2.5. П. А. Флоренский о культе и культуре

Большое, но противоречивое впечатление произвела личность Павла Александровича Флоренского на Н. А. Бердяева. Он пишет:

74

"В Москве я встретил у С. Булгакова П. Флоренского, человека очень оригинального и больших дарований. Это одна из самых интересных фигур интеллектуальной России того времени, обращенных к православию. С. П. Флоренским у нас было изначальное взаимное отталкивание, слишком разные мы были люди, враждебно разные. Самые темы у нас были разные" [3, с. 149—150]. Бердяеву работы Флоренского кажутся полными упадочности, мления, в них чувствуются "меланхолия осени, падающих осенних листьев", "бессильная борьба с сомнением, ...лиризм, парализующий энергию". И в то же время Бердяев ощущает в Флоренском огромную внутреннюю энергию, которую ему постоянно приходится сдерживать, бороться "с собственной безграничной дионисической стихией". Н. А. Бердяев признает, что "Флоренский был универсальный человек, он талантливый математик, физик, филолог, оккультист, поэт, богослов, философ" [3, с. 150]. Но одновременно Бердяев считает, что у Флоренского "слабое чувство Христа" и не находит, "чтобы у него был специфический философский дар" [3, с. 150]. Сложная натура одареннейшего человека видится Бердяеву во многих ее противоречиях.

Одна из существеннейших особенностей П. А. Флоренского состояла в его энциклопедически широких интересах. Но теологическая традиция занимала его более других и освящала собой другие предметы. Она окрашивала размышления Флоренского, придавала работам в других областях неповторимый облик. Сказанное относится к проблеме культуры в наибольшей степени, так как культура мыслилась Флоренскому в неразрывной связи с религиозным культом.

Вся человеческая культура, по Флоренскому, производна от культа во многих смыслах: онтологическом, историческом и тем более этимологическом. Последнее, кстати, очевиднее всего. "Культура, — считал Флоренский, — ...ядром своим и корнем имеет КУЛЬТ... Natura — это, что рождается присно, cultura — что от культа присно отцепляется, — как бы прорастания культа, побеги его, боковые стебли его" [20, с. 117].

В жизнедеятельности общества Флоренский выделяет три стороны — ТЕОРЕТИЧЕСКУЮ, ПРАКТИЧЕСКУЮ И ЛИТУРГИЧЕСКУЮ. Первая — это представления о мире: наука, юриспруденция, мифология и т. п. Вторая сторона — сторона деятельности "материально-утилитарная", хозяйство. Третья — совокупность святынь: реликвии, таинства, обряды. Подобная троичность, считает философ, неминуемо должна приводить к тому, что при осмыслении жизни общества одна из сторон его жизнедеятельности будет полагаться в качестве основной, а две другие выводиться из нее.

Если в качестве основной стороны полагается теория, все ее атрибуты начинают занимать ведущие места. Человеческий разум становится

75

чем-то вроде святыни. Система понятий начинает довлеть над любым другим проявлением, в том числе практической деятельностью. Это явление Флоренский называет идеологизмом и характеризует его так: "Идеологизм усматривает в формах хозяйства и в обрядах культа простое применение теоретических, научных, мифологических, догматических и так далее — построений разума. СНАЧАЛА придумывается, что надо то-то и то-то сделать так-то и так-то, а ПОТОМ этот проект деятельности якобы осуществляется. Но теоретическая деятельность индивидуальна. Идеологизму свойственно поэтому подчеркивать значение уединенного сознания и индивидуального творчества отдельной личности; идеологизм завершается непременно культом великих людей... Террор завершил эту теорию, пожелав единичными мановениями перестроить всю жизнь, до дна, по выдуманным схемам" [20, с. 109]. Комментировать нечего. Флоренским сказано все, до конца, в открытую. Н. А. Бердяев, мягко говоря, заблуждался, говоря о большой слабости при большой одаренности П. А. Флоренского. Перед нами человек не только сильный, но и яростный. Естественно, он не мог остаться в живых в стране единственно верной идеологии и погиб в лагере.

Однако вернемся к размышлениям Флоренского. Далее он рассматривает вариант осмысления жизнедеятельности общества, при котором в качестве первичной берется не теория, а практика. Так возникает экономизм, получивший распространение в середине XIX века. В этом случае в центре внимания — формы собственности, средства производства. Экономический строй становится объектом почитания за его полезность. Собственно вся действительность мыслится как продукт усилий и разума не отдельной личности, а широких народных масс, снижается ценность личности не только великой, но и рядовой. Теория и культ мыслятся как надстройки практической деятельности.

