Глава VI

I. Об обманах зрения относительно протяженности самой по себе. — II. Значение этих заблуждений для предметов невидимых. — III. Обманы нашего зрения касательно протяженности, рассматриваемой относительно.

Зрение есть первое, самое благородное и имеющее наибольшее значение из всех чувств; так что если бы чувства нам были даны для познания истины, то оно одно содействовало бы этому более всех других чувств, взятых вместе. Вот почему, чтобы вывести нас из заблуждения и внушить нам недоверие ко всем нашим чувствам вообще, достаточно будет поколебать авторитет, каким зрение наше пользуется над разумом.

Итак,, мы покажем, что должны полагаться на свидетельство нашего зрения не ради того, чтобы судить о сущности вещей самих в себе, но единственно только с целью узнать, какое отношение имеют вещи к поддержанию нашей жизни; мы покажем, что глаза наши обманывают нас вообще во всем, что они представляют нам:

относительно величины тел, их фигуры и движения, света и цветов, что, собственно, и составляет все, доступное нашему зрению; покажем, что все эти вещи не таковы, какими они нам кажутся; покажем, что все ошибаются в этом и что это вводит нас в бесчисленные заблуждения. Мы начнем с протяженности. Нижеприведенные доказательства убедят нас, что никогда наше зрение не показывает нам протяженность такою, какова она есть.

I. Довольно часто можно видеть в увеличительное стекло животных, которые гораздо меньше почти незаметной песчинки;' видели животных, и еще в тысячу раз меньших. Эти живые атомы передвигаются так же хорошо, как другие животные. Стало быть, у них есть конечности, кости в этих конечностях, чтобы поддержи-

' Journal des Savants. 12 ноября 1668 г.

72

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

вать их (вернее, на конечностях, потому что скелетом насекомым служит их кожа); у них есть мускулы, чтобы двигать конечностями, сухожилия и множество волокон в каждом мускуле и, наконец, кровь, или жизненные духи, в высшей степени тонкие и подвижные, наполняющие эти мускулы и заставляющие их поочередно сокращаться. Без этого нельзя допустить, что они живут, питаются и переносят свое маленькое тело с места на место, сообразно различным впечатлениям, получаемым от предметов; и даже те, кто посвятил всю свою жизнь анатомии и изучению природы, не могут представить себе числа, разнообразия и столь малой величины всех частей, из которых необходимо должны состоять эти маленькие тела, чтобы жить и выполнять все, что, как мы видим, они

делают.

Воображение теряется и изумляется при виде столь поразительно малой величины; оно не может себе представить этих частиц, ему недоступных, и хотя разум убеждает нас в только что сказанном, чувства и воображение противятся этому и заставляют нас часто в этом сомневаться.

Наше зрение очень ограничено, но отсюда нельзя заключить, что и предмет его сам по себе ограничен. Идея протяженности, какую оно нам дает, имеет очень узкие пределы, но отсюда еще не следует, чтобы сама протяженность была такова. Она, без сомнения, в известном смысле беспредельна, и та небольшая часть материи, которая сокрыта от наших глаз, может заключать в себе целый мир, и в нем может быть столько же предметов, как и в этом большом мире, обитаемом нами, хотя предметы эти будут меньше пропорционально всему целому.

Быть может, наряду с этими маленькими животными, о которых мы говорим, существуют еще другие животные, которые по отношению к ним являются паразитами и которые не видимы ими в силу своей поразительно малой величины, подобно тому как они сами не видимы для нас. Как клещ относится к нам, так эти животные относятся к клещу; быть может, в природе существуют животные еще гораздо меньшие, меньшие до бесконечности, и отношение между ними столь же чудесно, как отношение человека к клещу.

У нас есть очевидные и математические доказательства бесконечной делимости материи, и этого достаточно, чтобы заставить нас поверить, что могут быть животные меньшие и меньшие и так до бесконечности, хотя наше воображение страшится этой мысли. Бог сотворил материю лишь для того, чтобы создать из нее творения, достойные удивления; а если мы убеждены, что нет таких малых частиц, из которых Он не мог бы образовать этих маленьких животных, то к чему же ограничивать Его всемогущество и умалять таким образом без всякого основания нашу идею бесконечного Творца, измеряя Его могущество и искусство нашим ограниченным воображением?

