Книги / KONF_VSE

н И.С., Лосенков В.А., Обозов Н.Н., Кроник А.А., Кроник Е.А.], и вражды как отношений, проникнутых неприязнью и ненавистью [Мясищев В.Н.]. Наряду с этим рассматриваются социально-психоло- гические характеристики, возрастные, гендерные различия вражды и дружбы как системы отношений, ставится вопрос о роли культурно-исторических и этнопсихологических факторов в ее формировании [Поршнев Б.Ф., Кон И.С.].

Âзарубежной социальной психологии чаще всего дружба рассматривается в рамках концепции межличностной аттракции как положительные чувства по отношению к другому индивиду, стремление находиться в его обществе [Буунк Б.П.]. Выделяются ситуационные, когнитивные и гендерные факторы возникновения дружбы. Вражда изу- чается в пределах агрессивного поведения, где выделяются ряд теорий и подходов, базовыми из которых являются психоаналитический подход, теория социального научения и теория фрустрацииагрессии [Берон Р., Ричардсон Д.].

Âсвете существующих взглядов встает вопрос об особенностях образа врага и друга, возникающего в результате отношений вражды и дружбы. Поэтому в нашем сообщении мы поставили задачу рассмотреть особенности образа врага и друга как результата отношения вражды и дружбы в межлич- ностном общении. Феномен «друг-враг» как результат межличностных отношений практически не изучен в отечественной социальной психологии.

Анализируя теоретические концепции и исследования, связанные с различиями в интерпретации другого как врага или друга, можно выделить следующие особенности. Чаще всего степень близости другого человека, наличие часто повторяющихся контактов приводят к рождению дружеских отношений с ним [Brooks-Gunn & Lewis, 1981, Murphy, Monahan & Zajonc, 1995]. Наоборот, отсутствие информации о человеке, восприятие его как другого или чужого рождает представление о нем как о враге [Поршнев Б.Ф.]. К ситуационным факторам отношения к другому как врагу или другу также относится наличие или отсутствие совместной деятельности, общих интересов.

Âличностных особенностях друга выделяют сходство установок [Hays, 1988], способность эмоционально поддерживать и принимать другого че- ловека, умение выслушать, подталкивать к деятельности [Козлов Н.], высокая степень самоуважения [Лосенков В.А.]. Враг же характеризуется как че- ловек с негативными чертами характера, склонный

êиспользованию другого в своих личных целях [Мясищев В.Н., Бэрон Р., Бирн Д., Джонсон Б.]. Невербальное поведение друга интерпретируется как понятное и простое, а врага как непонятное и сложное [DePaulo, Estein & Wyer, 1993].

Внешний облик друга оценивается как привлекательный социотипичный (представляющий арифметическое среднее деталей многих лиц) и симпатичный, враг же воспринимается как нетипичный и несимпатичный [Langlois, 1996].

Кроме того, в ряде отечественных и зарубежных работ ставится вопрос о гендерных или половых различиях в отношениях вражды и дружбы, что позволяет нам рассмотреть гендерные разли- чия в интерпретации образа врага и друга. Из работ [Sherrod, 1989] известно, что женщина друг – эта та, с кем можно доверительно разговаривать о таких вещах, как свои чувства и проблемы. Женщины в разговорах с друзьями склонны касаться более интимных вопросов, чем мужчины. Мужчи- ны, напротив, ищут себе друзей со сходными интересами, делая упор на совместной деятельности, а не на обсуждении чувств.

Влияние гендерных факторов на интерпретацию образа врага и друга можно рассматривать в двух направлениях:

1.Особенности гендерной идентичности (маскулинность, фемининность и андрогинность) интерпретаторов и ее роль в создании образа врага и друга.

2.Гендерные характеристики самого врага или друга и в соответствии с этим определение влияния гендерного статуса человека на восприя-

тие его в качестве врага или друга. Рассматривая данные направления изучения

гендерных различий в интерпретации образа врага и друга, можно высказать предположение не только по поводу того, что гендерная идентичность субъета общения, интерпретации будет влиять на содержание, направленность, сложность интерпретации образа врага и друга, но и гендерные характеристики партнера, история межличностных отношений с ним (дружба-вражда) будут опосредовать перечисленные выше параметры интерпретации. Интерпретация образа врага и друга будет существенно зависеть от сочетания гендерных параметров общения: субъекты общения мужчины, субъекты общения женщины, субъекты общения женщины и муж- чины, отличающиеся либо не отличающиеся по параметрам гендерной идентичности, имеющие или не имеющие сложившуюся систему отношений в деловом и межличностном общении. Иными словами, сам образ врага и друга может иметь существенные различия в зависимости от того, принадлежит ли он мужчине или женщине, в зависимости от истории их отношений (дружба–вражда), от вида, типа доминирующего общения (деловое, межлич- ностное, семейное, профессиональное и т.д.).

В данном сообщении мы представим результаты пилотажного исследования, в котором проверялась только одна из гипотез, именно гипотеза о влиянии гендерных различий субъектов общения на интерпретацию их в качестве врага и друга. Главными направлениями интерпретации были выбраны качества личности, их соответствие определенным гендерным стереотипам и внешний облик. В ходе эмпирического исследования были применены следующие методики:

Для измерения гендерной идентичности участников исследования была использована методика Bem S.L., адаптированная Бураковой М.В.

Для определения формально-содержательных характеристик интерпретаций образа врага и друга была создана анкета, включающая 26 полярных характеристик: 16 личностных параметров, взятых из 16-ти факторного опросника Р. Кетелла, и 10 характеристик внешнего облика.

Объектом исследования стали студенты техни- ческого вуза в количестве 75 человек (50 девушек

è25 юношей), в возрасте от 19 до 21 года.

Âрезультате решения первой эмпирической задачи: определение гендерной идентичности уча- стников исследования, были выявлены четыре группы респондентов – феминные, маскулинные полотипичные, маскулинные кросс-полотипичные и андрогинные субъекты общения.

Вторая эмпирическая задача заключалась в том, чтобы сравнить групповые интерпретации образа женщины и мужчины друга и женщины и мужчи- ны врага.