Флоренский рассматривает и третью точку зрения, называя ее религиозным материализмом. С этой позиции жизнь определяется обрядом, обычаем, ритуалом. "Люди создают общие правила поведения прежде, чем начинают выражать общие принципы в словах; политические учреждения древнее политических теорий; точно так же и религиозные учреждения древнее, чем религиозные теории", — пишет Р. Смит" [20, с. 112]. Культ, причем не обязательно религиозный, выходит на первое место, а теория и практика занимают подчиненное положение.

П. А. Флоренский не принимает и такой точки зрения. Его не устраивает принятие в качестве основы осмысления жизнедеятельности общества обычаев и обрядов, взятых в обобщенной, независимой от религии форме. По мнению философа, они являются вторичными по отношению к ней, появившимися в результате отслоения от религии. Обычаи

76

и обряды равно, как наука и техника, — продукты распада религии, подверженные постоянному видоизменению. Это "...вечно текущая современность, успевающая отказаться от своих целей еще до того, как они начали осуществляться" [20, с. 115].

Одним из основных аргументов Флоренского в пользу выводимости действительности из культа является решение проблемы ориентации в культурных ценностях. Если исходить из того, что культура — это "все, решительно все, производимое человечеством", то совершенно не ясно, "как в плоскости культуры отличить церковь от кабака или американскую машину для выламывания замков от заповеди "Не укради" — тоже достояния культуры?"

"...Все это равно есть в культуре, и в пределах самой культуры нет критериев выбора, критериев различения одного от другого: нельзя, оставаясь верным культуре, одобрять одно и не одобрять другого, принимать одно и отвергать другое (...) Для расценки ценностей нужно выйти за пределы культуры и найти критерии, ТРАНСЦЕДЕНТЫЕ ей" [20, с. 127]. Необходимо СОРИЕНТИРОВАТЬСЯ в культуре, найти "систему координат", зафиксированную не в ней самой, а за ее пределами. Сходная проблема решалась И. Кантом. Однако его решение, призывающее ориентироваться на рассудок, на научное знание, неприемлемо для П. А. Флоренского по следующей причине:

"...критицизм Канта и кантианцев произвольно избирает из всей культуры небольшую ее часть — математическое естествознание — и, зная об исторической изменчивости его из года в год и о пестроте его — от ученого к ученому, о различии его методов, гипотез, теорий, терминов и так далее, провозглашает его вечной и неизменной истиной" [20, с. 129]. Решение П. А. Флоренского — в ориентации на религию, на культ. "...Кант же, убегая от культа, делает ИДОЛА, отрицательно ориентируясь на КУЛЬТЕ, он положительно ориентируется на лжекульте" [20].

Оставаясь на позиции первичности культа, Флоренский тем не менее обозревает все возможные теоретические схемы осмысления сторон общественной жизни.

Проведя последовательный анализ соотношений теории, практики и литургии, он выделяет девять их возможных сочетаний. Такое обогащение схемы произошло вследствие того, что в нее было добавлено еще одно свойство: последовательность осмысления сторон жизнедеятельности общества. Важно ведь не только, что одна из сторон основная, а две другие — подчиненные, но и какова последовательность их выведения. Своей типологией Флоренский охватывает большинство теоретических подходов к осмыслению культурной жизни общества. При этом важно учитывать то обстоятельство, что теоретические подходы

77

имеют свойство реализовываться на практике, входить в саму жизнь, как это было с упоминавшимся выше идеологизмом.

Отношения между теорией, практикой и литургией реализуются не только на социальном, общекультурном уровне, но и на уровне анализа исторически складывающихся орудий деятельности. Заслуга в развитии орудийного подхода к анализу культуры также принадлежит П. А. Флоренскому. "Явления культа — храм, утварь храмовая, другие принадлежности храма и домашней молитвы, а также все элементы культа — вроде текста и напева песнопений, молитв, освященных веществ, ...— объединенные в конкретно-целостные ЕДИНСТВА, они СУТЬ ОРУДИЯ этой культурной деятельности: ими, через них и в них культ как деятельность проявляется и осуществляется" [20, с. 102].

