Книги / KONF_VSE

1.Гендерный эффект в чистом виде почти не выявлен: различия были обнаружены только в выборке вузовских руководителей. Женщины более высоко оценивали свой социо-эмоциональный стиль, чем их коллеги-мужчины. И женщины-эксперты отдавали предпочтение женщинам-руководителям по выраженности делового стиля. Это свидетельствует о том, что в своем арсенале женщины используют оба стиля: и деловой, и эмоциональный, и их проявления более яркие, чем у мужчин. В остальных выборках половых различий не обнаружено. Возможно, это связано либо с молодежным возрастом, либо с особенностями деятельности испытуемых, которые, независимо от пола, демонстрировали тот стиль, который требовала ситуация.

2.Культурный эффект более выражен: различия установлены в 3-х выборках. Русские студенческие лидеры демонстрировали более ярко свой деловой стиль по сравнению с казахами – по мнению экспертов 2-х категорий (мужчин и русских). Однако казахи – лидеры негосударственных общественных организаций оценивали выше себя по деловому стилю, чем их русские коллеги. В выборке же вузовских руководителей эксперты более высоко оценили и деловой стиль русских испытуемых (начальники, мужчины, русские), и их социо-эмоциональный стиль поведения (начальники, русские). Данные позволяют предположить различие представлений о стиле, его соответствия культурным, этническим поведенческим нормам у русских и казахов. Особенно это касается делового стиля. Русские считают его предпочтительным для лидера, а некоторые проявления социо-эмо- ционального стиля (подавление окружающих, демонстрация гнева) – слабостью лидера. Казахи, напротив, считают такие проявления нормой, особенно со стороны большого начальника.

Бодалев А. А.

Москва. ПИ РАО

ИМИДЖЕЛОГИЯ – ЭТО СЕРЬЕЗНО

В настоящее время во всем мире происходят глубокие изменения в системе коммуникаций, связывающих между собой буквально все официальные и неофициальные структуры государств и входящих в эти структуры граждан. Одновременно каче- ственно и в глобальных масштабах возрастает роль информационной составляющей в функционировании этих структур. Потоки информации в ее содержательных и формальных характеристиках, циркулирующие и направляемые по коммуникационным каналам, все более явно влияют не только

3. Наиболее ярко проявляется во влиянии на лидерский стиль совместное действие факторов гендера, этнической культуры и характера деятельности испытуемых. При сравнении женщин разной этнической принадлежности среди студенческих лидеров выделялись женщины-русские (по сравнению с женщинами-казашками): их деловой стиль более высоко оценили женщины-эксперты; у вузовских руководителей, напротив, женщиныказашки и сами, и по оценкам женщин-экспертов, превосходили русских женщин. Русские мужчи- ны в выборке руководителей превосходили каза- хов-мужчин и по деловому стилю (по мнению экспертов – начальников, мужчин, русских), и по социо-эмоциональному (начальники, коллеги, русские). Русские женщины также по сравнению с мужчинами казахами демонстрировали более высокий как социо-эмоциональный (самооценка), так

èделовой стиль (оценка мужчин-экспертов) в выборке студенческих лидеров и руководителей (у последних – только, по мнению экспертов – начальников, мужчин, русских). Если же сравнить женщин-казашек и русских мужчин, то различия вновь обнаруживаются. Первые превосходили последних по: а) социо-эмоциональному стилю (самооценка, оценка экспертов – начальников, муж- чин) – студенческие лидеры; б) деловому стилю (самооценка – лидеры общественных организаций,

èоценка женщин-экспертов – вузовские руководители). Но уступали им по оценке подчиненными делового стиля – лидеры общественных организаций. Стихийные лидеры за короткое время (чуть больше часа) производят на окружающих достаточно аморфное впечатление в плане сформированного стиля. Отсюда и отсутствие гендерных и культурных различий в этой выборке.

на частную жизнь граждан, но и на политику, экономику, управление, производство, предпринимательство, торговлю, образование, здравоохранение, вооруженные силы, органы правопорядка, на вектор развития культуры. Эта информация, аппарат ее передачи, а также пути воздействия ею превратились сейчас в основное орудие борьбы между силами, пытающимися утвердить на нашей планете однополярный мир, и силами, им противоборствующими. Все это, взятое в совокупности, заставляет взглянуть на названные процессы, ареал действия которых непрерывно расширяется, а последствия оказываются все более неоднозначными, с позиций разных наук и в том числе в ключе имиджелогии.

Эта комплексная наука, несмотря на большой разброс в характеристиках реальностей действи-

тельности, которые по тем или иным причинам выступают объектами формирования имиджа, должна создать общую теорию формирования такого рода образований. Решение этой задачи повлечет за собой перевод на уровень научного знания и интеграцию содержащейся в них сути протяженного ряда находок, полученных практическим путем при сотворении всяких и разных имиджей с желаемыми параметрами специалистами-эмпири- ками, работающими в разных областях.

Осуществляя эту цель, имиджелогии придется объективировать механизмы оптимального сопряжения содержательной и инструментально-техно- логический компонент производства имиджей мик- ро-, мезо- и макрообъектов в окружающей нас действительности, над которыми по разным причинам, образно говоря, «колдуют» имиджмейкеры, в одних случаях повышая их ценность в глазах определенных групп респондентов, а в других – их этой ценности начисто лишая.