Результаты исследования:

Во-первых, образ врага содержит отрицательные характеристики личности и внешнего облика, а образ друга включает только положительные характеристики личности и внешнего облика. Во-вторых, образы друга и врага мужчины и женщины имеют значимые отличия, отражающие поло-ролевые установки и гендерные стереотипы современного общества. Мужчина друг должен быть независимым, смелым, доминантным и практичным. Женщина-друг – мягкой, доверчи- вой, дисциплинированной и безыскусственной. Мужчина-враг – наделяется рядом фемининных качеств, а женщина враг маскулинными чертами. В-третьих, субъекты с фемининной гендерной идентичностью считают, что женщина друг должна быть мягкой, безыскусственной и оригинальной, а мужчина-друг – независимым, дисциплинированным, добросовестным, доминантным и практичным. Важнейшими характеристиками врага женщины и мужчины для фемининных субъектов является жестокость, подозрительность и хитрость. Эти характеристики, как правило, включены в гендерный стереотип маскулинности. В-четвертых, субъекты с маскулинной полотипичной гендерной идентичностью считают, что мужчина друг должен быть независимым, доминантным и смелым, а женщина друг должна обладать целым комплексом характеристик, раскрывающих ее интеллект, сферу общения, отношение к другому человеку. Женщина враг для маскулинных полотипичных субъектов обладает негативными маскулинными чертами, мужчи- на враг наделяется негативными характеристи-

ками внешнего облика и отрицательными феминными чертами. В-пятых, маскулинные кросс-по- лотипичные субъекты общения включают в образ женщины друга набор фемининных характеристик и предъявляют высокие требования к внешнему облику, а в образ мужчины друга вклю- чают позитивные маскулинные черты (независимость, доминантность, практичность, неконсервативность). Враг женщина, по мнению данной группы, обладает негативными фемининными чертами и ключевой маскулинной чертой (доминантность). Враг мужчина обладает отрицательными маскулинными (жестокость) и фемининными (эмоциональная неустойчивость) чертами. В- шестых, андрогинные субъекты общения вклю- чают в образ друга женщины позитивные фемининные качества (мягкость, беспечность, гармоничность), а в образ друга мужчины – позитивные маскулинные характеристики (смелость, практичность) и ряд традиционно фемининных ка- честв: общительность, обаяние и привлекательность. Врага женщину и мужчину андрогинные субъекты наделяют непривлекательным внешним обликом и приписывают ему независимо от пола отрицательные фемининные качества.

Данные пилотажного исследования свидетельствуют о влиянии гендерных различий на интерпретацию образа врага и друга. Но они не позволяют ответить на вопрос о роли истории отношений, взаимоотношений, развивающихся в определенном или в ряде контекстов общения, в формировании образа врага и друга. Данное направление исследований требует использования не столько известных диагностических процедур, сколько применения качественных методов (например, глубинных интервью), требует изучения живого, непосредственного общения в определенном временном отрезке, в различных контекстах взаимодействия. Оно также предполагает сравнение интерпретаций образа врага и друга у лиц с «деловой историей отношений» и «межличностной».

На основании полученных данных можно сделать общий вывод: образ врага и друга интерпретируется как соответствующий или не соответствующий определенным гендерным стереотипам. Друг всегда имеет соответствующую полу гендерную идентичность, а враг наделяется характеристиками, которые свидетельствуют о конфликте между биологическим полом и гендерной идентичностью. Будет ли изменяться под влиянием вышеобозна- ченных факторов данная закономерность? Ответ на этот вопрос предполагается найти в специально выстроенном исследовании.

Горбатков А.А.

Польша, Кельце. Свентокшиская Академия

ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ И ОБЩИТЕЛЬНОСТЬ: КТО БОЛЕЕ ОБЩИТЕЛЕН – СЧАСТЛИВЫЕ ИЛИ НЕСЧАСТЛИВЫЕ ЛЮДИ?

В ряде исследований найдена прямая корреляция между степенью позитивности эмоционального баланса человека (баланса его позитивной и негативной эмоциональности) и общительностью [Bradburn, 1969; и др.]. Обнаружена также прямая связь между эмоциональным балансом и экстраверсией [Watson, Clark, 1997; и др.], ведущим компонентом которой в наиболее распростран¸н- ных методиках е¸ измерения, таких, как, например, опросник EPQ-R Г. Айзенка, является та же общительность [см., напр., Strelau, 2001]. Часто такая корреляция интерпретируется (в рамках ответа на вопрос «кто более счастлив – общительные или необщительные люди?») как свидетельствующая о том, что общительные и экстравертивные люди более позитивно-эмоциональны, более счастливы, чем люди необщительные и интровертивные [напр. Czapinski, 1994].

Нас же в настоящей работе интересует ход мысли в обратном направлении – в рамках ответа на вопрос «кто более общителен – счастливые или несчастливые люди?». В таком русле, в качестве одного из объяснений рассматриваемой корреляционной связи можно предложить следующее. Привед¸нные эмпирические данные получены, главным образом, в странах так называемой западной культуры, прежде всего, в Соедин¸нных Штатах, где нормой является – делиться не столько горестями, сколько радостями, не столько страхами, сколько надеждами, не столько жаловаться на неудачи, сколько рекламировать успехи. Такая эмо- ционально-экспрессивная нормативная система (е¸ можно назвать позитивно-асимметричной) может быть причиной того, что более счастливые, оптимистичные люди имеют меньше нормативных препятствий для реализации потребности в общении и могут позволить себе быть относительно более общительными, чем те, кто несчастлив и пессимистичен, что до известной степени может модифицировать в соответствующих направлениях уровень общительности и тех, и других.

