Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
сборка хрестоматии.doc
Скачиваний:
22
Добавлен:
09.11.2019
Размер:
2.33 Mб
Скачать

Условия, влияющие на особенности поведения ребенка первого года жизни

Очевидно, что тот конкретный паттерн поведения привязанности, который формируется у любого ребенка, отчасти зависит от осо­бенностей и склонностей, привносимых ребенком и матерью в свое взаимодействие, а отчасти от влияния каждого из них на другого в этом процессе. На практике всегда трудно определить, в какой сте­пени поведение каждого из партнеров является результатом их ис­ходных склонностей, а в какой степени на него повлияло поведение партнера. Поскольку число возможностей практически бесконечно, а систематические исследования их еще только начинаются, можно привести лишь несколько примеров таких исследований.

Предрасположенности младенца и их влияние на поведение матери

В своей недавней работе Мосс (Moss, 1967) показал, что в первые месяцы жизни существуют большие различия в поведении младен­цев во время сна и во время плача, а также в том, как эти реакции влияют на поведение матери. Мальчики отличаются от девочек в этом отношении. Мосс обнаружил, что в младенческом возрасте мальчики обычно спят меньше, а плачут больше, чем девочки. Воз­можно, поэтому, считает Мосс, мальчикам до трехмесячного воз­раста матери уделяют в среднем больше внимания, чем девочкам; мальчики также имеют больше физического контакта с матерями (их чаще держат на руках или качают). Как это влияет на будущее взаимодействие, неизвестно, но было бы удивительно, если бы та­кого влияния не было.

Другая причина особенностей поведения младенцев — нейро­физиологические нарушения в результате неблагоприятного про­текания пренатального и перинатального развития: существуют убедительные данные, показывающие, что у детей с такими нару­шениями проявляется ряд негативных тенденций, которые могут прямо или косвенно влиять на паттерн поведения привязаннос­ти, развивающейся впоследствии. В исследовании, в котором по­ведение двадцати девяти мальчиков с асфиксией при рождении в течение первых пяти лет жизни сравнивалось с поведением кон­трольной группы, Юкко (Ucko, 1965) обнаружил ряд значитель­ных различий. Мальчики, страдавшие асфиксией, с самого начала были более чувствительны к шуму и спали беспокойнее, чем дети из контрольной группы. На них сильнее действовали изменения в окружающей обстановке: например, перемены, связанные с се­мейным отдыхом, переездом или с короткой разлукой с одним из членов семьи. При поступлении в детский сад и в школу значи­тельно больше таких детей испытывали чувство тревоги, страха и цеплялись за мать, чем это имело место среди детей контроль­ной группы. Когда была проанализирована вся информация о первых пяти годах их жизни, оказалось, что малыши, страдавшие от асфиксии, чаще попадали в разряд «очень трудных» или «пре­имущественно (much of the time) трудных», чем дети из кон­трольной группы (тринадцать детей из числа страдавших асфик­сией против двоих из контрольной группы). Более того, степень нарушений у этих детей значимо коррелировала со степенью тя­жести зафиксированной при рождении асфиксии.

Очевидно, имеющиеся у этих малышей особенности не только сами сохранялись, по крайней мере, до некоторой степени, но и ока­зывали влияние на характер реагирования матери. В подтвержде­ние этого Прехтль (Prechtl, 1963) приводит следующие данные. Он описывает два синдрома, часто встречающиеся у младенцев с мини­мальной мозговой дисфункцией: 1) малоподвижный, апатичный ре­бенок, который слабо реагирует и мало плачет; 2) легко возбудимый младенец, который не только реагирует на малейший раздражитель и часто плачет, но и склонен проявлять внезапные и непредсказуе­мые переходы он сонливого состояния, когда его трудно расшеве­лить, к противоположному состоянию, когда он не засыпает и его трудно успокоить. Хотя при обоих синдромах состояние в течение первого года улучшается, ребенок, страдающий одним из них, созда­ет для матери значительно больше проблем по сравнению с ребенком, у которого нормальный уровень возбудимости. Например, апа­тичный малыш инициирует меньше общения, приносит своей мате­ри меньше удовлетворения и поэтому ему меньше уделяется внима­ния, в то время как легко возбудимый и непредсказуемый младенец способен довести свою мать до изнеможения. В результате она может проявлять повышенную тревожность при уходе за ним, или отчаяться в своих стараниях делать все, как следует, в результате чего у нее появится склонность к его отвержению. И в том, и в дру­гом случае паттерн поведения матери может стать существенно иным, а не тем, каким он мог бы быть; в то же время Сандер (Sander, 1969) показал, что если мать обладает спокойным, уравно­вешенным характером, такое изменение, возможно, и не прои­зойдет.

