48. Сравнительный анализ художественных методов Корнеля и Расина.

Расин наряду с Корнелем был крупнейшим трагедийным писателем классицизма воФранции. Но Расин представляет новый этап в развитии трагедии французского классицизмапо сравнению со своим замечательным предшественником. Больше того, последнийпериод в литературной деятельности Корнеля превратился в упорное единоборствос младшим современником. Этим обусловлено (при наличии отдельных и во многомпринципиально важных черт преемственности) существенное различие в творческомоблике обоих драматургов.

Если Корнель в мощных, монолитных, овеянных духом героики и пронизанных пафосоможесточенной политической борьбы образах воспроизводил в первую очередь столкновения,которые сопровождали процесс укрепления единого национального государства, топроизведения Расина были насыщены уже иными жизненными впечатлениями. 

Сложной, многогранной, противоречивой была и натура поэта. Он сочетал в себетонкую чувствительность и непостоянство, обостренное самолюбие и ранимость,язвительный склад ума и потребность в нежности и сердечности. В отличие от размеренной,бедной событиями жизни Корнеля, личная судьба Расина преисполнена драматизмаи в силу этого важна для понимания творческой эволюции писателя.

 В основе построения образаи характера у Расина - унаследованная от ренессансной эстетики идея страстикак движущей силы человеческого поведения. Изображая носителей государственнойвласти, Расин показывает, однако, в своих крупнейших произведениях, как в ихдуше эта страсть вступает в жестокое, непреодолимое противоречие с требованиямигуманистической этики и государственного долга. Через трагедии Расина проходитвереница фигур коронованных деспотов, опьяненных своей неограниченной властью,привыкших удовлетворять любое желание.

По сравнению с Корнелем, который предпочитал создавать характеры цельные исложившиеся, Расина, мастера психологического анализа, больше увлекала динамикавнутренней жизни человека. С особенной силой процесс постепенного превращениямонарха, который убедился в абсолютном характере своей власти, в деспота раскрытРасином в образе Нерона (трагедия "Британник", 1669).

После критики «Сида», предпринятой Академией, Корнель уехал в родной Руан и несколько лет не выступал с новыми произведениями. Но это были годы плодотворной творческой работы. Корнель был свидетелем большого крестьянского восстания «босоногих» (1639) и его подавления. Мысли, возникшие под воздействием этих впечатлений, нашли отражение в «римских трагедиях». С ними французы познакомились в 1640 г., когда Корнель возвратился в Париж.

Сюжеты «римских трагедий» взяты из истории Древнего Рима, а не из времен Средневековья, как в «Сиде». Корнель стремился учесть и другие замечания, сделанные академиками в адрес «Сида». Но чувствуется, что следование нормам классицизма дается драматургу с трудом. К «римским трагедиям» относятся «Гораций» (1640), «Цинна, или Милосердие Августа» (1640). Через три года появилась еще одна трагедия— «Смерть Помпея» (1643).

«Первая манера» Корнеля. Произведения Корнеля 1636— 1643 гг. принято относить к его «первой манере». Среди них — «Сид», «Гораций», «Цинна», «Смерть Помпея», еще некоторые произведения, в том числе и «Лгун» (1643) — первая французская нравоучительная комедия, написанная по мотивам комедии испанского драматурга Аларкона «Сомнительная правда». Исследователи этих произведений выделяют следующие черты «первой манеры» корнеля: воспевание гражданского героизма и величия; прославление идеальной, разумной государственной власти; изображение борьбы долга со страстями и обуздание их разумом; сочув-:твенное изображение организующей роли монархии; тяготение с ораторскому стилю; ясность, динамизм, графическая четкость :южета; особое внимание к слову, стиху, в котором чувствуется гекоторое влияние барочной прециозности.

В период «первой манеры» Корнель разрабатывает новое понимание категории трагического. Аристотель, который был величайшим авторитетом для классицистов, связывал трагическое с катарсисом.

Корнель основой трагического делает не чувство страха и сострадания, а чувство восхищения, охватывающее зрителя при виде благородных, идеализированных героев, которые всегда умеют подчинить свои страсти требованиям долга, государственной необходимости.

И действительно, Родриго, Химена в «Сиде», Гораий, Куриаций в «Горации», Август, вдова Помпея Корнелия и Элий Цезарь в трагедии «Смерть Помпея» восхищают зрителя илой своего рассудка, благородством души, способностью, презрев личное, подчинить свою жизнь общественному интересу. Создание величественных характеров, описание их возвышенных обуждений — главное достижение Корнеля периода «первой манеры».