Имидж (image – англ.) в переводе на русский язык, как известно, означает образ. Т.е. отражение какого-то объекта действительности в чувственной форме. Однако использование его в повседневной жизни людей более многозначно. В его содержание включается и понятийное знание, и эмоциональный отклик на объект, который является носителем того или иного имиджа. Кроме того, когда в русской речи звучит слово образ, то обычно имеется в виду человек, изображение его средствами искусства или образ святого в иконографии. Когда же употребляется термин имидж, то в этом случае подразумевается более или менее протяженный континиум объектов, в который включаются и отдельные люди, и самые различные и по величине, и по решаемым ими задачам общности. Причем это слово чаще всего актуализирует совокупность характеристик, которые сформировались стихийно или специально были сотворены относительно содержания и формы объекта имиджа (политика, управленца, партии, учебного заведения, лечебного центра, армии, правоохранительного органа, народа, правительства, государства, союза государств и т.д.). При этом обнаружится очень протяженный континиум целей, ради достижения которых предпринимается сотворение имиджей, выявляются мотивы, побуждающие имеющие разные статусы общности и отдельных людей обращаться к специалистам и заказывать им создание имиджей объектов, в которых предельно впечатляюще были бы выпячены характеристики для них особенно значимые и которые были бы затем внедрены во внутренний мир конкретных групп респондентов.

Имиджелогия, сопоставляя и оценивая все компоненты процессов сотворения и действия разных имиджей, начиная от замыслов по поводу существа и значения их, как они представляются заказ- чикам, и кончая констатацией результатов действия этих имиджей, неизменно будет выходить на проблему соблюдения или нарушения нравственных, а в иных случаях и правовых норм субъектами,

участвующими в названном процессе. И обобщая эти факты, она должна делать очевидными последствия, которые из них следуют, и формулировать

èнастойчиво отстаивать свою принципиальную позицию в отношении этой социально острой и предельно актуальной не только для имиджелогии проблемы.

Общество и цивилизация рыночного и демократического типа заинтересованы в конструктивных, а не в деструктивных возможностях использования такого сложного социально-психологического образования, как имидж для формирования не по названию, а по сути рыночного и демократического мировосприятия и мироотношения политика, экономиста, управленца, педагога, предпринимателяпроизводственника, работника сферы СМИ и др.

Вместе с тем, как известно, для подавляющего большинства наук характерно, познавая то, что выступает предметом исследования для каждой из них, выходить на уровень обобщений. Не представляет собой исключения, если к ней прикладывать этот эталон, и имиджелогия. Она тоже, в конце концов, нарабатывает обобщенное знание феноменологии, закономерностей и механизмов, целостно освещаемых процессов создания, функционирования и воздействия таких образований, какими являются имиджи. Но одновременно имиджелогия работает и на уровне особенного, раскрывая специфику феноменологии, закономерностей и механизмов имиджеобразования и имиджевоздействия, например, в сфере политики в отличие от сферы искусства, в сфере СМИ в отличие от сферы обслуживания и т.д.

Названное особенное проявляется в специфике объектов, содержательно характерных для каждой сферы, которым по замыслу заказчиков надо создать очень определенные имиджи, могущие доказать опять же конкретно определенное воздействие, адресуемое заранее выбранной аудитории. Эта специфичность сплошь да рядом совершенно четко дает себя знать в технологии формирования имиджа, опять же продуктивной для одной сферы

èмало продуктивной для другой. И в особенностях результата, достигаемого с помощью специально сотворенных имиджей объектов в каждой из этих сфер, всегда есть свои различия. В частности, в большой степени в той или иной сфере они зависят от характеристик аудитории, ради изменений в которой создавались имиджи.

Âкаждом случае, ожидая от действия имиджа на аудиторию конкретных последствий, субъекты создания имиджа – отдельный человек, политическая партия, властная структура, рекламирующий себя вуз, СМИ и др., как правило, осуществляя имиджетворчество и продвижение результатов его, образно говоря, в массы, постоянно обязаны соче- тать (другой вопрос, насколько эффективно это им удается) такие трудно сопрягаемые друг с другом процессы, как точный учет характеристик адресата, целеполагание, воображение, практичность, конкретные условия создания имиджа, его, так ска-

зать, трансляцию, прогнозирование эффекта его действия, функционирование обратной связи, выявление действительно полученного результата, степени совпадения его с запланированным и выяснение причин, вызвавших расхождение желаемого и действительно полученного.

Определяя основные проблемы, которые подлежат неотложному освещению имиджелогией, нельзя не видеть, что также существеннейшей проблемой для нее, помимо уже рассмотренных выше, является выявление и оценивание в цепочке «субъекты, творящие и транслирующие имиджи объектов, и субъекты, так или иначе отражающие эти имиджи и поведенчески реагирующие на них», всех главных характеристик последних субъектов, на нужные им изменения в которых рассчитывали, говоря грубо, субъекты изготовители того или иного имиджа.

В этих случаях единичных или коллективных субъектов имеет первоочередное значение выяснение субъективно важных для них, но еще не полу- чивших удовлетворения потребностей, сформированности самостоятельности и критичности интеллекта, способного отличать ничем капитально серьезным не фондированные посулы от действительно реализуемых способов удовлетворения имеющихся у субъектов, подвергшихся воздействию имиджа, потребностей. Столь же важно владеть информацией о главных нравственных ценностях этих субъектов и степени приверженности им в своих поступках и деяниях, а конкретно, что для этих субъектов главное, говоря образно: «не поступиться принципами» или «Париж стоит мессы»?

Только что прочерченная линия проникновения во внутренний мир субъектов, для воздействия на которые создаются имиджи, также должна быть содержательно проработана имиджелогией на уровне «особенного», под которым в данном случае имеются в виду возрастные, гендерные, этнические, профессиональные, социально-классовые характеристики субъектов, входящих в названную выше группу.

Создание, образно говоря, «банка» таких знаний поможет лучше понять, какие имиджи, и каких объектов, и почему оказываются наиболее и наименее действенными для каждой из названных групп субъектов и оставляют более или менее глубокий след в их сознании и самосознании, в их эмоционально-волевой сфере.

Продолжением этого направления освещения проблемы имиджа выступает выявление микро-, мезо- и макрореферентных объединений, инстанций и институтов, которые вызывают наибольшее доверие у каждой из названных групп субъектов, а значит, и принятие ими тех имиджей, которые эти объединения, институты, инстанции создают по тому или иному поводу определенным объектам и запускают их в социум. Видимо, точно так же должны изучаться объединения, инстанции, институты, не обладающие признаком референтности для перечисленных выше групп субъектов и, стало быть, не имеющих шансов вызвать у последних доверие к создаваемым ими имиджам.

