Magnitsky_M_L_Pravoslavnoe_prosveschenie

Сочинения

III.

Ревель, 14 февраля 1831 г.

О водворении иллюминатства под разными его видами в России

Для удобнейшего обозрения иллюминатства в России оно разделится в записке сей на четыре главные его у нас рода. Я буду говорить о каждом отдельно, сколько можно, висторическойегопостепенности.ИллюминатствовРоссии можно разделить на четыре рода: 1-е. Политическое. 2-е. Духовное. 3-е. Академическое и 4-е. Народное.

1)  Об иллюминатстве политическом

Иллюминатство политическое вошло к нам, сколько мне известно, следующими путями:

1.  В шестидесятых годах привез или получил его бывший при императрице Екатерине II Елагин из Швеции и, как говорят, учредил первую ложу в Петербурге, ибо до сего покровительство­ энциклопедистов составляло иллюминатство того времени, и главные оного адепты, Гримм58, живший в Париже и переписывавшийся с императрицей, князь Голицын59, бывший там послом ее, и граф И. И. Шувалов60 были единственными, сколько мне известно, укоренителями его в России, поколику то возможно было ободрениями патриарха сих иллюминатов, Вольтера, вызовом и приглашением Даламберта61 для воспитания великого князя наследника и пр.

Примечание: при начале записок моих же коснулся я сего периода; он оставляет древнюю, так сказать, историю иллюминатства и по отдалению сего времени более занимателен, нежели нужен; но, чтоб показать степень

261

М. Л. Магницкий

преобладанияунасэнциклопедистовисоблазнительную­ наглость их, я расскажу происшествие, которое в предании дошло до нас.

Даламберт, выходя из кабинета императрицы, встретил, при множестве­ свидетелей, иеромонаха Платона62, бывшегопослемосковскиммитрополитом,атогдазаконоучителем государя наследника и проповедником двора, и, желая привести его в замешательство, внезапно спросил: «Существует ли Бог?» Платон, по счастью, не смешавшийся, отвечал на латинском языке из псалтыри: «Рече безумен, в сердце своем, несть Бог!» и пошел далее.

Это представляет образчик духа времени. Обращаюсь к моему предмету.

В то время служил в гвардии сержантом бедный, но очень умный и особливо хорошо писавший и велеречивыйНовиков.Онвступилвмасонство, неизвестномне,в Швеции ли или в ложе Елагина, ибо мои о нем сведения идут не далее, как когда сделался он известен прекраснейшим сатирическим сочинением, которое издавал, под именем «Живописца», и, приехав в Москву, завел типографию, купил огромнейший дом и учредил общество, под названием мартинистов, от учения St. Martin, иллюмината французского, которого сочинение привез из Парижа Плещеев63 (книгу «Des erreurs et la verite»). Я учился тогда в Московском университете и знал только, через отца, что секта сия весьма сильна богатством и соединением в ней многих знатных лиц (князей Трубецких, Юрия и Николая Никитичей, Ив. Владимировича Лопухина64, о котором часто будет упоминаемо, князя Гавриила Петровича Гагарина­ 65 и пр.). Между тем сии московские иллюминаты в течение нескольких лет, в которые не было обращено на них никакого другого­ внимания,кромелитературныхнасмешек(ибоимператрица сочинила­ сама на них пьесу для эрмитажного театра),

262

Сочинения

учили на свои счета многих бедных студентов Московского университета, посылали­ их на своем иждивении в чужиекрая,выставлялибольшуюблаготворительность, раздавая тулупы отправляемым партиям рекрут и пр., и таким образом старались приобресть любовь народную. Куратором университета был поставлен ими Херасков66, их сочлен. Многие профессоры вступили в их общество и два славнейшие того времени, Страхов67 и Чеботарев68; первый видел всю Москву на своих лекциях физики, а последний воспитывал на дому всех студентов, коих общество особо ему поручало (из них остались теперь, сколько мне известно, два, то есть Корнеев, директор горного корпуса69, и Лубяновский70, бывший пензенским губернатором. Первый – известен в бытность уже его харьковским попечителем, на месте дяди, переводом иллюминатской книги: «Христианская философия», а второй – такою же, «Тоска по отчизне», сочинением Штиллинга71, в которой есть многие намеки в виде иллюминатских надежд, довольно ясные, и на Россию и именно, сколько припомню, на Тобольск).

