Magnitsky_M_L_Pravoslavnoe_prosveschenie

Сочинения

Живя в такое время, когда не только крупные перемены, но и самые добрые уновления не безвредны, великая потребна осмотрительность для истребления сего важного зла, подъедающего корень империи, без потрясений, без преследования лиц, одним потреблением «ядовитости» наук и злоумышления; ибо действительно заблуждение людей более жалостно, нежели преступно; а науки, как прекраснейшие цветы в природе, издают животворный газ при сиянии солнца правды, и газ смертоносный – во тьме нечестия.

IV.

Об иллюминатстве народном

Сие последнее зло, по самому закону всякого не останавливаемого зла, весьма усилилось; но вообще в России ошибочно было бы думать, что зло самое древнее и укоренившееся также трудно истребить, как инде179. Правительство наше, по счастью, так сильно, что не только его распоряжения, но и самый оборот его образа мыслей имеет величайшее влияние на общее мнение, и посему всегда может оно располагать столь огромной нравственной силой, как никоторое из других правительств не имеет; и все доброе и полезное у нас гораздо легче, нежели злое и вредное, тем более что ныне, в сие время всеобщего потрясения, перемен и колебаний, ничего не нужно, кроме противоположного им и, так сказать, отрицательного действия, одним систематическим охранением незыблемой «положительности» и «законности».

Я не могу окончить сей статьи, не отдав справедливости отличному духу нашего воинства. Сей цвет России, преданный Богу и Царю, не знающий ни нужд,

331

М. Л. Магницкий

ни страха, как непреодолимый оплот, поражает ужасом мятежные народы и вождей их. Надобно было видеть, с каким духом готовился к выступлению отсюда Суворовский полк!180 – с каким восторгом офицеры переписывали приказ, при сем случае изданный, носили на себе и читали своим знакомым! Кто взвесит сию нравственную силу нашего правительства? Каким образом исчислить, сколько тысяч заменить может один энтузиазм сей славной и доблестной дружины к Царю-Товарищу в боях и опасности, к Царю-Отцу и благодетелю жен и детей ее?

Наконец, можно сказать утвердительно, что все многолетнее зло, от иллюминатства к нам привитое, как ни кажется оно обширным по объему его, ничто пред волей правительства, как скоро оно его видит и захочет подвигнуть все пружины нравственной силы 45 миллионов во всемощной руке его для блага империи и всего человечества вмещенные.

Взгляд на мироздание

НАУКИ

Дума 1

В творениях руку Твоею поучахся

(Пс 142: 5)

С лишком две тысячи лет тому назад в Греции жил человек, которому приходила на мысль подобная же Дума и который также рассказывал ее в простой поговорке своим соотечественникам. То был Эвдоксий, ученик и друг пифагорейца Архита Тарентского1. Он вывез из Египта, где был введен в таинства тамошних жрецов, первое познание о движении планет. Из числа многих

332

Сочинения

его творений, до нас не дошедших, почти сто лет после него (270 л. до Р. Х.) Арат Сикилийский, по повелению Антигона, царя Македонии, преложил в стихи книгу Эвдоксия о течении тел небесных. Стихотворение сие переведено на латинский язык Цицероном, Овидием, Германиком, Авиеном2. Апостол Павел упоминает о греческом его подлиннике в проповеди своей перед Ареопагом3. Первоначальную книгу Эвдоксия читали в Афинах за 369 лет до Р. Х.; то был род Уранографии (Небоописания), в которой, избежав не только вычислений, но и астрономической терминологии, рассказал он всю тогдашнюю астрономию таким простым и легким слогом, что не только люди светские, но даже и дамы афинские читали ее с удовольствием. Эвдоксий был Фонтенель4 тогдашнего Парижа (Афин). С тех пор, в течение двадцати веков, естественно все переменилось: астрономия уже не та, которую довольно легко было рассказать ученику Архита. Она шла исполинским шагом. Великий учитель Великого Александра, Аристотель, Эратосфен, Архимед, Гиппарх, последний астроном до Р. Х., Птоломей5, первый историк дорождественской астрономии, передали ее, со всеми своими усовершениями, аравитянам. Герой «Тысячи одной ночи», знаменитый Гарунз-аль-Рашид6, и сын его Альмамон обогатили астрономию бесчисленными сведениями и многим блистательнейшим звездам дали названия, от коих и нам остались: Вега, Альдебаран и Алиоф.

