Nitsshe_Tom_1__M_Khaydegger

фию. Продумывая эту мысль, Ницше вместе со своей мета физикой возвращается к началу западноевропейской фи лософии или, точнее говоря, к началу как его привыкла ви деть западноевропейская философия в ходе своей истории, и этому привыканию содействует и сам Ницше, несмотря на свое, как правило, исконное понимание досократов ской философии.

В расхожем общественном сознании Ницше предстает как революционер, который отрицает, разрушает и проро чествует,— и действительно, всего этого нельзя у него от нять; это не просто роль, которую он играет, но сокровен ная необходимость его эпохи. Однако главное в револю ционере — не преобразование как таковое, а то, что, преобразуя, он тем самым выявляет решающее и сущест венное. В философии это всякий раз немногие великие во просы. Ницше мыслит и созерцает, когда он на «вершине созерцания» продумывает «тяжелейшую мысль», проду мывает бытие, то есть волю к власти, как вечное возвраще ние. Но что это означает — во всей широте и сути? Веч ность не как останавливающееся «теперь» и не как истече ние этого «теперь» в некое бесконечное, но как «теперь», возвратно ввергающееся в самое себя — что это как не по таенная сущность времени? Мыслить бытие, волю к власти как вечное возвращение, продумывать эту тяжелейшую мысль философии значит мыслить бытие как время. Ниц ше продумывал эту мысль, но продумывал не как вопрос о бытии и времени. Эту мысль продумывали также Платон и Аристотель, когда постигали бытие как ïÙóßá (присутст вие), но так же мало, как и Ницше, усматривали в ней во прос.

Задавая этот вопрос, мы не мним себя умнее Ницше и всей западноевропейской философии, которую он «лишь» продумывает до конца. Мы знаем, что тяжелейшая мысль философии стала лишь еще тяжелее, что восхождение на вершину созерцания еще не совершено и, быть может, эта вершина вообще не найдена.

Если мы включаем ницшевскую волю к власти, то есть его вопрос о бытии сущего, в орбиту вопроса о «бытии и времени», это, конечно, не означает, что труд Ницше соот

23

носится с книгой, которая тоже озаглавлена как «Бытие и время», и истолковывается и соразмеряется с тем, что в данной книге сказано. Саму эту книгу можно оценивать лишь по тому, насколько она справляется или не справля ется с поставленным ею вопросом. Нет никакого иного ме рила, кроме самого вопроса, лишь этот вопрос существе нен, а не книга, которая к тому же только подводит к этому вопросу, но не вводит в него самого.

Тот, кто не считает, что подлинно философское осмыс ление вечного возвращения возможно только в едином его осмыслении с вопросом воли к власти, не понимает мета физического содержания учения о воле к власти во всей его значимости и полноте. Правда, нельзя сказать, что связь между вечным возвращением как высшим определением бытия и волей к власти как основной чертой всего сущего лежит на поверхности. Поэтому Ницше и говорит о «тяже лейшей мысли» и «вершине созерцания». Все это, однако, нисколько не мешает сегодняшним толкователям учения о вечном возвращении лишать это учение его подлинно фи лософского смысла и тем самым не давать самим себе воз можности окончательно разобраться во всем богатстве ницшевской метафизики. В качестве примера такого под хода к данному учению приведем двух не зависящих друг от друга свидетелей — А. Боймлера и К. Ясперса: A. Baeum ler, «Nietzsche. Der Philosoph und Politiker», 1931; K. Jaspers, «Nietzsche, Einführung in das Verständnis seines Philosophie rens», 1936. Оба автора по разному и по разным причинам придерживаются отрицательной, то есть, по нашему мне нию, неверной точки зрения на учение о вечном возвраще нии.

