1.2. Свет познания

Несмотря на свою парадоксальность, мир познаваем. Древние считали, что структура и элементы сознания организуются таким же образом, как и само мироздание. Поэтому наши умозрительные построения могут охватить всю полноту мира, представляющего собой сплетение предельного и беспредельного.

Великий предел не следует рассматривать только как начало развития Вселенной. Это понятие относится не только к сфере космогонии, но и космологии. Оно обозначает некий универсальный принцип, присутствующий в каждом фрагменте бытия.

Великий предел, в отличие от породившего его “ничто”, представляет собой “нечто”, которое в своем развитии обретает все более конкретные очертания. Он есть определенного типа организованность в хаотическом море меняющихся форм пневмы-ци, единичное образование в мире множественности, некая новация в сфере инертности. Сложны и неоднозначны взаимоотношения между этими противоположными полюсами универсума. С одной стороны, для единичного образования, стремящегося сохранить свою внутреннюю структуру и независимость от внешнего окружения, хаотичный фон представляется агрессивным и деструктурирующим, а с другой стороны, именно в нем находится поддержка и опора для самого существования этого образования.

В гносеологическом смысле Великий предел - объект рассмотрения, выделяемый на фоне бесчисленных других объектов, “явное” на фоне “скрытого”. Великий предел в процессе углубления познания развертывается во все более тонко дифференцированные элементы, Беспредельное же постоянно этой развертке сопутствует.

В “книге проникновения” Чжоу-цзы пишет:

“И явное и скрытое только разумный может постичь”¹.

В этих словах обращает на себя внимание то, что “скрытое” тоже постигаемо. Правда, в процессе познания оно становится уже “явным”. Существует постоянная динамика этого перехода. “Скрытое” и “явное” “являются корнями друг друга”.

Говоря о познании, можно пользоваться категориями “явное” и “скрытое”, но можно перейти и к более общим понятиям - “свет” и “тьма”. Тогда обнаружится еще большее сходство между древними космологическими и гносеологическими концепциями. В древних моделях космогенеза появление оформленного космоса сопровождается, как правило, световыми реакциями. От огня возникает “золотое яйцо” (хираньягарбха) в индийском мифе. У орфиков из “космического яйца” появляется Фанес - “Сияющий”. Пифагореец Филолай в своей книге “О природе” в основу мира закладывает “огненную” единицу Гестию:

“Первое слаженное, одно, в середине Сферы, называется “Очаг” (Гестия)”².

Во всех отмеченных случаях световой космос зарождается из “тьмы”. В даосской философии “мать всех вещей” дао также характеризуется с помощью понятия “темнота, мрак” (сюань). В целом в древнекитайской философии идея возникновения “света” из “тьмы” кажется вполне естественной, поскольку эти понятия всегда рассматриваются лишь в своей взаимосвязи. Так, для философа III в. н. э. Ван Би:

“Свет - это то, к чему стремится Тьма. Тьма - это то, к чему стремится Свет” (“Основные принципы “книги перемен””)³.

Но не следует рассматривать космологическую “тьму” как отсутствие “света”. Наоборот, это - изобилие его, световая полнота, которая лишь воспринимается бренным человеком как мрак, поскольку тот привык жить только в ограниченном количестве света. По-видимому, сходную мысль высказывает Псевдо-Дионисий Ареопагит, христианский мыслитель V или VI в.:

“Божественный мрак - это тот недосягаемый свет, в котором, как сказано в Писании, обитает Бог” (Письмо V, “Послание к священнослужителю Дорофею”)⁴.

В процессе познания человечество захватывает у “Божественного мрака”, “тьмы Беспредельного”, все большие области, делая их “по-человечески” световыми. Оно строит “световой массив” своего опыта, не только отражая в нем устройство мира, но и в какой-то мере творя его. В конце концов человек сам становится “световым существом”, он, согласно Гераклиту, “в ночи огонь сам себе зажигает”.

Гносеологический принцип перехода “тьмы” в “свет”, “скрытого” в “явное” можно было бы выразить следующим евангельским изречением:

“Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу” (Мк. 4.22).

Однако в целом переход “тьмы” в “свет” в христианской культуре считался совершенно немыслимым. Это две враждующие противостоящие силы, между которыми не может быть примирения и взаимодействия. Тут интересно вспомнить эпизод из романа М. Булгакова “Мастер и Маргарита”, в какой-то мере связанный с темой взаимоотношения “тьмы” и “света”. Это концовка романа, когда волшебные черные кони несли всадников во главе с Воландом прочь от земли, когда “разоблачались обманы” и слетала “колдовская нестойкая одежда”.

“Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозваного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводчиках консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотой цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.

