Глава 5. Разум и рассудок

5.1. Анатомия технократического мышления

Из многих известных разновидностей интеллектуального потенциала мы выбрали для обсуждения технократическое мышление, так как, именно оно, не будучи новым, получило в последние десятилетия широкое распространение и стало достаточно могущественным. Оно все чаще упоминается в печати, но значительно реже делаются попытки понять, что оно собой представляет как таковое, в каком отношении оно находится к интеллекту, рассматриваемому как некоторое целое, какие свойства интеллекта в нем развиты сильнее, какие слабее или вовсе отсутствуют. Наконец, в каком отношении технократическое мышление находится к человеку, человеческим ценностям, к культуре. Тема человеческого интеллекта стала звучать в последнее время несколько необычно. Слишком много заботы проявляется об интеллекте искусственном. Даже когда речь идет об интеллектуальной революции, создается впечатление, что ее связывают не столько с человеком, сколько с компьютерами. Равным образом и интеллектуальный потенциал общества нередко идентифицируется с потенциалом информационным. Это является следствием того, что техника весьма энергично проникает в культуру, что находит свое отражение в языке. Помимо "искусственного интеллекта" появились термины "массовая культура", "компьютеризация образования", "автоматический перевод", "автоматизация проектирования", "машинная музыка". Но это все, так сказать, "мелочи" по сравнению с тем, что меняется в образе самого общества. Если несколько десятилетий тому назад его развитие характеризовалось как культурно-историческое или социокультурное, то сейчас хотелось бы надеяться, что общество останется хотя бы социотехническим и не превратится в технологическое, информационное, технотронное, пост- или сверхиндустриальное и т. д. В свое время подобные трансформации предсказывали участники Римского клуба. Сейчас слишком явны симптомы реальности этих предсказаний. Для иллюстрации ограничимся более близкой нам сферой образования и науки. С тревогой приходится наблюдать как в этих сферах происходят весьма нежелательные трансформации. Информация стала подменять знания, память — понимание, составление планов и программ — формирование образа наличной ситуации и ее возможных изменений, их осмысление и осознание, эмоции, аффекты и амбиции стали возникать

211

вместо интеллектуальных чувств, творческих переживаний, милосердия, ученые доспехи стали не пускать на порог науки реальные научные успехи, наконец, посредственное образование стало подменять культуру. Приведенный перечень подмен — нарочно, чтобы обострить ситуацию, — выражен в довольно крайней и резкой форме. Пусть все эти трансформации реалий в фикции или в тени этих реалий существуют как симптомы, и болезнь еще не стала повальной, но осознание опасности, ее причин и истоков необходимо. Необходимо тем в большей мере, что каждая из таких подмен — это симптом бездуховности, симптом торжества (или, как минимум, доминирования) технократического мышления.

Что же такое технократическое мышление? Оно не является неотъемлемой чертой представителей науки вообще и технического знания в частности. Оно может быть свойственно и политическому деятелю, и представителю искусства, и гуманитарию. Технократическое мышление — это мировоззрение, существенными чертами которого являются примат средства над целью, цели над смыслом и общечеловеческими интересами, смысла над бытием и реальностями современного мира, техники (в том числе и психотехники) над человеком и его ценностями. Технократическое мышление — это Рассудок, которому чужды Разум и Мудрость. Для технократического мышления не существует категорий нравственности, совести, человеческого переживания и достоинства. Для того, чтобы эта абстрактная характеристика технократического мышления стала зримой, полезно привести соответствующий художественный образ. Воспользуемся для этой цели характеристикой, которую Л. П. Гроссман дал Ставрогину — персонажу романа Ф. Достоевского "Бесы": "Ставрогин — воплощение исключительной умственной мозговой силы. В нем интеллект поглощает все прочие духовные проявления, парализуя и обеспложивая всю его душевную жизнь. Мысль, доведенная до степени чудовищной силы, пожирающая все, что могло бы рядом с ней распуститься в духовном организме, какой-то феноменальный Рассудок — Ваал, в жертву которому принесена вся богатая область чувства, фантазии, лирических эмоций — такова формула ставрогинской личности... Перед нами гений абстракта, исполин логических отвлечений, весь захваченный перспективами обширных, но бесплодных теорий" [1, с. 450]. Можно выразить это проще. При всей своей гениальности Ставрогин лишен ощущения реальности, жизни, которые характеризуют естественные способы мышления всякого жизненно ощущающего человека.

