2.3. “Протофилософский язык”

Недостатки естественных языков, научных и философских терминов, с их многозначностью и неточностью, обращали на себя внимание с давних пор. В ХVII в. в Европе возникает идея создания совершенного универсального языка символов для описания знаний об окружающем мире. Одним из первых в этой области работал Рене Декарт. По его мнению, универсальный язык, однозначно понимаемый всеми людьми, должен основываться на всеобщей классификации, математике, логике и главным образом философии, вследствие чего его стали называть “философским языком”. Такой язык, созданный средствами науки, должен быть удобным не только для передачи мысли, но и для самого мышления.

Вслед за Декартом этой темой занимался Готфрид Лейбниц. Он предлагал выразить все содержание человеческого мышления системой символов (“характеров”) - своеобразной “азбукой человеческих мыслей” - и заменить рассуждения вычислениями. Таким образом, язык становился бы алгеброй мысли. Лейбниц считал, что “никогда не кончатся споры и не установится мир в борьбе школ, пока от путаных рассуждений, неясных слов и неопределенных значений мы не перейдем к простым исчислениям и определенным характерам”¹. По его мнению, универсальный язык, в том виде как его предполагалось создать, есть “самое возвышенное и самое экономичное употребление человеческого разума с помощью символов и знаков”². Владея им, ученым вместо спора достаточно было бы “взять в руки перья, сесть за свои счетные доски и сказать друг другу (как бы дружески приглашая): давайте посчитаем!”³.

“Учение о символах и числах” (сян шу чжи сюэ) и “учение о чертежах и писаниях” (ту шу чжи сюэ), возникшие в Китае более чем 2 тыс. лет назад, несут в себе идею, сходную с “философским языком”. В Европе также были ему предшественники. Г. Лейбниц указывал на преемственность своей “универсальной характеристики” пифагореизму и учению Раймунда Луллия. Кроме того, следует отметить каббалу и Таро. Судьба у этих учений различная, но, несомненно, каждое из них было значительным культурным явлением.

***

Не случайно Лейбниц положил в основу своей универсальной знаковой системы математику. Математический язык действительно располагает рядом неоспоримых достоинств. В отличие от обычного языка математике свойственна особая точность и однозначность. Ее символический аппарат значительно облегчает процессы рассуждений и позволяет производить эффективную коммуникацию между учеными. Обращение к точным математическим методам исследования неизбежно связано с переходом к более глубокому познанию мира.

Именно пифагорейская школа первая показала значение математики для понимания явлений природы. Древнекитайская научная и философская методология очень близка к пифагорейскому учению, но, говоря о последнем, следует учесть, что с современной точки зрения оно представляет собой очень неоднородное явление, в котором мистическая “символика чисел” перемешивается с реальными числовыми закономерностями природных объектов. Великим достижением философской мысли является убеждение пифагорейцев, что научное знание не может считаться таковым без выявления количественных отношений между вещами. Пифагорейский космос - это упорядоченное числом мироздание. В фрагментах сочинения, приписываемого Филолаю Кротонскому, говорится:

“И впрямь, всё, что познается, имеет число, ибо невозможно ни понять ничего, ни познать без него”⁴.

О самом Пифагоре известно очень немного. Считается, что он путешествовал по Востоку, учился математике и астрономии у египетских и вавилонских жрецов, изучал восточные религиозные культы. Через 34 года странствий Пифагор вернулся в Грецию и основал в Кротоне свою школу с системой особых аскетических и моральных предписаний. Целью школы ставилось не только этическое и физическое, но и умственное совершенствование. Там также проводились интенсивные научные занятия. Со слов Диогена Лаэртского, сам себя Пифагор называл “философом”, что означает “любитель мудрости”:

“Жизнь, говорил он, подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные - торговать, а самые счастливые - смотреть; так и в жизни иные, подобно рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы - до единой только истины”⁵.

Пифагор не оставил после себя ни одного сочинения. Все, что известно о пифагореизме, - это пересказы или фрагменты сочинений поздних его приверженцев. Первым, кто опубликовал книги о пифагорейском учении, был Филолай. Почерпнутые из этих книг сведения, как считается, затем отразил Платон в своем “Тимее”, по которому часто судят об учении пифагорейцев.