- Почему он так изменился? - спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.

- Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, - ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, - его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!”⁵.

Так что же представляет собой тот каламбур, так дорого стоивший темно-фиолетовому рыцарю? И. Л. Галинская, исследовавшая творчество М. Булгакова, сделала предположение, что писатель имел в виду фразу из “Песни об альбигойском крестовом походе”, сложенной в ХIII в. в Провансе в эпоху распространения альбигойской ереси. По случаю смерти гонителя еретиков графа Симона де Монфора автор “Песни...” сообщил:

“На всех в городе, поскольку Симон умер, снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет”⁶.

По-провансальски каламбур “из тьмы сотворился свет” (l'escurs esclarzic) звучит красиво и весьма изысканно, так что он был “не совсем хорош” не по форме, а по содержанию. Ведь даже по альбигойскому учению, много воспринявшему с Арабского Востока, “тьма” и “свет” совершенно отделены друг от друга. В Китае же этот каламбур, видимо, не произвел бы никакого впечатления, поскольку там издревле признавалась взаимосвязь “тьмы” и “света”, что зиждилось, кстати, на самых элементарных наблюдениях над природой, например, на смене ночи и дня.

Итак, процесс познания - это переход “скрытого” в “явное”. Причем следует отметить, что этот переход всегда частичен - ведь нельзя же объять необъятное. “Явное” в мироздании - это верхушка айсберга, выступающая над поверхностью безбрежного океана, о глубине залегания остальной его части можно только догадываться. Впрочем, не всегда безуспешно. Созерцание “скрытого” позволило древнекитайским мыслителям сформулировать универсальный закон дао, простирающий свое действие как на бытие, так и на небытие.

Дао (букв. “путь, дорога, метод, закономерность”) - одно из важнейших понятий древнекитайской философии. В даосизме оно отображает некий универсальный закон существования Единого, вездесущую закономерность развития мироздания, человеческого общества и самого человека. В конфуцианстве понятие “дао” почти лишено космологического содержания и мыслится как “путь поведения”, связанный с соблюдением определенных этических принципов и моральных установок. Неоконфуцианцы в какой-то мере объединили две эти трактовки.

Наиболее характерным для “Дао дэ цзина” является выделение двух аспектов дао - “безымянное” и “обладающее именем”. С их предъявления и начинается сам трактат:

“Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем - мать всех вещей”⁷.

Используя терминологию трактата Чжоу-цзы, можно сказать, что между двумя этими аспектами имеется такое же отношение, как между Беспредельным и Великим пределом. Беспредельное - это единство высшего порядка, всеохватывающая целостность, масштабы которой невозможно помыслить. Великий предел - это единичность на ранг ниже, квазицелостность, соприкасающаяся “открытым концом” с Беспредельным. квазицелостности составляют иерархию включающих друг друга уровней, одним из которых является наш мир. Существуют еще такие миры, которые равны мигу нашего мира, и такие, миг которых равен нашему миру. каждый из моментов универсума по отношению ко всему универсуму, сотканному из мириадов других моментов, следует рассматривать как Великий предел по отношению к Беспредельному. “Безымянное” дао - это закон существования целостного универсума. “Обладающее именем” - это закон развития проявленных форм нашего мира, являющихся квазицелостными образованиями.

Закон существования всеохватывающей целостности Беспредельного - “безымянное” дао - совершенно особый. Его не с чем сравнить и невозможно постичь до конца:

“То, что называю бесформенным, есть название Единого. То, что называю Единым, не имеет пары в Поднебесной. Подобный утесу, одиноко стоит; подобный глыбе, одиноко высится. Вверху пронизывает девять небес, внизу проходит через девять полей. Его окружность не описать циркулем, его стороны не выписать угольником. В великом хаосе образует одно. У него есть листья, но нет корня. В нем покоится Вселенная. Оно для дао служит заставой. Спокойное, глубокое, темное, таинственное” (“Хуайнань-цзы”)⁸.

Весь универсум находится в сфере действия “безымянного” дао. Ничто не происходит без его участия, оно придает всему движение, будучи неподвижно и ничем не обусловлено. В “Дао дэ цзине” дается описание характерной черты как этого, так и другого дао:

“Превращение в противоположное есть действие дао”⁹.

На основе “превращения в противоположное” происходит рождение проявленного мира с действующим в нем “обладающим именем” дао, совершается развертка первичных начал, их дробление и переплетение, в результате чего и возникает все многообразие форм:

“Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три рождают все существа” (“Дао дэ цзин”)¹⁰.