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

73

Опыт уже отчасти вывел нас из заблуждения, показав нам животных, в тысячу раз меньших клеща; почему же предполагать, чтобы они были последними и самыми маленькими изо всех? Что касается меня, то я не вижу никакого основания допускать это. Напротив, гораздо вероятнее мысль, что есть много животных еще меньше тех, которые были открыты; ибо не животных недостает для микроскопов, но микроскопы недостаточны для рассмотрения малейших животных.

Если в середине зимы рассмотреть в простую лупу, или выпуклое стекло, или даже простым глазом зародыш луковицы тюльпана, то легко можно найти в этом зародыше листья, которые должны стать зелеными, листья, которые должны образовать цветок, или тюльпан, и в самой середине тюльпана ту треугольную часть, которая заключает семя, и шесть маленьких столбиков, окружающих ее. Итак, не

подлежит сомнению, что луковица тюльпана содержит в себе весь тюльпан.

То же следует предположить и относительно зародыша зерна горчицы, зародыша зернышка яблони и вообще всех родов деревьев и растений, хотя этого нельзя увидать простым глазом и даже в микроскоп. Можно даже с некоторою уверенностью сказать, что все растения в малом виде содержатся в зародыше их семян.

Кажется, даже не будет безрассудною мысль, что в одном зародыше содержится бесчисленное множество деревьев, потому что этот зародыш заключает в себе не только то дерево, семенем которого он служит, но также множество других семян, которые все могут содержать в себе новые деревья и новые семена деревьев, содержащие, в свою очередь, быть может, в непостижимо малом виде еще другие деревья и другие семена, столь же плодоносные, как и первые, и так до бесконечности. Стало быть, согласно этому воззрению, которое может показаться дерзким и странным лишь тем, кто измеряет чудеса бесконечного могущества Божия идеями своих чувств и своего воображения, можно было бы сказать, что в одном зародыше яблони содержатся яблони, яблоки и семена яблонь на бесконечные или почти бесконечные времена в той же самой пропорции, в какой яблоня относится к яблоне в ее зародыше;

можно сказать, что природа только развивает эти маленькие деревья, давая заметный рост тому дереву, которое вышло из своего семени, остальным же, которые мы мыслим содержащимися в семенах их, она дает рост хотя незаметный, но столь же реально существующий и соответствующий величине их; ибо нельзя сомневаться в том, что могут существовать тела настолько малые, чтобы проникнуть между волокнами и служить таким образом пищей этим деревьям, мыслимым в зародышах их.

Все только что сказанное о растениях и о зародышах их можно распространить также и на животных и их зародыши, из которых произошли они. В зародыше луковицы тюльпана можно различить весь тюльпан. Так и в зародыше свежего, невысиженного яйца

74

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

можно видеть цыпленка, быть может почти совершенно образовавшегося.' В яйцах лягушки легко распознать лягушек, но также мы найдем других животных в их зародышах, когда станем настолько опытны и искусны, чтобы открыть их. Разум не должен останавливаться там, где останавливается зрение, потому что дух видит гораздо дальше, чем его тело. Итак, помимо этого, мы должны думать, что все тела людей и животных, которые появятся до окончания мира, быть может, были созданы еще с сотворения мира: я хочу сказать, что вместе с самками первых животных, быть может, были уже созданы все животные тех же видов, как те, которых они уже произвели, так и те, которые должны произойти с течением времени.

