Magnitsky_M_L_Pravoslavnoe_prosveschenie

Сочинения

вторую степень Владимира за распространение благочестивых сочинений. Это относится, впрочем, к статье духовного иллюминатства, здесь же поставлено только для разительнейшего сближения сих противоположных обстоятельств одного и того же лица.

Не помню точно в котором году, но, кажется, около 1807года,явилосьнагоризонтепетербургскогоиллюминатства новое светило: Грабянко­ (граф), поляк, член авиньонского общества пророков83. В весьма короткое время сделалонвеликиеуспехичерезm-me d’Atigny,жившуюв доме Марии Антоновны Нарышкиной84. Он познакомился с сей последней и в комнатах Озерова85, гофмаршала государя цесаревича­ , в Мраморном дворце, открыл ложу, в которую ездили: Нарышкина, m-me d’Atigny, Озеров с женою, Сперанский, служивший директором Министерства внутренних дел, Лубяновский, бывший секретарем при графе Кочубее, и многие другие, которых имена можно видеть в бумагах Грабянки.

Как собрания сии открывались молитвою «Отче наш», ограничивались изъяснением Евангелия, не довольствуя пытливости некоторых слушателей, простиравших виды свои далее, то два из них, мне известные, Сперанский и Лубяновский, дошли до особенных свиданий с Грабянкою, у него на дому; но в то самое время, как они наиболее­ с ним сблизились, полиция взяла его под стражу, и в захваченных у него бумагах найдены не только список всех членов, но и дневник, в который записывал он с подробностью все разговоры бывших у него посетителей.

Смерть Грабянки под стражей кончила существование его общества в Петербурге прежде, нежели успел он дойти до распространения высших степеней, ибо в Авиньоне состояли они в том, что от молитвенных упражнений избраннейшие переводились в школу пророков, в

271

М. Л. Магницкий

которойкаждыйобязанбылразвиватьвсебедарпредвидения, наблюдая за снами, вдохновениями и видениями, кои иметь может. Сии наблюдения записывались каждым членом, в виде журнала, представлялись обществу и, изъясняясь в его смысле начальниками, вносились в общую книгу сего нелепого прорицалища.

Около, сколько помню теперь, 1810 года приехал в Петербург, вызванный Сперанским, неизвестно кем ему указанный, славнейший иллюминат, католический монах, содействовавший Иосифу II в предприятиях его против Церкви, бежавший из Австрии, оставивший духовное звание и веру свою и сделавшийся преобразователем масонства в Пруссии – Феслер86, человек с отличным умом, дарованиями и глубоким знанием наук философских, языков: латинского, греческого и еврейского, обративший все сии способы на систематическое опровержение Св. Писания для замены учения веры иллюминатским. И сей человек выписан, с большими издержками, для преподавания еврейского языка и обучения его в критическом разборе книг библейских – и где же? – в Петербургской Духовной академии!

Как действия его там принадлежат к иллюминатству духовному­ , то и будут представлены в своем месте.

Он вступил в самые короткие сношения с Сперанским, которого кабинет сделался ложей, ибо Феслер обещал преподать ему все высшие степени, без дальнейшихобрядов,записьменнымегостоломидажедать, впоследствии, такой перстень, который будет служить талисманом для расположения всеми иллюминатами Германии и действительно дал нечто на то похожее. Все сие было, вероятно­ , обычный обман иллюминатов, кои ищут, как показано в первой записке моей, обольстив значащих в правительстве людей разными обманами, поддельных нарочно для них таинств, управлять ими в

272

Сочинения

видах своего общества. Но как Сперанский тогда ничего не знал о сем, а, при пытливости обширного ума, все знать хотел, то он не только совершенно попал в сети сего коварного иллюмината, да и, говоря о нем с восхищением,каковеликомчеловеке,Магницкому,бывшему в дружеских с ним отношениях, до того пленил сего последнего, что уговорил его вступить в ложу, Феслером открытую, под названием «Полярной звезды» в саду комиссии законов. Ложа сия, председательствуемая в тот день Сперанским, состояла из Феслера, Дерябина, Пезаровиуса, Злобина87, Гогеншильда88 и Розенкампфа. Протоколы сей ложи должны были поступить в руки правительства, при закрытии масонских лож, и, впрочем, Магницкий, в то время как от всех отбирали подписки о масонстве, показал о сей ложе, к которой он принадлежал, объявив письменно, что оставил ее в 1811 году по опасным ее началам, именовав и установителя ее, но не прочих членов, ибо сего не требовали.

