Глава VI

О самых общих заблуждениях страстей; некоторые частные примеры.

Дело морали открыть все отдельные заблуждения касательно блага, в которые вводят нас наши страсти; ее дело бороться с извращенной любовью, восстановить прямоту сердца, упорядочить нравы. Наша же главная цель здесь — исправить разум и открыть причины наших заблуждений относительно истины; мы не будем далее развивать того, что выше сказано о любви к истинному благу. Мы говорим о разуме, и если затрагиваем сердце, то только потому, что сердце — властелин его. Мы ищем истину в ней самой и вне отношения к нам, и если мы рассматриваем отношение, которое она имеет к нам, то только потому, что это отношение есть причина того, что себялюбие скрывает истину от нас и искажает ее; ибо мы судим обо всем согласно нашим страстям, и, следовательно, мы обманываемся во всем, так как суждения страстей никогда не согласуются с суждениями истины.

Это именно говорит нам дивный святой Бернард в следующих прекрасных словах¹: «Любовь и ненависть, — говорит он, — не умеют судить согласно истине. Но если вы хотите суждения истины, вот оно: как слышу, так и сужу».² Это не суждение ненависти, любви, страха. Вот суждение ненависти: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть.³ Вот суждение страха: если оставим Его так, прийдут Римляне и овладеют и местом нашим, и народом.⁴ Вот, наконец, суждение любви: когда Давид, говоря о своем сыне убийце, сказал: «Простите сыну моему Авессалому».⁵ Наша любовь, наша ненависть, наш страх заставляют нас составлять одни ложные суждения; и только один чистый свет истины просвещает наш разум, и только внятный голос нашего общего Учителя заставляет нас составлять основательные суждения, лишь бы мы судили только о том, что Он говорит нам, и согласно тому, как Он говорит нам: «Sicut audio, sic judico». Но посмотрим, каким образом наши страсти обольщают нас, чтобы мы могли противостоять им с большею легкостью.

Страсти имеют такое большое сходство с чувствами, что после того, что было нами сказано в первой книге, нетрудно будет объяснить, каким образом они вводят нас в заблуждение. Ибо общие причины заблуждений наших страстей совершенно схожи с причинами обманов наших чувств.

* Bern S. De grad. humilitatis.

² Еванг. от Иоан., 5, 30.

³ Еванг. от Иоан., 19, 7.

⁴ Еванг. от Иоан,, 11,48.

⁵ 2-я кн. Царств, 18,5.

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

421

Самая общая причина заблуждений наших чувств заключается, как мы показали в первой книге, в том, что мы приписываем внешним предметам или своему телу ощущения, принадлежащие нашей душе; мы связываем цвета с поверхностью тел; мы различаем свет, звуки и запахи в воздухе и относим боль или щекотание к тем частям нашего тела, которые потерпели некоторые изменения вследствие движения встречных тел.

Почти то же самое должно сказать и о наших страстях. Безрассудно приписываем мы все настроения нашего сердца — нашу доброту, кротость, злобу, досаду и' все остальные свойства нашего духа — предметам, действительно или по-видимому вызывающим их. Нам кажется, что предмет, вызывающий в нас какую-нибудь страсть, заключает некоторым образом в самом себе то, что пробуждается в нас, когда мы думаем о нем; подобно тому как нам кажется, что чувственные предметы содержат в самих себе ощущения, которые они вызывают в нас своим присутствием. Когда мы любим кого-нибудь, мы, естественно, склоняемся думать, что этот человек нас любит, и нам несколько трудно представить себе, чтобы он имел намерение повредить нам или противиться нашим желаниям. Но когда ненависть заменит любовь, тогда мы не можем думать, чтобы этот человек желал нам добра; все его действия мы истолковываем в дурную сторону; мы всегда настороже и полны недоверия, хотя бы он и не думал о нас или только и желал услужить нам. Словом, мы несправедливо приписываем лицу, возбуждающему в нас какую-нибудь страсть, все настроения нашего сердца, подобно тому как мы безрассудно приписываем объектам наших чувств все свойства нашего духа.

По той же самой причине, в силу которой мы думаем, что все люди получают от одних и тех же предметов те же ощущения, как и мы, мы думаем также, что все люди волнуются теми же страстями к тем же предметам, как и мы, если только мы считаем их способными волноваться этими страстями. Мы думаем, что другие любят то, что мы любим, или желают того, чего мы желаем; отсюда рождаются ревность и тайная неприязнь, если благо, которое мы ищем, не может принадлежать всецело нескольким; ибо относительно блага, которым многие могут обладать, не деля его, как-то: высшее благо, наука, добродетель и т. д., — происходит совершенно обратное. Мы думаем также, что другие ненавидят, избегают, боятся тех же вещей, как и мы, и отсюда возникают связи и тайные или явные соглашения, сообразно природе и состоянию ненавидимой вещи, и путем этих связей мы надеемся избавиться от угрожающих бедствий.

Итак, мы приписываем объектам своих страстей те эмоции, которые они вызывают в нас, и мы думаем, что все остальные люди, и даже иногда животные, волнуются ими, как и мы. Но, помимо того, мы решаем еще более смело, что причина наших страстей, которая к тому же часто бывает только мнимой причиной, действительно лежит в каком-нибудь предмете.

422

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

Когда мы страстно любим кого-нибудь, мы решаем, что все в нем заслуживает любви. Его гримасы милы; в его безобразии ничего нет неприятного; его неправильные движения и нескладные жесты кажутся ловкими или, по крайней мере, естественными. Если он всегда молчит, то это потому, что он умен; если постоянно говорит, то потому, что остроумен; если он говорит обо всем, то это потому, что он универсален; если перебивает беспрестанно других, это происходит от его живости и пылкости; наконец, если он хочет всегда первенствовать, то потому, что он того заслуживает. Итак, наша страсть скрывает от нас или представляет в ином свете недостатки наших друзей и, обратно, выставляет на вид их малейшие

преимущества.

