Глава II

Об общем правиле, относящемся к предмету нашего исследования. Философы-схоластики его не соблюдают, и это является причиною многих заблуждений в физике.

Первое из этих правил, относящихся к предмету наших исследований, говорит, что мы должны рассуждать лишь на основании ясных идей. Отсюда следует прямой вывод: для того чтобы изучать последовательно, надо начинать с вещей простых и самых легких для понимания и даже останавливаться на них долго, прежде чем переходить к рассмотрению вещей более сложных и более трудных.

Все легко согласятся относительно необходимости этого общего правила, ибо очевидно, что рассуждать на основании идей неясных и принципов недостоверных — значит бродить во тьме. Но, быть может, читатель удивится, если я скажу, что правило это почти никогда не соблюдается и что большинство наук, еще в наше время составляющих предмет гордости для некоторых лжеученых, опирается исключительно на идеи или слишком смутные, или слишком общие, каковые идеи не могут быть полезными при разысканиях истины.

Аристотель, справедливо названный царем этих философов, о которых идет речь, — так как он творец философии, разрабатываемой ими столь старательно, — почти всегда рассуждает или на основании одних смутных идей, получаемых через чувства, или же на основании идей туманных, общих, неопределенных, не дающих разуму ничего особенного. Термины, которые обыкновенно употребляет этот философ, выражают весьма неясно для чувств и воображения те смутные ощущения, которые мы получаем от чувственных вещей, а иногда эти термины так туманны и неопределенны, что не выражают ровно ничего. Почти все его сочинения, а особенно восемь книг о физике,— у последних столько же комментаторов, сколько существует учителей философии, — представляют собою чистую логику. В этих книгах он учит исключительно тем общим терминам, которыми должно пользоваться в физике. Разглагольствует он много. но не говорит ничего. Это не значит, чтобы он был многоречив;

нет, он обладает секретом быть кратким и говорить лишь слова. В других своих сочинениях он не прибегает так часто к этим общим терминам, но те термины, которыми он пользуется, вызывают одни смутные идеи чувств. И вот посредством этих-то идей он думает — в своих «Проблемах» и других сочинениях — разрешить двумя словами множество вопросов, вопросов неразрешимых, что можно доказать.

Чтобы читателю стало яснее то, что я хочу сказать, он должен припомнить доказанное мною раньше, именно: что все термины, вызывающие лишь чувственные идеи, неточны и — последнее за-

496

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

служивает особенного внимания — они неточны по причине нашего заблуждения и невежества, а следовательно, ведут к бесчисленным заблуждениям.

Так, слово «телец» имеет двоякое значение: оно означает и жвачное животное, и созвездие, в которое солнце вступает весною. В этом случае, однако, ошибаются редко. Надо быть крайним астрологом, чтобы вообразить соотношение между этими вещами и думать, например, что в то время, когда солнце вступает в созвездие Тельца, человек бывает расположен отрыгать принимаемые лекарства, подобно тому как телец отрыгает жвачку. Не то с терминами идей чувственных: почти никто не признает, что они неточны. Аристотелю и древним философам это даже не приходило в голову. Всякий, кто прочтет некоторые места из их сочинений и узнает ясно причину, почему термины эти неточны, согласится со мною. Ибо ясно до очевидности, что прежние философы смотрели на дело совершенно обратно тому, как следует смотреть.

Когда, например, философы говорят, что огонь горяч, трава зелена, сахар сладок и т. д., то они предполагают, подобно детям и простолюдинам, что огонь содержит то, что они ощущают, греясь у огня; что на траве есть те краски, которые, они думают, на ней видят; что сахар содержит сладость, которую они ощущают, когда едят его, и так о всех вещах, которые мы видим или чувствуем. Прочтите их сочинения, и вы не усомнитесь в том. Они говорят о чувственных свойствах, как об ощущениях: теплоту они принимают за движение, т. е. по причине неточности терминов они смешивают состояния тел с состояниями духов.

