Аисткам

нужды”. Об этой норме опять вспомнили в августе 1740 г., когда в резолюции на доклад Сената в связи с вопросом о дозволении отдавать проданных без земли крестьян “на выкуп” императрица велела “справиться с прежними указами” и представить ей мнения сенаторов вместе с проектом нового уложения299.

Важное место в законодательстве начиная с 1732 г. занимает тема развития коннозаводского дела, ставшая затем постоянной до конца царствования Анны Ивановны29^. Специальный указ был принят и о производстве поташа, составлявшем важную отрасль российской торговли292.

С 1733 г. в российском законодательстве появляются акты с формулой “по указу Ее императорского величества” и за подписью кабинет-министров, что знаменует дальнейшее повышение значения Кабинета. В январе этого года в связи с делом князей Мещерских, уличенных в злостном ростовщичестве, учрежден 8-процентный кредит из Монетной конторы, и, таким образом, было положено начало банковскому делу в России295. Продолжается регулирование и других хозяйственных сфер. Так, появляются многочисленные указы о порядке продажи соли оптом и в розницу, об организации почтовой связи, строительстве дорог и мостов294. В апреле делается еще один важный шаг в организации контроля на местах: создается полиция в 23 губернских и провинциальных городах295. Тогда же Кабинет предписывает Сенату представлять в него (что приравнивалось к представлению императрице) всех вновь назначаемых воевод, что, впрочем, уже через год было отменено, поскольку кабинет-министры явно почувствовали, что, с одной стороны, вторглись в чужую компетенцию, а с другой — переоценили собственные возможности299. Спустя еще несколько лет, в 1737 г. право назначать воевод и их заместителей (воеводских товарищей) и вовсе было отдано губернаторам297.

Вновь в 1733 г. подверглись реорганизации учреждения, связанные с финансами и сбором недоимок: была издана инструкция Ревизионколлегии, при которой учреждались доимочная и счет-

ная конторы. Учреждался и Доимочный приказ, позднее присоединенный к Канцелярии конфискации298.

1734 год начался важным событием, связанным с местным управлением, а также с организацией власти в Российском государстве как империи в целом. С.М. Соловьев отмечал, что уже в 1730—1731 гг. в правительстве были заметны настроения, свидетельствовавшие о намерении ограничить автономию Украины и Прибалтийских губерний. Так, в письме к князю А.И. Шаховскому, назначенному министром при украинском гетмане, императрица заявляла, что ликвидация Петром I гетманства была с радостью воспринята всем народом Украины, за исключением старшины, действовавшей из своекорыстных интересов. Остерман же предлагал Сенату запретить проведение в Прибалтике дворянских съездов и сеймов без указов Сената299. Когда же 17 января умер гетман Д. Апостол, то уже через несколько дней Кабинет решил: “Гетману впредь быть не разсуждается, а быть правлению вместо чина гетманскаго, во шти персонах состоящему, а именно: из трех великороссийских, из трех малороссийских... а сидеть на правой стороне русским, а на левой — малороссийским и править дела по прежним инструкциям и решительным пунктам... тому правлению быть под ведением сената в особливой конторе”. Показательно при этом, что постановление было решено “держать секретно, а в указах и в прочих письмах не показывать, что намерение имеется гетмана не выбирать”. О характере национальной политики Кабинета свидетельствует и следующее его разъяснение: “...От того, что некоторые из малороссийских в том собрании присутствовать станут, никакого предосуждения интересам Е.И.В. не признавается, но паче еще польза, понеже не вся старшина присутствовать станет, но только три персоны; и те три персоны одне никакой власти иметь не будут... Сверх того, ежели с самаго начала всех малороссийских от правления вовсе и генерально отрешить и одному великороссийскому правление вручить, то б оный малороссийский народ от того в какое сумнение приведен не был и иногда б вящия какия затруднения от того не произошли^.

Не оставались вне поля зрения правительства и нравы подданных. Так, в январе 1735 г. со ссылкой на петровский указ 1717 г. был издан запрет на игру в карты и кости на деньги301, а в следующем году было запрещено пускать в трактиры и иные питейные заведения пажей и камер-пажей, а также воспрещалось разрешать им играть на бильярде302.