Вторым интересным фактом является то, что прямая корреляция позитивных эмоций с общительностью и экстраверсией является более сильной (по абсолютной величине), чем обратная корреляция негативных эмоций с этими переменными [Bradburn, 1969; Watson, Clark, 1997; и др.]. Прич¸м в случае экстраверсии эта прямая связь оказалась настолько сильной, что некоторые авторы предложили счи- тать е¸ содержанием не столько общительность, сколько позитивную эмоциональность [см. Lucas, Diener, Grob, Sub, Shao, 2000]. Другие авторы пока-

зали, что это предложение является некоторым преувеличением, получив данные о том, что, несмотря на тесную корреляцию с позитивной эмоциональностью, ведущим компонентом экстраверсии является вс¸ же общительность [Ashton, Lee, Paunonen, 2002]. Такое соотношение связей двух различающихся по знаку аспектов эмоциональности с общительностью может означать, что в общении не столько отрицательные эмоции выступают в каче- стве негативного его содержания, т.е. того, что стремятся не выражать вплоть до отказа от самого общения, сколько положительные эмоции выступают в качестве позитивного его содержания, т.е. того, что стремятся выразить, увеличивая, среди прочего, его объ¸м – возможное следствие того, что в указанных обществах норма не столько ограничивает экспрессию негативных эмоций, сколько стимулирует экспрессию позитивных.

Гипотеза. Если привед¸нные рассуждения являются верными, то в культурах с противоположной «традицией», где принято делиться не столько положительными, сколько отрицательными переживаниями (такую эмоционально-экспрессивную нормативную систему можно назвать негативно-асим- метричной), должна обнаруживаться обратная корреляция между эмоциональным балансом и частотой общения, точнее, негативное влияние благоприятного эмоционального баланса на общительность. Характер предложенной гипотезы заставляет ожидать такой зависимости, прежде всего, в популяциях, где большое значение имеет именно процесс общения и, прежде всего, его экспрессивные компоненты при относительно меньшем весе его результатов, например, в популяциях подростков.

Одним из возможных мест проверки сформулированной таким образом гипотезы является Польша, где мы и провели сво¸ исследование, которое рассматриваем как имеющее предварительный и поисковый характер. В польском обществе [см., напр., Czapinski, 1993] доминирующая норма предписывает делиться не столько радостями, сколько горестями, не столько надеждами, сколько тревогами, жалобы на неудачи здесь обычная вещь, тогда как от рекламы своих успехов («хвастовства») принято воздерживаться («скромность»). Можно полагать, что в такой нормативной ситуации несчастливые люди могут относительно чаще позволять себе общение, чем счастливые, из чего, в свою оче- редь, следует возможность обнаружения отрицательного влияния позитивного баланса эмоциональных переживаний человека на его общительность.

Эмоциональные переменные. В качестве эмоциональных переменных были взяты эмоциональный баланс и парное по отношению к нему измерение интегральной величины позитивных и негативных эмоций, а также вторая пара измерений – позитивные и негативные эмоции как относительно независимые друг от друга переменные [см., напр., Горбатков, 2002]. Конкретизированы были эти эмоциональные переменные в тесно связанных с чувством счастья эмоциях надежды/оптимизма и безнад¸жнос-

ти/пессимизма, а также в двух их комбинациях – балансе и интегральной величине.

Методики. Эмоциональные переменные диагностировались с помощью польской адаптации шкалы BHS А. Бека в е¸ двухмерной версии (Gorbatkow, 2001). Эта шкала содержит 20 утверждений: 11 из них касаются измерения безнад¸жности/пессимизма (например, «будущее кажется мне мрачным»), остальные 9 – надежды/оптимизма (например, «я смотрю в будущее с надеждой и оптимизмом»). Данные конфирматорного факторного анализа, которому были подвергнуты показатели шкалы вместе с показателями ряда других «эмоциональных» методик, указывают на удовлетворительную способность измеряемых ею эмоций репрезентировать позитивную и негативную составляющие эмоциональной сферы (Горбатков, 2002). Учитывалось также то, что некоторые авторы включают надежду в число базовых эмоций (напр., Cornelius, 1996). Был примен¸н следующий формат ответов: «решительно нет – скорее нет – скорее да – решительно да». Разность между величинами показателей надежды и безнад¸жности рассматривалась как показатель баланса этих эмоций (сокращ¸нно – баланс), а сумма – как показатель их интегральной величины (сокращ¸нно – интегр). Общительность измерялась с помощью шкалы «А» (общительность, открытость) личностного опросника Р. Кеттелла для подростков, содержащего 15 факторов, во многом похожих на те, которые содержит широко известная 16факторная версия для взрослых.

Выборка. В исследуемую выборку были включе- ны 119 учеников седьмых-восьмых классов начальных школ, в том числе 58 девочек и 61 мальчик.

Статистические методы. Для обработки полу- ченных данных использовался многомерный регрессионный анализ, что объясняется характером нашей гипотезы о негативном влиянии эмоционального баланса на общительность, в которой обозна- чены независимая (эмоции) и зависимая (коммуникативность) переменные. Вторая причина обращения к этому методу – использование более одной независимой переменной, а именно двух комплементарных пар аффективных измерений.

Полученные результаты. Уравнение множественной регрессии, рассчитанное для измерений баланса надежды-безнад¸жности и интегральной величины этих эмоций, выглядит следующим образом: Общительность = 18,46 - 0,21Баланс - 0,17Интегр; R = 0,25; F(2,116) = 3,84; p < 0,02. Как можно видеть, эмоциональный баланс отрицательно влияет на общительность (Бета = -0,21; t(116) = 2,30; p < 0,02). Иначе говоря, доминирование надежды/оптимизма в структуре эмоциональной сферы имеет тенденцию мешать индивиду быть общительным, доминирование же безнад¸жности/пессимизма скорее помогает реализовать эту черту. Такая интерпретация числовой зависимости общительности от эмоционального баланса может быть уточнена обращением ко второму (комплементарному) аффективному измерению – общему уровню эмоциональности в границах измеренных переживаний, который также имеет

тенденцию снижать общительность (Бета = -0,17; t(116) = 1,85; p < 0,07).

