именно эти его качества привели к трагическим последствиям для Ленского и разбили жизнь Татьяне, хотя она готова к этому:

«Погибну, – Таня говорит, –

Но гибель от него любезна.

Я не ропщу: зачем роптать?

Не может он мне счастья дать» [29, С. 118].

Сон Татьяны в романе построен по тем же архетипическим образам, которые связаны для Пушкина с пониманием Дома. Действие сна происходит в чужом пространстве, потому что здесь присутствует «дорога», уводящая человека от Дома, а то, что она «лесная», только усиливает враждебность всего по отношению к героине. Необычны и сочетания, используемые поэтом: «пустынным снегом», «шалаш убогой». Эта глушь, неосвоенность, пустынность характеризуют, на наш взгляд, тот враждебный мир, в котором находится Онегин и который чужд Татьяне.

И сам Пушкин был суеверным человеком, как отмечал В. Набоков, интерес его «…к предсказаниям был почти что болезненным» [148, С. 134]. Это видно и из его писем к жене. Так, 14 сентября 1833 г. он пишет: «Третьего дня, выехав ночью, отправился я к Оренбургу. Только выехал на большую дорогу, заяц перебежал мне ее. Черт его побери, дорого бы дал я, чтоб его затравить» (27, С. 447). 2 октября 1833 г. он продолжает эту же тему: «Въехав в границы болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи» [30, С. 449]. Таким же приметам верит его любимая героиня:

Когда случалось где-нибудь

Ей встретить черного монаха

Иль быстрый заяц меж полей

Перебегал дорогу ей,

Не зная, что начать со страха,

Предчувствий горестных полна,

Ждала несчастья уж она [29, С. 99–100].

Объяснение этому поведению Пушкин дает вполне философское: «Так нас природа сотворила, / К противуречию склонна» [29, С. 100]. Для него это было еще и характеристикой народной души Татьяны. Как писал поэт, «есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу» [28, С. 2]. Отсюда и его интерес к приметам и обычаям. Возможно, в таком поведении проявляется генная память о том, что вне Дома человека постоянно подстерегают опасности и неприятности, и только Дом служит укрытием и защитой для человека.

Собираясь в Москву, Татьяна прощается с тем, что особенно ей близко и дорого, что для нее является «своим»:

Теперь то холмик, то ручей

Остановляют поневоле

Татьяну прелестью своей,

Она, как с давними друзьями,

С своими рощами, лугами

Еще беседовать спешит… [29, С. 151].

После усадебного Дома автор показывает нам снова городской, на этот раз московский дом. Несомненно, яркими бытовыми сценами являются картины, описывающие поездку Лариных в Москву, на ярмарку невест. Здесь мы опять видим перечисление обычных, домашних вещей и предметов:

Обоз обычный, три кибитки

Везут домашние пожитки,

Кастрюльки, стулья, сундуки,

Варенье в банках, тюфяки,

Перины, клетки с петухами,

Горшки, тазы et cetera… [29, С. 152].

Ехали Ларины, как почти все небогатые уездные помещики, на своих лошадях, никуда особенно не торопясь, поскольку «Ларина тащилась, / Боясь прогонов дорогих, / Не на почтовых, на своих…».

Здесь, в седьмой главе, московский городской дом представлен известными в то время домами. Так, возок Лариных останавливается у конкретного дома «У Харитонья в переулке». Московский пейзаж описан Пушкиным тоже достаточно подробно, при этом в глаза бросается пестрота того, что видит героиня или описывает автор:

…Перед ними

Уж белокаменной Москвы,

Как жар, крестами золотыми

Горят старинные главы [29, С. 154].

………………………………

…вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы.

Мелькают мимо будки, бабы,

Мальчишки, лавки, фонари,

Дворцы, сады, монастыри,

Бухарцы, сани, огороды,

Купцы, лачужки, мужики,

Бульвары, башни, казаки,

Аптеки, магазины моды,

Балконы, львы на воротах

И стаи галок на крестах [29, С. 155–156].