После 12 веков мрака и царства астрологии англичанин Голивуд, под переводным именем Сакробоско (священный лес), сочинил первый трактат о сфере (в 1225 году), который в продолжение 300 лет и оставался классическим.

Альфонс,корольКастильский,нареченныйМудрым, издал первые астрономические таблицы (в 1252 г.).

333

М. Л. Магницкий

Реджио-Монтань в 1461 году в первый раз наблюдал комету.

В1507 году явился человек, которого недоставало в продолжение 30 веков. Ему пришла вдохновенная мысль, что в делах Божиих все просто и не может быть сложности, и Коперник разгадал суточное движение земли около ее оси. Он сделал более: бросил сей повороченный им земной шар вокруг Солнца, наклонил эклиптику и легко изъяснил тем неравность дней и порядок времен года. Пошел далее: изучил движение Венеры, Меркурия, Марса, Юпитера и даже Сатурна. Употребив на поверку всех сих открытий 23 года, сочинил в 1530 году свое огромное творение «О течение тел небесных» и, прочитывая его нескольким друзьям, не издавал 12 лет. Будучи уже 70 лет, дозволил он ученику и другу своему Ретику напечатать сие творении, которого дожидались почти 37 столетий, и в самый тот день, как поднесли ему первый экземпляр его, – Коперник умер! (В 1543 г.)

В1618 году, в глубокую полночь, выбегает на улицу человекикричит:«Нашел!–ЭтовдохновенныйКеплер!» После долговременных трудов, вычислений и поверок он открыл, что между величиною планет, между путем, который они обтекают, и временем этого их движения есть общая всем им и постоянная соразмерность. И сие откровение, дарованное набожному его гению, основало те три закона, кои вписали имя Кеплера в пламенные строки тверди небесной.

Игранесколькихдетейстекламиочковнаприлавке оптика открыла другому, вековому же гению изобретение телескопа, и он создал человеку третий глаз. Увидев

спомощью его на Солнце пятна и, судя по их перемежающемуся явлению, заключил он, что сей центр нашей сферы сам обращается около своей оси – Галилей

334

Сочинения

двинул Солнце! И в тот самый день, в который родился Невтон, он умер!

Эта смена великих гениев, имеющих всемирное влияние на судьбы человечества, особенно примечательна тем, что они отходят, как бы тотчас, как скоро выполнили заданный урок земного своего назначения.

Так было и с Коперником, и с Галилеем.

Между тем по мере как астрономия обогащалась бесчисленными открытиями, новыми, неслыханными орудиями, небывалыми дотоле гениями, вспомогательными средствами всех наук естественных, словом, всеми способами к возможному познанию не только видимого, но и невидимого мироздания, все сведения сии отчасу более удалялись от массы просвещенного общества. Около небольшого круга записных ученых тьма сгущалась; общество, даже и образованное, увидев, что не может понять в теперешней астрономии всего, вздумало,чтоможнонезнатьвнейиничего.Такимобразом, все сокровища науки, как золото скупого, запрятанное в сундуки, лежат напрасно и, составляя щегольство нескольких только лиц, остаются бесполезными для человечества. От чего же это? Оттого, что в прежние времена астрономы действительно загораживались своею, часто нарочно вымышленною, терминологией. Впоследствии же, когда по необъятному множеству доказанных астрономических истин нужно стало составить такое наречие, которое бы выражало одним техническим словом, всемирно принятым, совокупность многих истин математики, астрономический язык сделался еще недоступнее, но уже не злонамеренно, а поневоле. И важнейшая часть сей науки, не всем даже и знаменитым астрономам известная, – философия астрономии, по сему ни мало еще не раскрыта; между тем как она-то для каждого мыслящего христианина гораздо важнее

335

М. Л. Магницкий

выкладок и наблюдений, и по свойству всякой истины, высшего разряда не только проста, но и совершенно доступна каждому, кто, при общих поятиях в математике, подчинит себя нескольким разговорам с знающим астрономом, для систематического свода основных начал уранографии в современной ее обширности.

