История

Исходя из указанного выше различия трех основных типов горного законодательства вообще, мы видим, что уже в глубо­чайшей древности, в Египте и Греции, главнейшие ископаемые рассматривались как собственность государства. «Так в Египте», говорит г. Штоф1, «где были значительные разработки зо­лота, серебра и меди, на эфиопско-арабской границе, рудни­ки составляли собственность царей». Собственностью государ­ства считались рудники и в Кареагенской республике и точно так же знаменитые Лаврионские (серебряные) и Паганейские (золотые) рудники в древней Греции отдавались на разработку государственной властью, независимо от воли владельцев тех земель, под которыми они находилисть2.

Иначе было в древнем Риме, по крайней мере в период вла­дычества римлян в Италии. Здесь продукты недр рассматрива­лись законом как плоды земли и принадлежали землевладель­цам. Но и тут, в отношении, например, вне итальянских владений, мы имеем указания, что распоряжение недрами земли принимало на себя государство.

Из дошедших до нас отрывков горного положения для римских провинций, относящегося, как указывает г. Штоф2, к концу 1 в. по Р. X., видно, что государство чрез особое должностное лицо (procurator metallorum) отдавало там участки для горной разработки частным лицам за известную плату, причем дозволения на поиски и разработки новых месторождений выдавались каждому желающему. Относительно позднейшего же римского права следует прийти к несомненному заключению, что землевладельцы вовсе не считались, по крайней мере, безусловными собственниками недр земли.

Несомненно также, что принадлежность главнейших ископаемых не землевладельцу, но правительственной власти - царю (гех), который мог отдавать это право кому угодно, является общим правилом и в период Средних веков.

Указанное право, являясь, может быть, и не вполне формулированным в начале Средних веков, впоследствии приобретает вполне уже определенное название «горной регалии» и находит совершенно законченное выражение в общих Распоряжениях верховной власти, куда может быть отнесено, Например, законоположение о горной регалии (на серебряные рудники и соляные источники) Императора Фридриха от 1058г.; английского Короля Иоанна от 1201 г. — относительно оловянных рудников; Генриха Ш от 1262 г. — относительно рудников медных; эдикт, изданный во Франции Филиппом в 1321 г.; изданный в Швеции эдикт Карла VIII от 1480 г. И многие другие.

Судьба «горной регалии» была, однако, далеко не везде одинакова. Так, в то время, когда в Германии регальное право перешло от Императора к королям и другим территориальным владельцам1, а во Франции оно сохранилось вплоть до XVIII сто­летия — в Англии понятие горной регалии пало вместе с други­ми прерогативами королей. Уже в хартиях Эдуарда I (от 1305 г.) регалия на оловянные руда сохраняется только в графствах Корнваллис и Девон, а при английских королях Якове I и Кар­ле I мы встречаемся с непосредственными указаниями на то, что разработка олова без согласия землевладельцев допускалась в этих местностях лишь в землях «общинных» и притом лишь тогда, когда разработка эта была производима до перехода зе­мель в частное владение. Точно также и еще скорее подверглась весьма существенным ограничениям горная регалия в Англии, относительно прочих ископаемых. Сохранялось в силе лишь понятие регальной разработки золота и серебра.

Но в общем необходимо признать, что кроме Англии, где право распоряжения недрами земли сравнительно очень ско­ро было признано исключительно за землевладельцами, почти во всей Западной Европе с древнейших времен существовала горная регалия, принадлежность же отдельных видов ископа­емых землевладельцам считалась исключением.