Без сомнения, актуальным направлением работы имиджелогии является и компетентное вмешательство в процесс оценивания с научных позиций и в плане действительной практической эффективности инструментально-технологического звена в имиджетворчестве.

На наших глазах непрерывно возрастает роль радио, телевидения, интернета, все шире тиражируемых видео- и аудиокассет, печати в качестве средств, с помощью которых создаются и транслируются разные и всякие имиджи. И техники их использования для усиления впечатляющей силы имиджей постоянно совершенствуются. И имиджелогия должна изучать, классифицировать эти техники в действии и специально отслеживать делаемые на этом поле находки, определяя, какие психические процессы, состояния и свойства, и у отдельных людей, и у людских общностей, и в каких взаимосвязях друг с другом они актуализируют и, конечно, какие уровни психики – сознательный или подсознательный – они захватывают и, наконец, какой общий эффект в форме отражения имиджевидных характеристик от действия этих техник в каждом случае возникает.

Но, выделяя технические средства создания имиджа и анализируя их функционирование с позиций имиджелогии, разумеется, никак нельзя забывать, что вся совокупность названных выше средств и технологии их применения – это только среднее звено процесса создания имиджевой коммуникации, а главные звенья в ней – люди и те, кто стоят у начала процесса производства имиджа, так сказать, его имиджезадумщики и далее, люди – его имиджевоплотители и, затем, основное звено в этой цепочке – люди имиджепотребители.

Для них производится на свет поток информации и на них по разным коммуникационным каналам он изливается. И, конечно, творящие эту информацию и транслирующие ее постоянно осуществляют совсем не стихийно, а целенаправленно отбор ее из реальных фактов, событий, происходящих в действительности, из ситуаций, возникающих в ней, из поступков и деяний людей, которые они хотят донести до потребителей этой информации. И создавая, таким образом, микро-, мезо-, макроимиджи действительности и включая, а, часто не включая в эти имиджи главного, наиболее существенного, что есть в ней, они факти- чески, действуя, прежде всего на эмоциональную сферу человека, создают лишь миражи этой действительности в его восприятии, представлениях памяти, понимания ее. Акцент переносится с сущности на видимость. Фактически имеет место более или менее осознанная нацеленность на манипулирование сознанием и самосознанием радиослушателя, телевизионного зрителя, читателя газеты и т.д.

Имиджелогии в этих условиях в творческом содружестве с другими науками, например, с педагогической и социальной психологией, с политической психологией и акмеологией и, ко-

нечно, с педагогикой крайне необходимо, хотя это и нелегко, искать, находить и энергично внедрять эффективные пути противодействия такому, грубо говоря, промыванию, а, может быть, точнее будет сказать, засорению мозгов населению главным образом со стороны СМИ, и вместе с тем через резервы, которыми располагают начальные, средние и высшие учебные заведения, центры научные, например РАО, издательства, заинтересованные в формировании объективного образа мира во всех его ипостасях, воспитывать во всех слоях населения и, особенно у молодежи, антиконформность по отношению к псевдознанию и мотивационно фондированную нацеленность на объективно глубокое, а не поверхностное познание происходящего в нем.

Формируемая с такими поправками картина и пространство мира у наших сограждан необязательно будут соответствовать их ожиданиям, и сопровождаться положительными переживаниями. Тем более что в этом случае дает себя знать и такой фактор, как рассчитанность, как правило, содержания и формы информации, передаваемой через каналы СМИ, на массы людей, а это, вызывая ее, так сказать, усреднение, уменьшает, а то и вовсе исключает ее индивидуальную адресованность. Но все равно обозначенная выше коррекция в формировании большей самостоятельности и личной независимости в реагировании на поступающую через СМИ информацию позволит нашим согражданам в своих поступках и деяниях быть более адекватными складывающимся обстоятельствам жизни.

Подводя итог всему сказанному выше, представляется уместным подчеркнуть, что имиджелогия ни в коем случае не должна развиваться как наука, имеющая узко прикладной характер, выявляющая, так сказать, лишь орудийную из-

Боев И.В., Коленкина В.В., Карданова М.

Ставрополь. СГУ

ТРУДНОСТИ ОБЩЕНИЯ У ДЕТЕЙ, СТРАДАЮЩИХ ЙОДДЕФИЦИТНЫМИ ЗАБОЛЕВАНИЯМИ

Проблема общения традиционно находится в центре внимания отечественных социальных психологов в связи с ее значимостью во всех сферах жизнедеятельности человека и социальных групп. Человек без общения не может жить среди людей, развиваться и творить. Как отмечает М.И. Бобне-

нанку процесса сотворения и «вживления» во внутренний мир людей, содержательно определенных образов восприятия, представлений, понятий, идей, точек зрения, отношений и пр., по тем или иным причинам очень желательных для творцов этих и других образований, отвечающих параметрам имиджей. Ее задачи шире и масштабнее. Кооперируясь с другими науками, она должна создать фундаментальную теорию, раскрывая все грани и уровни предмета своего исследования.

«Там, где отсутствует теория, господствует хаос понятий», – справедливо заметил Клаус фон Бойме. Это верно, мне кажется, по отношению к современному состоянию имиджелогии. Но еще важнее теоретических принципов, преодолевающих названный хаос и раскрывающих суть имиджелогии, собственно закономерности, действующие в изучаемой ею области, которые необходимо учи- тывать и использовать при решении самых разных задач, связанных с созданием и функционированием имиджей.

Общее, особенное и единичное в очень протяженном ряду разноплановых и разномасштабных имиджей без интеграции в каждом случае все новых научных подходов не постичь и управлением процессом сознания и внедрения не на уровне грубого ремесла без таких подходов не овладеть. И у имиджелогии остается, кроме названных, еще одна глобальная задача: своими наработками надежно помогать тем, кто бескомпромиссно ставит барьер на пути формирования у наших сограждан иллюзорного и деформированного знания о происходящем и в нашем Отечестве, и на планете Земля, и максимально конструктивно помогать этими наработками развитию у них убеждений и отношений, которые, отвечая сути основных ценностей жизни и культуры, действенно способствовали бы и их благу и сохранению нашей планеты.