Последователи Пифагора разделились на две враждующие группировки, различающиеся по своему отношению к учению, что, по-видимому, первоначально соответствовало различным ступеням посвящения в Кротонской школе. Выделялись “экзотерическая” и “эзотерическая” стороны учения. Первой соответствовали малопосвященные “акусматики”, считавшие главным не поиски истины и занятия наукой, а выполнение предписаний и заучивание наизусть своих “символов веры” - “акусмов”. Вторые, “математики”, считали себя наследниками самых важных сторон учения Пифагора, доступных для наиболее развитых умов. Они занимались всевозможными науками (“математа”) - арифметикой, геометрией, астрономией и т.д. В дальнейшем “математики” слились с академией Платона.

С пифагореизмом, помимо математики и онтологической аритмологии, связываются еще представления о так называемой “музыке сфер”, которую создают “звучащие” при своем движении небесные тела. Считалось, что высота звуков, вызываемых планетами, определяется отношениями расстояний между ними, как будто совпадающими с пропорциями тонов в октаве. Эту гармоническую музыку двигающихся планет воспринимал только один Пифагор, другие же люди потеряли чувствительность к ней. Важно подчеркнуть, что само открытие гармонии вещей как численного отношения произошло на основе изучения музыкальной гармонии. По легенде, проходя мимо кузницы, Пифагор подметил, что в зависимости от веса молотов при ударах их по наковальне возникают различные по высоте звуки. Эта закономерность затем исследовалась на монохорде. Были определены математические пропорции, которые соответствуют гармоничному звучанию струны.

Возможность найти в движении планет математическую гармонию типа имеющейся в музыкальных звукорядах вдохновляла многие поколения ученых на протяжении последующих веков. Что же касается “музыки сфер”, то эта прекрасная метафора обрела в наше время необычное воплощение. Оказывается, можно услышать “музыку” магнитосферы Земли, которая отражает в своих осцилляциях не только планетные, но и другие космические влияния. Сделать это совсем несложно. Сигналы с магнитометра надо записать на магнитную ленту, “сжать” до звукового диапазона, а затем обработать на ЭВМ. Такие записи уже имеются, и то, что на них можно услышать, действительно по праву называется музыкой. Причем достаточно интересной, хотя и несколько необычной - в ней как бы сплелись различные музыкальные тембры, стили и традиции - отголоски “органных концертов” причудливо перемежаются с “индийскими рагами”, “арабскими макамами” и “джазовыми импровизациями”.

Если оценить вклад древнегреческой мысли в становление современной науки, то, наверное, в значительной степени мы обязаны пифагореизму. Выдающийся физик-теоретик В. Гейзенберг считал, что именно воззрения пифагорейцев и Платона имеют больше всего сходства с современной физикой. Конечно, не следует думать, что греки пришли в свое время к тем же результатам, которых достигла современная наука с помощью теории и эксперимента. Нет, это лишь сходство общего порядка, возможное из-за философской широты древнегреческих представлений. Но так или иначе:

“Современная физика идет вперед по тому пути, по которому шли Платон и пифагорейцы. Это развитие физики выглядит так, словно в конце его будет установлена очень простая формулировка закона природы, такая простая, какой ее надеялся видеть еще Платон”⁶.

В современном познании математика, оставленная нам в наследство пифагорейцами, структурирует, интегрирует и организует представления о мире, делая их более целостными, связанными и гармонизированными. Н. Винер справедливо считает, что “высшее назначение математики как раз и состоит в том, чтобы находить скрытый порядок в хаосе, который нас окружает”⁷. Известный американский физик Е. Вигнер отмечает “сверхъестественную эффективность” математики в естественных науках. По его мнению, “математический язык удивительно хорошо приспособлен для формулировки физических законов”, и хотя мы не понимаем истинных причин этого, все же математика - это “чудесный дар”, позволяющий точно и адекватно описывать различные явления природы⁸. Математические модели хорошо зарекомендовали себя в различных научных дисциплинах. Правильно выбранная модель позволяет решить задачу более чем наполовину. Построение модели всегда связано с выявлением новых сторон действительности. В этом ее эвристичность. Математическая модель оказывается “мудрее” своего автора! Она хранит и то, что уже открыто, позволяя не предавать это словесному описанию, и то, что ждет своего открытия.