Среди наиболее значимых правительственных распоряжений 1735 г. выделяется уже упомянутый указ, которым было предписано “для нынешней крестьянской скудости из всех деревень, где есть посланные на экзекуцию, до указа вывесть, а впредь, хотя в которыя для высылки с платежом доимочных и настоящих подушных денег послать будет потребно, то тем посланным кормовых, фуражных денег и прочаго отнюдь ничего не требовать и не брать...”303. Примечательно, однако, что основное содержание этого весьма обширного документа было связано с новым и в сущности безнадежным требованием сбора и уплаты всех недоимок в три месяца.

В июне 1735 г., как считают историки Кабинета министров, окончился первый период его существования, когда указом императрицы подписи трех кабинет-министров были приравнены к ее собственной. А.Н. Филиппов полагал, что таким образом Кабинет получил новые полномочия304, и, по-видимому, именно так это и было воспринято современниками, однако заметим, что сами полномочия попрежнему оставались неопределенными, а кабинетминистры, как и раньше, должны были докладывать важнейшие дела императрице.

1736 год начался указом, имевшим важнейшее значение с точки зрения как развития социальных отношений, так и развития промышленности. Им регламентировались права фабрикантов на владение крепостными. С одной стороны, указ повторял норму Плаката 1724 г., обязывавшую владельцев заводов выплатить помещикам за их бывших крестьян, ставших мастерами, по 50 рублей. С другой — все рабочие, которые, работая на заводе, обучились какому-нибудь мастерству, “а не в простых работах обретались”, объявлялись собственность заводчиков (“тем быть вечно при фабриках”). Так по существу окончательно была ликвидирована категория “вольных и гулящих” людей, служивших источником вольнонаемного труда на мануфактурах. Отныне, объявлял указ, “в те работы принимать им вольных с пашпортами (курсив мой. — А.К.) и записьми так, как обыкновенно чинится”. Одновременно указ подтверждал право заводчиков покупать крестьян “токмо без земель же и не полными деревнями”305. Можно согласиться с Е.В. Анисимовым, что этот указ продолжил социальную политику Петра в плане ограничения возможностей развития промышленности за счет вольнонаемного труда30*\ Расширилась и сфера крепостничества как системы отношений, охватившей еще одну группу населения. Но вместе с тем нельзя не заметить, что по своему содержанию указ противоречил чаяниям дворянства получить монопольное право на владение крепостными.

Осенью 1736 г. были приняты новые меры по экономии денежных средств. Сперва было решено всем служащим правительственных учреждений, кроме чиновников Кабинета, Академии наук и иностранцев, половину жалованья выдавать “сибирскими товарами”, а позднее со ссылкой на петровское законодательство 1723-1724 гг. было установлено, что чиновники, служащие в Москве, должны получать жалованье вполовину меньше своих петербургских коллег^07.

В самом конце 1736 г. были предприняты еще две важнейшие меры социального характера. Правительство вспомнило о существовавшей в XVII в. практике наделения служилых людей по прибору поместной землей в пограничных районах страны, где они без дополнительного жалованья охраняли государственные рубежи. В связи с этим появился указ, по которому отставные унтерофицеры, не имевшие иной недвижимой собственности, наделялись земельными участками размером от 20 до 30 четвертей на пустых, т. е. не заселенных крестьянами землях. По всей видимости, данная мера в новом историческом контексте была направлена не столько на охрану границ, сколько на социальное обустройство “без определения шатающихся”, глядя на которых еще не вышедшие в отставку “не так ревностно службу отправляют, а многие и бегают, на разбоях и в воровствах являются”. Существенное значение, однако, имело то, что указ регламентировал характер новой по сути формы землевладения. Она объявлялась наследственной, но ее запрещалось продавать и отдавать в приданое дочерям. После отца земля переходила к старшему сыну, который обязывался кормить своих младших братьев. Когда же они “поспеют на службу, тем отводить особые участки”94. В случае отсутствия у владельца сыновей земля наследовалась его вдовой и дочерьми, которым, впрочем, предписывалось выходить замуж только за солдатских детей. Указ предусматривал строительство во вновь создаваемых поселениях школ и церквей^.