ва, в психологическом плане общение – это процесс, в который вовлечен внутренний мир личности. Более того, сам внутренний мир личности формируется, складывается именно в ходе и благодаря различным видам общения. В той или иной форме внутренний мир личности включен в любой вид общения.

Во время общения у его участников наблюдаются различные состояния, у каждого проявляются те или иные психические свойства личности. Психологически оптимальным общение является в том случае, если реализуются цели участников общения в соответствии с мотивами, обусловливающими эти цели, и с помощью таких способов, которые не вызывают у партнеров чувства неудов-

летворения. Поскольку общение – это взаимодействие по крайней мере двух людей, то могут возникать трудности при его протекании, которые могут быть порождены одним участником или сразу обоими. Следствием этих трудностей обычно оказываюся полное или частичное не достижение цели, неудовлетворение побуждающего мотива или же неполучение желаемого результата в той деятельности, которую общение обслуживало. В связи с этим возникает необходимость исследовать не только типичные для всех нормальных людей феномены общения, но и выявлять трудности общения, т. е. те характеристики психических процессов, состояний и свойств личности, которые не отвечают критериям психологически оптимального общения. Особую группу составляют трудности, которые испытывают лица, страдающие различными соматическими заболеваниями.

Йоддефицитные заболевания относятся к числу наиболее распространенных неинфекционных заболеваний. На Земле около 1-2 млрд человек живет в регионах с недостатком йода в биосфере, из них у 200-300 млн. имеется эндемический зоб. В России проблема йоддефицитных заболеваний является чрезвычайно актуальной в связи со зна- чительным ростом напряженности зобной эндемии в последние годы во многих регионах страны. Недостаток йода негативно сказывается на психологическом и психическом здоровье всего населения йоддефицитных регионов, но наиболее чувствительными к дефициту йода являются дети. Недостаток тиреоидного гормона в детском возрасте отрицательно воздействует на все психическое развитие, причем в первую очередь страдают наиболее сложные в структурном и функциональном отношении области коры головного мозга. Это приводит к фундаментальным изменениям личности. У людей, проживающих на йоддефицитных территориях, не развиваются наиболее существенные связи и установки, формирующие личность и поведение в целом [А.И. Белкин, 1973]. У детей, страдающих йоддефицитными заболеваниями, формируются личностные свойства, а также особенности мотивации деятельности и поведения, которые могут вызывать трудности общения.

В связи с увеличением частоты заболевания эндемическим зобом у детей в возрасте от 0 до 15 лет (составляет 494,7 на 1000 человек (Л.А. Щеплягина, 1998)) возникает необходимость в изуче- нии трудностей общения у детей с йоддефицитными состояниями с целью диагностики этих трудностей и выработки путей их предотвращения и средств коррекции.

Нами было проведено обследование детей г.Ставрополя, эндемичность и йоддефицитность которого установлена на основании клинических исследований, результатов проб питьевой воды и проведенной йодной профилактики [А.Н. Струнников, 1929; Н.Н. Нижибицкий, 1929, 1936, О.Н. Николаев, 1932, А.Г. Алоян, 1974] и подтверждена более современными данными [Государственный

доклад «О санитарно-эпидемиологической обстановке в Ставропольском крае в 2000 году», 2001 г., с.10]. Объектом исследования явились 62 ребенка мужского и женского пола г.Ставрополя в возрасте от 6 до 8 лет. Исследуемые были разделены на три группы: 1 – контрольная группа, которая состояла из 21 ребенка, не имеющих изменений при УЗИ и повышения тиреотропного гормона гипофиза (ТТГ); 2 – группа с изменениями на УЗИ и 3 – группа с повышенным ТТГ.

Для выявления изменчивости личностных свойств и особенностей поведения детей с йоддефицитными состояниями нами использовались следующие методики: шкала реактивной и личностной тревожности (Ч.Д. Спилбергера – Ю.Л. Ханина), проективные тесты «Нарисуй человека» и «Несуществующее животное».

В результате обследования по шкале Спилбергера было выявлено, что уровень ситуативной тревожности в 3-ей (2-ой) группе выше, чем в контрольной группе и равен 43,1+5,9 (38,96+4,58) (в контрольной группе этот показатель равен 35,05+6,06). Уровень личностной тревожности во 2-ой и 3-ей группах (45,3+4,97 и 49,3+6,62 (соответственно)) был также выше по сравнению с контрольной группой (41,5+6,65). Это позволяет говорить о том, что у детей с субклиническими признаками гипотиреоза повышен уровень личностной тревожности, являющейся устойчивой индивидуальной характеристикой, отражающей предрасположенность субъекта к тревоге в неблагоприятных условиях среды обитания. Кроме того, в 3-ей группе 66,7% детей имеют признаки ярко выраженной тревожности, в связи с чем можно предположить, что специфика активности таких детей состоит в предпочтении форм деятельности и общения, обеспечи- вающих обратную связь с высокой вероятностью содержания оценок, мнений о них. Общение такого ребенка в большинстве случаев оказывается насыщенным противоречивыми выразительными формами и характеристиками его активности, в своей совокупности «транслирующими тревожность на собеседника», «размывающими» внешнее выразительное поведение тревожного, а в конечном счете затрудняющими общение с ним.

На основании анализа проективных методик были выявлены следующие особенности, присущие детям с проявлениями субклинического гипотиреоза и вызывающими трудности общения: эмоциональная лабильность (у 46%), демонстративность (у 40%), интравертированность (у 70%), агрессивность (у 33%), 60% детей обнаружили низкую самооценку, ощущали свою ущербность, неполноценность, а 15% детей имели высокую (недостаточно удовлетворенную) потребность в общении. У 50% детей 3-ей группы выявились признаки астенизации, субдепрессивные переживания проявлялись у 60% детей этой группы, что позволяет сделать вывод о затруднении адаптированности.