Магницкий, недовольствуясь сим принятием, присутствовал на многих беседах Феслера с Сперанским в кабинете Сперанского, а о тех, на которых быть не мог, сей последний ему рассказывал. Таким образом, выслушал он от него: теорию сотворения мира, теорию молитвы, веры, видений и пр., словом, все те обморочивания, коими древний иллюминатский обаятель сей искал приобрести двух пылких и, по положению их, значащих молодых людей­ . Прошло довольно времени в удивлении ему, ибо, действительно, не можно лучше злоупотреблять ума обширного и вместе тонкого, красноречия разительного и самых глубоких познаний в древностях, выворотив все сие наизнанку, самым коварным образом, для своей цели. Дошло дело до систематического и уже прямого опровержения христианства. Магницкий, хотя и весьма ненабожный тогда, почувствовал

273

М. Л. Магницкий

какое-то непреоборимое отвращение от богохульств сего лжеучителя­ , особенно когда он начал представлять Спасителя сыном Эсеянина89, обманывавшим народ, для утверждения своего учения. «Как же вознесся Он при пятистах очевидных свидетелях?» – возразил Магницкий. «Как все сии свидетели, до одного, умерли в пытках, утверждая сию истину?». – «Это очень просто, – отвечал Феслер. – Он стоял на горе и мог уйти за камень». Сей безрассудный ответ так поразил Магницкого, что он объявил Сперанскому, что с сей минуты оставляет общество, презирает его, Феслера, и сим кончилось его иллюминатское поприще.

За сим вскоре последовало изгнание Феслера из Духовной академии, как во второй статье сей записки подробно будет рассказано; но Сперанский, обязанный по многим причинам и опасениям куда-нибудь пристроить сего изгнанника, который им выписан, определил его, для жалованья, в комиссию законов и потом поместил к одному из собратий ложи, свояку своему, К. С. Злобину, в саратовскую­ деревню, где он, сколько мне известно, завел училища и жил, доколе сделался в судьбе его новый благоприятный переворот, о коем будет говорено в своем месте.

Есть немецкая книга, у нас запрещенная, доктора Линднера, в которой заключается вся история Феслера.

Между сим временем и тем, в которое, по возвращении государя­ из Парижа, в 1814 году, последовал наисильнейший прилив иллюминатства в Россию, учредились многие масонские ложи в Петербурге, Москве и далее в губерниях. Начальники двух из петербургских, граф Виельгорский90 и Ланской91, неоднократно ездили в Вологду­ , равно как и некто Римский-Корсаков, к указанному мною Поздееву, старинному адепту Новикова, за наставлениями. Я упоминаю о сем для того, чтобы

274

Сочинения

показать, как живучи общества сего рода и как невидимая для правительств их нить верно сохраняется и скоро связывается со всеми возникающими того же рода учреждениями. Жеребцов92, женатый на княжне Лопухиной, ввел, кажется, в ложу Пушкина. Не позже как в 1817 году масонство усилилось и сделалось так смелым, что, в бытность мою симбирским губернатором, тамошний помещик, князь Баратаев, открыто просил у меня дозволения открыть ложу в губернском городе. Тщетно уговаривал я его отложить предприятие по причине соблазна, который произведет в народе заказ гробов и приискание черепов, кои не могут укрыться от людей его; он настоял до того и так нагло, утверждая, что в Москве граф Тормасов93 по особенному высочайшему рескрипту масонству покровительствует, что я должен был сказать ему, что хотя бы это была и правда, но я не могу принимать от него высочайших повелений, а доколе не получу их в установленном порядке, должен руководствоваться общими узаконениями, которые тайные общества возбраняют, и потому, запрещая ему открывать ложу, прошу подать мне просьбу, им принесенную, для представлений моему начальству на письме. Когда же заявил он себя письменно мастером масонского стула94 и просил об открытии ложи, то я отвечал, что, для обстоятельного донесения о сем г-ну правящему Министерством полиции, я прошу его доставить­ мне: 1-е, список членов его ложи, 2-е, статуты и, 3-е, катехизис оной. Он отвечал, что исполнить сего не может, а я, доставвсеотнеготребованноечерезполицию,представил графу Вязьмитинову95 с примечаниями на вредное учение сей ложи. Дело сие должно находиться в архиве особенной канцелярии Министерства полиции. Представление мое осталось без ответа. Я выбыл из должности – ложа Баратаева96 открыта, распространена по