Но если эта дружба, как и другие страсти, основывалась только на волнении крови и жизненных духов, то когда она начинает охладевать по недостатку теплоты или жизненных духов, поддерживающих ее, и когда расчет или какой-нибудь ложный слух изменяют прежнее состояние мозга, — тогда ненависть, сменяя любовь, не замедлит заставить нас вообразить в объекте нашей страсти все недостатки, которые могут быть предметом отвращения. Мы увидим в том же самом человеке качества, совершенно противоположные тем, которыми раньше восхищались. Мы будем стыдиться, что любили его, и господствующая страсть не замедлит оправдать себя и сделать смешною ту страсть, которую она заменила.

Могущество и несправедливость страстей не ограничиваются еще вышесказанным, они идут гораздо дальше. Наши страсти представляют нам в ином свете не только свой главный объект, но еще и все вещи, имеющие к нему некоторое отношение. Они не только делают нам приятными все качества наших друзей, но также большинство качеств друзей наших друзей. И даже они заходят еще ' дальше в тех людях, которые обладают обширным и сильным ;

воображением; ибо власть страстей над их духом так велика, что невозможно указать ее предела.

Все факты, приведенные только что мною, служат столь общими j и частыми причинами заблуждений, предубеждений и несправедливостей, что указать все следствия их было бы невозможно. Большая j часть истин или, вернее, заблуждений, присущих известным мест- <| ностям, временам, известным общинам, семьям, является следствиями • их. Что истинно в Испании, ложно во Франции; что истинно в ;

Париже, ложно в Риме; что достоверно у доминиканцев, сомнительно :

у францисканцев; что несомненно у францисканцев, оказывается заблуждением у доминиканцев. Доминиканцы считают себя обязанными следовать святому Фоме и почему? часто только потому, что этот святой доктор принадлежал к их ордену. Францисканцы же, обратно, держатся мнений Скота, так как Скот был францисканец.

Есть также истины и заблуждения, присущие известным временам. Две тысячи лет тому назад земля вращалась; затем она оставалась неподвижною до нашего времени; и вот она опять

РАЗЫСКАНИЯ ИСТИНЫ

423

начинает двигаться. Некогда жгли Аристотеля; один провинциальный собор, получивший одобрение папы, весьма мудро запретил преподавать его физику. Затем им восхищались. Теперь же начинают презирать его. Некоторые воззрения, принятые теперь в школах, были оставлены раньше, как ереси; а те, кто отстаивал их, как еретики, были отлучены от церкви некоторыми епископами; ибо страсти порождают партии, а партии, в свою очередь, создают эти истины или эти заблуждения, столь же неустойчивые, как причина, вызвавшая их. Например, люди равнодушны к вопросу о неподвижности земли и форме' телесности, но они не относятся безразлично к этим воззрениям, когда их отстаивают те, кого они ненавидят. И неприязнь, поддерживаемая некоторым смутным чувством набожности, порождает неумеренное рвение, понемногу разгорающееся и, наконец, создающее те события, которые кажутся всем странными только много спустя после того, как они произошли,

Нам трудно представить себе, чтобы страсть могла заходить так далеко; но это потому что мы не знаем, что наши страсти простираются на все, что может удовлетворить их. Быть может, Аман вовсе не желал зла всему иудейскому народу. Но Мардохей не кланяется ему, он еврей, следовательно, должно истребить весь народ, от этого месть станет только прекраснее.

Между тяжущимися дело идет о том, кто имеет право на данную землю; им следует лишь предъявить свои документы и говорить только то, что относится к делу или может послужить ему на пользу. Но они не замедлят наговаривать друг на друга, будут противоречить друг другу во всем, заводить ненужные ссоры и возводить ненужные обвинения и запутают свой процесс множеством побочных вещей, только затемняющих суть дела. Одним словом, все страсти простираются настолько же далеко, насколько обширен ум у людей, волнующихся ими; я хочу сказать, что нет ни одной вещи, которую мы не считали бы имеющей некоторое отношение к объекту наших страстей и на которую не простиралось бы движение этих страстей. И вот как это происходит.

Отпечатки от предметов столь тесно связаны между собой в мозгу, что течение жизненных духов не может вызвать одного из них, не раскрыв в то же время нескольких других. Главная идея вещи, о которой мы думаем, сопровождается, следовательно, неизбежно многочисленными побочными идеями, которых тем больше, чем сильнее воздействие жизненных духов. Воздействие же жизненных духов непременно будет сильным в страстях по той причине, что страсти непрестанно в обилии и с большою силою направляют ^в мозг жизненные духи, чтобы поддерживать отпечатки идей, представляющие объект страсти. Так что движение любви или ненависти простирается не только на главный объект страсти, но также на все иещи, которые, по нашему мнению, имеют некоторое отношение к

' Concile d'Angl. par Spelman, 1287 г.

424

НИКОЛАЙ МАЛЬБРАНШ

этому объекту; ибо движение души во время страсти следует перцепции разума, подобно тому как движение жизненных духов в мозгу следует отпечаткам, вызывающим главную идею объекта страсти, а также и тем, которые имеют отношение к ней.

Следовательно, нет ничего удивительного, если люди так далеко заходят в своей ненависти или любви и совершают столь странные и изумительные поступки. Для всех этих явлений есть особая причина, хотя мы иногда и не знаем ее. Их побочные идеи не всегда одинаковы с нашими; мы не можем их знать. И есть всегда какая-нибудь особая причина, обусловливающая их образ действия, который нам кажется нелепым.