Полученные результаты дают основание утверждать о формировании аномальной личност-

ной изменчивости у детей, которые проживают в экологически неблагоприятных йоддефицитных регионах. Аномальная личностная изменчивость сопровождается и имманентно связана с поведенческой изменчивостью, отражая нарушения в психологическом и психическом здоровье детей. Дети изученных регионов характеризуются принадлежностью к диапазону пограничной аномальной личности (ПАЛ) конституционально-конти-

Бокатюк Г.А.

Красноярск. Красноярский Государственный Университет

ВРЕМЯ – ЦЕННОСТЬ – ОБЩЕНИЕ: АКСИОЛОГИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ЧЕЛОВЕКА

Доминирующая тенденция современного человековедения и психологии, в частности, обращение к мировоззренческим и методологическим основаниям, переориентация наук на развивающуюся личность, возрождение гуманистических традиций, возникает, по нашему мнению, как следствие отказа науки в целом от претензии на абсолютную истину и признания гипотетичности всего научного знания.

В свою очередь, в условиях внутренней рефлексии, т. е. переоценки средств действия и поиска исходных позиций собственно в психологии, формируются тенденции обращения к базовым категориям, эвристическая функция которых не вызывала бы сомнений у большинства, а также к тем, которые не были замечены в недавнем прошлом в обслуживании идеологически нагруженных и уже однозначно отвергнутых теорий и концепций.

1. Категория «развития» – ключевая категория всех или почти всех наук о человеке, на первый взгляд, не чужда и психологии. Современное понимание развития человека опирается на принципиальные положения работ Б.Г. Ананьева, Л.С. Выготского, В.В. Давыдова, Б.Ф. Ломова, С.Л. Рубинштейна, Э. Фромма, П.Г. Щедровицкого. Оно исходит из того, что развитие – это, как минимум, освоение потенциально (т.е. генети- чески) заложенного в процессе роста, связанного с индивидуальным обретением социально зна- чимых свойств и качеств. Развитие несимметрич- но во времени. Причем сама по себе несимметрич- ность обусловлена деятельностью и по содержанию прямо пропорциональна последней. Несколько более сложным оказывается определение исходного (или нулевого) уровня роста как в при- родно-естественном, так и в целенаправленном развитии, и, следовательно, его элементарной единицы и общего направления. В качестве таковой в психологических концепциях максимально популярна категория нормативности, причем «… понятие «норма развития» является культурно и

нуального пространства. Для них характерно наличие специфических трудностей в общении, что указывает на необходимость психолого-кор- рекционной работы с такими детьми, направленной как на отработку необходимых навыков общения, тренировку экспрессивно-речевых умений, так и на коррекцию отношения к другим людям, преодоление внутренних конфликтов, активизацию самосознания.

лично-обусловленным понятием, и, следовательно, аксиологическим, а не собственно научным, где уже само развитие полагается как норма (Исаев Е.И., Слободчиков В.И.).

По нашему мнению, приведенный выше вариант определения – это скорее всего деликатный отказ от собственно определения развития его составляющих и атрибутов.

2. Время, или еще точнее, психологическое время развития человека также можно отнести к разряду базовых категорий, присутствующих в психологических концепциях с момента возникновения самой науки. Так, сформулированные почти 100 лет назад определения «хронотопа» и «духовного возраста» (А.А. Ухтомский), а также «направленности во времени» (Л.Н. Гумилев), существуют в теории на правах «забытой переменной» и, по справедливому замечанию В.П. Зинченко, по сей день еще не получили полноценного освоения. Понимаемое как нечто объективное, т.е. вне и независимо от человека существующее, время в психологии – «…высшая форма приспособления к одному из аспектов нашего чувственного опыта – изменению». Абсолютное или линейное время «работало» в психологии практически до конца прошедшего столетия, даже после появления теории относительности, которая уже на уровне междисциплинарной методологии ввела в обиход идею об изменении времен в движущихся системах. Появление в исследованиях человека принципа гетерохронности (Б.Г. Ананьев) в конечном сче- те способствовало формированию в дальнейшей исследовательской практике, как минимум, трех концепций психологического времени:

а) квантовой концепции настоящего времени, сосредоточившей акценты внимания на концентрации происходящего одновременно (У. Джеймс, А. Моль, А. Пьерон, К. Закс, Дж. Коэн и др.); б) событийной концепции, измеряющей время че- ловека не календарем, а насыщенностью со-быти- ями, воспринимаемыми человеком (К.А. Абульхано- ва-Славская, В.И. Ковалев, Н.Н. Брагина, Т.А. Доброхотова, Н.И. Моисеева); в) причинно-целевой концепции (А.А. Кроник и Е.И Головаха), в которой содержание времени, его длительность, последовательность, направленность и т.д. обусловлены, по мне-

нию авторов, структурой происходящих процессов

èотношениями внутри них.

3.Не умаляя эвристической и методологической ценности каждого из выделенных направлений, а лишь подчеркивая логическую последовательность их возникновения, позволим себе предположить, что при более внимательном рассмотрении субъективной значимости происходящего в жизни и вос-

принимаемого человеком, возможно формирование еще одного аксиологического подхода в исследовании содержания психологического времени. Формирование такого подхода становится возможным на основе представлений о поэтапном опосредовании деятельности человека. Предметное и общественное опосредование жизни среди людей для каждого конкретного человека изначально о б о з н а ч е н о его именем и заложенными в нем смыслом и образом будущего, а далее – весьма разноОбразными оценками окружения. Вполне оче- видно и возникновение некоторой иерархии оценок, структура которых весьма автономна от протекания линейного и даже квантового времени. «…Психологическое (автобиографическое) и духовное время перпендикулярны непрерывному астрономическому и дискретному событийному времени. Перпендикулярность означает выход из горизонтального времени, а то и разрушение его» (Зин- ченко В.П.). Продолжая предположения, отметим вероятную зависимость а) субъективного личностного образа, б) нормы действия и в) собственно действия, которые во взаимной сменяемости и обусловливают индивидуальность развития, при условии, что его главным действующим лицом остается че-

Братченко С.Л.