Другие данные относительно различного влияния, которое ока­зывают на поведение матерей младенцы с исходно разными (или, по крайней мере, очень рано появившимися) отклонениями, приве­дены в работе Ярроу (Yarrow, 1963), изучавшего поведение детей, воспитывающихся приемными родителями и попечителями. Он об­наружил следующее: даже когда младенцы одного возраста и пола в первые недели жизни находились в одном и том же доме, где за ними ухаживали люди, заменявшие им родителей, активному ребенку уделялось значительно больше внимания, чем пассивному по той простой причине, что он, требуя к себе внимания, вознаграждал того, кто за ним ухаживал.

В качестве примера резко различного поведения и получаемого опыта общения Ярроу приводит пример с двумя шестимесячными мальчиками, которых практически с самого рождения воспитывала одна приемная мать. С первых дней своей жизни один из мальчи­ков, которого звали Джек, был относительно пассивным, а другой, Джордж, довольно активным. Джек «не проявлял никакой инициа­тивы в общении. Он не стремился к контакту с людьми, у него не было реакций приближения... если не спал, он большую часть вре­мени пребывал в состоянии пассивного спокойствия и сосал паль­цы». Джордж, наоборот, в том же возрасте «был очень настойчив в своих требованиях и постоянно стоял на своем, пока не добивался желаемого... [он] чутко реагировал на стимулы, связанные с обще­нием, и брал на себя инициативу в поисках ответной реакции от других». Неудивительно, что эти мальчики получали совершенно разный в количественном и качественном отношении опыт обще­ния. В то время как Джорджа «и его приемная мать, и приемный отец, и все дети часто брали на руки и играли с ним», Джек «подолгу лежал в своем манеже... в дальнем углу столовой, не участвуя в общей жизни семьи». Одинаковым был только физический уход за этими малышами.

Примеры такого рода заставляют понять, в какой степени сам ребенок играет ту или иную роль в формировании собственной среды. Однако нельзя считать, что все исходно имеющиеся наклон­ности поведения проявляются сразу же после рождения — так, как это описано в этой книге. Напротив, вероятнее всего, некоторые из них заявят о себе спустя месяцы или годы. Но до тех пор пока у нас не будет методов определения таких особенностей, обсуждение их сводится к чистым предположениям.

Особенности поведения матери и их влияние на ребенка

Точно так же, как изначально присущие младенцу особенности могут оказывать влияние на уход и заботу о нем матери, так и ха­рактерные ее особенности могут влиять на то, как реагирует на нее ребенок. Однако вклад матери в эту ситуацию значительно сложнее: он связан не только со свойствами ее характера и способностями, но и с долгой историей межличностных отношений в ее родной семье (а может быть, и в других семьях), а также с длительным про­цессом усвоения ценностей и практического опыта своей культуры. Исследование этих многочисленных взаимодействующих между собой факторов и того, как все они влияют на многообразие наблю­даемого нами материнского поведения, лежит уже за пределами на­стоящей книги.

