Глава VIII

I. О желании казаться ученым. — II. О разговорах лжеученых. — III. Об их сочинениях.

I. Если неумеренное желание стать ученым часто делает людей более невежественными, то желание казаться учеными не только делает их более невежественными, но, кажется, оно повреждает их разум; ибо множество людей лишаются здравого смысла, потому что хотят прослыть за здравомыслящих, и говорят одни глупости, потому что хотят говорить только парадоксы. Желая приобрести известность редкого и необычайного ума, они так удаляются от общепринятых мнений, что действительно успевают в этом, и на них уже смотрят не иначе, как с изумлением или с большим презрением.

На них смотрят иногда с удивлением, так как если они возвысились, например, до какого-нибудь сана, то люди воображают, что они превосходят других своим талантом и ученостью постольку же, поскольку превосходят их положением или происхождением; но всего чаще смотрят на них с презрением, а иногда даже как на сумасшедших, когда рассмотрят их ближе и когда величие их не скрывает их от глаз других.

Лжеученые ясно обнаруживают то, что они суть, в тех книгах, которые сочиняют, и в своих обычных разговорах. Уместно, быть может, сказать кое-что об этом.

II. Вовлекает их в научные исследования тщеславие и желание казаться выше других, а потому, как только они примутся беседо-

350

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

вать, в них пробуждается страсть и желание превосходства, и она увлекает их. Они разом возносятся так высоко, что все чуть не теряют их из виду, и часто они сами не знают, где они; они так боятся, чтобы не быть ниже слушателей своих, что даже сердятся, если те следуют за ними; они пугаются, если у них требуют какого-нибудь пояснения, и даже напускают на себя гордость при малейшем возражении, которое им делают. Наконец, они говорят столь новые и необычайные вещи, но столь далекие от здравого смысла, что более мудрым очень трудно удержаться от смеха, тогда как другие бывают совершенно изумлены.

Но когда уляжется их первый пыл, и кто-нибудь, обладающий настолько сильным и устойчивым умом, что этот пыл не мог убедить его, покажет им, что они ошибаются, они тем не менее упорно будут держаться своих заблуждений. Вид тех, кого они оглушили, поражает их самих; при виде стольких одобряющих их лиц, которых они убедили своим натиском, они убеждаются сами, в свою очередь;

или если и не убеждаются, то это внушает им, по крайней мере, настолько храбрости, чтобы отстаивать свои ложные мнения. Тщеславие не позволяет им отказаться от своего слова. Они всегда ищут какого-нибудь довода в свою защиту; никогда даже не говорят они с таким жаром и увлечением, как тогда, когда им нечего сказать;

они воображают, что их оскорбляют и стараются сделать их презренными при каждом доводе, который приводят против них; и чем эти доводы сильнее и основательнее, тем сильнее возбуждают они их неприязнь и высокомерие.

Лучшее средство защищать истину против них — это не спорить, ибо, наконец, и для них и для нас лучше оставить их в заблуждении, чем навлечь на себя их неприязнь. Не следует наносить ран сердцу, когда вы хотите исцелить разум, потому что раны сердца опаснее ран разума; помимо того, иногда случается иметь дело с человеком действительно ученым и можно, не поняв хорошо его мысли, начать презирать его, а потому должно просить тех, кто говорит решительно, выражаться возможно яснее, не позволять им переходить на другой предмет и употреблять неясные или неточные термины; и, если это люди просвященные, вы научитесь чему-нибудь от них;

если же это лжеученые, они вскоре запутаются в своих собственных словах, в чем могут винить только самих себя; из разговора с ними вынесешь, может быть, некоторое поучение и даже некоторое развлечение, если только позволительно смеяться над слабостью других, когда пытаешься излечить ее; но важнее всего то, что таким путем помешаешь слабым умам, слушавшим их с восхищением, поддаться заблуждению, следя за их решениями.