Для читателя, которому встретится сия Дума, не нужно и сего труда. Она есть небольшое введение к нескольким астрономическим любопытностям, в коем все вычисления высшей математики приведены к одному всемирному знаменателю. Ему надобно только согласиться на то время, как он ее читает, на следующие четыре аксиомы, математически доказанные:

1.  Все планеты нашей Солнечной системы суть такиенебесныетела,коихотносительнаявеличина,порядок течения и расстояние от Земли и от Солнца известны.

2.  За последнею границею нашей Солнечной системы, то есть за Ураном, находится необъятное пространство – до звезд неподвижных.

3.  Звезды неподвижные суть тела, собственным светом сияющие, то есть солнцы, несравненно большие нашего.

4.  Плеяды суть целые системы, а млечный путь – океан таких солнцев.

Все сие можно видеть в самый усиленный телескоп и доказано математически.

На условии сих четырех вселенских в ученом мире истин, взглянем теперь на нашу Солнечную систему, обозрим ее в некотором порядке и, придя к последнему ее светилу, перешагнем через черту его течения и пойдем­далее.

Зная, что путь, описываемый Ураном (отдаленнейшею из наших планет), есть граница области нашего Солнца, мы знаем, что она заключает один биллион

336

Сочинения

пятьсот двенадцать миллионов почтовых миль, вдоль и поперек, что составляет площадь, то есть плоское пространство нашего солнечного круга, в квинтиллион 796 квадриллионов и 256 триллионов квадратных миль! Страшно подумать, что эта обширность, как ни огромна она и здесь уже выражена, еще ничего не значит пред самою действительностью; ибо та сфера, в которой все планеты нашей системы, не плоская, и составляет как бы шаровидную пустоту, в которой все известные размеры ее выражаются уже не квинтиллионом квадратных, а октиллионом – миль кубических!!

Перешагнув через сии основные трудности уранографии, мы более их не встретим, ибо все прочее при математической достоверности требует только некоторого внимания.

Надобно знать, что эта огромная система нашего солнечного мира есть самый малый участок всего мироздания, то есть небольшое колесо во всемирной махине, которое и само движется очевидно и неоспоримо (сие доказано самыми верными наблюдениями – помощью звезд неподвижных), каким-то неведомым стремлением и куда-то.

Посему для планет, ближайших к нам, и само оно должно казаться созвездием; а для дальнейших только звездою и то 6-й, может быть, величины; ибо они, кроме нашего Солнца, ничего видеть не могут. И эта звезда, которая для нас есть наш солнечный мир, для них постоянно восходит и заходит.

За Ураном, то есть за границею нашего солнечного мира, начинается то пространство, которого не можно уже и выразить никакими доселе известными числами; а в нем пылают еще видимые для нас Сириус, Вега, Арктур, другие звезды первой величины, Регул, Альдебаран, и те недомыслимые страшилища на-

337

М. Л. Магницкий

родов, кои, то в виде голов, с огненною гривой, то с бесконечно длинными хвостами, то в образе огненных мечей или серпов, обтекают весь свод небесный в разных направлениях неизъяснимыми путями и остаются доселе неразгаданными под названием комет. Но здесь, где самое смелое воображение тонет уже в необъятной обширности, здесь-то и начинается гораздо ужаснейшая – та, которая вмещает всю неисчислимость звезд неподвижных, сих недомыслимо огромных солнцев, около коих, по новейшим наблюдениям, вращаются, как планеты или спутники, солнцы, огромнейшие нашего! Один Гершель7 с помощью усиленного телескопа насчитал их в два часа с половиною, 50 тысяч. И кто бы подумал, что и тут еще не конец видимого мироздания! Далее светлеют плеяды, сии туманные, по их чрезмерному от нас удалению, блистания огромных мировых систем, – там Млечный путь – океан солнцев, бездонно глубокий – опоясывающий мироздание и разливающийся вокруг него на два рукава. Заключите же все сии бездны мировых систем, на кои мы теперь взглянули, в одну сферу вмещающего их пространства и, измерив безымянностьэтогообъема,найдитезенитинадирего! Разрешите: по каким законам движутся, каким огнем несгораемо пылают, откуда заимствуют свет свой, какими жителями населены, на что существуют все сии искровидные, по их для нас виду, и необъятные, по громаде своей, планеты, звезды, кометы, солнцы, миры? Скажите как зовут их? Ибо Тот, Который одет светом,

яко ризою, Тот, Кто сотворил Ангелы Свои духи, и слуги Своя пламень огненный; Тот, Чья над небесы слава; Тот, Которого хвалят небеса небес и вода, яже превы-

ше небес (Псалм.), все их счел и назвал поименно! Укажите на этих вселенских часах, для коих наша

тысяча лет есть день вчерашний: который теперь час?

