Некоторые паттерны привязанности, наблюдаемые у ребенка к концу первого года жизни

Цель данного раздела — кратко рассмотреть некоторые виды пат­терна привязанности, обычно наблюдаемые к моменту первого дня рождения ребенка. Анализируются только паттерны, встречающие­ся у домашних детей, воспитывающихся матерью (или кем-то, кто постоянно ее замещает); паттерны, включая девиантные, которые имеют место у детей, разлученных с матерью или лишенных мате­ринской заботы, представляют собой большую и особую проблему, требующую самостоятельного анализа.

Хотя данные, опубликованные Эйнсворт, пока носят предвари­тельный характер, они собраны более систематически, чем данные, содержащиеся в других источниках. Поэтому для примеров мы будем обращаться к ее работе.

В настоящее время Эйнсворт проводит краткосрочное лонгитюдное исследование поведения привязанности в течение пер­вых двенадцати месяцев жизни у детей из белых американских семей, принадлежащих к среднему классу. Наблюдения за ма­терью и младенцем ведутся в домашней обстановке по четыре часа в день через каждые три недели. Собираются данные о по­ведении каждого участвующего в исследовании ребенка во мно­гих типичных домашних ситуациях (как в присутствии, так и в отсутствие матери), а также данные о реакциях матери на пове­дение малыша. В то же время проводится сбор данных о поведе­нии ребенка, когда он остается с другими членами семьи и с не­знакомыми людьми. Кроме того, был создан целый ряд коротких экспериментальных ситуаций, в которых велись наблюдения за каждой парой. Эти исследования проводились накануне первого дня рождения ребенка. Наблюдения начинались с эпизода, когда мать и ребенок приходят в новую для них комнату, наполненную игрушками, а затем разыгрывались разные ситуации, каждая из которых длилась около трех минут. Сначала к паре присоединя­лась незнакомая женщина; затем мать уходила, оставляя ребенка с незнакомкой, потом мать возвращалась; после этого мать остав­ляла младенца в комнате одного; ситуация несколько разряжа­лась, когда через некоторое время возвращалась незнакомая жен­щина; и, наконец, в комнату снова входила мать. Недавно Эйнсворт и Уиттиг (Ainsworth, Wittig, 1969) опубликовали статью с результатами наблюдения за поведением в экспериментальной ситуации четырнадцати пар (общая выборка этого исследования составит тридцать шесть пар).

Хотя в каждом эпизоде этого эксперимента можно было наблю­дать значительное разнообразие паттернов поведения четырнадца­ти младенцев, сходство большинства из них часто поражало так же, как и различия. Например, в течение первых трех минут (когда ре­бенок находился в комнате наедине с матерью) все дети, кроме двоих, проводили это время, деловито изучая новую обстановку, но в то же время не выпуская из поля зрения свою мать, никакого плача практически не было. Хотя при появлении незнакомого чело­века исследовательская активность почти у всех детей несколько снижалась, тем не менее никто не плакал. Однако после того как мать уходила, оставив ребенка наедине с незнакомой женщиной, поведение более чем у половины детей резко менялось, а различия в их реакциях становились намного заметнее.

На основе особенностей поведения детей после ухода матери четырнадцать участников эксперимента можно было разделить на две группы. В первой группе, состоявшей из шести детей, уход ма­тери, казалось, не производил большого впечатления: они продол­жали исследовать обстановку и плакали мало или вообще не плака­ли. Однако все они проявляли понимание того, что мать ушла — приближались к двери и даже пытались открыть ее, что свидетель­ствовало об их желании (в большинстве случаев не очень сильном) пойти за ней.

Остальные восемь малышей после ухода матери сильно плакали: несмотря на то, что она старалась удалиться как можно тише; пяте­ро были очень встревожены, огорчены и отказывались от утешений со стороны незнакомой им женщины. Среди этих восьми детей шес­теро так же, как в первой группе, откровенно проявляли желание присоединиться к матери, причем половина из них — слишком сильное. Остальные двое, хотя и были очень обеспокоены, не обна­руживали такого желания и выглядели беспомощными и потеряв­шими надежду. В поведении детей при возвращении матери вновь было общего: все, кроме двоих, сразу же направились навстречу к ней плачущие обычно затихали, особенно если их брали на руки. Пять малышей буквально вцепились в своих матерей.

Второй эпизод начинался только после того, как матери удава­лось успокоить своего ребенка. На этот раз мать вновь уходила, ос­тавляя ребенка одного. Так же, как в первом случае, после ухода матери многие дети реагировали на это бурно: они плакали или пы­тались следовать за ней, иногда барабанили в дверь и/или пыта­лись ее открыть. Но такую реакцию проявляла уже большая часть детей, причем значительно интенсивнее, чем раньше. (Неизвестно, была ли эта реакция такой, потому что рядом с детьми никого не было, или потому что на них повлиял первый уход матери, или то и другое вместе.)