Первая из этих двух зависимостей может озна- чать, что оптимисты являются менее общительными, чем индивиды, менее склонные к оптимизму и/или то, что пессимисты являются более общительными, чем индивиды, менее склонные к пессимизму. Вторая зависимость указывает на то, что, скорее всего, первая из этих двух возможностей соответствует действительности. Проверить этот вывод можно, рассмотрев уравнение множественной регрессии для надежды и безнад¸жности как отдельных измерений: Общительность = 18,46 - 0,28 Надежда - 0,07 Безнад¸жность; R = 0,25; F(2,116) = 3,84; p < 0,02. Привед¸нное уравнение указывает на правильность нашего предположения. Позитивная эмоциональность действительно существенно влияет на общительность, снижая е¸ уровень (Бета = -0,28; t(116)=2,56; p < 0,01). Склонность же к негативным переживаниям в обследованной группе на проявление этой черты не влияет (Бета = -0,07; t(116)=0,61; p = 0,54).

Доминирующая связь с общительностью позитивной эмоциональности напоминает то, что, как было упомянуто выше, обычно обнаруживают в исследованиях на Западе. Однако это сходство касается только абсолютной величины связи, но не е¸ знака. В нашем случае положительные эмоции (конкретнее, надежда/оптимизм) выступают в общении не в качестве позитивного его содержания, а скорее в качестве негативного, не в качестве того, что стремятся выразить, а, скорее, в качестве того, что стремятся не выражать, среди прочего, и пут¸м отказа от самого общения – возможное следствие того, что в обследованной нами популяции норма не столько разрешает экспрессию негативных эмоций, сколько ограничивает экспрессию эмоций позитивных, а также того, что последнее может провоцировать переживание зависти у парт- н¸ров по общению, нарекания на которую как нередкую реакцию окружающих, нередко слышатся от людей успеха. Впрочем, асимметрия нормы, как и существенность фактора зависти, требуют, конеч- но, проверки в специальных исследованиях.

Существенных различий по полу в измеренных зависимостях мы не обнаружили.

Заключение. В работе получены данные в пользу гипотезы о негативной связи между степенью благополучия эмоционального баланса и общительностью как вероятной в обществах с нега- тивно-асимметричной эмоционально-экспрессивной нормативной системой. Прич¸м связь эта касается, прежде всего, позитивных эмоций, наличие которых может склонять индивида к ограничению общения. Негативные эмоции на общительность в нашей выборке влияния не обнаружили. Выявленные зависимости, однако, будучи статистически значимыми, не являются впечатляюще тесными. Возможную причину этого мы видим в следующем. Одним из важных факторов, усиливающих негативные эмоции, может быть не успешность в

общении (вследствие низкого уровня коммуникативных способностей и др.), которая может ограничивать его объ¸м. Успешное же общение может быть важной причиной позитивных эмоций, способствуя тем самым расширению его объ¸ма. Одно и другое может ослаблять ожидаемую на основе предложенной нами гипотезы обратную связь между эмоциональным балансом и частотой общения,

Горбатюк А.Н.

Таганрог. Таганрогский радиотехнический университет,

ПРИНЦИПЫ ПРОВЕДЕНИЯ ТРЕНИНГА ОБЩЕНИЯ В КОНФЛИКТНЫХ СТУДЕНЧЕСКИХ ГРУППАХ

В последнее десятилетие тренинг общения все чаще применяется в процессе вузовской подготовки специалистов. Однако основные существующие теоретические и методические разработки касаются искусственно созданных, по сути лабораторных групп. Студенческие же группы являются естественными группами и имеют по сравнению с лабораторными ярко выраженную специфику, которая состоит прежде всего в существовании межличностных отношений, сложившихся до тренинга и являющихся существенным фактором, тормозящим, блокирующим групповой процесс. В студенческих группах, отличающихся сложившимися до тренинга конфликтными отношениями, обнаруживается снижение эффективности тренинга общения. Для работы в таких группах нами предлагается модифицированный тренинг общения, стратегия проведения которого учитывает специфику естественных групп и дополняет основные принципы работы Т-группы, описанные Н.Ю. Хрящевой и С.И. Макшановым [1999]. Программа модифицированного тренинга общения основывается на следующих принципах:

1.Гибкая программа тренинга. Достижение основной цели тренинга общения (а именно: повышение коммуникативной компетентности участников) в конфликтной Т-группе возможно лишь при постановке и решении в качестве обязательной и первоочередной задачи коррекции межличностных внутригрупповых отношений. В процессе тренинга должны решаться обе задачи, программа тренинга должна быть гибкой, и методический «репертуар» тренера должен быть разнообразным.

2.Не следует ставить открыто задачу улучшения отношений в группе, так как это может вызвать сопротивление в группе.

3.Специфичность протекания этапа лабилизации: лабилизация может проходить в стертом, неявном виде. Лабилизующее влияние оказывает осознание участниками конфликтных Т-групп

а в каких-то выборках, видимо, может даже сделать эту связь прямой. Особенно существенной представляется вероятность такой связи в популяциях, где, в отличие от обследованной нами выборки подростков, относительно меньшее значение имеет сам процесс общения, и особенно его экспрессивный аспект, при относительно большем зна- чении такого его компонента как эффективность.

того факта, что даже простую задачу в своей группе они выполнить не могут.

4.Постепенность усложнения задач. Сложные задачи на начальном этапе тренинга могут вызвать сопротивление.

5.Принцип постепенного накопления позитивного опыта продуктивного общения. Опыт применения в России программы групповой психокоррекционной работы «Discovery» Джин Береби (США) подтверждает, что совместный успех стимулирует «идентификацию с группой как целым» [Дозорцева Е.Г., 2000]. Накопление позитивного опыта общения сопровождается возникновением радостного фона общения.

6.Принцип нахождения общего, сходства, основы для объединения. Цель – увеличить воспринимаемое сходство, так как «воспринимаемое «несходство», служащее источником негативных эмоциональных отношений, может оказаться препят-

ствием для групповой интеграции и выполнения группой ее задач» [Виноходова А.Г., 1998].

7. Создание условий для тактильного контакта. О рискованности упражнений, которые предполагают физический контакт участников группы, предупреждают Н.Ю. Хрящева и С.И. Макшанов [1999]. В конфликтных естественных группах этот риск особенно значителен на начальных этапах тренинга. Необходимость тактильного контакта должна быть замаскирована другой, декларируемой, задачей. Для этого подходит, упражнение «Термометр» [Цзен Н.В., Пахомов Ю.В., 1988].