Неудивительно, что еще до рождения младенца с некоторой долей уверенности можно говорить о том, как мать будет относить­ся к своему будущему ребенку. Например, Моссу (Moss, 1967) в его проекте, на который мы уже ссылались, удалось определить, в какой степени отношение матери к плачу ребенка в первые три ме­сяца его жизни коррелировало с представлениями и чувствами, вы­сказанными ею за два года до рождения ребенка. Это были пред­ставления о семейной жизни и уходе за ребенком вообще, а также о том, какие радости и разочарования ее ожидают, когда у нее по­явится свой малыш. В результате исследования поведения двадцати трех пар матерей с детьми Мосс обнаружил, что женщины, которые два года назад относились к категории «принимавших родитель­скую роль» и сосредоточивались на положительных аспектах мате­ринства, после рождения ребенка более чутко реагировали на плач младенца, чем женщины, рейтинг которых по этой шкале был зна­чительно ниже.

Хотя в исследовании Мосса и не приводится данных на этот счет, но можно предположить, что дети, матери которых более чутко реагируют на их потребности, развиваются по-другому, чем те малыши, у которых матери не столь отзывчивы, и что эти разли­чия в поведении будут в дальнейшем оказывать влияние на поведе­ние самих матерей. Таким образом могут устанавливаться круговые процессы, имеющие далеко идущие последствия.

Подтверждающие это данные представлены учеными, которые в ходе лонгитюдного исследования фиксировали особенности взаи­модействия матерей с их маленькими детьми, начиная подобные записи в некоторых случаях еще до момента появления ребенка на свет. В галерее портретов этих пар, представленных Давид и Аппель (David, Appell, 1966), Сандером (Sander, 1964, 1969) и Эйн-сворт (Ainsworth, Wittig, 1969) в процессе их взаимодействия, можно встретить матерей с исходно присущими им очень разными характеристиками. В них, конечно же, показано, что каждая мать в большей или меньшей степени находилась под влиянием своего ре­бенка. Тем не менее каждая мать реагировала по-своему: одну вдох­новляли попытки ребенка вступить с ней в общение, другая избега­ла их. Одна становилась более заботливой, когда ребенок плакал, другая — более нетерпеливой. Поэтому отношение матери к ребен­ку является сложным результатом, отражающим, каковы ее собст­венные изначальные склонности и как они изменялись или разви­вались в результате опыта общения с ребенком.

Нами уже отмечалось, что к концу первого года жизни ребенка каждая пара мать — ребенок вырабатывает характерный для нее паттерн взаимодействия. Более того, едва ли можно преувеличить многообразие различий между этими парами. Например, Давид и Аппель (David, Appell, 1966, 1969), описывая свои наблюдения, под­черкивают, какие огромные различия существуют между парами, если взять только время их взаимодействия, не говоря уже о разли­чиях в его качестве25. В своих работах они описывают в качестве полярных случаев, с одной стороны, мать, которая практически все время, пока ее дочь не спала, проводила с ней, с а другой стороны, мать, которая все свое время посвящала домашнему хозяйству, пре­небрегая заботой о дочери, так что они практически не общались. В третьей паре мать и сын много времени проводили вместе: на­блюдая друг за другом, они молча занимались каждый своим делом. Четвертая пара могла в течение продолжительного времени не об­щаться, но внезапно и непредсказуемо эти периоды сменялись пе­риодами долгого и тесного взаимодействия, которое инициировала мать.

Пока Давид и Аппель опубликовали слишком мало данных, чтобы понять, что является основной причиной этих огромных раз­личий в поведении пар. Очевидно, однако, что с точки зрения сте­пени активности реагирования одного партнера на инициативы другого различия между матерями были больше, чем между детьми. Например, в ходе этого исследования было отмечено, что все дети отзывались на любую попытку матери начать взаимодействие, так что разброс реакций среди детей был близок к нулю. И наоборот, различия в реагировании матерей были очень большими. Каждая из матерей оставляла без внимания какое-то количество инициатив со стороны ребенка; и все же, в то время как одна мать постоянно реагировала больше, чем на половину из них, были и другие матери, которые почти вообще не обращали на них внимание. Как и можно было ожидать, отзывчивые матери радовались общению с ребен­ком, тогда как некоторым матерям общение с малышом казалось обременительным, за исключением тех случаев, когда они сами были инициаторами взаимодействия.