Вернувшись после второго ухода, все матери, кроме одной, брали детей на руки. На этот раз в мать крепко вцепились не менее десяти детей, в то время как после первого ухода таких было лишь пятеро. Как только ребенок оказывался на руках у матери, его плач обычно постепенно затихал.

Анализ поведения каждого ребенка в двух ситуациях, где они разлучались с матерью, показал, что больше половины детей в обоих случаях реагировали одинаково, однако во втором случае более интенсивно, чем в первом. Например, трое детей были мало обеспокоены разлукой в обоих случаях, но все же каждый раз они старались присоединиться к матери. Четверо всякий раз сочетали большую или меньшую тревогу с попытками присоединиться к ма­тери. Один ребенок и в том, и в другом случае был крайне огорчен уходом матери, но не обнаруживал желания вернуть ее.

У остальных шестерых детей различия в поведении были ярче. Двое не плакали в первом случае, но сильно плакали во втором, причем каждый пытался присоединиться к матери. Другие трое, ко­торые в первом случае плакали и также пытались следовать за ма­терью, плакали и во втором случае, однако попыток присоединить­ся к ней не делали. Один малыш был сильно огорчен в обоих случаях, но если в первом случае он не пытался присоединиться к матери, то во втором делал такие попытки.

Обсуждая полученные результаты, Эйнсворт указывает на бес­смысленность стараний выстроить поведение этих детей в простои линейной последовательности по силе привязанности: ясно, что здесь требуется оценка по нескольким параметрам.

Одним из наиболее существенных качеств привязанности ребен­ка Эйнсворт считает степень ее надежности (security). Например, годовалый ребенок, уверено исследующий незнакомую ему обста­новку, использующий при этом свою мать в качестве надежной базы, которого не тревожит и не расстраивает приход чуждого че­ловека, который знает, где находится его мать, когда ее нет рядом, и приветствует ее возвращение, способен иметь, по мнению Эйнсворт, надежную привязанность независимо от того, огорчается ли он из-за временного ухода матери или в течение короткого периода может спокойно переносить ее отсутствие. И напротив, Эйнсворт считает привязанность ребенка ненадежной, если он не исследует незнакомую обстановку даже в присутствии матери, очень пугается незнакомого человека, а также если в отсутствие матери он чувст­вует растерянность и беспомощность, а по ее возвращении не при­ветствует ее²⁴. Важное значение предложенной Эйнсворт характеристики при­вязанности с точки зрения ее надежности-ненадежности подтверж­дается ее данными о том, что дети, которые в экспериментальной ситуации ведут себя противоположным образом, демонстрируют такое же разное поведение и находясь у себя дома. Эйнсворт отме­чает, что ребенок, демонстрирующий надежную привязанность в экспериментальной ситуации, обычно и дома спокоен и активен, когда мать находится поблизости; он плачет, только если недомога­ет, у него что-то болит или когда мать отсутствует. Напротив, ребе­нок с ненадежной привязанностью в экспериментальной обстанов­ке и дома обычно ведет себя пассивно, он нервничает даже в присутствии матери, причем плачет часто и по малейшему поводу.

Оценка привязанности ребенка как надежной или ненадежной имеет большое значение для врача-клинициста. Вполне уместно, по-видимому, обратить внимание на аналогичную характеристику мла­денчества и раннего детства, которую Бенедек (Benedek, 1938) на­зывает «доверительными отношениями», Кляйн (Klein, 1948) — «интроекцией хорошего объекта», а Эриксон (Erikson, 1950) — «базальным доверием». Можно полагать, что эта характеристика оценивает личностный аспект развития, непосредственно связанный с психическим здоровьем.

Другой попыткой подобного рода является шкала оценки «дове­рия к матери», предложенная Ярроу (Yarrow, 1967), основной осо­бенностью которой, заимствованной у Бенедек, является развитие у ребенка определенных ожиданий в отношении матери. (Ярроу еще предстоит описать, как составлена и применяется эта шкала.)

Если будет показана устойчивость оценок и предсказательная валидность шкалы надежной-ненадежной привязанности, по Эйнсворт, и/или шкалы доверия к матери, по Ярроу, в отношении даль­нейшего развития личности, они будут иметь большое значение. В частности, они сделают возможным систематические исследова­ния условий, приводящих к тому, что у детей развиваются столь разные формы (паттерны) поведения привязанности.