Санкт-Петербург. СпбГПУ

ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ПСИХОЛОГИИ ТОЛЕРАНТНОСТИ

Первое, что можно сказать о феномене толерантности – он не лежит только в одной плоскости, его содержание неоднородно и не может быть сведено к отдельному свойству, характеристике, его невозможно однозначно определить и зафиксировать в рамках какого-либо одного подхода. Поэтому основные положения предлагаемого здесь взгляда на ПСИХОЛОГИЮ ТОЛЕРАНТНОСТИ представим в виде основных тезисов, описывающих (конечно, в первом приближении) систему подходов к проблеме толерантности, и кратких комментариев к ним.

Толерантность не является механическим результатом действия каких-либо психологических «факторов» (внутренних или внешних) как таковых; подлинная толерантность – это проявление

сознательного, осмысленного и ответственного выбора человека, его собственной позиции и активности по построению отношений с Миром и

ловек, индивидуально (самодеятельно) осваивающий новообразования – ценности.

4. В известных автору публикациях попытки построения типологии психологического времени развития через обретение ценностей и смыслов предпринимаются в последние два-три года, в основном, на материалах анализа «крупных» личностей и пока лишь художественных образов. По-видимому, одним из резервов развития данного направления является исследование содержания общения. Давно установленный (Э. Мэйо) аксиологический приоритет совместной производственной деятельности людей, по нашему мнению, первый и долгое время единственный аргумент в пользу рассмотрения совместной деятельности как процесса производства, в том числе и духовных ценностей. И если в процессе обуче- ния возникающий образ несет в себе новое знание и образ значимого взрослого, то в еще большей степени это касается обыденной жизни вне обучения, где в качестве значимых возникают различные фигуры, однако, чаще – мифические герои и божества. Предположим, что обретение своего времени начи- нается с возникновением внутреннего диалога – возведения и ниспровержения значимых авторитетов, что, в конечном счете, и образует потребность в самопознании через общение с «живыми» людьми.

Таким образом, в аксиологическом варианте время развития не есть накопление человеком изменений собственной природы и, тем более, – природного окружения, а вполне осознанная и принципиально совместная деятельность, уникальная и неисчерпаемая по содержанию и в хронологи- ческой временной перспективе.

другими людьми на принципах толерантности (ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ГУМАНИСТИЧЕС- КИЙ ПОДХОД К ТОЛЕРАНТНОСТИ).

Среди различных теорий сегодня в литературе преобладают бихевиоральный (при котором толерантность рассматривается прежде всего как особое поведение человека) и когнитивный (когда толерантность в основе своей имеет идеи, знания и рациональные доводы) подходы. С экзис- тенциально-гуманистической точки зрения полноценная, зрелая толерантность – непременно осознанная, осмысленная и ответственная. Такая толерантность не сводится к навыкам поведения или когнитивным качествам – это ценность и жизненная позиция, реализация которой в каждой конкретной ситуации имеет определенный смысл и требует от субъекта толерантности поиска этого смысла и ответственного решения. С этих позиций толерантность понимается не как незыблемое правило или готовый к употреблению рецепт, и тем более не как принудительное требование под угрозой санкций, а как свободный и ответственный выбор человека.

Главные вопросы состоят не в том, «почему я проявляю толерантность?», а «во имя чего, ради

чего я действую толерантно, какие ценности я отстаиваю и каков для меня в этом смысл?!». С этой точки зрения «вынужденную» толерантность (так же, как «выученную», «скопированную» и т.п. виды толерантности «в страдательном залоге») – т.е. не осмысленную, не принятую как ценность и не ответственную – следует рассматривать как псев- до-толерантность (а возможно – простую маскировку под социально-желательные формы…). Именно поэтому толерантность не может быть гарантирована ни знаниями-умениями-навыками, ни набором тех или иных «психических черт», ни внешними условиями как таковым. Толерантные отношения не даны человеку, а заданы – так же, как в гуманистической трактовке человека ему задана возможность, потенциал реализации здорового и конструктивного начала, который актуализируется не только при определенных условиях, но и при соответствующих усилиях самого человека.

Психологическое содержание толерантности не может быть сведено к отдельному свойству, характеристике – это сложный, многоаспектный и многокомпонентный феномен, имеющий несколько «базовых измерений», включающих в себя как минимум когнитивный, эмоциональный, поведенческий и «вербальный» компоненты (ДИВЕРСИФИКАЦИОННЫЙ ПОДХОД К ТОЛЕРАНТНОСТИ).

Обзоры зарубежных и отечественных работ по толерантности свидетельствуют: не удается не только дать толерантности однозначную дефиницию, но даже локализовать в определенной тематике. Толерантность – это сложный, многоаспектный и многокомпонентный феномен, имеющий несколько линий проявления и развития, которые – по аналогии с предложенными Дж. Бюдженталом «базовыми измерениями общения» – могут быть названы базовыми измерениями толерантности.

Если мы утверждаем ценности плюрализма, вариативности, если мы сами достаточно толерантны, чтобы признать «многомерность человека» и его жизненного мира, в котором толерантность играет роль одного из ключевых принципов, то и саму толерантность мы будем рассматривать как сопоставимую по сложности и изоморфную по строению этому многоплановому и многообразному Миру. Сложность и многомерность феномена толерантности проявляется, прежде всего, в многообразии видов и форм толерантности. Этот аспект диверсификации наиболее очевидный (хотя во многих философских, теологических трактатах толерантность пытаются представить как нечто однозначно понятое, четко определенное и неделимое). Толерантность пронизывает все основные сферы социальной и индивидуальной жизни человека, является важным измерением практически любого психологического процесса и состояния, одним из ключе- вых «экзистенциалов» человеческой жизни.