Эти данные убедительно показывают, что когда ребенку испол­няется год, роль матери в интенсивности взаимодействия значи­тельно больше, чем роль ребенка. Очевидно, сходный вывод можно сделать из исследования Бишопа (Bishop, 1951), в котором велось наблюдение за поведением детей в детском саду во время двух полу­часовых периодов пребывания их в игровой комнате вместе с мате­рями. Формы взаимодействия между матерью и ребенком колеба­лись от почти непрерывного до эпизодического общения, причем главным фактором здесь было то, в какой степени мать реагировала на инициативы ребенка или игнорировала их.

Каковы бы ни были причины того или иного поведения матери по отношению к ее ребенку, имеется множество данных, показыва­ющих, что в любом случае оно играет ведущую роль в определении паттерна привязанности, который впоследствии формируется у ре­бенка. Косвенное подтверждение этого представил Ярроу (Yarrow, 1963) в своем исследовании развития сорока детей в первые полгода жизни, которые они провели в семьях опекунов или приемных родителей.

В возрасте шести месяцев у каждого ребенка оценивались пове­денческие характеристики на основе данных, полученных из на­блюдений во время выполнения тестов и в ситуациях общения, а также из бесед с матерью или лицом, выступающим в ее качестве. Эти оценки соотносились с рейтинговыми оценками того опыта, который ребенок приобрел за эти месяцы. Сведения об этом опыте были получены на основе регулярных наблюдений за процессом взаимодействия матери и младенца у них дома. Был обнаружен целый ряд значимых корреляций. Например, установили, что спо­собность26 младенца справляться с фрустрацией и стрессом весьма высоко коррелировала со следующими характеристиками материн­ского поведения:

— общим показателем частоты и продолжительности физичес­кого контакта, получаемого ребенком от матери;

— степенью адаптированности того положения, в котором мать держала ребенка на руках, к его особенностям и ритмам27;

— эффективностью методов, применяемых ею, чтобы успоко­ить ребенка;

— активностью стимуляции и побуждения ребенка со стороны матери реагировать на общение, выражать свои потребности или продвигаться в своем развитии;

— степенью соответствия материалов, предоставляемых ре­бенку, и опыта действия с ними индивидуальным возможностям ребенка;

— частотой и силой выражения положительных чувств к нему со стороны матери, отца и других людей.

Каждый из этих показателей материнского поведения положи­тельно коррелировал со способностью ребенка справляться со стрессом. Коэффициенты составляли +0,50 и выше, причем самыми высокими были показатели степени приспособления матери к рит­мам своего ребенка и к его развитию.

Все эти характеристики материнского поведения также положи­тельно коррелировали с инициативностью общения у различных детей; но ни в одном случае величина корреляции не была такой боль­шой, как в отношении способности детей справляться со стрессом.

Исследование Ярроу не содержит данных о том, имеется ли кор­реляция оцениваемых показателей материнского поведения с пат­тернами привязанности этих детей в год и позднее. Однако наблю­дения Эйнсворт и других исследователей позволяют предположить, что такая корреляция существует.

Размышляя над своими последними данными, полученными ме­тодом лонгитюдного исследования, Эйнсворт перечисляет ряд по­казателей материнского поведения, которые, как она считает, спо­собствуют развитию надежной привязанности; некоторые из них сходны с показателями, предложенными Ярроу. Ее список включа­ет28: а) частый и длительный физический контакт между ребенком и матерью, особенно в первые шесть месяцев, а также способность матери успокоить расстроенного ребенка, держа его на руках; б) чуткую реакцию матери на сигналы ребенка и особенно ее спо­собность выбирать время для общения в соответствии с его ритма­ми активности; в) упорядоченность окружающей ребенка обстанов­ки, благодаря которой он может улавливать результаты своих собственных действий. Еще одно приведенное Ярроу условие, кото­рое, возможно, в такой же степени является как результатом пе­речисленных выше характеристик, так и самостоятельным усло­вием, — это взаимное удовольствие, которое мать и ребенок испытывают от общения друг с другом.