То, что Ницше называет тяжелейшей мыслью и верши ной созерцания, Боймлер определяет как всецело личное «религиозное» убеждение Ницше и далее говорит: «Это может означать только одно: или учение о вечном возвра щении, или учение о воле к власти» (S. 80). Такой вывод, наверное, обосновывается следующим рассуждением: воля к власти есть становление, бытие постигается как становление; перед нами старое учение Гераклита о том, что все течет, и об этом же учит Ницше; с другой стороны,

24

мысль о вечном возвращении отвергает безграничное те чение становления и тем самым привносит противоречие в метафизику Ницше. Таким образом, философию Ницше может определять или как учение о воле к власти, или как учение о вечном возвращении. Боймлер говорит (S. 80): «Эта мысль, рассмотренная из системы Ницше, поистине не имеет значения». Далее на 82 странице он продолжает: «Теперь основоположник религии Ницше совершает егип тизацию Гераклитова мира». Таким образом, получается, что учение о вечном возвращении якобы означает прекра щение становления. Принимая такое решение, Боймлер исходит из того предположения, что Гераклит учил о веч ном течении вещей в смысле непрестанного движения вперед. С некоторых пор, однако, мы знаем, что такое по нимание Гераклитова учения негреческое. Однако такой же спорной, как данное толкование Гераклита, является и мысль о том, что ницшевскую волю к власти тоже можно безоговорочно понимать как становление в смысле тече ния вперед. В конце концов, такое понимание становле ния настолько поверхностно, что мы не можем тотчас приписать его Ницше. Отсюда следует, что вовсе не обяза тельно тезис «бытие есть становление» противоречит тези су «становление есть бытие». Именно это и есть учение Ге раклита. Однако даже если допустить, что между двумя учениями — учением о воле к власти и учением о вечном возвращении — существует противоречие, можно вспом нить, что со времен Гегеля наличие противоречия не обя зательно упраздняет истину метафизического положения, но, напротив, доказывает ее. Таким образом, если вечное возвращение и воля к власти противоречат друг другу, быть может, это противоречие как раз является вызовом, застав ляющим нас продумать эту тяжелейшую мысль, вместо того, чтобы бежать во что то «религиозное». Однако даже если допустить, что неустранимое противоречие действи тельно есть и заставляет выбирать что то одно, или волю к власти, или вечное возвращение, то почему в таком случае Боймлер восстает против тяжелейшей мысли Ницше и вершины созерцания и делает выбор в пользу воли к вла сти? Ответ прост: его размышления о связи между двумя

25

учениями никак не соотносятся с область действительного вопрошания, учение о вечном возвращении, в котором он с опаской усматривает «египтизацию», не согласуется с его пониманием воли к власти, которую он, несмотря на раз говоры о метафизике, не постигает метафизически, а тол кует политически. Учение Ницше о вечном возвращении противоречит тому, как Боймлер понимает политику. По этому данное учение и «не имеет значения» для системы Ницше. Такое толкование тем более примечательно, что Боймлер принадлежит к тем немногим, кто выступает против психолого биологического истолкования, пред принятого Клагесом.

Второй вариант осмысления вечного возвращения при надлежит Карлу Ясперсу. Хотя Ясперс глубже вникает в учение Ницше и видит, что здесь сокрыта его решающая мысль, он, несмотря на разговоры о бытии, не привносит эту мысль в сферу основного вопроса западноевропейской философии и тем самым не устанавливает действительной связи с учением о воле к власти. Если Боймлер не может соединить учение о вечном возвращении с политическим толкованием Ницше, то Ясперс не может всерьез воспри нять это учение как нечто стоящее, потому что с его точки зрения в философии не существует понятийной истины и понятийного знания.

Если все таки допустить, что у Ницше учение о вечном возвращении является сокровенным средоточием его ме тафизического мышления, то, быть может, издатель проде монстрировал неверный или односторонний подход, пред послав своду набросков к главному философскому произ ведению тот план, который определяющим заголовком делает «Волю к власти»?