Дао, “обладающее именем”, не отделено от “безымянного” дао; как предыстория появления Великого предела, так и история его развития целиком лежат в Беспредельном. В нем же находится причина появления и программа развертки Великого предела - “безымянное” дао и дао, “обладающее именем”. Программа не подобна сжатой пружине, которая развернется затем по заранее известной траектории, а является постоянно действующим фактором коррекции всех этапов развития. Любое событие или явление рассыпается во времени на гроздья моментов, каждый из которых в определенном смысле есть Великий предел своего ранга. каждый из моментов проявленного находится в тесной связи с Беспредельным и подвергается с его стороны мгновенной коррекции. Россыпи моментов универсума порождают другие россыпи, они сталкиваются, множатся, переплетаются, и нет этому начала и конца:

“Было начало. Было предначало этого начала. Было доначало этого предначала начала. Было бытие, было небытие. Было доначало этого предначала бытия и небытия” (“Чжуан-цзы”)¹¹.

Если дао - это закон, определяющий процессуальный аспект универсума, выражающийся в переходах в противоположность, в динамике развертки, то понятие “ли” (букв. “порядок, образец, принцип, идея”) определяет его структурный аспект. Особую популярность это понятие приобрело в неоконфуцианстве, где оно, рассматриваемое как статичное и дискретное упорядочивающее начало, противопоставлялось динамичной и континуальной пневме-ци. комментируя концепцию Чжоу-цзы, Чжу Си отождествлял принцип-ли с Великим пределом, хотя сам Чжоу-цзы этим понятием не пользовался.

Как отмечал А. И. Кобзев, иероглиф “ли” в своем наиболее древнем значении обозначал “узор” на вещах, волокнистое строение какого-либо вещества, сетчатую раскраску нефрита¹². Древнекитайские философы знали об этом его значении, что, по-видимому, и определило выбор данного иероглифа для обозначения принципа устройства мироздания.

Принцип-ли можно уподобить чувствительным нитям универсума, сплетающимся в узоры-вэнь и образующим его тонкую структуру. Ли - это нечто вроде калибровочной сетки, различным размерностям ячеек которой соответствуют различные структурные уровни нашего мира. Эта сетка заложена в Беспредельном как суммарное сплетение хаотических движений пневмы-ци. Если Чжу Си и отождествляет принцип-ли с Великим пределом, то, видимо, только потому, что сам Великий предел он отождествляет с Беспредельным. В конце концов, Великий предел - это “верхние” нити сетки-ли, проявившиеся на “поверхности” Беспредельного, это некая проявившаяся структура, постоянно корректируемая в процессе развертки структурой Беспредельного.

Древние мудрецы не знали такой изощренной по сложности и теоретической разработанности отдельных фрагментов картины мира, которой обладает современная наука. Физика и космология последнего столетия прорвались далеко вперед в познании различных “слоев” универсума. кибернетика строит думающие машины, способные в чем-то соперничать с человеком. Но древние знали общие принципы существования универсума и, главное, самого человека.

Современный ученый с помощью совершенной техники раздвигает пределы своего восприятия, все более углубляется в тонкую структуру материи. Тем самым он расширяет область определенного и осознанного в безбрежном океане непроявленного универсума, от величия которого захватывает дух. Древние же стремились постичь прежде всего принципы гармонизации познающего человека, встречающегося с этим океаном один на один. Поэтому их наука могла бы быть определима как “антропокосмология” или “психокосмология” - наука о связи структуры человека, его психической жизни со структурой космоса. И хотя во многих своих достижениях древние и современные знания имеют достаточно общих черт, в исследовании этой связи древнюю науку все еще не с чем сравнить. Тут она пока остается непревзойденной.

Человек - это существо, которое несет в себе и беспредельное, и определенное, и “божественный мрак”, и “человеческий свет”. В процессе познания соотношение этих составляющих меняется. То, что раньше было сверхъестественным, т. е. находилось во власти “божественной тьмы”, затем становится естественным. То, что было тайным, становится явным. Явное уходит в прошлое, преобразуясь в память. Человек же устремляется вперед, в тьму и неизвестность. Раскрытие скрытого составляет течение его жизни и, более того, принцип его бытия. Призвание человека - просветлять тьму с помощью познания. Познание основывается всегда на уже пройденном - прошлое предопределяет будущее. Происходит постоянный перенос в будущее наиболее значимых структур, возникших в прошлом и корректируемых в настоящем. Постоянно возобновляются циклы переноса света во тьму, чтобы вновь и вновь порождать свет. “Световой ком” сознания катится во времени, непрерывно трансформируясь, развиваясь или деградируя. То, что обретает при этом динамическое постоянство, собственно говоря, и является сущностью человека. Задачей древних учений был поиск принципов построения таких структур в человеке, которые сделали бы его существование гармоническим прогрессивным светотворчеством.