8.Акцент на работу в парах, что создает условия для более близкого доверительного общения, визуального контакта.

9.Особо осторожное использование упражнений, направленных на получение обратной связи. Не провоцировать подачу обратной связи, особенно на начальных этапах, когда участники конфликтной Т-группы склонны давать недифференцированную негативную обратную связь.

10.Для реализации принципа добровольности необходимо провозгласить право каждого участника отказаться от участия в любом упражнении, предложенном тренером. Каждый сам несет ответственность перед самим собой и группой за то, что он делает, а также за то, чего он не делает. Не следует возлагать на участника груз ответственности перед группой, если участник отказывается от выполнения какоголибо задания. Группа также за это ответственна.

Горбунова Г.А.

Самара. ВЭГУ

НЕВЕРБАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ

Многое в происхождении Homo Sapiens остается тайной, и все же люди смогли дожить до настоящего времени, заменив практически доисторическую коммуникативную систему на общение с использованием внешнего произносимого языка. Наговорившись «досыта», люди осознали, что язык телодвижений более правдив, чем язык слов. Люди научились говорить на всевозможные темы, соблюдая контроль за своей речью, а в сложных ситуациях прибегать ко лжи. И им это более или менее удается. Однако жесты, положения тела, выражения лица, осуществляемые на бессознательном уровне, иной раз идут вразрез со словесной информацией.

В. Гете писал: «Поведение – это зеркало, в котором каждый показывает свой лик». Возникает вопрос, всегда ли люди правильно распознают «лики» в тех зеркалах, которые их окружают. По мнению В.А. - Кан-Калика, целостный процесс общения невозможен без познания людьми друг друга. Чем точнее и надежнее познает один человек другого в процессе взаимодействия, тем плодотворнее процесс общения. Следует согласиться с Мехрабяном, Бердвисллом, что лишь малая часть содержания сообщений передается с помощью слов (7-35 %), в то время как большая часть информации определяется тем, как эти слова произносятсяискакимвыражениемлица.Следовательно,чтобы верно расшифровать поведение человека, необходимо учиться искусству его «читать». С.Л. Рубинштейн отмечал: «В повседневной жизни, общаясь с людьми, мы ориентируемся в их поведении, поскольку мы как бы «читаем» его, то есть, расшифровываем значение его внешних данных и раскрываем смысл получающегося таким образом текста в контексте, имеющим свой внутренний психологический план».

Понимание того или иного поведения, знание его основ, истоков, механизмов, движущих сил делает общение между людьми более эффективным. Специалисты в сфере общения рекомендуют развивать свою наблюдательность; уметь анализировать внешнее поведение людей – позу, жесты, мимику, экспрессию; помнить прошлую тональность в общении с этим человеком; стремиться предвосхитить реакцию собеседника; осознавать «психологические сигналы» поведения другого; думать о партнере в процессе взаимодействия.

Если словесный канал используется для передачи информации, то невербальный больше применяется в межличностных отношениях. Человек, обладающий навыками и умениями ориентироваться в психическом состоянии другого, умеет бесконфликтно существовать в социальной среде. Вхождение в систему социальных связей им осуществляется плавно и безболезненно как для него самого, так и для окружающего социума.

Искусству постижения людей необходимо учиться. Для экспериментального психологического исследования нами были взяты четыре группы по 18 человек. Испытуемые в возрасте от 27 до 32 лет являются работниками системы образования (36 человек) и сферы медицинских услуг (36 человек): воспитательницы детсадов, учителя начальных классов, а также медсестры, процедурные сестры поликлиник, больниц. По предварительно разработанной методике были определены уровни эмпатических способностей респондентов. Результаты распределились таким образом: в двух группах воспитательниц и педагогов наиболее высоких уровней достигли эмоциональный и интуитивный каналы эмпатии. Эмоциональная эмпатия фиксирует способность испытуемого входить в эмоциональный резонанс с окружающими – сопереживать, соучаствовать. Эмоциональная отзывчивость дает возможность понять внутренний мир другого человека, прогнозировать его поведение и эффективно воздействовать. В свою очередь интуитивный канал эмпатии позволяет человеку предвидеть поведение партнеров, действовать в условиях дефицитаисходнойинформациионих,опираясьнаопыт, хранящийся в подсознании. В группах представителей медицинской профессии наиболее развитым оказался рациональный канал эмпатии. Проведя исследование различных уровней эмпатии как способа восприятия и пониманиялюдьмидругдруга,мырешиливыявить«чувствительность» испытуемых к иной (знаковой) форме, выходящей за рамки их осознанных ощущений, используя при этом психогеометрическое тестирование. В группах педагогов и воспитательниц в качестве преобладающей геометрической фигуры был выявлен круг – символ гармонии. Тот, кто выбирает круг как основную свою форму, искренне заинтересован в хороших межличностных отношениях, он обладает высокой чувствительностью,развитойэмпатией,хорошейинтуицией.Медицинские сестры в подавляющем большинстве главной фигурой выбрали квадрат. Им свойственна аналитич- ность,организованность,точность,высокаянормативность поведения, деловая направленность и ответственность. Выявленный уровень конкретных параметров в структуре эмпатии у представителей системы образования значи- мо коррелировал таким образом с особенностями поведения, показанными при психогеометрическом исследовании. Адекватным образом соотносились и результаты, полученные при изучении особенностей восприятия и понимания в процессе общения у представителей медицинской профессии. Мы поставили своей целью при разработкепсихокоррекционнойпрограммыразвитьинтуитивный и эмоциональный каналы эмпатии у медицинских работников, а также усовершенствовать их способность понимать других людей. Психокоррекция основывалась на развитии наблюдательской сензитивности и способности понимать состояния, свойства, качества и отношения людей, осуществлялась в форме тренинга с определенным подбором упражнений.

Полученные данные позволили выявить определенную тенденцию улучшения межличностных отношений в социальной среде на основе совершенствования способности понимания и восприятия чувств, мыслей и поведения других людей.