В целом бесспорно, что разумно оправданная математизация практически любой отрасли знаний ведет к ее прогрессу. Не случайно К. Маркс, по свидетельству П. Лафарга, отмечал, что “наука только тогда достигает совершенства, когда ей удается пользоваться математикой”⁹. Но следует обратить внимание на один парадоксальный факт: современная философия как правило не пользуется математикой. Не является ли, в силу вышесказанного, такая наука (философия - “наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления”¹⁰) несовершенной? Что за причины привели к сложившейся ситуации и каковы возможные сферы применения математики в философии?

Причин много, и все они нуждаются в серьезном исследовании. Возможно, сюда следует отнести и некий “нематематический” склад ума крупных философов и роли, которые брала на себя философия в определенные периоды развития общества. Традиционно европейская философия была связана с религиозной догматикой, что не могло не отразиться на постановке ее проблем и способах их решения. Кроме того, при интенсивном развитии естественных наук, широко пользующихся математикой и захвативших многие сферы влияния, философии, возможно, чтобы “выжить”, надо было отмежеваться и противопоставить им себя во всем, вплоть до методологии. Неприятию математизированных способов мышления способствовали представления о том, что определенные области культуры, в том числе и философия, являются вотчиной только “гуманитарного” видения мира. Как отмечает С. Пономарев, в современной культуре, в отличие, скажем, от культуры эпохи Возрождения, математические идеи наталкиваются на некоторое сопротивление:

“Трудно понять, какие именно общественные механизмы привели к “вымыванию” математики из культурного арсенала образованного человека... Ясно одно: рефлекс избегания математики сильно ограничивает познавательные возможности человека”¹¹.

В самой философии нет существенных препятствий для применения математики. В самом деле, круг вопросов, составляющих ее главный интерес, не накладывает какие-нибудь ограничения на методы их решения. История знает немало примеров “математической философии”. Это и пифагореизм, и древнекитайские учения, и изыскания Декарта, Лейбница, Луллия и многое другое. Правда, результаты этих поисков, по-своему интересные, по некоторым причинам не привлекли в дальнейшем серьезных исследователей и не стали, к сожалению, достоянием современной философии. Но на этом их история не кончается, ведь по-настоящему эти разработки становятся актуальными только в наше время - в связи с развитием исследований в области интеллектуальных систем.

***

На 68-м году жизни, за 2 года до смерти, Готфрид Вильгельм Лейбниц напишет:

“В юности я увлекался искусством Луллия, но затем я заметил, что его труд грешит многими недостатками”¹².

Имелось в виду учение, отраженное в трактате “Великое искусство”, увидевшем свет в 1480 г., но созданном гораздо раньше францисканским монахом, богословом и образованнейшим ученым своей эпохи Раймундом Луллием (ок. 1235 - ок. 1315). Его идеи получили математическую формулировку в защищенной молодым Лейбницем университетской диссертации “О комбинаторном искусстве”, за которую ему было присвоено звание магистра философии. Это было первое в мире произведение по логическим исчислениям и математической логике.

Жизнь Раймунда Луллия проходила бурно. Тридцати лет он оставил карьеру блистательного придворного поэта и вступил в францисканский монашеский орден. Причиной сему была трагическая история романтической безответной любви к знатной красавице. Он посвящал ей свои лучшие стихи, окружал рыцарским почитанием и не стеснялся в принародном выражении своих чувств. Раз он въехал на лошади в церковь, куда вошла его избранница. От этого поступка она пришла в гнев и, чтобы тут же прекратить дальнейшие домогательства, распахнула перед ним лиф, под которым обнажилась чудовищная язва, изъедающая молодое тело. “Ты, рыцарь, воспевал красоту моей груди, так смотри же на нее!” - воскликнула она. Раймунд Луллий был потрясен. Он постиг, насколько тленен этот мир, и навсегда оставил светскую жизнь.

Но не для того только, чтобы проводить дни в молитвах, надевает Луллий монашескую рясу. Он штудирует трактаты философов и алхимиков, изучает арабскую науку, мусульманскую и иудейскую теологию. Вскоре слава о нем как о крупнейшем ученом распространяется по всей Европе. Известно, что он был искусным алхимиком и якобы даже изготовлял для короля Англии Эдуарда II золото, монеты из которого можно увидеть до сих пор в некоторых музеях Европы. После того как Луллий создал свое “искусство”, он много путешествовал по Европе, проповедуя его, затем в качестве христианского миссионера отправился в Северную Африку, где и умер мученической смертью.