Только со времени Декарта на эти сбивчивые и неопределенные вопросы, горяч ли огонь, зелена ли трава, сладок ли сахар и т. п., стали отвечать, делая различие в чувственных терминах, обозначающих их. Если под теплотою, цветом, вкусом вы понимаете то или иное движение невидимых частиц, то огонь будет горяч, трава зелена, сахар сладок. Если же под теплотою и другими свойствами вы понимаете то, что я ощущаю около огня, что я вижу смотря на траву и т. д., то огонь не тепел, трава не зелена и т. д.; ибо ощущаемая теплота и видимые краски существуют лишь в душе, как это было доказано мною в первой книге. Однако люди думают, что они ощущают то самое, что есть в предмете, и потому убеждены, что имеют право судить о свойствах предметов по ощущениям, которые получают от них. Итак, они не скажут двух слов, не сказав нечто ложное, и все, что они ни скажут, все будет темно и сбивчиво. Вот доказательства.

Во-первых, не все люди имеют одни и те же ощущения от одних и тех же предметов или один и тот же человек в различное время, или, наконец, когда он ощущает один и тот же предмет, но различными частями тела. То, что одному человеку кажется сладким, другому покажется горьким; что горячо для одного, холодно для другого; что кажется теплым, когда нам холодно, покажется нам

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

497

холодным, когда нам тепло или когда мы ощущаем различными частями тела. Если для одной руки вода горяча, для другой она часто бывает холодна; она покажется также холодной, если омывать ею ту часть тела, что около сердца. Соль языку кажется соленою, ране же — острой или жгучей. Сахар для языка сладок, алой очень горек, а между тем ничто ни горько и ни сладко для других чувств. Следовательно, когда люди говорят, что такая-то вещь холодна, сладка, горька, их слова не выражают ничего известного с достоверностью.

Во-вторых, различные предметы могут вызывать одно и то же ощущение. Гипс, хлеб, снег, сахар, соль и т. д. вызывают ощущение одного и того же цвета, однако их белизна различна, если судить иначе, а не посредством чувств. Следовательно, когда люди говорят, что мука бела, их слова опять-таки совершенно неясны.

В-третьих, свойства тел, вызывающие в нас совершенно различные ощущения, сами почти одинаковы и, обратно, свойства, от которых мы получаем почти одинаковые ощущения, часто весьма различны. Так, свойства горечи и сладости почти не разнятся в предметах, ощущения же сладости и горечи различны по существу. Движения, вызывающие боль и ощущение щекотания, разнятся только по степени, а ощущения щекотания и боли различны по существу. Обратно, кислота плода вкусу не кажется столь далекой от горечи, как сладость, и, однако, кислота далека именно от горечи. Если плод кисел оттого, что он слишком зелен, он должен претерпеть целый ряд изменений, прежде чем стать горьким тою горечью, которая происходит от гниения или от переспелости. Когда плоды спелы, они кажутся сладкими; стоит им немного переспеть, и они горьки. Итак, горечь и сладость в плодах разнятся лишь по степени, а потому мы и видим, что некоторые люди находят плоды сладкими, когда всем другим они кажутся горькими; есть даже люди, которые находят алой сладким, как мед; то же можно сказать о всех чувственных идеях. Итак, термины «сладкий», «горький», «соленый», «кислый», «терпкий» и т. д.; «красный», «зеленый», «желтый» и т. д.; того или иного вкуса, запаха, цвета и т. д. — все неточны и не вызывают в разуме ясной и отчетливой идеи. Между тем философы-схоластики и толпа судят о чувственных свойствах тел, основываясь исключительно на ощущениях, получаемых от них.

Эти философы судят не только о чувственных свойствах по ощущениям, получаемым от них, они судят о самих вещах, основываясь на тех суждениях, которые составили о чувственных свойствах. Например, из того, что ощущения, получаемые от известных свойств, разнятся по существу, схоластические философы заключают о возникновении новых форм, вызывающих эти мнимые различия свойств. Хлебное зерно желто, твердо и т. д.; мука бела, мягка и т. д., и отсюда философы заключают, основываясь на показаниях своих глаз и рук, что это тела различные по существу — мы предполагаем, что они не рассматривают, каким образом зерно