Следует заметить, что глупцы или люди, поддающиеся безотчетному и чувственному воздействию, гораздо многочисленнее людей с восприимчивым умом, которых убеждает только рассудок, и потому когда один из таких ученых говорит и произносит свое суждение о чем-нибудь, то всегда будет гораздо больше людей, верящих ему на

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

351

слово, чем недоверяющих ему. Но эти лжеученые, насколько только могут, удаляются от общепринятых мнений, как из желания найти какого-нибудь оппонента, чтобы, разбив его, возвыситься и показать себя, так и в силу расстройства ума или из духа противоречия; а потому их суждения обыкновенно ложны или темны, и довольно редко бывает, чтобы, слушая их, люди не впали в некоторое заблуждение.

Но открыть этим способом ложность или основательность чужих мнений довольно трудно. Трудно потому, что не одни лжеученые хотят показаться всезнающими; почти у всех людей есть этот недостаток, особенно у тех, кто немного начитан и немного учился;

вследствие чего люди всегда хотят говорить и излагать свои мнения, не прилагая достаточно внимания к тому, чтобы хорошенько понять мнение других. Наиболее снисходительные и рассудительные, презирая в своей душе мнение других, только выражают внимание на лице в то время, как в глазах их вы читаете, что они думают совсем о другом, не о том, что говорят им, и заняты только тем, что хотят доказать нам, не думая отвечать нам. Это-то и делает часто разговоры очень неприятными; ибо как ничего нет приятнее и ничто не делает нам столько чести, как когда другие усваивают наши доводы и одобряют наши воззрения; так ничего нет неприятнее, как видеть, что их не понимают и не стараются даже их понять; наконец, беседовать со статуями и убеждать их не доставляет удовольствия;

но разве не статуи по отношению к нам люди, которые не особенно почитают нас и не стараются понравиться нам, а только ищут своего собственного удовлетворения, стараясь поддержать свое достоинство. Если бы люди умели хорошо слушать и хорошо отвечать, разговоры были бы не только очень приятны, они были бы весьма полезны;

тогда как теперь, каждый, стараясь казаться ученым, только стоит на своем и спорит, не понимая других; иногда при этом страдает любовь к ближнему, и почти никогда не раскрывается истина.

Но заблуждения, в какие впадают лжеученые в разговоре, некоторым образом извинительны. Можно сказать в их защиту, что в настоящее время по большей части мало придается значения тому, что говорят; что самые точные люди часто теперь говорят глупости;

и что они не претендуют на то, чтобы собирали все их речи, как это сделали с речами Скалигера и кардинала дю Перрон.

Эти извинения имеют основание, и мы вполне верим, что такого рода ошибки заслуживают некоторого снисхождения. Хочется принять участие в разговоре, но бывают несчастные дни, когда нет удачи. Не всегда бываешь в настроении хорошо думать и хорошо говорить, и часто при встречах располагаешь столь коротким временем, что малейшее облачко, малейшее отсутствие находчивости заставляет, к несчастью, впадать в чрезвычайные абсурды даже самые правильные и проницательные умы.

Но если извинительны те ошибки, которые лжеученые делают в разговорах, то ошибки, в которые они впадают в своих книгах,

352

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

серьезно обдумав их, непростительны, особенно если они часты и если они не выкупаются чем-нибудь хорошим; ибо, сочинив дурную книгу, являешься причиною того, что весьма многие лица теряют время на чтение ее, впадают часто в те самые заблуждения, в какие впали мы, и выводят из них еще несколько других, а это немалое зло.

Но хотя сочинение дурной или просто бесполезной книги есть ошибка большая, чем обыкновенно думают, однако за него скорее получают награду, чем наказание; ибо есть преступления, за которые люди не наказывают или потому, что они в моде, или потому, что по большей части люди не обладают такою твердостью духа, чтобы осудить преступника, которого уважают больше себя.

Обыкновенно, на писателей смотрят как на людей редких, необычайных и стоящих гораздо выше других; и их почитают вместо того, чтобы презирать их и наказывать. Так что совсем невероятно, чтобы люди когда-либо учредили трибунал для рассмотрения и осуждения всех тех книг, которые только извращают разум.

Вот почему нельзя думать, чтобы в обществе ученых и литераторов было больше порядка, чем в остальных обществах, потому что и его составляют также люди. Напротив, было бы хорошо, если бы в обществе ученых и литераторов было больше свободы, чем в других обществах, где новшество всегда очень опасно; ибо желать отнять свободу у людей науки и осуждать без разбора все нововведения — значило бы утвердиться в заблуждениях.