Вторая важнейшая мера конца 1736 г. касалась дворянства. В последний день года был издан высочайший манифест (чем подчеркивалось значение этого акта), установивший срок службы в 25 лет,

94Текст указа составлен таким образом, что не совсем ясно, кто должен отводить выросшим младшим сыновьям “особые участки” — правительство или старший брат. Однако, судя по тому, что первоначально даваемый участок был весьма скромных размеров, речь все-таки шла о правительстве.

“понеже, какое время быть в воинской службе, по сие время определение было не учинено, а оставляются весьма старые и дряхлые, которые, приехав в свои домы, экономию домашнюю как надлежит смотреть уже не в состоянии находятся”30^ Подобная формулировка указа, на первый взгляд, свидетельствует, с одной стороны, о стремлении правительства восполнить лакуну в законодательстве, а с другой — о проявлении им заботы о поддержании помещичьих хозяйств. В исторической литературе манифест традиционно трактуется с точки зрения удовлетворения требований дворянства, высказанных еще в 1730 г. Соловьев считал, что он составил “эпоху в истории русского дворянства в первой половине XVIII века”, а Анисимов замечает, что это постановление “было подлинной революцией в системе прежней, дедовской службы дворян”310. Замечание, конечно, справедливо, однако неверным было бы полагать, что приведенная выше аргументация самого законодателя была лишь прикрытием для откровенного заигрывания с дворянством. Стоит вспомнить, что состояние помещичьих хозяйств действительно должно было волновать правительство, поскольку было тесно связано с проблемой сбора налогов. Не маловажной была и, по-види- мому, ощущавшаяся необходимость правового регулирования такой важной сферы жизни страны, как государственная служба. Не случайно поэтому сразу же вслед за манифестом появилась целая серия связанных с ним законодательных актов. Важно, что манифест устанавливал не только срок службы, но и ее возрастные рамки. Было определено, что дворянин должен поступать на службу в 20 лет, предварительно получив необходимое образование. Таким образом, основополагающие петровские принципы организации службы оставались неизменными.

В развитие идей манифеста 31 декабря 1736 г. уже 9 февраля следующего года был издан указ о порядке свидетельствования недорослей. На протяжении 13 лет (с семи до двадцатилетнего возраста), отведенных на получение образования, они должны были трижды являться на дворянские смотры в Герольдмейстерскую контору в Петербурге или к местным губернаторам, которые, в свою очередь, обязывались отправлять соответствующие сведения в Герольдию. Главная цель смотров, помимо чисто учетной, состояла в проверке получения молодыми дворянами образования. Причем, главным смотром являлся последний, в 16 лет, когда проверяющим надлежало получить от родственников недоросля гарантии, что ему будут даны необходимые знания. В противном случае надлежало позаботиться об определении юношей в государственные учебные заведения. Показательно, что возможность получения удовлетворительного

Определенные проблемы возникли и с механизмом выхода дворян в отставку в соответствии с Манифестом 1736 г., который реально начал претворяться в жизнь лишь после заключения Белградского мира с турками. Уже скоро обнаружилось, что исполнение высочайшей милости чревато серьезными злоупотреблениями. Правительство было вынуждено разъяснить, что начало службы следует считать только с 20 лет, не засчитывая в срок службы учебу в Кадетском корпусе и иных учебных заведениях, а сама отставка должна оформляться через Сенат^7.