338

Сочинения

Угадайте: скоро ли означится ими и их час последний? Ибо все это зримое твроение имеет срочный век, и звезды спадут и небо свиется, как кожа!

Но как в делах Создателя нашего нет ничего ни лишнего, ни напрасного; то недаром же раскинуты и сии бездонные пропасти солнцев около нашего шара, недаромдозволенонамвглядетьсявнекоторыезаконынашей Солнечной системы, недаром открыта уму нашему эта звездная бездонность, а сердцу это молитвенное приволье, для восторженного разлета веры и любви.

Осмелимся же взглянуть на все зримое мироздание с самой высокой обсерватории – с Голгофы! Дерзнем вопросить то Слово, Которым вся быша и без Него ничто же бысть, еже бысть (Ин. 1: 3.); что говорит Оно? – Оно вещает нам: что небеса поведают Славу Божию! что день дни отрыгает глагол и нощь нощи возвещает разум и что это не речи и не слова и голоса их не слышно; а между тем во всю землю изыде вещание их и в концы вселенной глаголы их. – Какой же это язык и не можно ли вслушаться в него?

В Свящ. Книгах Небо названо Престолом Божиим, а земля – подножием ног Его. Там сказано, что Он в Солнце положил селение Свое, то есть как бы там явил видимое свое присутствие. В каком же солнце? Конечно, не в нашем, так малом пред прочими солнцами.

Иов говорит (9: 7): скажешь солнцу, – и не взойдет; звезды же печатает. Он же говорит, творит Плеяды, Арктура и сокровища южные, уразумел ли ты? Союз Плеяд (след., и Иов знал, что Плеяды суть союз – соединение многих светил), и ограждение Орионово отворил ли? (38: 31). Где новорожденный Царь Иудейский? Мы видели звезду его на Востоке и пришли Ему поклониться, говорили Волхвы, прибывшие в Иерусалим (Мф 2: 2.). И вот звезда, которую видели они на Востоке,

339

М. Л. Магницкий

шла пред ними до тех пор, как остановились над тем местом, где был Младенец (там же, с. 9).

Мы видим из Свящ. Писания и из слов Церкви, что Бог живет в свете неприступном, который именуется то светом лица Его, то сиянием Его славы, то Солнцем, в котором основал Он селение Свое, средоточие, так сказать, Своего проявления, видимое присутствие невидимого. Почему же не принять и нам сего солнца за средоточие мироздания? Почему не думать, что из него единого, как Солнца Солнцев, исходит тот свет тихий, который в разнообразных видах невещественных сил движет, освещает, греет и живит все существующее, от Серафима до инфузории, от Урана до пылинки? Что все мироздание, вся эта бездонная синева, которая над нами, около нас и под нами, искрится мириадами солнцев, есть вселенский храм, достойный сего Бога нашего, где все бесчисленные обители общего Отца Небесного населены существами, бесчисленно разнообразными, но разумными и свободными и что на каждом из сих миров светится, верою, любовью и надеждой, имя Того, Кто, живя в средоточном солнце Своей славы, в сем святилище вселенского Своего храма, принес Себя в жертву за спасение всего мира, на земле, которая есть алтарь Его, столь же смиренный, как и Агнец, на нем закланный? В сем смысле только удостоимся мы, может быть, вслушаться и в голос той вселенской молитвы, того всемирного священнослужения, кои, без речей и слов, говорят ежедневно, и каждую ночь безголосным говором раздаются во все концы вселенной. Тогда только удостоимся, хотя в слабом гадании, представить себе, как рождество Спасителя было возвещено ангельским пением, как ясли Вифлеемские указаны шествием звезды восточной, как померкли все солнцы и потряслись основания всего мира, когда Творец его изрек на кресте

340