Существенной особенностью технократического мышления является взгляд на человека как на обучаемый программируемый компонент системы, как на объект самых разнообразных манипуляций, а не как на личность, для которой характерна не только самодеятельность, но и

212

свобода по отношению к возможному пространству деятельностей. Технократическое мышление весьма неплохо программирует присущий ему субъективизм, за которым в свою очередь лежат определенные социальные интересы. Связь "программирования" поведения и деятельности личности с ее бездуховностью превосходно показал Ф. Искандер в небольшом эссе, посвященном пушкинскому "Моцарту и Сальери": "Корысть Сальери заставила его убить собственную душу, потому, что она мешала этой корысти. В маленькой драме Пушкин провел колоссальную кривую от возникновения идеологии бездуховности до ее практического завершения. Отказ от собственной души приводит человека к автономии от совести, автономия от совести превращает человека в автомат, автоматизированный человек выполняет заложенную в него программу, а заложенная в него программа всегда преступна.

Почему всегда? Потому что преступная корысть убивала душу человека для самоосуществления, а не для какой-либо другой цели. Непреступная цель не нуждалась бы в убийстве души" [2, с. 130]. Как это не парадоксально, но здесь Сальери выступил как яркий представитель технократического мышления (ср. "Звуки умертвив, музыку я разъял как труп"). Еще одну грань технократического мышления отметил замечательный психолог Б. М. Теплов, назвавший свой анализ драмы Пушкина "Проблема узкой направленности (Сальери)". Различие между Моцартом и Сальери Теплов видит в том, что "...сочинение музыки было для Моцарта включено в жизнь, являлось своеобразным переживанием жизненных смыслов, тогда как для Сальери, никаких смыслов, кроме музыкальных, на свете не было и музыка, превратившаяся в единственный и абсолютный смысл, роковым образом стала бессмысленной". И далее, "Сальери становится рабом "злой страсти", зависти, потому что он, несмотря на глубокий ум, высокий талант, замечательное профессиональное мастерство, — человек с пустой душой. Наличие одного лишь интереса, вбирающего в себя всю направленность личности и не имеющего опоры ни в мировоззрении, ни в подлинной любви к жизни во всем богатстве ее проявлений, неизбежно лишает человека внутренней свободы и убивает дух" [3, с. 308—309]. О. Мандельштам не столь сурово оценил Сальери: "Сальери достоин уважения и горячей любви. Не его вина, что он слышал музыку алгебры так же сильно, как живую гармонию" [45, с. 187]. И далее поэт замечает, что суровый и строгий ремесленник Сальери протягивает руку мастеру вещей и материальных ценностей, строителю и производителю вещественного мира. О. Мандельштам отдает должное личности Сальери. У нас также нет претензий к личности технократов. Нам важно подчеркнуть, что Л. Гроссман, Ф. Искандер, Б. Теплов пишут о предельных ситуациях, порожденных гением Достоевского и гением

213

Пушкина. Но жизнь, как известно, нередко подло подражает художественному вымыслу. Сейчас такой тип мышления стал реальной силой, сыграл не последнюю роль в возникновении многих глобальных проблем современности. Следует еще раз подчеркнуть, что мы вовсе не идентифицируем технократическое мышление с мышлением ученых или техников. Технократическое мышление — это скорее прообраз искусственного интеллекта, хотя К. Шеннон — создатель теории информации, Н. Винер — создатель кибернетики, Д. фон Нейман — один из создателей вычислительной техники не раз предупреждали об опасности технократической трактовки их открытий и достижений. Это же относится и к великим физикам XX века, участвовавшим в создании атомной и водородной бомбы.