Ряд других ученых с клиническим опытом работы (см.: David, Appell, 1966, 1969; Sander, 1962, 1964; Bettelheim, 1967) тоже при­шли к анализу некоторых из этих условий как имеющих огромное значение для развития ребенка. Особое внимание уделяется, с одной стороны, чуткости матери к сигналам ребенка и правильному выбору времени для общения с ним, а с другой — тому, чувствует ребенок или нет, что его попытки вступить в общение ведут к про­гнозируемым результатам, и может ли оценить, насколько его ини­циативы в установлении взаимного обмена с матерью действи­тельно успешны. Вполне вероятно, что когда все эти условия выполняют, то между матерью и ребенком устанавливаются актив­ные, дружелюбные отношения и формируется надежная привязан­ность. Если условия выполняются лишь частично, то имеют место некоторые трения, взаимоотношения сопровождаются определен­ным неудовольствием, а развивающаяся привязанность менее надежна. Наконец, если названные выше условия практически совсем не выполняются, в результате могут возникать серьезные нарушения в общении и привязанности. Среди них, конечно, следует на­звать значительную задержку в развитии привязанности из-за недо­статочного общения и, возможно, некоторые формы аутизма из-за того, что ребенку слишком трудно прогнозировать реакции матери или того, кто ее заменяет29.

Если учесть характер факторов, которые, как теперь представ­ляется, оказывают важное влияние на формирование паттернов по­ведения привязанности, не удивительно, что изучение некоторых особенностей ухода и воспитания детей дали так много отрицатель­ных результатов (см.: Caldwell, 1964). Данные, касающиеся кормле­ния грудью или из бутылочки, удовлетворения потребностей по же­ланию или по расписанию, раннего отлучения от груди или позднего, даже если они вполне точны, мало что нам говорят. Как несколько лет назад показал Броуди (Brody, 1956), грудное кормле­ние не гарантирует материнской чуткости к сигналам ребенка. Точно так же, если мать держит ребенка во время кормления на руках, это еще не гарантирует ни установления между ними контак­та, ни близости.

Тем не менее нет оснований, чтобы отбросить все, что происхо­дит во время кормления, как совершенно несущественное. В пер­вые месяцы именно ситуация кормления служит главным поводом для взаимодействия матери и ребенка; например, она дает прекрас­ную возможность определить чуткость матери к сигналам ребенка, ее способность выбирать время для общения в соответствии с его ритмами и ее готовность проявлять внимание к инициативам ре­бенка, касающимся общения, — все это играет важную роль, опре­деляя, каким образом будет развиваться их взаимодействие. Поэто­му то, как мать кормит своего ребенка (если смотреть на этот процесс с точки зрения приведенных выше условий), может ока­заться хорошим предиктором дальнейшего развития привязанности. Эйнсворт и Белл (Ainsworth, Bell, 1969) приводят фактические данные в поддержку этого тезиса, а Сандер (Sander, 1969) иллю­стрирует его описанием отдельных случаев.

В настоящее время все выдвинутые гипотезы относительно ус­ловий, необходимых для развития поведения привязанности в те­чение первого года, мало проверены и поэтому к ним нужно отно­ситься с осторожностью. Они приведены здесь по двум причинам. Во-первых, они возникли из тщательных наблюдений ученых, соче­тающих клинический опыт с пониманием и уважением научного ме­тода; во-вторых, они легко могут вписаться в современную психоло­гическую теорию. Будем надеяться, что вскоре они станут объектом скрупулезного исследования.