На самом деле издатель показывает большую проница тельность, выбирая среднюю из трех намеченных основ ных позиций внутри общего плана, так как самому Ниц ше сразу же пришлось сделать решительное усилие для того, чтобы через всю целокупность сущего выявить его основную черту как волю к власти. Это решение никогда не было для него чем то окончательным, но если Ницше действительно был таким мыслителем, каков он есть,

26

раскрытие воли к власти должно было непрестанно да вать о себе знать в его осмыслении бытия сущего, то есть, для него, в осмыслении вечного возвращения того же са мого.

Издание набросков к главному труду, выполненное в ракурсе воли к власти, является, наверное, наилучшим из возможных, но благодаря ему мы получаем еще кое что. Никто не знает, что стало бы с этими набросками, если бы Ницше сам претворил их в задуманный им главный труд, однако то, чем мы сегодня располагаем, столь суще ственно, полно и (будучи рассмотренным в русле фило софии Ницше) окончательно, что создаются предпосыл ки для того, о чем, собственно, и идет речь: по настояще му осмыслить подлинную философскую мысль Ницше. Это нам удастся еще лучше, если мы не станем придержи ваться той последовательности, в которой отдельные от рывки предстают в позднейшем своде, ибо такое упоря дочение отдельных фрагментов и афоризмов в рамках классификации, восходящей к самому Ницше, произ вольно и несущественно. Речь идет о том, чтобы проду мать эти отрывки в контексте подлинного вопрошания. Поэтому мы — учитывая порядок, предложенный в дан ном тексте — будем перескакивать с одного места на дру гое внутри того или иного раздела. Здесь в какой то мере нам тоже не удастся избежать произвола, но при всем том наша главная задача остается неизменной: слушать само го Ницше и вместе с ним, через него и, таким образом, тут же вопреки ему, но в соотнесении со всем ходом за падноевропейской философии, вопрошать о ее единст венном и общем глубочайшем деле. Такую работу можно совершать только через ограничение, но для нас важно решить, где мы такое ограничение полагаем. Оно все рав но предполагает и требует, чтобы все то, что в этой лек ции не будет рассмотрено исчерпывающим образом, вы, взяв в руки «Волю к власти», со временем проработали сами в ракурсе того подхода, который здесь применяется.

27

Созидание «главного труда». Прием перестановки в мышлении Ницше

Метафизическую позицию Ницше можно определить двумя положениями.

Основая черта сущего как такового есть «воля к власти». Бытие есть «вечное возвращение того же самого». Если мы в контексте нашего вопрошания основательно проанали зируем философию Ницше в ракурсе обоих положений, мы выйдем за пределы позиции, занимаемой Ницше, а также за пределы всей существовавшей до него филосо фии. Однако это выхождение как раз и дает нам возмож ность вернуться к Ницше. Оно должно произойти через толкование «воли к власти». План, начертанный и даже да тированный самим Ницше (17 марта 1887 года), который книжное издание кладет в основу, имеет такой вид (XVI, 421):

ВОЛЯ К ВЛАСТИ Опыт переоценки всех ценностей

I книга: Европейский нигилизм

II книга: Критика высших ценностей

III книга: Принцип утверждения новых ценностей IV книга: Воспитание и дисциплина

В своем вопрошании мы тотчас обращаемся к третьей книге и на ней останавливаемся. Уже один ее заголовок, «Принцип утверждения новых ценностей», показывает, что здесь должно найти свое выражение нечто основопола гающее и созидающее.

Мы видим, что в философии Ницше придает большое значение утверждению ценностей, точнее говоря, полага нию высшей ценности, в соответствии с которой и через которую решается, каким должно быть все сущее. Высшая ценность представляет собой нечто, от чего должно зави сеть все сущее, поскольку оно призвано быть таковым. По этому «новое» полагание ценности будет утверждать по от ношению к старому и устаревшему некую иную ценность, которая в будущем должна стать определяющей. В этой связи вторая книга посвящается критике прежних высших

28

ценностей, причем подразумевается религия, а именно ре лигия христианская, а также мораль и философия. Здесь Ницше часто говорит и пишет неоднозначно и двусмыс ленно, ибо сами религия, мораль и философия не являют ся высшими ценностями, но представляют собой основ ной способ их утверждения и осуществления. Только по этому опосредованно они сами воспринимаются и утверждаются как «высшие ценности».