В этом перечислении не просто описание московского пейзажа, но и противопоставление или «контрастное соседство», как отмечал Ю. Лотман, «дворцов» – «лачужек», «монастырей» – «магазинов моды», «будок» – «огородов», «львов на воротах» – «стай галок на крестах». При этом верно было подмечено, что «отстраненность повествователя в изображении московского пейзажа объясняется тем, что он лежит и вне «петербургского» мира Онегина, и вне «деревенского» мира Татьяны [132, С. 698]. И вот этот новый мир, в который вступает Татьяна:

Им настежь отворяет дверь,

В очках, в изорванном кафтане,

С чулком в руке, седой калмык…[29, С. 156].

Нам представляется символичным то, что перед Татьяной дверь не просто открывают, а «настежь отворяют». Татьяна, приехав в Москву, как бы оказывается перед совершенно новой жизнью, и в это новое ей предлагают войти. Между тем для Татьяны все в этом доме выглядит пока чужим и странным:

Садится Таня у окна.

Редеет сумрак; но она

Своих полей не различает:

Пред нею незнакомый двор,

Конюшня, кухня и забор [29, С. 157].

Символично и то, что садится любимая героиня Пушкина у окна. Именно окно как элемент русского Дома предоставляет возможность посмотреть вовне, оно позволяет понять, каков тот внешний мир, в котором предстоит Татьяне теперь быть. Этот мир для нее пока «чужой», но она готова с ним познакомиться. Интересно, что Онегин, увидев Татьяну светской дамой, вспоминает ее тоже на фоне сельского дома – «и у окна / Сидит она… и все она!» В. Набоков отмечал, что «последнее воспоминание Онегина о Татьяне весьма изящно связано с первым впечатлением о ней». При этом писатель считает, что «ее лунная душа постоянно обращена в романтическую даль; окно становится символом тоски и одиночества» [148, С. 287–288]. Замечание В. Набокова подтверждает сакральную сущность окна.

Ларины встречают довольно теплый прием во всех домах, где они бывают, поскольку гостеприимство, особенно среди родных людей, было принято, именно поэтому «повсюду ласковая встреча, / И восклицанья, и хлеб-соль». Теперь уже Татьяне так же, как когда-то Онегину, разговоры в гостиных кажутся «бессвязным, пошлым вздором», в ее душе звучит совсем другая музыка, «ей душно здесь»,

… она мечтой

Стремится к жизни полевой,

В деревню, к бедным поселянам,

В уединенный уголок,

Где льется светлый ручеек,

К своим цветам, к своим романам

И в сумрак липовых аллей,

Туда, где он являлся ей [29, С. 162].

Эта тоска по родным деревенским пейзажам, местам, где прошли ее молодые годы, будет сопровождать Татьяну до конца романа. Даже Онегин при первой встрече с Татьяной в ее новой роли светской дамы удивлен, что она оказалась здесь «…из глуши степных селений…», где была когда-то «…девочкой несмелой, / Влюбленной, бедной и простой…». В сцене последней их встречи Татьяна опять предстает той, прежней, она опять «…Простая дева, / С мечтами, сердцем прежних дней…».

В этих главах, мы вновь встречаемся с городским петербургским домом. Это уже дом Татьяны и ее мужа. Теперь Онегин «кажется чужим» для всех, но эта отчужденность в самом деле присутствует. Странствия Онегина как бы символизируют его стремление что-то изменить в себе и в окружающем его мире, и он в самом деле меняется. Вот совершенно неожиданно для себя Онегин открывает новую Татьяну, хотя она внутренне осталась прежней, однако «Хоть он глядел нельзя прилежней, / Но и следов Татьяны прежней / Не мог Онегин обрести…».

Эта «новая» Татьяна, будучи уже замужем, выглядит лучше светских дам, ее природный вкус и обаяние позволили ей органично войти в атмосферу светской жизни и чувствовать себя там свободно и естественно:

Она была нетороплива,

Не холодна, не говорлива,

Без взора наглого для всех,

Без притязаний на успех,

Без этих маленьких ужимок,

Без подражательных затей…

Все тихо, просто было в ней… [29, С. 171].