Его “Великое искусство” представляло собой механическое устройство для облегчения процесса рассуждений. Оно состояло из нескольких тонких металлических дисков, соединенных в центре на одной оси. По краям дисков были сделаны надписи на латыни (один из таких дисков представлен на рис. 2.3.1). При создании этого устройства Луллий исходил из того, что в каждой области знаний есть небольшое число исходных понятий, которые эти знания полностью представляют. Поэтому он составил из таких, как ему казалось, понятий несколько систем, соответствующих различным областям знаний. Затем необходимо было найти удобный способ их сопоставления. Для этого и понадобились металлические диски. Он записал понятия каждой системы по окружностям отдельных дисков и соединил последние вместе. Теперь при вращении дисков можно было составлять различные комбинации расположенных друг за другом по радиусу понятий, получая тем самым осмысленные умозаключения.

Рис. 2.3.1

Итак, видно, что это не “философский язык”, а некая “философская машинка”, подвижная схема взаимоотношений между понятиями, моделирующими умопостигаемый космос. Не правда ли, все очень просто? И до неприличия наивно. Однако устройство Луллия в свое время произвело фурор. Более того, оно оказало сильное влияние на развитие европейской науки, ведь его можно рассматривать как прообраз современных логических машин. Основные принципы этого устройства, при всей их простоте, не потеряли значения и поныне, и некоторые из них будут использованы в данной книге.

А.И. Кобзев¹³ находит общие черты между “Великим искусством” и древнекитайскими схемами из “Циклических перемен”, не исключая при этом возможности заимствования их Луллием через посредство арабской культуры, непревзойденным знатоком которой он по праву считался. Действительно, такой ход событий вероятен, но не следует забывать, что Раймунд Луллий первым познакомил христианский мир с каббалой¹⁴ - мистическим учением в иудаизме, активно использующим знаково-символические схемы. Так вот, в каббале есть много таких моментов, которые существенным образом совпадают с “искусством” Луллия.

***

Наиболее ранний литературный памятник каббалы - “Книгу творения” (“Сефер иецира”) - относят по времени написания к III-VIII вв. Еще один труд, являющийся основополагающим для последующих времен, появился в конце ХIII в. Это “Книга сияния” (“Зогар”). Однако неизвестно, сколько времени каббала существовала как устное предание. Вл. Соловьев полагал, что она возникла у евреев не ранее вавилонского пленения благодаря взаимодействию еврейской религиозной мысли с “вавилоно-персидской магией и теософией”¹⁵. Не исключается возможность влияния на развитие каббалы идей неоплатонизма и гностицизма. Некоторые каббалистические понятия имеются в Новом Завете и древнейших частях Талмуда, которые ученые относят к первым векам н.э.

В “Книге творения” говорится о 32 “путях премудрости”, посредством которых первичная реальность, бескачественный и безграничный Эн-соф (букв. “ничто”), в акте творения пресуществляется в видимый мир. Это основные формы всякого бытия, которые подразделяются на 10 “чисел, цифр” (сефирот, сфирот) и 22 “буквы”, соответствующие буквам арамейского алфавита. В каббале это нечто большее, чем просто буквы и числа. Это символы определенных понятий, “мыслительных сущностей”, описывающие устройство мира и находящиеся во взаимосвязи по законам, близким законам взаимоотношений букв и чисел. Как посредством 10 чисел можно исчислить все что угодно и с помощью 22 букв написать всевозможные книги, так и 32 “путей премудрости” достаточно, чтобы реализовались все формы мироздания.

Наиболее употребительные названия 10 сефирот следующие: 1. Венец (Кетер); 2. Мудрость (Хохма); 3. Разум (Бина); 4. Милость (Хесед); 5. Строгость (Гвура); 6. Красота (Тиферет); 7. Вечность (Нецах); 8. Величие (Ход); 9.Основа (Иесод); 10. Царство (Малхут).

Раскрытие беспредельного Эн-софа рассматривалось как “лучеиспускание”, или эманация, которая выражалась в порядке сефирот от 1 до 10. 22 “буквы” в этом случае обозначали “отраженные лучи”, возвращающиеся к первоисточнику. Таким образом, эти две системы знаков как бы дополняют друг друга, составляя целостную картину бытия (подробнее см. параграф 8.4).