В 1736—1739 гг. правительство Анны Ивановны предпринимает ряд энергичных мер по упорядочению деятельности аппарата управления. Так, в мае 1736 г. следует указ о ежемесячной присылке в Сенат реестров нерешенных дел. В ноябре того же года в новом указе констатируется, что за прошедшие пять месяцеЕ ни один такой реестр не прислан, и выдвигается требование о немедленном и окончательном решении всех дел прошлых лет^8 Главную причину волокиты правительство усматривало в нерадивости чиновников и систематическом нарушении ими дисциплины В октябре того же года последовал указ “О взыскании с членов коллегий, канцелярий и контор за выход из присутствия ранее узаконенного для заседания времени по указу 1722 года”. В указе говорилось: “Не только по указам Сенатской конторы приезда и выезды указные от членов не были, и служители тех коллегий того не исполняли, но и по Регламенту многие не съезжались и указных часов не высиживали... не только в слушании и решении дел волокиты чинили, но и по слушании некоторые одними приговорами и закрепою волочили до дву лет”. Указ предписывал: “Сидеть всем неисправным в своих местах безвыходно столько пропущеннаго времени, сколько по прежде положенным из Сенатскои конторы указам время и часов не досидели

5 марта 1737 г. появились сразу два указа — о порядке ведения сенатских журналов и времени съезда сенаторов на свои заседания^20. В мае последовал указ о порядке доклада и слушания дел в Сенате^, а в августе — о порядке приема прошений, причем сенаторам предписывалось не принимать их самим, минуя обер-секретарей. Тогда же чиновникам других центральных учреждений было велено не покидать своих рабочих мест до того, как разъедутся сенаторы^22. Между тем правительство не мог не волновать и качественный состав чиновников. В октябре 1737 г.

появился указ о проведении смотра всех служащих центральных учреждений. “Ее императорскому величеству известно учинилось, — говорилось в указе, — что в Сенате, в Синоде и коллегиях, и кан-

целяриях, и конторах секретарей и канцелярских служителей достойных, кто смысл и рассуждение имеют, и по званиям чинов своих врученныя им дела исправлять могут, весьма мало, а прочие, хотя ничего не разумеют... дел ничего не делают для того, что недостаток ума их до того не допущает”525. Как легко предположить, в силу острой нехватки квалифицированных кадров решить проблему просто путем отсева негодных чиновников было невозможно и спустя два года И.П. Шафиров в поданном императрице “Представлении о способах к увеличению государственных доходов” так характеризовал своего начальника по Камерколлегии: “Вице-президент почти говорить не умеет. И хотя б он и верной и доброй человек, но как не знает человек дела, то такать принужден, дабы спором дела в стыд не войти”52"*.

Правительство, однако, не отчаивалось. В мае 1738 г. последовал указ о присылке в Сенат из центральных учреждений ежемесячных ведомостей об исполненных и неисполненных сенатских указах с объяснением причин в случае их неисполнения525. В июне была сделана попытка навести порядок в судопроизводстве, запретив судьям во время слушания дел отвлекаться на посторонние предметы и слушать несколько дел одновременно520. В 1739 и 1740 гг. не раз вновь повторялись указы о времени съезда и выезда сенаторов и членов коллегий, обязательном дежурстве во всех учреждениях секретарей и о неисполнении решений Сената, если протокол подписан не всеми сенаторами527. В 1738 и 1739 гг. подданным дважды напоминали о норме Соборного уложения, предписывавшей не подавать прошения на высочайшее имя, минуя установленные инстанции520. Происходило и дальнейшее совершенствование работы самого Кабинета: в сентябре 1739 г. было велено расписать его дела по экспедициям, “дабы впредь конфузии происходить не могли”52^.

Еще одним вопросом, ставшим в последние годы царствования Анны Ивановны постоянной темой законодательства, было благоустройство Москвы и Петербурга. Уже в сентябре 1736 г. появляется сперва указ о расширении улиц в Москве, создании там колодцев и о правилах строительства, предусматривающих меры пожарной безопасности. Вскоре появляется аналогичный указ и по Петербургу550. В июле 1737 г. учреждается Комиссия о строении в Санкт-Петербурге, которая развертывает весьма об

ширную деятельность и в течение последующих лет постоянно

представляет на утверждение государыни свои многочисленные

планы331.