Рассказывая о том, чего не было в Татьяне, Пушкин подчеркивает еще больше ее естественность и душевную красоту, употребляя снова слово «просто», то есть ее открытость и скромность. Наделяя свою героиню такими душевными качествами, поэт показывает новое положение Татьяны, ее роль хозяйки Дома, жены. И здесь она оказывается на высоте. Ее верность и преданность семейному очагу, своему долгу жены в полной мере проявляются в прощальном разговоре с Онегиным. Это эталон поведения женщины: «Я вышла замуж. Вы должны, / Я вас прошу меня оставить…».

Она на прощанье говорит о своей тоске по тем местам, где впервые с ним встретилась:

… Сейчас отдать я рада

Всю эту ветошь маскарада,

Весь этот блеск, и шум, и чад

За полку книг, за дикий сад,

За наше бедное жилище… [29, С. 188].

Снова возникает противопоставление маскарадного блеска городского дома и единения с природой, пусть бедной, но такой естественной жизни.

Здесь, в городских домах, люди разобщены, каждый занят только собой, преобладает «такой бессвязный, пошлый вздор; / Все в них так бледно, равнодушно…». Окружавшее Татьяну светское общество в Петербурге, Москве представляется ей пустым и скучным, не случайно ей «душно здесь». Выросшая в естественных условиях, на лоне деревенской простоты, Татьяна не сразу воспринимает светское общество. А войдя в него, она не изменяет себе, своей естественности, природной чуткости и такту. Свой собственный Дом она строит на открытых, честных отношениях. В какой-то мере она повторяет судьбу матери, ее тоже отдают замуж не за того, кого она полюбила, однако, став женой, хозяйкой, она так же умело управляет Домом, умеет принять гостей, быть приветливой со всеми, поддержать светскую беседу, чем очень удивляет Онегина:

Как изменилася Татьяна!

Как твердо в роль свою вошла!

Как утеснительного сана

Приемы скоро приняла!

Кто б смел искать девчонки нежной

В сей величавой, в сей небрежной

Законодательнице зал? [29, С. 177–178]

Татьяна тоже прошла долгий путь, в котором были безответная любовь, мучительные раздумья над своей судьбой, неприятие того общества, в котором она оказалась и, наконец, умение смириться с тем, что ей уготовила судьба, и принять все, оставшись при этом самой собой. В чем истоки такого поведения, такой покорности и восприятия всего окружающего? Возможно, в той атмосфере родительского дома, в том, что все ее поступки и чувства были основаны на природе и естественности. Именно это помогает ей состояться и стать не только «величавой законодательницей зал», но и хозяйкой Дома, женой, верной и глубоко нравственной. Положительную роль сыграли здесь и христианские нормы поведения, сформированные на протяжении веков.

Так Пушкин уже формирует представление о Хозяйке Дома, которая демонстрирует верность, надежность, высокие душевные качества. Еще в ранней его поэме «Руслан и Людмила» героиня не прельщается богатством, а остается верна своему мужу. Это качество русской женщины отмечал и Ф.М. Достоевский: «Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоза. Она высказывает правду поэмы» [165, С. 53]. Татьяна действует здесь в соответствии с понятиями традиционного русского Дома, именно такой и должна быть женщина. Справедливости ради необходимо представить и противоположную точку зрения В. Набокова на поведение Татьяны в этой ситуации: «…я нахожу нужным заявить, что ее ответ Онегину отнюдь не содержит тех примет торжественного последнего слова, которые в нем стараются обнаружить толкователи» [148, С. 776]. Исследователь считает, что «…француженки, англичанки и немки не менее чистосердечны и высокоморальны…» [148, С. 775]. Позволим себе оговорить наблюдение и реплику В. Набокова. Соглашаясь в целом с мыслью о высокоморальном поведении женщин других стран, считаем необходимым заметить, что сами критерии и формы морали определяются ментальным началом и потому могут быть разными. Именно мораль русской женщины заметил в Татьяне Ф. Достоевский, выделяя такие ее качества, как верность долгу, терпеливость, покорность, что не всегда совпадало с моралью европейских культур, а весь предыдущий ход размышлений Пушкина все-таки подчеркивает именно русскую традицию поведения женщины и ее отличительные черты.