275

М. Л. Магницкий

всей губернии и до того усилилась­ , что начальник ее, отставной, кажется, гусарский поручик, дошел в короткое время до избрания его целым дворянством губернии, мимо старых и заслуженных людей, в губернские предводители. В Казани была также открыта ложа под председательством старого масона Романовского97, друга Лабзина и того Попова (что ныне тайный советник), о котором в последующих статьях сей записки много и подробно говориться будет. В числе петербургских лож ни одной не было не подверженной, более или менее, влиянию иллюминатов­ , но опаснейшие были: Элизена, Вейса и Лабзина, который, оставаясь­ от ложи Новикова и имея связи с германскими иллюминатами (Штиллингом, которого сочинение «Теория духов»98 он перевел, а толкование на Апокалипсис под именем «Победной повести» перевел и напечатал), восстановлял, так сказать, в своем лице иллюминатство, полуистребленное в царствование Екатерины II.

Некоторые из важных лиц духовных здесь не именуются, потому что были в связи с Лабзиным неформально, ибо он освобождал их от приемов и посещения обрядовых собраний; следовательно, неуместно было бы простирать предмет записки сей до связей, противных дружбы и приятельских отношений, входящих уже некоторым родом догадки, которой я стараюсь избегать, держась, сколько можно, за события, ежели не всегда публичные, то, по крайней мере, положительные.

В известной связи с обществом Лабзина была в сие время Александра Петровна Хвостова, женщина, прежде довольно свободной нравственности, но им обращенная к набожности, столько, по характеру­ сего рода обращений, учением Лабзина проникнутая, что писала­ и печатала письма к жене его, несущие печать самого восторженного воображения сектаторки99.

276

Сочинения

Не знаю, жива ли она? Но один из учеников ее остался теперь, некто Прянишников100, которого, женив на своей воспитаннице, она облагодетельствовала и вывела по службе с помощью своих покровителей­ до места довольно значительного, которое он теперь занимает.

Такого же рода творение иллюминатов служащий ныне в звании камергера Ковальков101, воспитанник последних лет И. В. Лопухина. Он сделался известен как некоторого рода иллюминатский святой, ибо, жив в доме Лопухина, в Москве, и углубляясь, под его руководством, в тайны иллюминатства, особенно же в мистическое­ учение m-me Guyon*, он имел какие-то чудесные явления, которые видел я, им самим нарисованные, в одном из знатных кабинетов в золотой раме. По приезде его после сих происшествий в Петербург он поступил под покровительство Плещеевой103, кото­рая поместила его в службу, ввела в значительные связи и содержала­ у себя в доме, женила на своей воспитаннице, сопричтя его, так сказать, к своему семейству.

Лица сии упоминаются в сем месте, потому что учителя их играли значительные роли в иллюминатстве политическом.

Одним из известных тогда иллюминатов был Рябинин104, брат умершего действ. стат. сов. Рябинина, числившийся по коллегии иностранных дел.

В другом роде не знаю, жив ли был престарелый отставной профессор Петербургского университета Ря-

*  На котором оканчивают свое поприще все состарившиеся иллюминаты, кои, видев неудачу своих предприятий, а иногда и устрашась приближающейся­ смерти, не могут, по вековой их ненависти к положительной церкви, вдруг к ней обратиться, но ищут развлечь, так сказать, тоску совести своей какой-нибудь религией, вроде христианской, и тем охотнее вдаются в учение m-mе Guуоn102, что оно, не обязывая их ни к каким постановлениям власти духовной, тешит пытливый их разум призраками мистических мечтаний и дает гордости их скорую надежду сделаться из отступников от Бога вдруг святыми, удостоясь чудесных откровений, видений и пр.

277

М. Л. Магницкий

занов, трудившийся над открытием квадратуры круга, опровергавший законы Кеплера105 и, притом не сумасшедший, особенно занимавшийся всеми таинственными науками. Ученик его Никольский, упражняющийся также в сем последнем предмете и бывший с ним в сношении, служит теперь профессором математики в Казанском университете.