Древнееврейский язык, основанный на арамейском алфавите из 22 букв, считался языком посвящения. Каждая из букв и каждое их сочетание соотносились с некой реалией универсума. Существовало даже убеждение, что произнесенное или записанное слово влияет на обозначаемый им объект. Сама структура из 22 знаков, как видно будет из дальнейшего изложения, действительно уникальна по своей значимости, но вот ее конкретное акустико-буквенное и смысловое выражение вызывает большие сомнения. Очевидно, что каббалистическая система строилась на предварительной договоренности между ее адептами относительно того, какой из акустико-буквенных знаков должен соответствовать тому или иному объекту. Это прежде всего шифр. Его изобретатели давно ушли в мир иной и унесли с собой те смыслы, который они в него вкладывали.

В каббале использовалось несколько разновидностей изображения системы сефирот. Наиболее известная - это так называемое “Древо сефирот” (рис. 2.3.2) - 10 сефирот соединяются 22 каналами (циннор), соответствующими “буквам”, и располагаются сверху вниз по степени удаленности от первоисточника - Эн-софа. Образуются три связанных треугольника (1,2,3), (4,5,6), (7,8,9) и одна точка (10), которые обозначают различные “миры”, или “оламы”. Существует еще изображение системы сефирот в виде частей тела совершенного космического человека Адама Кадмона, у которого 1-я сефирот - лоб, 2-я и 3-я - глаза, 4-я и 5-я - руки, 6-я - грудь, 7-я и 8-я - бедра, 9-я и 10-я - ноги.

Рис. 2.3.2

В “Книге творения” утверждается:

“Конец сефиротов соединяется со своим началом, как пламя соединяется с головней, ибо Господь один и нет другого”¹⁶.

Получается круг. При этом 10-я сефирот будет как бы повторять 1-ю, сливаясь с ней. Таким образом, круг разделяется на 9 частей, а 1-я или 10-я сефирот могут быть либо оставлены на своем месте, либо, ввиду их исключительности, поставлены в центр (рис. 2.3.3). А теперь припомним изображение диска из устройства Луллия (см. рис. 2.3.1). На нем начальная буква латинского алфавита стоит в центре, а 9 следующих располагаются по кругу, маркируя соответствующие понятия. Рассмотрев изображенные на диске связи между буквами, можно обнаружить, что часть их, если вместо букв поставить цифры, будет соответствовать каналам “Древа сефирот”.

Рис. 2.3.3

Есть еще одно интересное представление сефиротической системы. На этот раз сефирот изображаются в виде концентрических кругов разного диаметра, причем ближе к центру - круги с меньшей сефирот (рис. 2.3.4). Такое расположение основывалось на убеждении, что сефирот как структурные уровни универсума являются неразделенными и взаимопроникающими, подобно сцепленным вместе кругам. Соедините эту конструкцию из сефирот с предыдущей - вот вам и “Великое искусство” Луллия.

Рис. 2.3.4

Своеобразное отражение каббалистических идей можно встретить у Лейбница в его “универсальной характеристике”. Знал ли Лейбниц о существовании каббалы? Несомненно, поскольку это учение в общих чертах было знакомо любому просвещенному человеку той эпохи. В более позднее время ее влияние испытали Гегель, Вл. Соловьев, Н.А. Бердяев, Юнг и многие другие. Лейбниц одно время был даже секретарем основанного в 1654 г. Нюрнбергского алхимического общества, где каббалистические представления были в особой чести. Однако он сам отзывался о каббале весьма критично:

“Уже начиная с Пифагора, люди убеждались, что в числах скрывается великая тайна. Пифагор же это мнение, как и многое другое, вероятно, перенес в Грецию с Востока. Но, покуда был неизвестен действительный ключ к раскрытию этой тайны, любознательность людей в большей степени направлялась к бесполезному и суеверному. Отсюда возникла общеизвестная Каббала, весьма далекая от истины, и множество нелепостей некой лжеименной магии, которыми полны книги” ¹⁷.