"к "к “к

Обзор внутренней политики правительства Анны Ивановны показывает, что с учреждением Кабинета министров ее характер и основные направления не претерпели сколько-нибудь существенных изменений. Был осуществлен ряд серьезных мер в социальной сфере, в области регулирования промышленности и торговли, сферы управления и др. Все эти меры в целом способствовали дальнейшему продвижению страны в том направлении, которое было определено петровскими преобразованиями, и одновременно учитывали конкретные исторические обстоятельства 30-х годов XVIII в. Последние годы царствования не отмечены важными преобразованиями, но законодательство было не менее значимым. По сути оно отражает рутинную, повседневную работу правительства по проведению в жизнь той линии, которая была определена уже вскоре после вступления Анны на престол. Вместе с тем отсутствие в это время законодательных актов радикального характера свидетельствует о стабильности режима, о том, что власть считала возможным реализовывать свою политику постепенно, без резких потрясений. Следует также обратить внимание на то, что интенсивность законодательной деятельности правительства Анны, а также круг тем законодательства (совершенствование управления, финансы, торговля, промышленность, образование, права и статус отдельных социальных групп, землевладение, строительство, почтовая связь и др.) были заданы реформами Петра I и уже сами по себе как бы косвенно подтверждают отсутствие у тогдашних правителей России каких-либо намерений пересмотреть их главнейшие итоги. Прямым продолжением петровской была и активная внешняя политика правительства Анны Ивановны.

Вместе с тем противоречия и проблемы, завещанные потомкам великим преобразователем, оставались неразрешенными. Это касалось в первую очередь сбора налогов, неудовлетворительное состояние которого отрицательно сказывалось на всех сферах государственной жизни. На протяжении всего аннинского царствования, как и в период правления Верховного тайного совета, наблюдаются постоянные и не приносящие успеха поиски вариантов решения данной проблемы, но то, что к концу 1730-х годов правительство обрушивает свой гнев за недоимки прежде всего на душевладельцев, свидетельствует, что в правительственных кругах зарождается осознание того, что главная

причина всех “нестроений” — в социальном устройстве, воплощенном в крепостном праве. Иначе говоря, важнейшее из противоречий результатов реформ Петра начинает оказывать все большее воздействие на политическую жизнь страны.

Со смертью в октябре 1740 г. императрицы Анны Ивановны в истории России наступил короткий, длиною всего в год, период безвременья, начавшийся регентством Бирона и продолженный правлением Анны Леопольдовны. Вполне очевидно, что и конкретные политические обстоятельства, и личные качества главных действующих лиц были таковы, что никакие резкие изменения во внутренней политике не были возможны. Вместе с тем интенсивность законотворческой деятельности не снижалась. В “Полном собрании законов” за период с ноября 1740 по ноябрь 1741 г. зафиксировано 185 законодательных актов, но с учетом уничтожения впоследствии документов “с известным титулом” можно предположить, что в действительности их было по крайней мере вдвое больше.

Основная цель тех из них, что были изданы еще Бироном, вполне очевидна: добиться популярности в народе. Таков был, в частности, манифест о строгом соблюдении законов и справедливом судопроизводстве. Затем была объявлена амнистия одним категориям преступников и уменьшено наказание другим (кроме осужденных “по первым двум пунктам”), сбавлено по 17 копеек с души на 1740 г., запрещено носить платье из материи дороже 4 рублей за аршин^. Показательно, что некоторые из мер Бирона после его свержения были подхвачены Анной Леопольдовной. В частности, 17 декабря был издан указ “о неношении богатых платьев с золотом и серебром и из других шелковых парчей и штофов”. Впрочем, для особ первых трех классов, а также для тех, “кто из придворных наших кавалеров сами пожелают”, делалось исключение^. Тогда же было еще более облегчено наказание некоторым преступникам. Через три дня после ареста регента появился дежурный для XVIII в. указ “о подавании челобитен в учрежденных местах и о чинении по оным решений без всякой волокиты”, который грозил штрафами чиновникам “за нерадение и волокиту”. Челобитчикам было разрешено подавать жалобы на присутственные места непосредственно рекетмейстеру^4. Для исправления этого извечного порока русской государственной системы была даже учреждена специальная комиссия, которая должна была заняться рассмотрением нерешенных дел^5. Чтобы еще более ужесточить