Горбушина О.П.

Москва. Московский государственный социальный университет

ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ ИМИДЖЕЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ

ОБЛАСТИ НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ

Прежде всего, следует отметить саму важность

èпризнание значения имиджа и имиджелогии различными областями знаний. Особенно ярко это проявилось во время научного обсуждения имиджа и имиджелогии как науки во время I Международного симпозиума «Имиджелогия 2003». Следует отметить чрезвычайный интерес к данной области научных знаний у представителей различ- ных научных дисциплин.

Проблемы и задачи имиджелогии как науки, разработка и применение имидж-технологий интересовали социологов, психологов, социальных психологов, социальных работников, политиков и политологов, дизайнеров, исследователей моды, экономистов и управленцев.

Каждый из специалистов предлагал свое понимание имиджа и задач имиджелогии, преимущественно применительно к своей области знаний. Было видно, что единой концепции понимания предмета и задач имиджелогии на данной момент в на- учном сообществе нет. Интересно, что, выделяя и понимая необходимость имиджелогии как самостоятельного научного знания, каждый предлагал свое видение проблемы, опираясь на методологию и знания той научной области, к которой данный ученый принадлежит. Несмотря на данную особенность в понимании имиджа на современном этапе его становления и развития как научной области знаний, следует обратить внимание на необычайный интерес ученых к данной проблеме.

Действительно, как и социальная психология проходила в своем развитии специфические этапы становления, связанные с особенностями ее возникновения на стыке двух различных дисциплин – психологии и социологии, так и предмет имиджелогии,

èдаже само понимание понятия «имидж» связано с особенностями областей применения и использования его различными научными дисциплинами.

Но в отличие от социальной психологии, которая образовалась преимущественно на стыке двух «родительских» дисциплин, научные работы, использующие понятие «имидж», имеют гораздо более широкую область исследования.

Понимание имиджа есть и в литературе, посвященной социальному проектированию, и в со- циально-психологической литературе, и в соци-

ально-экономической литературе, и в политической, и в области дизайна и моды, и в области социальной работы, и в области управления, и даже в философии.

Такой разброс может существенно усложнить становление имиджелогии как самостоятельного научного знания. Во-первых, потому, что каждая область знаний, которая использует понятие «имидж», уже имеет свой предмет, следовательно, понимание и исследование «имиджа» преломляется через понимание предмета исследования данной конкретной области.

Во-вторых, по той же самой причине может быть усложнена проработка категориального аппарата имиджелогии как науки. Опять же из-за слишком широкого круга наук, использующих данное понятие.

В-третьих, особая популярность данного понятия характерна не только для научной мысли, но и для практики. В сфере практического применения уже сложились конкретные представления об имидже как понятии, созданы и активно применяются имидж-технологии, само понятие повсеместно используется в различной литературе: газетные заметки, популярные журналы, популярные психологические книги, экономическая и популярная литература для менеджеров, руководителей и политиков и др. Конечно, добросовестность и на- учность данных проявлений часто вызывает сомнение, но факт самого использования, применения и существования в обществе конкретного социального запроса влияет на понимание имиджа и в научной среде.

Таким образом, поднятые выше проблемы обуславливают необходимость детальной научной разработки предмета, категориального аппарата в становлении имиджелогии как самостоятельной науки, учитывая специфику ее возникновения на стыке практически всех социальных научных дисциплин, а также учитывая особенности уже существующего в обществе интереса к данной проблеме и сложившуюся традицию практического применения имидж-технологий.

Такая постановка вопроса необходима, на наш взгляд, для решения следующих задач:

1.Становление имиджелогии как самостоятельной науки: выделение ее предмета и разработка категориального аппарата.

2.Создание возможности для необходимой корректировки недобросовестного использования данного понятия и имидж-технологий.

3.Создание этических норм, регулирующих использование имидж-технологий, особенно в сфере влияния на массовое сознание, исходя из нравственного начала.

Горская Г.Б.

Краснодар. Кубанская государственная академия физической культуры

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ САМОРЕАЛИЗАЦИИ

ПРОФЕССИОНАЛОВ ВЫСОКОГО КЛАССА

Развитие экологически ориентированных областей психологии привлекло внимание к особенностям взаимодействия человека с окружающей средой как регулятору его деятельности и условию самореализации. Интерес к этой проблеме прослеживается и в клинической, и в педагогической, и в инженерной психологии, и в психологии управления человеческими ресурсами.

В большинстве исследований влияние на человека внешних условий деятельности рассматривается преимущественно при анализе эффективности его деятельности в конкретной ситуации в ограниченный промежуток времени. В меньшей степени исследуются долговременные влияния, обусловленные спецификой образа жизни человека, устойчивыми особенностями взаимодействия с окружающей средой, которые способны изменить реакции человека на ситуативные воздействия. Другой особенностью исследований влияния на человека внешних условий его жизни является то, что довольно часто они проводятся с позиции внешнего наблюдателя, что не позволяет составить точ- ное представление о внутренней картине жизненного мира, которая реально складывается у человека и которая является реальным регулятором его поведения.

Потребность в реалистичной картине взаимодействия человека с жизненной средой проявляется в появлении концепций, рассматривающих структуру жизненной среды как источника не только ситуативных, но и долговременных влияний. К ним можно отнести модель экологических систем У. Бронфербреннера, контекстные подходы к анализу профессиональной и спортивной деятельности S.E. Jackson, R.S. Schuler; R. Stellter, различение ситуативных и долговременных регуляторов психических состояний, содержащееся в работах В.А. Бодрова, О.А. Прохорова и Л.А. Китаева-Смыка.

Общение является неотъемлемой составляющей большинства видов профессиональной деятельности. Особую значимость оно приобретает в исполнительских видах деятельности, к которым можно отнести инструментальное и вокальное исполнительство, хореографическое и театральное искусство, соревновательный спорт. При всей непохожести перечисленных видов деятельности они имеют общие черты: принципиальную неразделимость процесса и результата деятельности, ориентированность на предельно высокий уровень мастерства и результатов деятельности, публичность выступлений высокопрофессиональных исполнителей, скрытую или явную конкуренцию. Хорошей

моделью для изучения общения как регулятора самореализации профессионалов высокого класса является спорт высших достижений, которому в полной мере присущи перечисленные признаки исполнительских видов деятельности.