***

В оккультизме с каббалой неразрывно связана система карт Таро. Карты Таро представляют собой колоду из 78 листов. Из них 52 - это обыкновенные игральные карты, только масти у них иные: жезлы (трефы), чаши (черви), мечи (пики), круги (бубны). К ним добавляется еще одна карта в каждой масти, которую называют “рыцарь” и помещают между дамой и валетом. Всего получается 56 карт (4 масти по 14 карт, из которых 10 числовых и 4 “картинки”), имеющих статус “младших”. Кроме того, существуют еще 22 совершенно особые, “старшие” карты, каждая из которых представляет собой символический рисунок, связана с одной из букв еврейского алфавита и имеет свой порядковый номер и название. В свою очередь, среди последних выделяется одна карта, известная по обычной колоде - она имеет двойную нумерацию (0 и 21) и называется “Безумный”, “Дурак”, “Шут”, “Джокер” и т.д. Эта карта занимает исключительное положение, позволяющее ей заменять любую другую из 78 карт, включая самое себя. Поэтому, по сути, структура Таро составляется из трех частей: 56 + 1 + 21 = 78.

Наиболее употребительные названия 22 “старших” карт следующие: 1. Маг, Фокусник; 2. Жрица, Дверь в святилище; 3. Императрица, Венера; 4. Император, Кубический камень; 5. Иерофант, Папа; 6. Распутье дорог, Влюбленный; 7. Колесница, Озирис; 8. Правосудие, Фемида; 9. Отшельник, Тайный свет; 10. Колесо фортуны, Сфинкс; 11. Укрощенный лев, Сила; 12. Повешенный, Жертва; 13. Смерть, Коса; 14. Солнечный гений, Умеренность; 15. Тифон, Дьявол; 16. Разрушенная башня; 17. Звезды, Звезда магов; 18. Луна, Сумерки; 19. Солнце, Лучезарный свет; 20. Воскресение мертвых, Суд; 21(0). Безумный, Шут; 22. Мир, Венец магов.

Собственно говоря, обычные игральные карты и произошли как сильное упрощение из системы Таро, которая является чем-то большим, нежели набор игральных и гадательных карт. Таро - это мировоззренческая и философская символическая система, включающая в себя идеи каббалы, алхимии, астрологии и т.п. - в общем, всех средневековых герметических (т.е. “тайных”) наук. Это символическая азбука метафизических идей, “мыслеобразов”, которые с трудом укладываются в обычные понятия. В ней важно все - и номер карты, и ее символ, и значение, и сочетание с другими картами. Система обладает сложной и противоречивой структурой, которой дать краткое описание - не реально. Поэтому только лишь некоторые ее положения будут разобраны, по мере возможности, в данной книге. Ну а пока, в качестве примера осмысления Таро оккультистской школой, вниманию читателей можно предложить составленное Папюсом оригинальное описание карт в их последовательности:

“Воля человеческая (1), просвещенная Наукой (2) и выраженная Действием (3), создает Осуществление (4) силы, которой пользуются или злоупотребляют, сообразно доброму или злому Настроению (5) этой воли.

Преодолев Испытание (6), предназначенное воле Божественной Мудростью, она, в силу своей Победы (7), вступает в обладание созданным его делом, и, установив свое Равновесие (8) на оси Осторожности (Благоразумия) (9), господствует над колебаниями Удачи (Счастья) (10). - Сила (11) Человека Жертвой (12), заключающейся в добровольном самопожертвовании на алтарь самоотвержения или искупления, - торжества над смертью, а также божественного ея Превращения (13), воспаряющее за могилой в светлые области бесконечного прогресса, противополагает реальность вечной Инициативы (14), вечной лжи Фатальности (15). - Течение времени измеряется разрушением, развалинами, но после каждого Разрушения (16) появляется заря Надежды (17) или сумерки Заблуждения (18).

Человек беспрестанно стремится к тому, что от него ускользает, и Солнце Благополучия (Счастья) (19) поднимается для него только позади гроба, после Возрождения (Возобновления) (20) его существа смертью, отверзающей ему более высокую сферу воли, разумения и действия. - Каждая воля, допускающая управлять собою телесными инстинктами, есть отказ от свободы и предназначение себя на Искупление (21) своих заблуждений и прегрешений. Напротив того, каждая воля, присоединяющаяся к Богу для проявления истины и справедливости, уже и в этой жизни приобретет участие в Божественном могуществе по отношении к существам и вещам, как вечная Награда (22) освободившегося духа”⁶.