Наряду с культовыми орудиями философ выделяет МАШИНЫ — ИНСТРУМЕНТЫ И СЛОВА — ПОНЯТИЯ:

"Когда мы говорим слово ОРУДИЕ, то ближайшим образом припоминаются нам молоты, пилы, плуги или колеса и тому подобное — словом, в грубейшем смысле слова материальные орудия технической культуры... Инструменты — наиболее веское — буквально — проявление орудие строительной деятельности. Но есть и другой род орудий, наименее материальных, ВОЗДУШНЫХ, если выразиться точно и буквально, однако ничуть не менее могучих; это суть — СЛОВА — в особенности — оформленные технически понятия и термины. Слово, "воздушное ничто", есть, однако, орудие мысли, без коего мысль не раскрывается и не осуществляется. Не в переносном смысле, а в самом точном слова есть орудия" [20].

Как машины-инструменты, так и слова-понятия обладают неполным набором свойств. Первые чувственно даны нам, они вещны, но их осмысленность каждый раз должна доказываться при использовании машин и вкладываться в них при создании. Вторые разумны, осмыслены, но не всегда наглядны. Каждый раз "необходимо доказывать осмысленность вещей и овеществленность смыслов". Но для этого необходимо нечто третье, совмещающее в себе и осмысленность и овеществленность. "Нужно, — пишет Флоренский, — чтобы хотя бы в одной точке человеческой деятельности было бы дано наглядное единство двух полюсов ее, то есть бесспорная воплощенность смысла или, что то же, — бесспорная одухотворенность вещи" [20, с. 103]. Если такого предмета не найдется, деятельность человека может расколоться на две непересекающиеся: деятельность осмысливания и деятельность реализации. В общем-то, развитие общества как раз и демонстрирует такой процесс. И это трагически влияет на человека.

78

По мнению П. А. Флоренского, единственным предметом, интегрирующим в себе вещность и осмысленность, является культовый предмет: "Щипцы, бутылки, щетки и так далее — суть вещи; орудия культа — ...кроме того, суть СМЫСЛЫ, требующие себе внутреннего признания, а не только допускающие внешнее пользование. Но вместе с тем, будучи СМЫСЛАМИ, они не внутренние смыслы только, но и бесспорные реальности, помещающиеся в ряду вещей... Предметы культа суть осуществленное соединение временного и вечного, ценности и данности, нетленности и гибнущего" [20, с. 106]. Предмет культа на своем уровне, осуществляет то же, что и культ во взаимоотношениях теории и практики — придает им целостность. Только опираясь на него и на культ, можно восстановить первоначальные смыслы, полагаемые в вещах, а сами смыслы, понятия, сотворять ощутимыми, почти наблюдаемыми.

Развитие культуры должно осуществляться через постоянное ориентирование на задаваемую культом "систему координат". Флоренский предлагает проследить такое развитие на примере художественного творчества. По его мнению, в качестве конкретной системы координат, задающей культурные традиции здесь выступает канон: "...художник, опираясь на всечеловеческие художественные каноны, ...через них и в них находит силу воплощать подлинно созерцательную действительность и твердо знает, что дело его, если оно свободно, не окажется удвоением чужого дела. Принятие канона есть ощущение связи с человечеством и сознание, что не напрасно же жило оно и не было без истины... Хорошо известен тот факт, что это напряжение при вмещении индивидуального разума в формы общечеловеческие открывает родник творчества" [21, с. 106]. Флоренский приоткрывает завесу над одним из механизмов преемственности, обеспечивающим приращение культуры. Вторя форме или содержанию известного шедевра, мастер как бы продолжает путь с того места, на котором остановился его великий предшественник. Углубление смыслов продолжается. Традиция не прерывается.

Художественное творчество мыслилось Флоренским почти столь же целостным как и культ, поскольку и в нем "соединяется ПРАКТИЧЕСКАЯ сторона — ВОПЛОЩЕНИЕ разумом своих замыслов — с теоретической стороной — ОСМЫСЛИВАНИЕМ деятельности". Художественные произведения также не требуют доказательства ни их реальности, ни их смысла. Но они вторичны по отношению к культу, происходят родом из распавшейся на части религии. Тем не менее и они, т. е. лучшие образцы творчества, могут быть полезны при "оценивании" элементов культуры, быть "системой координат" при этом. В подобном ориентировании культура может почерпнуть новые силы для саморазвития, обрести целостность.

79

Культура должна преодолеть имеющееся в настоящее время разделение "смысла и реальности, духа и плоти, истины и силы — на два царства: царство субъективных истин и царство вне-истинных объективностей" [20, с. 123]. В этом ее единственная позитивная перспектива.