Итак, не должно порицать меня, если я говорю против влияния общества ученых и если я стараюсь показать, что часто эти великие люди, которые заставляют других удивляться своей глубокой учености, в сущности лишь пустые и гордые люди, безрассудные и не обладающие никаким действительным знанием. Я принужден говорить подобным образом, чтобы люди не поддавались слепо их суждениям и не следовали их заблуждениям.

III. Доказательства их тщеславия, недостаточной рассудительности и их невежества с очевидностью обнаруживаются в их сочинениях; ибо если мы возьмем на себя труд рассмотреть этих писателей с точки зрения здравого смыслы и без предвзятого уважения к ним, то увидим, что цели их научных исследований определяются главным образом их безрассудным тщеславием, и главная цель их — не совершенствование разума и не управление побуждениями своего сердца; их единственная цель — поразить других и показаться ученее их.

Ввиду этого они толкуют, как мы это уже сказали, лишь о редких и необычайных предметах, излагают их лишь в редких и необычайных выражениях и цитируют писателей редких и необычайных. Они совсем не выражаются ни на своем языке — он слишком знаком всем, — ни на простом, ясном и легком латинском языке; они говорят, ведь, не для того, чтобы их поняли, но чтобы говорить и заставить восхищаться собою. Они редко занимаются предметами, которые могут служить в жизни, это кажется им слишком общеиз-

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

353

вестным; они не того ищут, чтобы быть полезными другим или самим себе, но лишь чтобы прослыть за ученых; они не приводят оснований в пользу вещей, которые утверждают, или приводят основания таинственные и непонятные, которых ни они и никто не понимает с очевидностью; у них нет ясных оснований, да если бы они у них и были, они не сказали бы их: эти доводы не поражают разум; они кажутся слишком простыми и общераспространенными, все способны к ним. Они предпочитают ссылаться на авторитеты, чтобы подтверждать или сделать вид, что подтверждают свои мысли;

ибо часто авторитеты, к которым они прибегают, не содержат в себе подтверждения; а служат таковыми только потому, что написаны по-гречески или по-арабски. Но, может быть, будет уместно сказать кое-что об их цитатах; это некоторым образом покажет настроение их ума.

Несомненно, как мне кажется, только лжеученость и дух мно-гознания могли сделать цитаты столь модными, какими они были до сих пор и какими они и поныне являются у некоторых ученых;

ибо нетрудно найти писателей, цитирующих ежеминутно большие отрывки без всякого к тому основания, ибо вещи, которые они утверждают, или столь ясны, что никто в них не сомневается, или они столь сокровенны, что авторитет цитируемых писателей не может подтвердить их, так как они ничего о них не могли знать, или, наконец, приводимые ими цитаты нисколько не скрашивают того, что они говорят.

Противно здравому смыслу приводить большую греческую выдержку, чтобы доказать, что воздух прозрачен, потому что это всем известно; или прибегать к авторитету Аристотеля, чтобы уверить нас, что есть разумные существа, двигающие небесными сферами, потому что, очевидно, Аристотель ничего не мог знать о том; или, наконец, прибегать к иностранным языкам, арабским и персидским пословицам во французских или латинских книгах, написанных для всех, потому что эти цитаты не могут служить украшениями, или же это странные украшения, неприятно действующие на весьма многих людей и могущие удовлетворить лишь весьма немногих.

Однако большинство тех, кто хочет казаться ученым, столь любит этого рода цитаты, что они не стыдятся даже иногда приводить их на тех языках, которых не понимают, и с большими усилиями вставляют в свои книги, например арабскую выдержку, которую иногда сами не умеют прочесть, — чем они сильно затрудняют себя и что столь противно здравому смыслу; зато оно удовлетворяет их тщеславию и приобретает им уважение глупцов.

Они обладают еще одним весьма важным недостатком: они весьма мало заботятся о том, чтобы показать, что они читали с разбором; они хотят только показать, что они много читали, и особенно много темных книг, чтобы их считали ученее; книг редких и дорогих, чтобы думали, что у них ни в чем не было недостатка; книг вредных и нечестивых, которых порядочные люди не смеют читать в силу