Незадолго пред войной 1812 года выходит на зрелище сперва придворной и, наконец, духовной интриги новое лицо, которое впоследствии­ будет играть весьма важную роль и иметь гибельное влияние на дела правительства – Кошелев, упомянутый мной в первой записке. Маловажное обстоятельство вывело его из толпы суетливых, но неделовых искателей: Сперанский, бывший в 1808 или 1809 г. в Киеве для свидания с дочерью, которая там воспитывалась, познакомился­ с женой сего Кошелева, урожденной Плещеевой, женщиной­ весьма добродетельной и почтенной, немолодых уже лет. Возвратясь в Петербург, он продолжал сие знакомство, которое обра­ тилось в приязнь к тому времени, как Кошелева умерла. В сем скорбном для мужа ее обстоятельстве Сперанский еще ближе с ним сдружился, и когда в 1810 году открыт новый Государственный совет, то Кошелев, по сей связи и давнишнему, в чужих краях, знакомству­ с графом Кочубеем, сделан членом оного, к удивлению всех, службу его знавших. Тут он начал деятельно интриговать, ища, с одной стороны, поддерживать связь свою с случайным тогдагосударственнымсекретарем,асдругой–стараясь как через него, так и через иные дороги, войти в кабинет императора и быть как-нибудь употребленным в политике того времени, ибо чем менее был способен в дипломатической службе, тем более искал снова вступить в нее.

Наконец, не знаю подлинно, через кого и при каком случае, но государю доложено, что он, по долговременной

278

Сочинения

бытности в Вене, хорошо знает австрийский двор и может советами своими по обстоятельствам быть полезным.

С тех пор Кошелев получил желанный к императору доступ и имел его, докладывая по венским депешам, ему сообщаемым, а может быть, и по особенной переписке с Веною, которая была ему дозволена. Сие введение к его действиям было нужно, как из последующего видно будет.

В канцелярии министра внутренних дел Козодавлева106 служил в то время чиновник, до чина 4-го класса дошедший из низкого звания, без известности в делах и без всякой способности, кроме самого терпеливого искательства, – Попов. Прикрывая сею незначительностью обширныйивыгодныйдлясебяпослужбепланбольшой деятельности, учился он в свободное от занятий время языкам английскому и немецкому и выучил их в таком совершенстве, что говорить и писать мог равно хорошо на обоих, и никто не мог заметить той отдаленной цели его, которой достижение составит предмет рассказа о нем во второй части сей записки.

2)  Об иллюминатстве духовном

Для ненарушимости порядка материй сей статьи должен я досказать предварительно первую часть повествования о Феслере, принадлежащую по роду своему к сей статье, а по времени – к годам предшествовавшим. Оно состоит в следующем: в первой статье рассказано его прибытие, цель его и упражнения в политическом иллюминатстве; здесь предлежит речь о действиях его в Невской Духовной академии107. После самого странного конспекта предполагаемых им преподаваний, которого, как признавались мне самому члены комиссии духовных училищ, никто из них не понял, конспект сей утвержден. Иллюминат взошел на кафедру одной

279

М. Л. Магницкий

из важнейших духовных академий в империи. Он истощил на первых шагах все прелести ума и красноречия для пленения своих слушателей и, по мере надежды на свои подпоры и на оплошность академического надзора, раскрывал от часу яснее цель и смысл иллюминатского учения. Восхищение студентов возбудило внимание духовного начальства. Оно обращено на тетради их, где, конечно, не было еще и половины того, что говорил профессор, но то, что нашли уже в них, прочтено и, действительно, было достаточным для улики его в иллюминатстве. Феофилакт108, член комиссии духовных училищ, выступил на единоборство с сим опасным лжеучителем. Бывшему тогда обер-прокурору Синода, князю Голицыну, принадлежит честь покровительства Феофилакта, обличение и изгнание Феслера из Невской академии. Но единомышленники изгнанного иллюмината не оставили Феофилакта ненаказанным: по доносу, что он принял посвящение книги Ансильона109, в которой якобы нашлось местами вольнодумство, он послан в Грузию, где и умер.

Теперь, оставляя Феслера в изгнании, до возвращения его странным случаем, который будет рассказан в своем месте, я приступаю к изложению главнейшей эпохи успехов духовного иллюминатства.

В государствах самодержавных счастье каждого зависит от царствующего лица, все внимание обращено на старание разгадать образ мыслей и чувств государя, дабы, сообразуясь с ними, прежде других упредить в угождении распределителю всех благ земных. И личная выгода, прельщаемая всеми возможными корыстями общежития, весьма в сем случае тонка и прозорлива.

Так было с покойным государем при возвращении его из чужих краев, по низложении Наполеона. Все акты прошедшей кампании несли на себе отпечаток

280