Установив, таким образом, факт существования горной рега­лии в период Средних веков, необходимо, однако, здесь же ого­вориться, что самое пользование горной регалией со стороны ее обладателей было в различных государствах далеко не оди­наково. Бывали случаи, когда короли обращали добычу всего ископаемого в свою собственность, монополию, т.е. оставляли за собой исключительное право добычи горных богатств хозяй­ственным образом или чрез посредство частных предприни­мателей относительно тех или других ископаемых в отдельно­сти и притом или во всем государстве, или только в известных местностях, что особенно часто практиковалось относительно добывания соли и железа — или отдавали право разработки во всех своих владениях или части их отдельным лицам и ком­паниям. Так было, например, во Франции в 1548 г. при Генри­хе II, который выдал исключительную привилегию на поиски и добычу ископаемых на всяких землях, сроком на много лет некоему Робервалю, причем впоследствии, когда была раз­решена деятельность и других горнопромышленников, то по­следним было запрещено приближаться своими разработками к рудникам Роберваля на 2 мили. Но наиболее общим способом пользова­ния горной регалией, по крайней мере в Германии, является тот случай, когда, как указывает г. Штоф1, король, имеющий исключительное право на богатства, заключенные в недрах земли его королевства, объявлял так называемую горную свобо­ду (Bergbaufreiheit), т. е. дозволял каждому искать месторожде­ния ископаемых на всяких землях и в случае открытия таковых предоставлял открывшему право получать известную площадь для разработки на неопределенное время, но под условием, во-первых, уплаты известной, определенной в пользу прави­тельства подати (Urbure, Frohngeld); во-вторых, постоянного ведения разработки, раз начатой и, в-третьих уплаты извест­ного вознаграждения в пользу того землевладельца, в имении которого производится разработка, что, впрочем, иногда заме­нялось правом для землевладельца участвовать также в разра­ботке (так называемое Mitbaurecht) или уплатой ему горнопро­мышленником известной части королевской подати или, на­конец, прямо предоставлением известного участия в прибылях от разработки, что выражалось словами «Grundkux», «Freikux», «Erbkux».

«Такой порядок», говорит Штоф2, «получивший в Германии характерное название горной свободы (Bergbaufreiheit или про­сто Bergfreiheit) и справедливо составляющий предмет гордо­сти для германцев, появился весьма рано в горном законода­тельстве Германии и вероятно еще ранее, в виде права обыч­ного на практике^; в XVIII в. он существовал по всей Германии и, затем, с некоторыми видоизменениями, послужил основою действующего горного законодательства не только этой страны, но и многих других европейских и даже некоторых американских государств». «Здесь же», продолжает г. Штоф, «мы видим один из наиболее интересных примеров исторической мета­морфозы. Что горная свобода вытекла непосредственно из гор­ной регалии — в этом едва ли может быть сомнение, как дока­зывают новейшие исследования». «Они», говорит тот же автор, «показали, что горная свобода и право первого открывателя ме­сторождения ископаемого на его разработку появляются только там, где была горная регалия и не относятся (по крайней мере, до позднейшего времени, когда горные законы были подвер­гнуты пересмотру с сознательно-государственной целью) к ис­копаемым, которые не подлежали регалии (таков был, в боль­шей части Германии каменный уголь) и что, напротив, регалия существовала в некоторых местностях по отношению к извест­ным месторождениям и без горной свободы, тогда как обрат- наго случая не было нигде до новейшего времени. Подобным образом, едва ли может подлежать сомнению и то, что объявление горного промысла свободным совершилось владельцами регалии просто в видах достижения больших выгод для своей казны: промысел этот сопряжен с риском слишком большим для того, чтобы владельцы регалии могли вообще желать ве­сти его своими средствами; для получения выгод от него, им оставалось только передать разработку частным лицам и брать с них за это подати, — а опыт вскоре показал, что разработка ископаемых наиболее развивается там, где право первого от­крывателя является для частных предпринимателей могучим стимулом к риску».

Коренной переработке горные законы Западной Европы под­верглись впервые лишь в конце XVIII в. и именно во Франции^

Уже к XV столетию мы видим во Франции массу эдиктов, предписаний, деклараций, различного рода решений Советов, которые, несмотря на их многочисленность, являются крайне, однако, недостаточными.

«Во Франции», говорит Грамматчиков1, «прерогатива коро­ля раздавать права на разработку минеральных богатств была употреблена во зло: рудники сделались предметом несконча­емых интриг; разработка их производилась дурно, многие руд­ники оставались тунележащими; промышленность и торговля громко жаловались и требовали радикальнаго изменения суще- ствовавшаго законодательства».

Отсутствие общих принципов горного права во Франции и в особенности ряд ничем не оправдываемых монополий привели к проекту нового горного закона 20 марта 1791 г. И вот интересно, как докладчик этого проекта, знаменитый Реньо д’Эперси, останавливаясь, прежде всего, на принципиаль­ном вопросе о том, должно ли вообще рудники рассматривать как собственность частную или как собственность обществен­ную, приходит к заключению, что ископаемые вообще не мо­гут являться продуктом промышленности, они не могут также считаться плодами почвы, получаемыми трудами человека, они суть дары природы, и потому все люди имеют на них оди­наковые права. Они могут принадлежать только всем, и толь­ко одна нация имеет право распоряжаться ими и регулировать их употребление.