Мы не ставили своей целью дать определение технократического мышления, а лишь попытались нарисовать его образ и при этом уподобили его искусственному интеллекту. Хотя последнего еще нет, технократическое мышление уже реальность, и есть опасность, что создаваемый на основе его средств искусственный интеллект будет еще страшнее. Особенно, если он во всей своей стерильности станет прообразом человеческого мышления. Сейчас разрушительная мощь интеллекта действительно оценивается планетарными масштабами. Но как далека эта мощь от того, о чем мечтали Тейяр де Шарден и В. И. Вернадский, говоря о ноосфере, о сфере разума. Мы с горечью должны констатировать, что интеллект, приобретая планетарные масштабы, далеко не всегда может сохранить хотя бы земную ответственность, хотя бы ответственность, лежащую не в высших интеллектуальных сферах, а в границах простого и всем понятного здравого человеческого смысла. Мысль до тех пор не может быть признана мыслью, пока она не будет содержать в себе помимо себя самой еще и мысли о смысле человеческого бытия.

Таким образом, общность технократического мышления и искусственного интеллекта состоит в том, что и то и другое есть не более, чем устройство, предназначенное для решения задач. И там, и там мысль преобладает над смыслом.

Хотелось бы быть правильно понятыми. Нелепо возражать против разработки систем искусственного интеллекта, экспертных систем и т. д. Здесь уже имеются огромные достижения, которые в скором времени станут еще более впечатляющими. Мы против идеологии искусственного интеллекта, против того, чтобы полностью передоверить ему решение глобальных проблем человечества.

Завершая характеристику технократического мышления, следует остановиться еще на одной проблеме. Почему именно сейчас общественность осознает опасность технократического мышления? Почему ранее эта опасность не переживалась с такой остротой? По-видимому,

214

это связано с научно-техническим прогрессом (НТП). Однако, эта связь не прямая и не фатальная. Дело в том, что технократическое мышление не является следствием НТП.

Оно ему предшествовало и существовало в самых различных сферах человеческой деятельности. Более того, нам представляется, что великие завоевания НТП — это порождение не технократического мышления, а действительно выдающихся умов — дело рук человеческих. Вместе с тем ситуация НТП создает благоприятные условия не только для беспрецедентного распространения технократического мышления, но и для чрезвычайно быстрой реализации его результатов. Причины этого заслуживают специального анализа. Отметим главную причину. Она в том, что научно-технический прогресс стал символом веры многих ученых и техников, и в нем не оказалось места для прогресса социального.

Наука сблизилась с техникой и отдалилась от человека. Это относится даже к естествознанию, даже к психологии, в которой возобладали технократические ориентации. Техника пытается включить в себя науку о человеке, рассматривая его как винтик, как звено, как компонент технической или социотехнической системы, как агента, а не субъекта деятельности.

Наконец, ситуация усугубляется еще одним обстоятельством. В. И. Вернадский писал в свое время, что действие — характерная черта научной мысли. Но оно в еще большей степени характеризует технократическую мысль, рождающуюся в условиях научно-технического прогресса. Здесь она как бы сразу без размышлений и колебаний воплощается в инструмент, в технику. Действие превращается в самоцель и отделяется от своих следствий, которые не просматриваются и не прогнозируются в сколько-нибудь отдаленной временной перспективе. А такого рода опасность предусматривалась проницательными психологами: "...при чрезвычайной подвижности и бесконечности степеней свободы человеческого интеллекта было бы жизненно опасным, если бы любая мысль, пришедшая человеку в голову, автоматически побуждала его к действию. Весьма существенно и жизненно целесообразно следующее: прежде чем приобрести побудительную силу, рассудочное решение должно быть санкционировано аффектом в соответствии с тем, какой личностный смысл имеет выполнение этого требования для субъекта, для удовлетворения его потребностей и интересов" [4, с. 297]. Другими словами, А. В. Запорожец, который долгие годы занимался проблемами развития детского мышления, его связей с действием, заботится об "умном делании".

Мы уделили такое большое внимание технократическому мышлению, так как именно оно является антиподом (возможно не единственным) так называемого "нового мышления". Со временем его новизна

215

стала видеться все проблематичнее и более впечатляюще зазвучала мысль М. К. Мамардашвили о том, что мышление в строгом смысле слова вряд ли бывает "новым". Оно либо есть, либо его нет. Тем не менее, для обозначения новых социальных веяний продолжим использование этого словосочетания. При формировании нового мышления полезно обратиться к культурному смысловому образу старого. Оно не всегда было "плохим" (а точнее — примитивно позитивистским, к чему в действительности восходит технократическое мышление). И нынешнее человечество ему обязано многим, хотя оно нередко склонно забывать о своих корнях и истоках. Поэтому следующим шагом наших размышлений должно быть восстановление первообраза естественного интеллекта. Именно образа, так как здесь, как и в случае технократического мышления, задача его строгого определения крайне сложна.