«Вторая манера» Корнеля. Пьесы, написанные после 1643 г., принято относить к так называемой «второй манере». 1643 г. весьма важен в истории Франции. После смерти Ришелье (1642) начинается полоса смут, мятежей, приближается Фронда. Корнель, посвятивший свое творчество защите идеи единого и сильного гоударства, основанного на мудрых законах и подчинении личных стремлений каждого гражданина общественному долгу, как жто другой ясно почувствовал, что этот идеал государства становится неосуществимым в современной ему Франции.

И если трагедии Корнеля «первой манеры» заканчивались оптимистически, то в произведениях «второй манеры» взгляд на действительность становится все более и более мрачным. Обычной темой новых трагедий служит борьба за престол. Герои утрачивают благородство, они вызывают не восхищение, а ужас. Такова сирийская царица Клеопатра в трагедии «Родогуна, парфянская царевна» (1644).

Клеопатра уничтожает своего мужа в борьбе за престол, убивает собственного сына, хочет отравить и второго, но его невеста Родогуна, тоже участвующая в борьбе за престол, заставляет ее выпить отравленное вино. Клеопатра умирает, посылая проклятия оставшимся в живых.

В трагедиях Корнеля все больше сказывается влияние эстетики барокко. Сюжет утрачивает ясность, становится запутанным. В стиле все сильнее дает себя знать влияние прециозной литературы.

Корнель пережил свою славу. Среди его произведений «третьей манеры» (1659—1674) уже нет таких, которые можно было бы назвать художественным открытием. Его имя затмил новый гений трагической поэзии — Жан Расин.

Расин наряду с Корнелем был крупнейшим трагедийным писателем эпохи классицизма во Франции. Но Расин представляет новый этап в развитии трагедии французского классицизма по сравнению со своим замечательным предшественником. Больше того, последний период в литературной деятельности Корнеля превратился в упорное единоборство с младшим современником. Этим обусловлено (при наличии отдельных и во многом принципиально важных черт преемственности) существенное различие в творческом облике обоих драматургов.

Если Корнель в мощных, монолитных, овеянных духом героики и пронизанных пафосом ожесточенной политической борьбы образах воспроизводил в первую очередь столкновения, которые сопровождали процесс укрепления единого национального государства, то произведения Расина были насыщены уже иными жизненными впечатлениями. Художественное мироощущение

«Береника» — единственная трагедия Расина, в которой традиционная проблема чувства и разумного долга однозначно решается в пользу разума. Здесь Расин отходит от концепции слабости человека и отчасти сближается с нравственной позицией классических трагедий Корнеля. Однако «Береника» свободна от риторического пафоса и исключительности драматических ситуаций, характерных для Корнеля. Не случайно именно в предисловии к этой трагедии Расин сформулировал основной принцип своей поэтики: «В трагедии волнует только правдоподобное». Этот тезис был определенно направлен против утверждения Корнеля (в предисловии к «Ираклию»): «Сюжет прекрасной трагедии не должен быть правдоподобным». В «Беренике», самой лиричной из пьес Расина, трагизм развязки определяется не внешними событиями, а глубиной внутреннего переживания. Сам Расин в предисловии говорит, что это трагедия «без крови и мертвых тел», в ней нет измен, самоубийств, безумия, того неистового накала страстей, которые впервые проявились в «Андромахе» и затем повторялись почти во всех трагедиях Расина.

Такое толкование трагического конфликта отразилось и на всей художественной структуре пьесы. Исторический источник использован (в отличие от «Британика») очень скупо. Из мира политической борьбы, козней, интриг мы попадаем в прозрачный мир интимных общечеловеческих чувств, чистых и высоких, выраженных простым проникновенным языком. Для действия «Береники» не нужны даже 24 часа, разрешенные правилами. По своей форме это самая строгая, лаконичная, гармонически прозрачная трагедия французского классицизма.

После четырех исторических трагедий Расин возвращается к мифологическому сюжету. Он пишет «Ифигению» (1674). Но сквозь абстрактную обобщенную оболочку мифа проступает проблематика римских трагедий. Сюжет о жертвоприношении дочери Агамемнона Ифигении дает повод вновь раскрыть конфликт чувства и долга. 