Докладчик проекта горного закона 1791 г. указывает как бы в подтверждение своих выводов на историю древнейшей Фран­ции. Разработка рудников издревле зависела от государства, а вовсе не от землевладельцев. Если при возникновении граж­данского общества, говорит Реньо д’Эперси1, собственность могла произойти лишь вследствие разделения труда, то ясно, что только поверхность земли, обработка которой доставляла пищу людям и их стадам, могла быть ее предметом. Собствен­ность не могла простираться до ископаемых, скрытых в недрах земли и остававшихся в неизвестности еще долгое время после основания гражданского общества.

Сообразно сказанному и проект нового закона, внесенный в так называемое национальное собрание, начинался слова­ми: «les mines et les minieres sont a la disposition de la nation», т. e. что рудники и копи состоят в распоряжении нации. Но вот явился контрпроект, внесенный г. Эрто Ламервилем, и во гла­ве этого проекта стоит другое начало, совсем противоположное, а именно признание того, что «les mines et les minieres font partie de la propriete fonciere et individuelle des citoyens», т. e. что руд­ники и копи составляют часть индивидуальной поземельной собственности граждан. «Пусть нация», говорит Э. Ламервиль1, «возьмет у меня за вознаграждение всю мою собственность, если ей это нужно, но пусть она не делается совладельцем моим в одном и том же пространстве, избрав себе недра и оставив мне поверхность.

Экзальтированный идеи Ликурга и мечты Платона должны быть далеки от нас. Уничтожение частной собственности и за­мена ее общим владением никогда не может соответствовать общему благу; только свет, вода и воздух могут быть в таком владении... Действительно, всякая национальная собствен­ность ограничивает личную свободу, вредит общим интересам и составляет источник раздоров. Недостаток ее всегда будет тот, что как в судебные приговоры, так и в декреты законодательной власти будет замешан, в силу природы вещей — личный инте­рес... Ни один судья, ни один представитель народа не мог бы при этом остаться вполне беспристрастным. — Кто будет счи­таться собственником ископаемых при добыче их от имени на­ции? Видите ли, вы все угнетения, всю вражду, которые были бы порождены этим? Видите ли вы те преступления против зем­леделия или даже против личности землевладельца, которые стал бы себе позволять горнопромышленник или его подчинен­ные? ... Основавшись на чужой земле, он будет обращаться с ней как со своей собственностью; прекращая разработку, он оста­вит землю в печальном состоянии опустошения, часто ничего не уплативши вперед землевладельцу или его арендатору.

Многие жители департамента Шеры и других местностей удостоверяют в заявлениях своих Комитету, что горные работы ежедневно производят нарушения свободы, спокойствия и соб­ственности... На сколько же более страдала бы частная собствен­ность в том случае, если бы ваш декрет дал горнопромышлен­нику право считать, что он пользуется благом общественным и, следовательно, отчасти принадлежащим ему самому? На­прасно законодательная власть издавала бы подробные поста­новления и точные правила о вознаграждении собственника; последний всегда оставался бы жертвой национальной соб­ственности... это была бы борьба железа с глиной. Известные проступки не могут быть доказываемы, по своей незначитель­ности и скрытности, а частое повторение делает их невыноси­мыми; прибегать же в деревне каждую минуту к полицейской власти — очень трудно».

Горячая речь Эрто Ламервиля в защиту контрпроекта нашла много сторонников, и вот возникает разноречие, устранить ко­торое берется знаменитый Мирабо1. Он действительно соверша­ет это со свойственным ему талантом, становясь на почву при­мирения двух крайностей и отстаивая, так сказать, принцип горной свободы, а рудники и копи как «собственность нации».

Мирабо предлагает признать за землевладельцами исклю­чительное право разработки ископаемых открытыми работа­ми до юо футов глубины и распространение горной свободы на подземные богатства, скрытые глубже.