Можно еще развить эту мысль и, быть может, весьма основательно и согласно с истиною, но справедливо страшатся люди слишком проникать в дела Божий. В них мы видим повсюду бесконечность, и не только наши чувства и воображение слишком ограничены, чтобы понять их, но и сам разум, как бы он ни был чист и отрешен от материи, слишком груб и слаб, чтобы постичь самое малое из творений Божиих. Он теряется, рассеивается, ослепляется, пугается при виде того, что на языке чувств называется атомом. Но все же чистый разум имеет то преимущество перед чувствами и воображением, что он сознает свое бессилие и величие Бога и видит бесконечность, в которой он теряется, тогда как наше воображение и чувства унижают дела Божий и сообщают нам глупую самоуверенность, которая слепо ведет нас к заблуждению. Ибо наше зрение не дает нам идеи всех тех предметов, которые открываем мы с помощью микроскопов и разума. Посредством зрения мы не увидим тела меньше клеща или мошки. А половина мошки была бы ничто, если бы мы доверяли впечатлению, которое она производит. Мошка для нашего зрения — математическая точка, которую нельзя более делить, не уничтожая ее. Итак, наше зрение не представляет нам протяженность такою, какова она есть сама по себе, но только сообразно отношению ее к нашему телу, и так как половина мошки не имеет уловимого отношения к нашему телу: она не может способствовать ни его уничтожению, ни его сохранению, — то наше зрение вполне и скрывает ее от нас.

Но если бы наши глаза были устроены, как микроскопы, или, вернее, если бы мы сами были так же малы, как клещи и мошки, то мы судили бы совершенно иначе о величине тел. Ибо, без сомнения, глаза этих маленьких животных приспособлены к тому, чтобы видеть окружающее их; собственное тело им самим кажется гораздо больше или состоящим из ббльшего числа частей, чем это кажется нам, потому что иначе они не могли бы получать впечатлений, необходи-

' Зародыш яйца — маленькое белое пятнышко, которое находится в желтке. — См.:

De formatione pulli in ovo de М. Malpighi. — См.: Miraculum naturae М. Swanuner-dam.

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

75

мых для поддержания их жизни, и тогда их глаза были бы им совершенно бесполезны.

Но, чтобы лучше убедиться во всем этом, мы должны обратить внимание на то, что наши глаза в действительности не что иное, как естественные зрительные стекла; влага в них производит то же действие, как стекла в очках, и от их взаимного положения, от формы хрусталика и от расстояния между ним и ретиною зависит то, что мы видим предметы неодинаково. Поэтому нельзя утверждать, что найдутся в мире два человека, которым предметы казались бы совершенно одинаковой величины или состоящими из одинаковых частей, так как нельзя утверждать, что глаза их совершенно одинаковы.

Всем людям предметы представляются имеющими одинаковую величину только в том смысле, что они кажутся заключенными в одни и те же границы. Ибо они видят края предметов почти по прямым линиям, образующим приблизительно одинаковый зрительный угол, когда предметы видимы на одинаковом расстоянии. Но нельзя утверждать, что чувственная идея о величине одного и того же предмета у них одинакова, потому что их способы определения расстояния различны. Сверх того, те, у кого фибры оптического нерва меньше и тоньше, могут заметить в предмете гораздо больше частей, чем те, ткань нерва у которых грубее.

Нет ничего легче, как геометрически доказать все это, и, если бы подобное доказательство не было достаточно известно, мы дольше остановились бы на нем.' Но так как многие лица уже говорили об этом предмете, то к ним мы и отсылаем тех, кто желал бы ближе познакомиться с вопросом.

Если достоверно, что не найдется двух людей в мире, которые видели бы один и тот же предмет одинаково, а иногда у одного и " того же человека левому глазу они кажутся больше, чем правому, как это показывают сделанные наблюдения, приведенные в Journal de savants de Rome за январь 1669 года, то, очевидно, нам не следует доверять тому, что говорит нам наше зрение, когда мы судим о величине предметов. Будем лучше внимать разуму, который доказывает нам, что мы не сумеем определить ни абсолютной величины окружающих нас тел, ни составить себе истинной идеи о протяженности квадратного фута и о протяженности нашего собственного тела, т. е. такой идеи, которая бы представляла нам предмет таким, каков он есть. Ведь разум говорит нам, что самое малое из всех тел не было бы так мало, если бы оно существовало одно, потому что оно состоит из бесчисленного множества частей, и из каждой Бог может создать землю, представляющую лишь точку в сравнении с остальными, взятыми вместе. Итак, разум человеческий не способен составить идеи настолько широкой, чтобы понять и охватить наименьшую протяженность, какая существует в мире, потому что разум ограничен, а эта идея должна быть бесконечна.