Карты Таро известны в Европе с XIV в., когда они уже были в ходу у испанских цыган. Поэтому их еще называют “Цыганское Таро”. В литературе о Таро обычно проводится мысль, что своим происхождением эта система обязана древнеегипетской мудрости. Дескать, раньше это были таблицы, медали или металлические пластины с выбитыми на них изображениями, которые хранились в египетских храмах втайне от непосвященных. После разорения Египта жрецы были вынуждены передать свои знания кочующему племени цыган (кстати, последние до сих пор считают себя выходцами из Египта, хотя достоверно установлено, что их прародиной является Северная Индия, которую они покинули в IX в).

Данная версия происхождения Таро - не более чем легенда. Действительно, в Египте, как и во всех древних цивилизациях, могла существовать символическая система, по структуре схожая с Таро, но прямой связи между ними, по-видимому, не было. Без сомнения, система Таро по происхождению как-то связана с каббалой, с которой имеет много общего в строении и которая также окончательно сформировалась в Испании. Возможна связь с распространенным в Индии и Тибете учением ваджраяны, в пантеоне которого имелась 21 тара (“спасательница”) - женские образы милосердия, изображения которых были достаточно популярны. Тары различаются по цвету одеяний, по положению рук и ног. Символические рисунки системы Таро, имея под собой какую-то фиксированную древнюю смысловую основу, развивались постепенно, и те, которые дошли до нас, представляют собой поздние образования. Их сюжет и атрибутика есть эклектическое переплетение христианских и иудейских воззрений, а также переосмысленных египетских и греческих мифов.

Что же касается “карточного” исполнения Таро, то, по-видимому, здесь не обошлось без участия китайцев. Игральные и гадательные карты известны в Китае с VIII в. Причем ассортимент их достаточно широк. Это и “числовые”, и “шахматные”, и “литературные” (имеющие известные литературные сюжеты) карты, и “карты-домино”, и многое другое¹⁹. Структура этих колод, как правило, напоминает структуру каббалы и Таро. Например, “карты-домино” составляли колоду в 21 лист, включая 11 листов с двойными значениями: итого в сумме 32 значения²⁰, которые можно было бы сопоставить со “старшими” картами без “нулевой” (22 - 1 = 21), сефирот или “числовыми” картами с “нулевой” (10 + 1 = 11) и вместе - с 32 “путями премудрости”. Предполагается, что карточные игры перекочевали из Китая вместе с монгольскими завоевателями на Средний Восток, а оттуда через арабов попали в Египет, Италию и Испанию²¹. В последней они и были соединены с “эзотерическими” знаниями. Впрочем, это опять всего лишь гипотеза. Происхождение карт Таро остается большой загадкой. Поэтому не будет большого греха, если данная тема будет завершена красивой легендой из “египетской версии”, в которой отражается суть такого странного союза - игральных карт и величественной философско-мировоззренческой системы. Эта легенда была приведена в книге П.Д. Успенского “Символы Таро”, который, в свою очередь, заимствовал ее у Папюса.

“Когда Египту раз угрожало нашествие иноплеменников, жрецы, зная, что на этот раз царство фараонов уже не восстанет, решили приготовиться к гибели всего. Они собрали всех ученых, чтобы обсудить, как сберечь знание, накопленное тысячелетиями, как передать его будущим поколениям, которые, они знали, придут после варваров.

Сначала думали доверить знание добродетели. Выбрать среди посвященных особенно добродетельных лиц и поручить им хранить знание и передавать его только таким же добродетельным людям, как они сами, из поколения в поколение.

Но один жрец возразил на это, что добродетель - это самая хрупкая вещь на свете и что, кроме этого, ее труднее всего найти, особенно тогда, когда она нужна. Поэтому он предложил доверить сохранение тайн пороку, который всегда и везде имеется налицо и необыкновенно прочен в людях.

Порок, сказал он, никогда не исчезнет совершенно, и мы можем быть уверены, что наши принципы, если мы доверим их пороку, сохранятся долго и хорошо.

Это мнение было принято, и была изобретена игра как служащая пороку, в которую и была вложена вся тайная доктрина. Таро состояло первоначально из небольших металлических пластинок, на которых были выгравированы таинственные фигуры. Известно, что игроки очень суеверны. И они, хотя и не понимали их значения, тем не менее в точности сохраняли все фигуры и знаки и передавали Таро из поколения в поколение гораздо лучше, чем могли бы сделать это какие бы то ни было добродетельные люди.

И таким образом Таро, представляющее синтез или квинтэссенцию всего знания древнего мира, дошло до нас под видом игральных и гадательных карт”