Подготовка спортсменов высшей квалификации происходит в достаточно сложном по структуре и влиянию на спортсменов социально-психологичес- ком контексте. Она осуществляется главным образом в специализированных центрах, число которых невелико. Вследствие этого спортсмены проводят значительную часть времени в относительно замкнутой социальной среде, состоящей главным образом из товарищей по команде, одновременно являющихся и постоянными соперниками. Постоянная конкуренция, значительные физические и психические нагрузки, оторванность от семьи, от близких людей, способных оказать психологическую поддержку – все эти факторы накладывают отпечаток на характер межличностных отношений, психологи- ческий климат в спортивных командах. Общение с постоянным кругом лиц, окрашенное отношением конкуренции, не может не вызывать изменений психического состояния спортсменов, их отношения к межличностному общению.

Данные многолетнего психологического мониторинга и наблюдений над яхтсменами высокой квалификации показали, что, если часть из них устойчиво проявляла стремление к активным социальным контактам, то у достаточно большой группы спортсменов отмечалась тенденция к ограниче- нию круга общения. С целью установления природы этих различий был проведен корреляционный анализ показателей стремления к общению, психической устойчивости и личностных особенностей спортсменов. Результаты корреляционного анализа выявили две группы показателей, достоверно связанных с потребностью в общении. Положительно коррелируют с потребностью в общении показатели экстравертированности, эмоциональной устойчивости, самоконтроля. Отрицательно коррелирующими с потребностью в общении оказались показатели подозрительности, напряженности, чувствительности к соревновательным стрессорам. Это свидетельствует о зависимости отношения спортсменов к общению от устойчивости к стрессам. Для устойчивых к стрессам спортсменов общение может быть средством решения их собственных проблем за счет вовлечения в работу над ними социального окружения. Неустойчивые к стрессам спортсмены реагируют на общение как на дополнительную нагрузку и избегают его. Тенденция к ограничению социальных контактов, как показали исследования, усиливается в период ответственных соревнований.

Ограниченные возможности спортсменов изменить круг общения, связанные со спецификой подготовки высококвалифицированных спортсменов, делают его существенным регулятором уровня психических нагрузок, которые они переносят и которые влияют на уровень их достижений.

Анализ восприятия спортсменами своей жизни в спорте, базирующийся на многолетнем мониторинге показателей мотивации спортивной деятельности, свидетельствует о возрастании в спорте высших достижений значимости социальных факторов по сравнению с инструментальными. Например, закрепление в элитной команде рассматривается высококвалифицированными спортсменами прежде всего как социальная проблема, разрешаемая путем интенсификации социальных контактов, а не за счет работы над повышением мастерства.

Сопоставление структуры мотивации спортсменов, различающихся по стабильности позиции в элитной команде, показало наличие статистически достоверных различий между ними по параметрам стремления к самоутверждению, заинтересованности в материальном благополучии и благоприятных социально-бытовых условиях деятельности. Все эти показатели выше у спортсменов с менее прочной позицией в команде. Различий по показателям, связанным с содержательной, инструментальной стороной спортивной деятельности (заинтересованности в приобретении специальных знаний и навыков, заинтересованности в накоплении сведений о соперниках) не установлено.

Âисследовании установлено два типа реагирования на дестабилизацию позиции в элитной команде (активный и пассивный). Первый заключа- ется в описанном выше повышении стремления к самоутверждению, заинтересованности в благоприятных социально-бытовых условиях деятельности, в материальном благополучии при некотором снижении заинтересованности в инструментальных составляющих деятельности. Он свидетельствует

îтом, что как средство упрочения социальной позиции спортсмены высокого класса рассматривают, главным образом, установление контактов с людьми, решающими их судьбу, а не совершенствование исполнительских навыков. Второй тип реагирования на дестабилизацию социальной позиции состоит в устойчивом повышении заинтересованности в отсутствии психологического дискомфорта, снижении мотивации достижения и соревновательной борьбы. Он отражает серьезные сомнения в возможности упрочения социальной позиции, что становится фактором устойчивого роста психических нагрузок и снижении результатов выступлений в соревнованиях.

Âпоследние годы спорт привлекает внимание как особая среда социализации молодого поколения, позволяющая приобрести навыки общения, лидерства, взаимодействия в процессе совместной деятельности. Одним из путей анализа того, каково реальное воздействие спорта на личностное развитие, как спортсмены воспринимают элементы социального контекста спортивной деятельности, является рассмотрение показателей социальной адаптации спортсменов во временных рамках типичной спортивной карьеры.

Исследование динамики социально-психологи- ческой адаптации спортсменов в трех возрастных

группах (12-13 лет, 14-15 лет, 20-24 года) показало, что позитивной стороной влияния занятий спортом на социально-психологическую адаптацию является наблюдаемое у спортсменов по мере продолжения занятий спортом возрастание интернальности, принятия других, снижение показателя доминирования. Следовательно, спорт дает спортсменам возможность испытать успех, достигнутый собственными усилиями, побуждает к выстраиванию конструктивных отношений с окружающими, без которых невозможно приобретение мастерства. Приобретаемый опыт взаимоотношений в процессе спортивной деятельности способствует формированию у юных спортсменов готовности принимать партнеров по совместной деятельности такими, каковы они есть. Достигаемые реальные успехи снижают потребность в самоутверждении че- рез социальное доминирование. Традиционно спорт рассматривается как вид деятельности, усиливающий склонность к доминированию и агрессивности. Однако проведенные исследования показывают, что рост интернальности и позитивного самоотношения, отмечаемый у спортсменов по мере повышения мастерства и появления реальных достижений, способствует снижению показателей доминирования и агрессивности.