I См. Диоптрику Декарта.

76

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

Правда, разум может узнать до известной степени отношения, существующие между этими бесконечными протяженностями, из которых состоит мир; может узнать, что одна, например, вдвое больше другой, что в сажени семь футов; но он не может составить себе идеи, которая представляла бы эти вещи так, как они суть сами в себе.

Однако предположим, что разум может иметь идеи, которые равняются или соразмерны протяженности видимых нами тел, ибо довольно трудно убедить людей в обратном; посмотрим, к какому выводу приведет нас это предположение. Без сомнения, мы заключим, что Господь не обманывает нас, что Он не дал нам глаз, похожих на стекла, увеличивающие или уменьшающие предметы, и что, следовательно, мы должны верить, что наши глаза представляют предметы такими, каковы они суть.

Правда, Бог никогда не обманывает нас, но мы часто сами обманываем себя, судя о вещах слишком поспешно; ибо мы часто решаем, что предметы, идеи которых имеются у нас, существуют и что они даже вполне подобны этим идеям, тогда как случается нередко, что эти предметы совсем не похожи на наши идеи и что они даже вовсе не существуют.

Из того, что мы имеем идею какой-нибудь вещи, не следует, что она существует, и еще менее, что она вполне подобна идее, которую мы имеем о ней. Из того, что Господь сообщает нам чувственную идею о величине, когда перед нами находится сажень, не следует еще, что эта сажень имеет лишь ту протяженность, какую мы приписываем ей в силу этой идеи. Ибо, во-первых, идеи об этой сажени у всех людей неодинаковы, потому что у всех глаза устроены различно. Во-вторых, представление об этой сажени и у одного и того же лица будет различно, смотря по тому, правым или левым глазом оно видит эту сажень, как это мы уже говорили. Наконец, часто бывает, что одно и то же лицо имеет совершенно различные идеи об одних и тех же предметах в разное время, сообразно тому, считает ли оно их более или менее отстоящими от себя, как мы это объясним в другом месте.

Итак, думать, что мы видим тела такими, каковы они сами в себе, предрассудок, ни на чем не основанный. Наши глаза, будучи нам даны лишь для поддержания нашего существования, прекрасно выполняют свое назначение и дают нам идеи о предметах, соответствующих идее величины нашего тела, хотя бы в этих предметах было бесчисленное множество частей, которые глаза не открывают нам.

Но, чтобы лучше понять, как должны мы судить о протяженности тел, рассматриваемой по отношению к нашему зрению, вообразим себе, что из части материи, величиною с мяч. Бог создал в малом виде небо и землю, на этой земле — людей, сохранив во всем ту же пропорциональность, как и в нашем большом мире. Эти маленькие люди будут видеть друг друга, они будут видеть части своих

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

77

тел и даже тех маленьких животных, которые способны беспокоить их; ибо иначе глаза их были бы им бесполезны для поддержания их жизни. Итак, очевидно, при этом предположении, идеи о величине тел у этих маленьких людей будут весьма разниться от наших идей, потому что на свой маленький мир, который в наших глазах подобен мячу, они будут смотреть как на беспредельные пространства, почти так же, как мы судим о мире, в котором живем.

Или, если это покажется нам более легким, представим себе, что Бог создал землю неизмеримо обширнее той, на которой мы живем, так что эта новая земля будет относиться к нашей так, как наша земля относилась к той, о которой мы говорили в предыдущем предположении. Представим, кроме того, что между всеми частями, которые составляют этот новый мир, Бог сохранил ту же пропорциональность, как и между частями нашего мира. Ясно, что люди в этом последнем мире будут так же велики, как велико расстояние от нашей земли до самых далеких звезд, видимых нами; очевидно, если бы у этих людей были те же идеи о протяженности тел, что и у нас, то они не могли бы различать некоторых частей своего собственного тела, другие же казались бы им громадной величины. Стало быть, смешно думать, что предметы представлялись бы им такой же величины, какой они кажутся нам.