Из осознания многообразия видов и форм толерантности становится ясно, что вряд ли корректно вести речь о «толерантной (интолерантной) лич- ности» как таковой – точнее будет говорить об

уровне или степени проявления толерантности (интолерантности), о вариантах и формах, о тех или иных акцентах и аспектах применения принципов толерантности в конкретных ситуациях… Можно также говорить об определенной динамике в развитии толерантности и выделять несколько фаз становления толерантности [Петтай, 2000]. Имеет смысл прислушаться к тем, кто ставит проблему границ толерантности [см. подробнее, например, Уолцер, 2000]. Все это требует более осторожного, дифференцированного отношения к вопросам практического применения принципов толерантности в непосредственном межличностном общении – или, другими словами, ставит проблему меры толерантности. Одним из возможных путей решений этой проблемы является отказ от бинарного противопоставления «толерантностьинтолерантность» и переход к построению континуума степеней толерантности.

С психологической точки зрения важен еще один аспект диверсификации – многоаспектность и неоднородность психологического содержания толерантности. Это означает, что невозможно с достаточной полнотой описать толерантность с опорой только на одно понятие, только в одном измерении. В то же время, увлечение разнообразными типологиями, классификациями и аналитическим «препарированием» увеличивает опасность «коллекционерского» подхода, нагромождения «списков черт» и т.п. Поэтому имеет смысл выделить не все, а лишь основные, наиболее важные психологические измерения межличностной толерантности, которые можно рассматривать как приоритетные направления ее исследования и развития. Традиционно для описания сложных психологических процессов и явлений (например, общения) используется триада компонентов – когнитивный, эмоциональный и поведенческий. Появились попытки применения этой схемы и для толерантности [см., например, Скрябина, 2000 и др.].

Учитывая большой соблазн и немалую представленность в реальной образовательной практике попыток «натаскать» на толерантность, научить произносить «правильные слова» и т.д., целесообразно ввести еще один условный «компонент толерантности» – вербальный. Если когнитивный компонент предполагает реальное изменение восприятия, понимания, мышления в направлении реализации принципов толерантности, то вербальный компонент ограничивается лишь «знаниевой составляющей». Это наиболее простое и поверхностное «измерение» толерантности, которое может свидетельствовать о знакомстве человека с идеями толерантности, но еще ничего не говорит о реальном его отношении к этому.

В сложной «анатомии» толерантности ее психологической основой и ключевым измерением является личностное измерение толерантности – ценности, смыслы, личностные установки, – которое является определяющим по отношению к другим «компонентам» и измерениям

толерантности (ЛИЧНОСТНЫЙ ПОДХОД К ТОЛЕРАНТНОСТИ).

Зрелая толерантность – это много больше простой компетентности в толерантном поведении, когнитивной «оснащенности» и эмоциональной чувствительности. В соответствии со сформулированными положениями экзистенциально-гуманистического подхода нельзя ограничиться описанными выше четырьмя измерениями толерантности – необходимо добавить еще один (самый важный!) компонент, который условно можно назвать «личностный компонент» или, точнее, личностное измерение толерантности. Основное содержание личностного измерения толерантности включает в себя,п- режде всего, соответствующую ценностно-смысло- вую систему, в которой центральное место занимают ценности уважения человека как такового, ценности прав и свобод человека и равноправия

людей по отношению к базовым вопросам, к выбору мировоззрения и жизненной позиции, ценность ответственности за собственную жизнь и признание таковой за каждым человеком и другие ценности демократического гражданского общества. Личностное начало по отношению ко всем другим компонентам можно рассматривать как «системообразующий фактор», который интегрирует и регулирует действие всех иных «периферийных» психологических составляющих толерантности. Это, с другой стороны, предполагает различение толерантности как преходящего состояния и как устой- чивой личностной позиции. Можно согласиться, например, с Л.И. Рюмшиной в том, что при изу- чении толерантности в русле «ценностно-смысло- вого подхода проблема эта предстает как проблема личностных установок, ценностей и смыслов, ибо именно они определяют, с одной стороны, внутренний мир личности, ее ощущения и переживания, с другой – являются мотивационно-регулирующими коррелятами, определяющими реальное поведение личности» [Рюмшина, 2002]. Такой подход представляется перспективным, так как позволяет понять внутренние механизмы проявления толерантности и в других измерениях.

Таким образом, основными измерениями межличностной толерантности в предлагаемом подходе являются:

Личностный.

Когнитивный.

Эмоциональный.

Поведенческий.

Вербальный.

Среди разнообразных видов, уровней и форм толерантности наиболее значимой (и, видимо, исходной для других подвидов огромного «семейства толерантности») является межличностная толерантность – понимаемая как особое качество отношений и общения человека с Другими, как межличностный диалог (ДИАЛОГИ- ЧЕСКИЙ ПОДХОД К ТОЛЕРАНТНОСТИ).

Из всех форм и видов толерантности особый интерес представляет межличностная толерант-

ность – особый способ построения взаимоотношений, межличностного взаимодействия и общения с другими людьми, в том числе – «иными». Именно в этом виде толерантности наиболее ярко проявляются все основные аспекты проблемы толерантности – как с точки зрения ее изучения, так и с точки зрения развития и обучения. Суть межлич- ностной толерантности – в готовности человека

выйти за пределы ограниченного круга «своих»

(отличных от «других» по любому признаку: по национальности, вере, социальному происхождению, возрасту и т.д.) навстречу «Миру миров» – равнозначных, «равноразных» человеческих миров (Гефтер). В этом измерении главное «внутрилич- ностное условие» толерантности – это понимание естественности и неизбежности различий между людьми и готовность уважать эти различия, а также признание прав и свобод каждого человека,

способность к со-существованию с другими (иными) людьми, к вступлению с ними в ненасильственные формы взаимодействия, т.е. готовность и способность к Диалогу.