Критиковать прежние высшие ценности значит не про сто опровергать их как неистинные, а обнаруживать их возникновение из тех положений, которые должны утвер ждать именно то, что отвергается вновь утвержденными ценностями. Поэтому критиковать прежние высшие цен ности значит выявлять сомнительное происхождение со вершавшегося полагания ценностей и тем самым — со мнительность самих ценностей. Этой критике, содержа щейся во второй книге, в первой предпосылается описание европейского нигилизма. В соответствии с этим задуман ная работа должна начаться с обстоятельного изображения этого основного явления западноевропейской истории (нигилизма), значение которого впервые с такой остротой уловил Ницше. Для Ницше нигилизм — не какое то миро воззрение, которое где то и когда то заявляет о себе, а ос новная особенность совершающегося в западноевропей ской истории. Там и только там, где нигилизм предстает не как учение или призыв, но как мнимая противополож ность себе самому, он и оказывает свое воздействие. Ниги лизм говорит об одном: высшие ценности обесценивают ся. Это значит, что все, что в христианстве, в морали со вре мен поздней античности, в философии со времен Платона утверждалось как некие задающие норму положения и за коны, утрачивает свою обязательную силу, то есть — как это всегда получается для Ницше — свою творческую силу. Для Ницше нигилизм никогда не предстает как всего лишь факт именно его эпохи или только XIX века. Нигилизм на чинается уже в дохристианские века и в XX веке не закан чивается. Это историческое событие распространится и на ближайшие столетия, причем там и именно там, где ему начнут сопротивляться. Однако для Ницше нигилизм ни

29

когда не является лишь распадом, обесценением и разру шением, но также представляет собой основной способ того исторического движения, которое ни в коей мере не исключает некоего творческого взлета, но, напротив, взы вает к нему и содействует его появлению. «Разложение», «физиологическое вырождение» и тому подобное — не причины нигилизма, а его следствия, и поэтому его нельзя одолеть одним лишь упразднением таких состояний. Его преодоление лишь замедляется, когда сопротивление ему обращается не на него самого, а только на причиненный им ущерб и упразднение этого ущерба. Требуются очень глубокие знания и еще более глубокая серьезность подхо да, чтобы понять то, что Ницше называет нигилизмом.

Будучи неотъемлемой частью этого движения западно европейской истории и предполагая неизбежную критику прежнего утверждения ценностей, новое их утверждение с необходимостью оказывается пере оценкой всех ценно стей. Поэтому подзаголовок, который на последнем этапе ницшевской философии становится заглавием, обозначает всеобщий характер противоборствующего нигилизму дви жения внутри самого нигилизма. Никакое историческое движение не может, так сказать, выпрыгнуть из истории и начаться совершенно самостоятельно. Оно становится тем историчнее, то есть тем исконнее утверждает историю, чем раньше преодолевает предшествующее ему в самой его ос нове, поскольку создает там новый порядок. Великий опыт истории нигилизма ныне сводится к тому, что всякое пола гание ценностей остается бессильным, если недостает со ответствующей позиции оценивания и соответствующего способа мышления. По существу, всякое утвержение цен ностей должно не просто раскрывать свои возможности, чтобы вообще стать «понятным»: оно одновременно долж но воспитывать тех, кто сумеет связать с новым утвержде нием новую позицию, чтобы нести это утверждение в буду щее. Должны воспитываться новые потребности и притя зания. На это уходит основная часть времени, которое история дает народам. Великие эпохи, будучи великими, наступают очень редко и длятся очень недолго, равно как величайшие времена в жизни отдельного человека прихо

30

дятся на редкие мгновения. Новое утверждение ценностей вбирает в себя создание и укрепление тех потребностей и требований, которые соответствуют этим новым ценно стям. Поэтому в четвертой книге работа завершается «вос питанием и дисциплиной».