Из этих двух приведенных предположений ясно, что идеи о величине тел у людей в этом большом и малом мире были бы весьма не похожи на наши, если допустить, что их глаза дают им идеи об окружающих предметах, пропорциональные величине их собственного тела. И если бы эти люди смело утверждали, основываясь на свидетельстве своих глаз, что тела таковы, какими они их видят, то, очевидно, они ошибались бы; это не подлежит сомнению. Между тем эти люди, конечно, имели бы такое же основание защищать свое мнение, как и мы. Вынесем же из их примера тот урок, что наше знание действительной величины видимых нами тел весьма недостоверно и что все, что мы можем знать о них, благодаря своему зрению, касается лишь отношения между этими телами и нашим телом, отношения далеко не точного, — словом, не для того даны нам наши глаза, чтобы судить об истинной сущности вещей, но лишь для того, чтобы мы имели возможность знать, какие вещи нам могут быть вредны и какие в чем-либо полезны.

II. Но не только в суждениях о предметах видимых доверяют люди своим глазам, они полагаются на них даже в суждениях о предметах невидимых. Из того, что они не видят известных предметов, они заключают что их вовсе не существует; следовательно, они приписывают зрению проницательность, некоторым образом бесконечную. Это-то и мешает им узнать действительные причины множества естественных явлений; ибо если они относят причины их к воображаемым способностям и свойствам, то это происходит оттого, что они не видят настоящих причин, заключающихся в различных конфигурациях этих тел.

78

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

Люди не видят, например, малых частиц воздуха, огня, тем более частиц света или какой-нибудь другой материи еще тоньше, и это заставляет их думать, что этих частиц не существует, или утверждать, что они бессильны и бездеятельны. Они прибегают к скрытым свойствам или к воображаемым способностям, чтобы объяснить все явления, естественною причиною которых являются эти неощутимые частицы.

Поднятие воды в насосах они предпочитают объяснять отвращением к пустоте, а не давлением воздуха; морские приливы и отливы — свойствами луны, а не напором воздуха, окружающего землю; стремление испарений вверх — притягательной силою солнца, а не следствием простого толчка, производимого частицами тонкой материи, которую безостановочно изливает солнце. Они считают дерзкой мысль, ищущую причину всех движений животных, даже привычек и телесной памяти людей, лишь в крови и теле. Это происходит частью оттого, что они представляют себе мозг слишком небольшим, а следовательно, не имеющим возможности сохранить почти бесчисленные следы вещей, которые находятся в нем. Они соглашаются скорее признать, не уясняя себе дела, в животных душу, не представляющую собой ни тела, ни духа, допустить, для объяснений привычек и памяти людей, скрытые качества и свойства (des especes intentionnelles) и т. п., чему отчетливого понятия в своем разуме не найдут.

Перечисление всех заблуждений, к которым ведет нас этот предрассудок, заняло бы слишком много времени; не много найдется в физике заблуждений, которым он не послужил бы поводом; и если серьезно поразмыслить об этом, то мы, быть может, будем удивлены.

Но, хотя мы не хотим слишком долго останавливаться на этом, нам трудно умолчать о презрении, которое обыкновенно люди питают к насекомым и другим маленьким животным, зарождающимся в веществе, которое люди называют гниющим. Это презрение незаслуженное, и оно основано лишь на незнакомстве с предметом, который презирают, и на предрассудке, о котором я только что говорил. Нет ничего презренного в природе, и все творения Божий достойны внимания и удивления, особенно если мы посмотрим на то, какими простыми путями пользуется Господь, чтобы создать и сохранить их. Самые маленькие мошки настолько же совершенны, как и самые громадные животные; пропорциональность их членов так же строга, как и у последних; и кажется даже, что Господь, чтобы вознаградить их за малую величину их тела, пожелал даровать им больше украшений. У них на голове есть короны, султаны и другие украшения, которые затмевают все, что может изобрести роскошь людей; и я могу смело сказать, что все те, кто пользуется только своими глазами, никогда не видали в домах самых великих государей ничего по красоте, правильности и даже великолепию подобного тому, что можно видеть в увеличительное стекло на голове простой мухи.