Межличностная толерантность в концепции диалога может быть раскрыта и исследована также с помощью такого конструкта как «коммуникативные права личности» [Братченко, 1997]. Признание человеком основных КПЛ (как своих, так и собеседника) и следование им в реальном общении могут служить важными критериями межличностной толерантности.

Итак, подводя итог сказанному, можно выделить в качестве главного психологического основания

межличностной толерантности осознанный и ценностно-осмысленный личностный выбор, в соответствии с которым человек, имея собственное мнение, позицию, уважает и признает право другого воспринимать и мыслить иначе, видит ценность многообразия, а также готов строить взаимодействие на основе диалога, взаимопонимания и учета других точек зрения.

Развитие полноценной толерантности не может быть результатом только внешних воздействий: толерантность не столько формируется, сколько развивается; помощь в становлении толерантности – это создание условий

для ее развития (ФАСИЛИТАТИВНЫЙ ПОДХОД К ТОЛЕРАНТНОСТИ).

Многие «составляющие» толерантности, видимо, могут быть сформированы путем специального обучения, социально-психологических тренингов и т.д. Однако, перефразируя известную формулу М.М. Бахтина, можно сказать: чем ближе к личностной основе толерантности, тем менее адекватными будут формирующие усилия и тактика «внедрения». Известно, что при формирующем подходе резко возрастает опасность подмены реального становления конструированием «одномерного морального мышления, взращенному на стереотипах» [Липман, 1995]. Если понимать толерантность как личностную позицию, ценнос-

тное отношение, то наиболее адекватной психоло- го-педагогической тактикой развития толерантности является фасилитативный подход, при котором основное внимание сосредоточено не на достижении «заданных результатов», а на создании условий, наиболее благоприятных для выработки каждым собственной, самостоятельной и независимой позиции, для естественного, рефлексивного и индивидуального становления толерантности во всех основных измерениях. При этом среди ключевых условий выделяются не сами по

Бреус Е.Д.

Ростов-на-Дону. РГУ

ВЛИЯНИЕ ОСОБЕННОСТЕЙ ЦЕНТРАЦИИ-ДЕЦЕНТРАЦИИ НА ИЗМЕНЕНИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СЕБЕ И ДРУГОМ

КАК ПАРТНЕРЕ ОБЩЕНИЯ В ПРОЦЕССЕ СПТ

Для многих работ отечественных авторов общим оказалось утверждение, что наиболее трудным в общении является человек, нарушающий принципы личностной, субъект-субъектной формы общения. Это проявляется в различных видах доминантного отношения (властное, презрительное, подозрительное, безразличное, дистантное); в отсутствии интереса к другому человеку; в нарушении распределения инициативы и доминировании в процессе речевого взаимодействия (перебивает разговор, навязывает свою точку зрения, больше говорит, чем слушает); в постоянном искажении оценки качеств партнера; в преобладании в процессах понимания и интерпретации другого человека оценочного компонента; в неспособности поставить себя на место партнера; в низком уровне рефлексии; в сопротивлении осознания причин своих затруднений и нежелании что-либо менять в своем поведении; в обвинительной позиции в общении; в обезличивании партнера; в эгоцентрической направленности и т. п.

Опираясь на теоретические представления о субъект-объектном, монологичном, авторитарном, затрудненном общении, мы полагаем, что одной из основных его детерминант является дисбаланс представлений о себе и другом как трудном партнере общения. Кроме того, мы полагаем, что разли- чия в представлениях о себе и другом могут определяться рядом социально-психологических характеристик, среди которых центрация на себе или других является одной из важных. По мнению ряда авторов таких, как А.А. Бодалев, Т.И. Пашукова, В.Л. Навицкас, Л.В. Меньшикова, С.В. Зайцев неспособность децентрироваться – это неспособность изменить исходную познавательную перспективу к некоторому объекту, мнению, представлению; это приверженность к известному способу решения проблемы, к «своему» приему рассуждений и до-

себе методы или тематика обучения, а ценности и смыслы, которые актуализируются, качество отношений между взрослыми и детьми, а также толерантность и личностная зрелость самих этих взрослых.

Изложенный подход к пониманию психологии толерантности может служить основой для разработки различных программ – как развивающих, так и исследовательских, в частности, для построения концепции гуманитарной экспертизы развития толерантности в образовании.

казательств (в познавательном плане); это – обращенность к своим чувствам и нечувствительность к переживаниям других людей (в эмоциональном плане); это нескоординированность действий с партнером (в поведенческом плане).

Присоединяясь к мнению указанных авторов о том, что в основе формирования субъект-субъек- тного, личностного, партнерского общения лежит развитие механизма децентрации как способности к изменению своей позиции, перемещению центра внимания со своей точки зрения на точку зрения другого человека, мы полагаем, что механизм децентрации может влиять на когни- тивно-эмоциональные образования личности, детерминирующие ее поведение, в частности, на представления о себе и другом как субъектах общения, в равной степени детерминирующих процессы затрудненного общения.

Проведенный теоретический анализ, в свою оче- редь, показывает реальную возможность динамики различных личностных образований в результате социально-психологического тренинга, среди которых способность к децентрации как социаль- но-психологическия характеристика субъекта общения встречается довольно часто. Это дало нам основания в рамках личностного подхода к общению предположить, что динамика представлений о себе и другом как трудном партнере общения в процессе социально-психологического тренинга взаимосвязана с динамикой сущностных социаль- но-психологических характеристик личности, в частности со способностью к децентрации, а также с ее исходным уровнем развития.

Таким образом, перед нами в исследовательском плане стояли следующие задачи:

1.Выявить особенности представлений о себе и другом как трудном партнере общения у лиц с различным видом центрации.

2.Определить особенности динамики представлений о себе и другом как трудном партнере общения в процессе СПТ у лиц с различным видом центрации.

3.Определить особенности динамики показателей центрации-децентрации в процессе СПТ. Наряду с фундаментальными принципами СПТ

в основу разработанной нами программы были