Сильное и слабое объяснение

Имеется два типа объяснения. Классическое номологическое объяснение основано на законе. Однако в науке не менее широко распространен иной тип объяснений, которые опираются не на общие законосодержащие утверждения, а на утверждения о причинно-следственной (каузальной) связи. Каузальное объяснение может быть как дедуктивным, так и индуктивным.

Дедуктивное объяснение (номологическое или каузальное) принято называть сильным объяснением; индуктивное, правдоподобное каузальное объяснение – слабым объяснением.

Пример сильного, то есть дедуктивного, каузального объяснения:

– Если автобус поедет в режиме экспресса, мы успеем на семинар.

– Автобус поехал экспрессом, следовательно, мы успеем на семинар.

Это дедуктивное рассуждение, одно из посылок которого является утверждение о зависимости нашего участия в семинаре от режима хода автобуса; другая посылка – утверждение о реализации причины. В заключении утверждается, что следствие также будет иметь место.

Примером слабого, индуктивного объяснения может быть следующее рассуждение:

Если воду нагреть до 100 °С, то она закипит.

Вода кипит.

Значит, воду, по всей вероятности, нагрели до 100 °С.

Это правдоподобное индуктивное рассуждение, первая посылка которого утверждает причинно-следственную связь между состоянием воды и ее температурой, а вторая фиксирует наличие следствия этой связи. В заключении утверждается, что причина, обычно вызывающая такие следствия, вероятно, имела место.

Объяснение, подводящее исследуемое явление под действие общего закона, конечно, не универсально. Предметное поле науки постоянно расширяется, растет многообразие исследуемых наукой явлений. Очевидно, что в случае изучения принципиально нового для науки объекта речь может идти не об установлении универсальных законов природы или общества, а только об обнаружении некоторых зависимостей, в том числе и причинно-следственных зависимостей, втянутого в познавательное отношение объекта.

Нет никаких оснований утверждать, что любая научная дисциплина, независимо от ее предметного своеобразия и этапа ее зрелости, способна дать объяснение, основанное на законах. В теории знания существует хорошо обоснованная позиция, которую можно назвать научной эпистемологической традицией, согласно которой многие науки (история, политология, психология и т.п.) не устанавливают никаких законов, а хорошо подтвержденные обобщения социологии и экономической науки имеют существенно иную природу, нежели естественнонаучные законы. Но даже ревностные сторонники строгих естественнонаучных критериев научного объяснения признают, что указанные гуманитарные дисциплины в состоянии давать причинные объяснения в своем предметном поле научной деятельности.

Объяснение и понимание: различие и взаимосвязь

Теория знания приписывает пониманию столь же универсальный статус, как и объяснению. Но объяснение соотносит объясняемое явление с некоторой истиной, как говорят, подводит явление под известное общее истинное положение, а понимание предполагает соотнесение предмета понимания с уже имеющимся знанием о предмете, подводит предмет мысли под общее правило. Понимание предполагает оценку предмета мысли (текста, речи, поведения, природного феномена и пр.), а значит, его сопоставление с некоторым элементом познавательной «метрологии»: нормой, образцом, стандартом, принципом и пр. Понятое явление включается в состав устоявшихся идей и представлений, становясь органичной частью единого мировоззренческого, понятийного пространства. Поскольку культура не может существовать без обмена знанием и преемственности знания, понимание подобного объяснения мыслится как атрибутивная процедура мышления, повседневная и универсальная мыслительная операция. Важно заметить, как уже было показано, что очевидные элементы деятельности часто приобретают неявные, скрытые, «свернутые» формы существования. В случае понимания скрытый характер его проявления создает у несведущих людей ложное впечатление, что понимание требует особых человеческих качеств, обеспечивающих большую проницательность.

Объяснение и понимание взаимодействуют и стимулируют друг друга, создавая объемное видение предмета мысли. Объяснение соотносит утверждение о предмете с реальностью, а понимание, сопоставляя знание о предмете с принятыми в данной культуре (сообществе) познавательными ценностями, является механизмом личностного усвоения содержания нового знания, а значит, и предпосылкой его использования в деятельности субъекта.

Осмысление процедуры понимания имеет свою историю. Проблема понимания появляется и продолжительное время существует в форме экзегетики, т.е. толкования, которая занималась истолкованием древних, преимущественно сакрально-религиозных (библейских) высказываний и текстов.

Более общая, светская концепция понимания начинает складываться в XIX в. В основополагающих для теории понимания работах Ф. Шлейермахера и В. Дильтея и получает название герменевтика (буквально – искусство истолкования). В это время объяснение и понимание явно противопоставляются друг другу. Неопозитивизм связывает научное мышление преимущественно, а часто и исключительно с операцией объяснения. Философская герменевтика, оставляя объяснения в сфере естественнонаучных дисциплин, основной задачей социально-гуманитарных наук полагает понимание.

Острая взаимная критика в рамках фундаментального спора о природе, функциях и возможностях научного мышления со временем дает плодотворный результат: мало-по­малу специалистам в области эпистемологии становится все яснее и яснее, что процедуры объяснения и понимания универсальны в дисциплинарном смысле, то есть присутствуют во всех научных дисциплинах, образуя ядро технологий обоснования и систематизации научного знания. Принимается также и универсальный общекультурный статус данных познавательных процедур – признается их присутствие в любой сфере человеческого познания и коммуникации, а не только в научном познании.

Один из основных постулатов герменевтики, который сформулировал еще В. Дильтей, состоит в идее неразрывной связи понимания и оценки явления на основе некоторого ценностного набора. На неправомерности разделения понимания и оценки, составляющих единый, целостный акт, настаивал и М. Бахтин, для которого «безоценочное понимание невозможно». Если мыслить понимание как любую оценку по мерке образца, эталона, то предметом понимания может быть все, для чего существует общий образец. Но тогда сфера понимания включает в себя не только индивидуально–неповторимые психические состояния, но и любые, включенные в познавательно преобразующую деятельность проявления живой и неживой природы. Ранжированность ценностей никак не оппонирует тезису универсальности объяснения и понимания.

Между тем, и в настоящее время еще достаточно широко распространена точка зрения, состоящая в том, что предметом понимания может быть только текст, «заключенный» в нем смысл: понимание – суть раскрытия смысла, заложенного в текст его автором. Но ведь понимание текстов – специальная, профессионально, социально-культурно (разделение труда) замкнутая процедура, а понимание действий, состояний, поступков людей и сопереживание – органичные для социальной природы человека, естественные повседневные и универсальные процедуры.

Очевидно, что понятными и непонятными чаще являются поступки других людей, реже – собственные. Но пониматься может живая природа («поведенческий репертуар») и неживая природа. Среди природных явлений всегда есть и будут в разной степени понятные или же непонятные науке явления. Понимание обычно имеет для ученых большую ценность, нежели просто знание, и знание не всегда совпадает с пониманием.