И крайне интересны в этом отношении соображения, выска­занные Мирабо: «Нельзя отрицать», говорить он, «что место­рождение ископаемого должно быть разрабатываемо по всему своему протяжению, но объявление его частной собственно­стью не содействовало бы этому. Я опускаю шахту в своем вла­дении; едва я получил луч надежды на открытие, как я нахо­жусь уже под поверхностью земли соседа и если он не дозволит мне опустить вторую шахту, я должен отказаться от работы... Но не говоря уже об этой первой трудности, можно ли ожидать, чтобы землевладелец сам рискнул значительными издержка­ми, необходимыми для горного предприятия?.. Большая часть землевладельцев не имеет достаточно средств для обработки земли, откуда же им взять средства, чтобы вложить в такое опасное предприятие? Может быть скажут, что землевладель­цы составят компанию. Но часто пришлось бы для обработки рудника на две мили окружностью соединить две тысячи соб­ственников... Как может такое большое число участников дей­ствовать согласно? Состояние их было бы почти всегда недоста­точно для дела, ибо бывают рудники, разработка которых стоит в ю раз дороже ценности земли их покрывающей, а при этом не должно забывать, что встречается больше таких горных пред­приятий, которых предприниматели разорились, чем таких, которые вернули сделанные на них затраты. Если мне возраз­ят, что горномышленные компании могут купить все те зем­ли, в которых хотят производить разработку, и таким образом сделаться землевладельцами, то я спрошу — было ли бы такое соединение многих земельных участков удобоисполнимо и, по основам нашей новой конституции, полезно? Притом, мож­но ли надеяться, чтобы компания, которой приходится делать такие большие затраты, прежде чем найти то, чего может быть вовсе и не существует, — ко всем препятствиям, с которыми ей надо бороться, присоединила бы еще покупку земли?.. Или же мне возразят, что в таком случае вместо значительных горных предприятий возникнет множество мелких разработок? Но уже замечено, что минеральное месторождение не может быть раз­дробляемо подобно полю. При крупных предприятиях, издерж­ки производства меньше и добываемый материал может быть продаваем дешевле. Затратив большие суммы, можно просле­дить месторождение до его пределов; вследствие этого увели­чивается количество добычи и уменьшается цена. Две тысячи землевладельцев устроят две тысячи шахт для такой разработ­ки, для которой одной компании было бы достаточно устроить их четыре. Первые будут употреблять при работах ручные спо­собы, последняя же заменит человеческую силу машинами...»

И действительно, взгляды, высказанные Мирабо в общем легли в основу французского горного закона 28 июля 1791 г.1

Затем следуют все новые и новые проекты горных законов, но на утверждение законодательного корпуса является лишь восьмой проект, именно представленный в 1810 г. и созданный под непосредственным руководством Наполеона.

Закон 1810 г. весьма резко отличается от закона 1791 г. | Ни о праве землевладельцев на все ископаемые до глубины юо футов, ни о каком-либо преимущественном праве их на кон­цессию в законе 1810 г. нет и речи.

Хотя первоначальной мыслью Наполеона и было призна­ние, что минеральные богатства не подлежат никакому регальному праву, тем не менее впоследствии сам же Наполеон, согласно мнению большинства, высказал мнение, что мине­ральные богатства должны именно представлять из себя особый новый вид собственности и что право разработки их составляет совершенно особый источник богатства. Минеральные богат­ства должны считаться собственностью лиц, получивших кон­цессию, на условиях, определяемых самим актом концессии, и условия эти согласуются с 552-й статьей Гражданского кодекса

Франции. —

Из указанного же положения вытекают основные принципы закона 1810 г., согласно которому наряду с признанием, что руд­ники (т. е. вообще минеральные богатства) составляют предмет собственности совершенно особенной, создаваемой актом кон­цессии, не упускаются из виду и права владельцев поверхности. Владелец поверхности признается подлежащим вознагражде­нию за разработку ископаемых, находящихся под его землей, но самые минеральные богатства, т. е. рудники (mines), рудо- копни (minieres) и каменоломни (cairieres)1, в силу акта полу­чаемой от правительства концессии, образуют собственность, отдельную от права собственности на поверхность и подлежа­щую передаче и отчуждению, как и всякая другая собственность (в согласии со ст. 552 кодекса Гражданских законов).

Развивающий указанные идеи Французский горный закон 1810 г. перешел в Бельгию и Голландию, а наиболее существен­ные (но небольшие) его изменения были сделаны в 1880 г.2, са­мый же позднейший проект нового горного закона для Фран­ции, проект, по типу своему приближающийся к новейшим Германским горным законам, был внесен в 1894 г., от имени покойного президента Французской республики Карно, Мини­стром публичных работ. Действующим и в настоящее время, как во Франции, так и в Бельгии, является в сущности закон 1810 г.

В Германии горное право разрабатывалось главным обра­зом наукой и особенно усердно в 30-х и 40-х гг. XIX столетия, причем главной задачей теоретиков (Bergrechtslehrer) была без­условная защита принципа горной свободы (Bergbaufreiheit). Большинство соображений, как теоретических, так и прак­тических, приводилось для доказательства того же самого положения, что ископаемые отнюдь не должны составлять принадлежность права собственности на поверхность зем­ли. Стремясь осязательно установить логическую связь между горной регалией и горной свободой, германские ученые ста­рались всеми силами повлиять на законодателя в том смысле, что главное в горном праве есть горная свобода, а вовсе не ре­галия, и что эту-то свободу и следует сохранять и укреплять.