К негативным сторонам влияния спорта относится изменение нормативного развития взаимоотношений со значимыми другими. Его индикатором является ослабление тенденции к усилению значимости сверстников как партнеров по общению при одновременном усилении ориентации на семью, а также выраженная потребность спортсменов в помощи и защите, которая не обнаруживается в такой степени у их сверстников, не занимающихся спортом. При- чиной изменения нормативного направления развития взаимоотношений с социальным окружением является свойственное спорту соперничество, усиливающее эмоциональную напряженность и вызывающее потребность в психологической поддержке, главным источником которой является семья.

Результаты исследования показывают, что со- циально-психологический контекст высококлассных профессионалов в спорте представляет собой сложное по структуре образование, влияние которого является многомерным и разнонаправленным. Поэтому предпосылкой успешной самореализации становится психологическое сопровождение профессиональной самореализации, позволяющее реализовать позитивный потенциал социально-психологического контекста профессионального развития и нейтрализовать его негативное влияние.

Приведенные данные свидетельствуют о продуктивности анализа жизненного контекста бытия личности на основе установления внутренней картины этого контекста, сложившегося у человека и отражающего не только ситуативные, но и долговременные регуляторы его жизни и деятельности.

Грищенко Д.Ю.

Новороссийск. Новороссийская государственная морская академия

ИГРА В ПРЯТКИ В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ ОБЕЪКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ

На сегодняшний день существует большое количество различных теорий игр. Однако большинство авторов фокусируют сво¸ внимание на происхождении самой мотивации игры и не уделяют достаточного внимания смыслу и назначению отдельных видов игр, которые являются типичными на определ¸нном возрастном этапе.

Âтрадиционном психоаналитическом понимании игра выступает как способ отреагирования и отыгрывания вытесненных или неодобрямых, но осознаваемых влечений, которые носят преимущественно скрытый сексуальный характер. Такие всем известные детские игры, как, например, «Больнич- ка» или «Дочки-матери», практически ни у кого не вызывают сомнений относительно их сексуального происхождения. Такого рода игры являются продуктом непреодолимого сексуально окрашенного любопытства к другому объекту, как правило, противоположному по полу, где, с одной стороны, удовлетворяется нормальный сексуальный интерес, а с другой – появляется объект, подходящий для переноса на него либидозной энергии. Как правило, сексуальные сюжетно-ролевые игры появляются после прохождения стадии первичного нарциссизма.

Âпсихоаналитической теории объектных отношений Д. Винникотта игра переста¸т пониматься только лишь как способ разрядки и сублимации напряжения, связанного с развитием сексуальности реб¸нка. С точки зрения Винникотта, игра выступает как связующее звено между субъективной и объективной реальностью. Таким образом, игра – это то, без чего в принципе невозможна жизнь че- ловека и развитие личности.

С точки зрения большинства психоаналитиков, являющихся сторонниками теории объектных отношений, игра, в которую включаются другие объекты, является важнейшим фактором развития лич- ности и формирования е¸ индивидуальности. Именно через игру формируется специфика интерперсональных отношений, и удовлетворяются ведущие потребности личности на различных этапах онтогенетического пути. Таким образом, анализ самого вида игры, е¸ специфики может многое прояснить относительно удовлетвор¸нности ведущих потребностей личности или их депривации.

Игра в прятки, с нашей точки зрения, выступает как стремление к тактильному контакту со зна- чимым объектом. Таким образом, с позиций теории переходного объекта Д. Винникотта, игра в прятки нам представляется переходом в ситуации психоэмоциональной сепарации реб¸нка от жизнеобспечивающего объекта, чаще всего мате-

ри. Как правило, игра в прятки появляется у ре- б¸нка в тот возрастной период, когда начинает формироваться система Эго, что в итоге приводит к пониманию своей автономности и удал¸н- ности от значимого объекта.

Игра в прятки в ситуации нормального развития реб¸нка связана, как это и не парадоксально бы звучало, с желанием, чтобы его непременно нашли. И именно в момент нахождения реб¸нок испытывает радость и восторг от всего происходящего. Чаще всего в процессе поиска и на момент обнаружения мать или другой значимый объект проявляют фокусированное внимание к реб¸нку и радость от его внезапного появления. Таким образом, реб¸нок очередной раз утверждается в мысли, что он нужен, что объект привязанности здесь рядом и что его отсутствие скорей всего вызывает беспокойство у матери и желание воссоединиться с ним. Ведь чаще всего, когда реб¸нка находят, его обнимают и прижимают к себе, как бы давая понять, что они вместе.

В дальнейшем игра в прятки переста¸т быть актуальной. Это происходит тогда, когда у ре- б¸нка появляется способность находиться некоторое время в одиночестве и не испытывать выраженную тревогу по поводу отсутствия значи- мого объекта. На смену приходят другие игры, где взаимодействие с другими людьми начинает выстраиваться в большей степени на символи- ческом уровне. Однако иногда может наблюдаться застревание на игре в прятки, что, с нашей точки зрения, может быть связано с субъективным ощущением недостатка внимания со стороны объектов привязанности. В таком случае ре- б¸нок нуждается в определ¸нном подтверждении значимости своего присутствия и любви со стороны матери.

На наш взгляд, подобного рода фиксации могут сохраняться и в зрелом возрасте, где игра в прятки принимает более сложные и изощр¸нные формы, когда взрослый человек в определ¸нные периоды своей жизни склонен к внезапным исчезновениям, прекрасно понимая, что это вызовет тревогу и поиск со стороны близких. Такая личность

âподобных ситуациях лишний раз утверждается

âлюбви и заботе со стороны объектов привязанности. Поиск и беспокойство со стороны близких по поводу е¸ отсутствия позволяют такой личности ненадолго развеять сомнения в отношении своей малоценности и получить определ¸нную порцию нарциссической подпитки. В некоторых слу- чаях такое поведение может принимать формы невротической навязчивости.

Говоря о символическом значении игры в прятки, мы считаем, что здесь достаточно очевидна аналогия с уходом в материнскую матку. Однако данная точка зрения нуждается в уточнении и дополнительных исследованиях. Но даже в таком слу- чае здесь лишний раз находит сво¸ подтверждение точка зрения относительно связи с объектом привязанности и желании сохранить эту связь.