Равным образом основной опыт, получаемый из исто рии утверждения ценностей, заключается в постижении того, что даже утверждение высших ценностей происходит не сразу, что никогда вечная истина не появляется на небе за одну ночь и нет такого народа в истории, которому ко гда либо его истина, как говорится, просто упала в подол. Согласно Ницше все, кто утверждает высшие ценности, все, кто поистине созидает, и, прежде всего, новые фило софы, должны быть людьми испытующими; они должны идти своей дорогой и пролагать новые пути, зная, что у них нет ясной истины. Впрочем, из такого знания ни в коем случае не следует, что свои понятия они считают только фишками, которые можно менять на какие то другие; из этого следует как раз обратное: строгость и непреложность мышления должны постигать свою укорененность в самих делах, неведомых прежней философии, ибо только в ре зультате этого появляется возможность противоборства основных позиций и разбирательство становится действи тельным разбирательством и тем самым — действитель ным источником истины. Новые мыслители должны быть испытующими, то есть они должны, вопрошая, поверять само сущее его бытием и истиной и подвергать его испыта нию. Поэтому, когда Ницше в подзаголовке к своему труду пишет об «опыте» переоценки всех ценностей, он употреб ляет это слово не для того, чтобы подчеркнуть свою скром ность и намекнуть на то, что написанное им еще не совер шенно: речь идет не об «эссе» в литературном смысле, а о ясном понимании позиции нового вопрошания, рождаю щегося из противоборства нигилизму. «Мы испытуем исти+ ну! Быть может, от этого человечество погибнет! Что ж, пусть так!» (XII, 410).

«Но мы, новые философы, мы не только начинаем с изо бражения действительной иерархии и ценностных разли чий среди людей, но как раз хотим противостать взаимо

31

уподоблению и уравниванию: мы учим всяческой разоб щенности, мы разверзаем доселе невиданные пропасти, мы хотим, чтобы человек стал злым как никогда прежде. Пока что мы и сами живем как чужие и потаенные друг для друга. Нам придется по многим причинам быть отшельни ками и даже носить маски — и потому мы не слишком го димся для поисков равных себе. Мы будем жить одиноко и, пожалуй, изведаем мучения всех семи одиночеств. Если же мы случайно встретимся, готов побиться об заклад, что мы не узнаем или обманем друг друга» («Der Wille zur Macht», 988).

Прием, к которому прибегает Ницше, его способ утвер ждения новых ценностей заключается в постоянном пере иначивании. У нас еще будет достаточно поводов более ос новательно разобраться в этом приеме, а пока для ясности приведем лишь два примера. Шопенгауэр видит в искусст ве «успокоительное средство» для жизни, видит нечто та кое, что утешает жизнь в ее убожестве и страдании, усми ряет волю, которая своим напором как раз и усугубляет всю бедственность существования. Ницше переиначивает сказанное и говорит, что искусство — это «стимулятор» жизни, оно является чем то таким, что вселяет задор в эту жизнь и придает ей бüльшую силу. «То, что вечно для жиз ни, влечет к вечной жизни…» (XIV, 370). Таким образом, «стимулятор» предстает как явная полярность «успокои тельному».

Второй пример. На вопрос, что есть истина, Ницше от вечает: «Истина есть вид заблуждения, без которого не мог бы существовать определенный род живых существ. Цен ность для жизни является последним основанием» («Der Wille zur Macht», n. 493). «Истина: в моем мышлении это не обязательно означает противоположность заблуждению — в принципиально важных случаях это просто взаимоотно шение различных заблуждений» («Der Wille zur Macht», n. 535). Правда, было бы слишком поверхностно после таких слов заявлять о том, что для Ницше истинно все, что явля ется заблуждением. Слова о том, что истина есть заблужде ние, а заблуждение есть истина, можно понять только с учетом его принципиальной позиции по отношению ко

32