Нужно сказать, что задача реконструкции культурного и смыслового образа понятия интеллект возникла перед гуманитарной наукой и под влиянием успехов (и неудач) в области исследований и разработок искусственного интеллекта.

Понятие интеллект, как и многие понятия современной науки, претерпело длительную историю. Оно является культурно-историческим и испытывает на себе многочисленные наслоения и напластования, предшествовавшие его современному словоупотреблению. Эволюция понятия "интеллект" интересна и поучительна тем, что при сохранности его смыслового образа и термина, многократно видоизменялось его значение.

Смысловой образ интеллекта задан в концепции Платона. Согласно Платону, интеллект — это то, что отличает человеческую душу от животной. Нус — надиндивидуальное по природе творческое начало, включающее интуицию и приобщающее человека к божественному миру. Аристотель, наряду с таким интеллектом, допускает существование пассивного, преходящего смертного интеллекта. В дальнейшем ранг интеллекта как бы все время понижается. Он начинает рассматриваться как способность человека к познанию (врожденная или благоприобретенная). Функции интеллекта операционализируются, становятся все более и более земными, чтобы не сказать утилитарными. Делаются попытки низвести интеллект к частной способности приспособления, к решению лишь практических задач. В психологии начинается полоса измерений интеллекта как некоей операционально-технической функции, и ученые, осознающие ограниченность, а порой бессмысленность этих процедур, не без ехидства определяют интеллект как то, что измеряется с помощью тестов на интеллект (число таких тестов уже много более ста). В зоопсихологии и этологии сейчас ведутся поиски интеллекта даже внутри инстинктивных форм поведения.

216

Вводятся различные классификации видов интеллекта. Одна из ранних — чувственный и рациональный интеллект; затем более близкая к нам, учитывающая фило- и онтогенетическое развитие интеллекта: наглядно-действенный, конкретно-образный, дискурсивный. Предлагаются и другие основания классификации, например, репродуктивный и творческий. В этом же ряду можно указать — искусственный и естественный и т. д. За всем этим стоят тысячи замечательных экспериментальных исследований, благодаря которым очень многое стало известно о механизмах интеллектуальной деятельности и о ее формах. Выявлена и описана солидная номенклатура интеллектуальных приемов, способов, операций (логических и психологических); установлены этапы или фазы решения различных задач (в том числе и творческих); показана зависимость успешности их решения от предметного содержания, от характера задачи, от уровня развития других психических процессов, от мотивации и эмоций, от функциональных состояний человека (напряженность, стресс); найдены закономерности формирования интеллектуальных (умственных) действий и т. д.

Исследователи останавливались только перед одним. Перед творческим актом. Причиной этого оказывались объективные трудности исследования таких актов, сохраняющиеся до сих пор. Творческий, или завершающий акт интеллекта, передавался для описания и изучения по ведомству искусства, психоанализа, истории, философии и методологии науки, включивших интуицию в свою сферу анализа. Таким образом, сложилась ситуация, при которой мы многое знаем о разновидностях интеллекта, умеем отличать одну от другой и даже определять, более того, формировать некоторые из них, но не умеем определить интеллект как таковой. Как только мы пытаемся сделать это или оценить адекватность какого-либо определения, перед нами начинает витать его исходный смысловой образ — это либо образ некоей божественной функции, либо — тайны. Многие определения интеллекта носят теперь не столько божественный, сколько плоскоутилитарный, физикалистский или мистический характер.

Возможен еще один путь его определения — интеллектуалистический. Но он также пройден. По поводу него в психологии известно, что интеллектуализм ни в какой другой сфере не оказался столь беспомощным, как в определении интеллекта. Тем не менее именно этот путь часто выбирают в попытках рукотворного воссоздания интеллекта в компьютерных науках.