Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Khengeyokay_-_Perevertyshi_Vostoka.doc
Скачиваний:
23
Добавлен:
27.03.2015
Размер:
1.78 Mб
Скачать

Народ Заката

Гайдзин-Гару думают, что они знают, как захватить каэрны и вышвырнуть оттуда всех хенгейокай. Где-то это срабатывает; где-то нет. Когда Родня хенгейокай – Чистые Племена, Бан`Ип и всякие африканцы, которых я не знаю – были убиты человеческими зазнайками, Народ Заката сделал за них почти все. Гордость перевертышей всегда заставляет других детей Гайи страдать.

Пришедшие с западными людьми кровопийцы пытаются вторгнуться во владения Куэй-дзин. Хочешь посмеяться? Посмотри, как Куэй-дзин унижают Кин-дзин. Это очень забавно, к тому же, Куэй-дзин прекрасно это умеют!

Наши призраки когда-то были прекрасными соседями – но они так страдают в последние тысячелетия. Для них в Западе нет ничего хорошего, честное слово. Ладно, это не столько из-за Запада, сколько из-за Пятой Эпохи. Дворы Зверя берут на себя ответственность практически за все, что делает Запад; это правильно, но не всегда.

Послушай – я видел лучшие дни, а ты никогда их не увидишь!

Ткачиха

Хуже всего на Западе то, что Ткачиха здесь проросла больше всего. Когда я бы лисенком, стекло было очень редким, и немногие даже знали о нем. Теперь же обезьяны строят целые горы из стекла, и пауки в Зеркальных Землях правят здесь всем. Пауки! Они совершенно бесполезны – не только для меня, для всех Кицунэ! Они просто прядут сети и прокладывают туннели там, где размножаются многоножки. В эти дни между многоножками и пауками практически нет различий. Папа-Многоножка и Мама-Паучиха ничем не отличаются. Но босиком ходить легче по чистой земле, чем по зловонной липкой дороге, обложенной паутиной.

Не знаю, почему Ткачиха так жалеет Йоми. Но она это делает. Сходи как-нибудь в Чибу или Гонконг. Даже там, где все вроде бы хорошо, в зеркальных землях дела обстоят очень плохо.

Эпоха Скорби

Гм-м. Шестая Эпоха грядет. Сходить в Бангкок или Пекин, или куда-нибудь еще, можно подумать, что она уже настала. Грядет великая война – может быть, Куэй-дзин попробуют погасить солнце, или Йоми перемахнут Стену и выльются на улицы, все возможно. Империя рухнет. Обезьяны умрут от болезней, пуль, яда и самого мира, и всему придет конец. Может быть, некоторые виды хенгейокай погибнут навсегда, как Окума. Наверняка Хан будут первыми, да и падение Нагов не за горами. Кто знает, что еще случится? Может быть, эта жертва проложит дорогу новым видам, как когда-то нам – может быть, они просто сгинут, как отходы. Кто знает.

Некоторые Барды говорят, что все эпохи спокойно пройдут, но проблема в том, что если Йоми остановят колесу, то тьма наступит навсегда. Никаких новых видов. Никаких небесных даров. Может быть, сами Небеса погибнут.

Да, все довольно паршиво. Грядет что-то ужасное, и оно может быть необратимым. Мне жаль тебя, но не отчаивайся заранее! Ты – Кицунэ, лучшее создание Изумрудной Матери! Если кто-то и будет готов к Шестой Эпохе, так это ты – если выучишься!

Седьмая глава

Изысканный Танец

Похоже, лиса обманула его.

– Кондзяку Моногатари (перевод на английский сделан Ройал Тайлером)

Дядя Ху тихонько проскользнул в пещеру. Вскоре Мэй услышала тихие слова. Дядя вновь показался и позвал ее, отойдя в сторону. Лисенок замялся, потрясенный торжественным и изможденным видом своего проводника. Наконец она робко пошла вперед с гордо поднятой головой, и направилась вдоль темной, изогнутой, подземной галереи.

В конце туннеля сидел одинокий Лис, отрешенно глядевший на огонь, его шерсть была грязной, а сидел он в каком-то забросанном костьми логове. Он был одет в парчовые одежды, но и те были истрепаны и запылены. У него было четыре хвоста, но они подергивались на песке и растрепались за ним, а его мех был спутан и испачкан.

Когда его дочь вышла на тусклый свет, он взглянул на нее и вздрогнул. Она услышала его расстроенный шепот:

Su vui ve...

Я Мэй-Фэй Тсьюань. Я – Кицунэ. Я все еще Ногицунэ, и я не принадлежу к какому-либо двору или сэнтаю, – ответила она так, как старый роко научил ее.

Еще раз взглянув на безучастно тлеющие угольки, ее отец внезапно повелел ей:

Сядь.

И начал говорить.