Такое именно положение послужило основой всего пересмо­тра горных законов в Германии. Начался такой пересмотр в Пруссии. Общий горный Устав в Пруссии был введен в 1865 г. Изданию нового закона предшествовали десять проектов.

Первые законодательные акты по горной части, изданные в Пруссии, относятся к 1691 г. «До Фридриха Великого», говорит Грамматчиков, «творца Прусской Монархии, и не могло быть ничего подобного общему законодательству». Фридрих Вели­кий впервые занялся кодификацией горного законодательства, а с 1780 г. мы встречаемся уже с деятельностью специальной ко­дификационной комиссии по горному праву, причем главным принципом законодательства того времени являлся так назы­ваемый Direction Prinrip, т. е. полнейшее подчинение частной горной промышленности вмешательству и опеке горных чи­новников.

Вмешательство и опека, по указанию Грамматчикова3, до­ходили до таких размеров, что, в наше время, при подобных условиях, трудно себе представить возможность не только раз­вития, но даже существования горной промышленности. Стремление освободиться от такой зависимости вызвало целый ряд законодательных актов, и акты эти, издававшиеся до конца 1863 г., подготовили общую реформу, завершившуюся издани­ем закона 1865 г. Прусский горный закон 1865 г., являющийся в сущности действующим и по настоящее время, признавая горную свободу, вовсе не содержит в себе упоминания о горной регалии, а говорит лишь об изъятии известных ископаемых из права неограниченного распоряжения землевладельцев, на­ряду с признанием понятия о горной свободе.

Прусский горный закон 1865 г., после войны 1866 г., был рас­пространен и на присоединенные провинции: Ганновер, Кургессен, Нассау, Гессен-Гамбург, Франкфурт, Гессен и Обергессен, а затем он был принят, с небольшими видоизменениями, и в других государствах нынешней Германской Империи1. —

Весьма схожим по своим принципам с горным законо­дательством Пруссии является горное законодательство Австрии.

Пересмотр Австрийских горных законов привел к изданию действующего, с несущественными изменениями, и по на­стоящее время Общего Горного Устава 22 мая 1854 г. До издания последнего почти каждая область или коронная земля Австрии имела свой особый горный закон. Законы эти не были между собой согласованы и совершенно не соответствовали современ­ным требованиям горнозаводской промышленности.

Объединение ввел закон 1854 г. Согласно ему все минераль­ные вещества, содержащие металлы, серу, квасцы, купорос, поваренную соль и составляющие предмет промышленной об­работки, графит, асфальт и все роды бурого и каменного угля, представляют предметы горной регалии, и, таким образом, почти все минеральные богатства недр являются исключен­ными из собственности владельцев поверхности и предостав­ленными в полное распоряжение Верховной власти. Разведки и разработка подчиняются принципу концессионному, и пра­ва землевладельцев в отношении недр сводятся лишь к получе­нию определенного за таковые недра вознаграждения. Так завершилась реформа горного законодательства у нем­цев, завершилась, как метко замечает г. Штоф1, торжеством ученых и всего горного дела путем признания горной свободы, с устранением (или по крайней мере с одним лишь формаль­ным признанием) горной регалии, «как понятия не нужного для обоснования тех прав государства, которыми оно должно в общественных интересах пользоваться в отношении горного дела, а также с устранением и различных вредных для этого дела стеснений со стороны государства, имевших место прежде»2.

В отношении истории развития горного законодательства в Англии необходимо иметь в виду прежде всего, что изучение английского права вообще весьма затруднительно. „

Строгой, единообразной системы в английском горном пра­ве, как и вообще английском законодательстве, мы не находим вовсе. Горное законодательство Великобритании составляет как бы ряд отдельных законов, создавшихся в силу крайней не­обходимости и образовавшихся путем историческим, наряду с лежащим в основе римским правом. В английском горном за­конодательстве имеет еще чрезвычайно большое значение обы­чай (custom, prescription) и за последним признается, в весьма многих случаях, сила закона, результатом же является полное отсутствие систематичности.