Расин безупречно соблюдал правило трех единств, которое не сковывало его, как это было с Корнелем, а представлялось ему само собой разумеющейся, естественной формой трагедии. Но одновременно происходила и компенсация этого добровольные самоограничения. Пространство и время, необозримые морские просторы и судьба нескольких поколений входили в его трагедию в максимально сжатой форме, воплощенные силой слова в сознании и психологии героев.

«Федра» являлась идеальным воплощением главной цели трагедии — вызвать сострадание к «преступнику поневоле», показав его вину как проявление слабости, присущей человеку вообще. Принцип хотя бы частичного этического оправдания «преступного» героя был сформулирован Расином (со ссылкой на Аристотеля) еще в предисловии к «Андромахе». Через десять лет он получил свое логическое завершение в «Федре». Поставив свою героиню в ситуацию исключительную, Расин фиксирует внимание не на этом исключительном, как это сделал бы Корнель, а выдвигает на первый план общечеловеческое, типическое, «правдоподобное».

В основе построения образа и характера у Расина — унаследованная от ренессансной эстетики идея страсти как движущей силы человеческого поведения. Изображая носителей государственной власти, Расин показывает, однако, в своих крупнейших произведениях, как в их душе эта страсть вступает в жестокое, непреодолимое противоречие с требованиями гуманистической этики и государственного долга. Через трагедии Расина проходит вереница фигур коронованных деспотов, опьяненных своей неограниченной властью, привыкших удовлетворять любое желание.

По сравнению с Корнелем, который предпочитал создавать характеры цельные и сложившиеся, Расина, мастера психологического анализа, больше увлекала динамика внутренней жизни человека. С особенной силой процесс постепенного превращения монарха, который убедился в абсолютном характере своей власти, в деспота раскрыт Расином в образе Нерона (трагедия «Британник», 1669). Это перерождение прослежено здесь во всех его промежуточных стадиях и переходах, при этом не только в чисто психологическом, но и в более широком политическом плане. Расин показывает, как рушатся в сознании Нерона моральные, нравственные устои. Однако он боится общественного возмущения, опасается гнева народного. Затем злой гений императора Нарцисс убеждает Нерона в отсутствии возмездия, в пассивности и нерешительности толпы. Именно тогда Нерон и дает окончательно волю своим страстям и инстинктам. Теперь уже ничто не может его удержать.

Героев трагедий Расина сжигает огонь страстей. Одни из них более сильные, властные, решительные. Такова Гермиона в «Андромахе», Роксана в «Баязете». Другие слабее, впечатлительнее, в большей мере смятены обрушившейся на них лавиной чувств. Таков, скажем, Орест в той же «Андромахе».

Придворная среда представлена в лучших произведениях Расина как мир душный, мрачный, преисполненный жестокой борьбы. В жадной погоне за властью, благополучием здесь плетутся интриги, совершаются преступления; здесь ежесекундно надо быть готовым отразить нападки, защитить свою свободу, честь, жизнь. Здесь царят ложь, клевета, донос. Основная черта зловещей придворной атмосферы — лицемерие. Оно опутывает всех и вся. Лицемерит тиран Нерон, подкрадываясь к своим жертвам, но вынужден лицемерить и чистый Баязет. Иначе он поступить не может: его вынуждают к этому законы самозащиты.

Впервые в творчестве Расина мы сталкиваемся с важной эстетической категорией — категорией художественного времени. В своем предисловии к трагедии Расин называет Нерона «чудовищем в зачатке», подчеркивая момент развития, становления личности этого жестокого и страшного человека, само имя которого стало нарицательным. Тем самым Расин до известной степени отходит от одного из правил классицистской эстетики, требовавшей, чтобы герой на протяжении всего действия трагедии «оставался самим собой». Нерон показан в решающий, переломный момент, когда происходит его превращение в тирана, не признающего никаких моральных норм и запретов. Об этом переломе в первой же сцене с тревогой говорит его мать Агриппина. Нарастающее ожидание того, что сулит окружающим эта перемена, определяет драматическое напряжение трагедии.

Как всегда у Расина, внешние события даны очень скупо. Главное из них — это вероломное убийство юного Британика, сводного брата Нерона, отстраненного им с помощью Агриппины от престола, и одновременно его счастливого соперника в любви. Но любовная линия сюжета носит здесь явно подчиненный характер, лишь подчеркивая и углубляя психологическую мотивировку поступка Нерона.