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

79

Правда, эти предметы очень малы, но тем более поразительно, что в таком маленьком пространстве сосредоточено столько красот; и хотя они так обыкновении, из-за этого они не заслуживают меньшего уважения: сами по себе эти маленькие животные не станут от этого менее совершенными; напротив, тем более преклонимся мы перед Богом, который, сотворив их столь чудесно, проявил такую щедрость и величие.

Между тем зрение наше скрывает от нас все эти красоты; оно заставляет нас презирать все эти творения Божий, столь достойные нашего удивления, и, так как эти животные слишком малы по сравнению с нашим телом, оно заставляет нас рассматривать их как абсолютно малые, а вследствие этого считать их как бы достойными презрения по причине их малой величины, как будто бы тела могут быть малы сами по себе.

Постараемся же не следовать впечатлениям наших чувств в своих суждениях о величине тел; и если, например, мы будем говорить, что какая-нибудь птица мала, то не будем понимать этого в значении безусловном, потому что ничто не велико и не мало само по себе. Птица даже велика в сравнении с мухой; и если она мала в сравнении с нашим телом, то отсюда не следует, чтобы она была таковой безусловно, потому что наше тело не есть безусловное мерило, которым мы должны измерять другие тела. Оно само слишком мало в сравнении с землею, а земля — в сравнении с кругом, который солнце или сама земля описывают одно около другого; а этот круг мал в сравнении с пространством, находящимся между нами и неподвижными звездами, и так далее, ибо мы всегда можем представить себе пространство еще и еще большим и так до бесконечности.

III. Но не следует воображать себе, что наши чувства дают нам . верное познание отношения, какое другие тела имеют к нашему телу, ибо точность и верность ни в каком случае не присущи чувственному познанию, долженствующему служить лишь для поддержания жизни. Правда, нам довольно точно известно отношение тел, находящихся вблизи нашего тела; но, по мере того, как эти тела удаляются от нас, наше знание о них все уменьшается, потому что тогда они имеют меньшее отношение к нашему телу. Идея, или представление величины, которое возникает в нас при виде какого-нибудь тела, уменьшается по мере того, как это тело становится менее способно нам вредить; и эта идея, или представление, увеличивается по мере того как это тело приближается к нам, или, вернее, по мере того как увеличивается отношение этого тела к нашему. Наконец, когда это отношение совершенно прекращается, я хочу сказать, когда это тело так мало или так удалено от нас, что оно не может повредить нам, мы не имеем о нем более никакого представления. Стало быть, с помощью зрения мы можем иногда судить приблизительно об отношении других тел к нашему и об отношении их друг к другу; но мы никогда не должны думать, что предметы были такой величины, какими нам кажутся.

80

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

Например, нашим глазам солнце и луна кажутся имеющими в ширину один или два фута; но нам не следует воображать, подобно Эпикуру и Лукрецию, что они действительно имеют эту ширину. Та же луна, при взгляде на нее, кажется нам больше самых больших звезд, однако несомненно, что она несравненно меньше всех их. Так, на земле мы постоянно видим два или несколько предметов, величины и отношения которых мы не сумеем определить достоверно, потому что, чтобы судить об этом, необходимо знать, на каком расстоянии они в действительности находятся, а это весьма трудно.

Нам даже трудно судить с некоторою достоверностью об отношении двух тел, находящихся совсем близко от нас; их приходится взять в руки и держать друг перед другом, чтобы сравнить их, и при всем этом мы часто колеблемся, не будучи в состоянии что-либо утверждать. Всего нагляднее можно убедиться в этом при попытке определить величину нескольких почти одинаковых монет; ибо тогда мы принуждены наложить их одна на другую, так как прямо на взгляд нельзя решить наверно, совпадают ли они по величине. Итак, наше зрение не только обманывает нас в том, что касается величины тел самих в себе, но и отношений тел между собою.