В сущности, в Англии признается действующим принцип безусловного права землевладельца на недра. Такое право зем­левладельца сложилось исторически и вытекло из постепен­ных ограничений признававшейся в свое время в Англии, как и в других странах, горной регалии. Ограничения, однако, принципа права землевладельца и на недра принадлежащей ему земли весьма существенны. Так, например, в силу исключения, все месторождения золота и серебра в Англии и Ирландии считаются принадлежностью Короны. Точно так же за правительством признается право на преимущественную покупку (по определенной таксе) руд медных, свинцовых, железных и оловянных, если только эти руды содержат в себе хотя бы какое-нибудь количество золота или серебра.

Далее следуют, также исторически сложившиеся, ограни­чения чисто территориальные. Сюда относится находящий отклик и в английском праве принцип горной свободы, т.е. возможность свободной (на условиях, указываемых прави­тельством) разработки для каждого желающего свинцовых руд в графстве Дерби, оловянных руд в Корнвалле и Девоне и желез­ных руд и каменного угля в лесу Дин. Затем остается и доныне непоколебимым исторически сложившееся исключительное право Короны на ископаемые в недрах моря и в морском бере­гу, между линиями самого высокого прилива и самого низкого отлива (кроме берегов графства Корнвалля, которые принадле­жат герцогу Корнваллийскому).

Право собственности землевладельца и на недра принадле­жащей ему земли, как основной принцип английского горного права, обусловливающий приобретение права собственности на недра земли покупкой ее поверхности, претерпевает, одна­ко, также весьма важное исключение относительно железнодо­рожных обществ. Последние, приобретая землю, не получают права собственности на недра. Они остаются в распоряжении землевладельца, и только лишь те части, которые должны быть сняты, выкопаны или употреблены при постройке дороги, со­ставляют исключение. Таковы положения юридические. Практически, однако, в большинстве случаев разработка рудников, как на казенных землях, так и на землях частных владельцев, осуществляется в Англии путем отдачи разработки этой в арендное содержание. '—

Условия аренды самые разнообразные. Все предоставляет­ся определению сторон. Срок аренды обычно устанавливается не более 99 лет, а имеющиеся в законе условия аренды горных разработок применяются лишь в тех случаях, когда в договорах аренды являются неразрешенными основные вопросы. ^ ^

Сюда относятся примерные постановления касательно раз­мера поверхности, занимаемой для горных работ, относитель­но права проезда через поверхность землевладельца, не отдан­ную под горную разработку, права пользования подземными водами, по вопросам о возмещении убытков землевладельца, вызванных работами арендатора, и проч.

Относительно же правильности эксплуатации рудников в экономическом отношении никакого правительственного надзора в Англии не существует.

Горное законодательство с принципом права землевладель­ца и на недра принадлежащей ему земли было, очевидно, за­имствовано из Англии и в Америке. Наряду с этим в большин­стве Северо-Американских Штатов действует, однако, и «горная свобода», которая находит применение главным образом от­носительно государственных земель, которых особенно много в Северной Америке и которые передаются там частным лицам участками на основании особых правил. Вообще же история развития горного законодательства в Америке чрезвычайно своеобразна и интересна.

Мы видим, что и здесь государственные земли, известные по богатству содержащихся в них ископаемых, издавна переда­вались для разработки частным лицам. Никаких препятствий к свободной разработке ископаемых на этих землях централь­ное правительство не ставило. Между тем, в некоторых мест­ностях, как, например, в знаменитой Калифорнии стечение горнопромышленников было до такой степени громадное, что спорам и столкновениям не было конца. И вот тогда было применено то крайне оригинальное, чисто американское сред­ство, которое в Европе показалось бы, пожалуй, как справед­ливо замечает г. Штоф1, немыслимым. Совершенно помимо государственной власти горнопромышленники определенной местности сами, по взаимному между собой соглашению, уста­навливали известные правила относительно порядка занятия земель под горную разработку и условий, при соблюдении кото­рых раз приобретенное право на участок за ними сохранялось. Как исполнение, так и видоизменение таких правил зависело лично от самих горнопромышленников. Первоначальное по­явление таких правил или «регулятивов» относится к началу XIX столетия. Но существование их продолжается во многих округах и поныне. Впервые же вмешательство государствен­ной власти в дело горного промысла имело место в Америке в 1866 г., когда был издан первый Обще-Американский горный закон, положивший начало действительному упорядочению горного промысла, так как уже слишком очевидна была царив­шая ранее и главным образом, за отсутствием всякого надзора правительственной власти крайняя недостаточность обеспече­ния действительной разработки месторождений, сводившаяся к захвату последних спекулянтами без действительно рацио­нальной их разработки.