Посреди сих успехов общества начальник его, с главными адептами, схвачены правительством, бумаги взяты, огромнейшая типография, которая уже несколько лет наводняла Россию иллюминатскими книгами, дом и библиотека мартинистов опечатаны, и начались допросы и обследование; но как все дело сие поручено было московскому генерал-губернатору князю Прозоровскому72,которыйимелвсебеоднотодостоинство,чтодонес императрице об опасности распространяющегося общества, а впрочем, ничего не мог понимать в его учении, то розыскание сие и кончилось только тем, что Новиков отправлен, под конвоем, с важнейшими его бумагами в Петербург, а оттуда в Шлиссельбургскую крепость, где и пробыл до воцарения императора Павла I, а сообщни-

263

М. Л. Магницкий

ки его, знатнейшие по их фамилии или званиям, получили повеление жить в деревнях своих; важнейшие же, по иллюминатской значительности, пользуясь неведением допрашивавших (как сами они после рассказывали и именно И. В. Лопухин, о коем впоследствии говорено будет), так осторожно и коварно отвечали, что не оставили ни малейшего следа для притязания к свободе их лиц. В числе спасшихся от сего кораблекрушения значительнейшие, и коих опять увидим на сцене иллюминатства, были: Лопухин, Поздеев, Лабзин. Между тем союзники московских мартинистов рассевали слухи в своем смысле. Из них главнейший был тот примечательный Плеще- ев(мужстатс-дамы),который,будучиучителемгосударя наследника и потом доверенным при нем лицом, успел, как уверяли, расположить его высочество к некоторому соболезнованию о жестокой участи такого общества, которое, (якобы) друг Церкви и законности, потерпело гонениеотпреобладающихвправительствевольтерьянцев и энциклопедистов. И сие то, вероятно, было поводом к освобождению Новикова и к употреблению, впоследствии, Лопухина в доверенной должности.

Женатый на сестре сего Плещеева, Кошелев73, который скоро предстанет в роли весьма значительной, был, по сей связи, тоже мартинистом; но, человек без дарований, неприятной наружности, оглашенный смешным дипломатом, по странному слогу депеш его из Копенгагена, где был посланником, он почитался более фанатиком, нежели важным адептом ложи.

Дело мартинистов затихло, но не уничтожилось их общество.

При князе Репнине оставался иллюминат Шварц, упомянутый в первой моей записке, и, вероятно, распространялучениесиевсвоемкругу.Одинизоставшихсяот того времени репнинских мартинистов, генерал Инзов74,

264

Сочинения

управляет, кажется, ныне чем-то в Бессарабии и был постояннопокровительствуемметодистами,идавал,всвое время, убежище Линделю, когда его гнали в Одессе (как показано будет во второй статье сей записки). Другой, Лубяновский, бывший при Репнине молодым офицером (Ф. И. Энгель служил при сем генерале с Инзовым и Лубяновским). Третий – князь Г. П. Гагарин, жил в своей деревне, близ Москвы и написал иллюминатскую книгу, сколько помнится: «Прогулки или вечера в селе Знаменском», которая после была напечатана. Четвертый – Лопухин, готовил иллюминатские сочинения и в числе их одно: «Изильсофос, или Духовный рыцарь», заключающее самоважнейшее учение русского иллюминатства, и до такой степени дерзкое, что нигде не можно было его напечатать в самое благоприятное для секты сей время,

ионо тиснуто в типографии какой-то ложи. Оно у меня было, но я отдал его одной из значащих особ при покойном государе для представления его величеству и не знаю, что с ним сделано. Пятый – Лабзин, готовясь сделаться начальником секты при первом удобном случае, занимался приготовлением важнейших рукописей – как говорили,изложиНовиковаимпохищенных,дляихпреподавания и печати, как увидим впоследствии. Шестой – Поздеев, жил отшельником в своей деревне; но все они сохраняли прежнюю связь возможными­ в их положении сношениями. Плещеев, сколько мне известно, оставался при государе наследнике.

Всем положении нашего иллюминатства последовала кончина императрицы.

Новиков освобожден после, как уверяют, свидания

ипродолжительного разговора с императором; но, отягченный последствиями строгого заключения и летами, он поехал жить в свою деревню, сделавшуюся Меккою наших иллюминатов, кои разделяли и носили, как свя-

265

М. Л. Магницкий

тыню, бороду, отросшую у него в крепости. Плещеев сделался лицом случайным и значительным. Лопухин назван статс-секретарем. Князь Гагарин – президентом коммерц-коллегии. Освобожден Костюшко, которому, как говорят, объявил сие сам император, вошедший в темницу крепости и щедро его обогативший с тем, чтобы он, на честное слово, ехал в Америку.

Это было первое действие влияния иллюминатов. Второе – состояло в том, чтобы на новой монете не было изображения царского.

Обстоятельство,окотороммноговажногоговорить, но не писать можно.

Преобладание иллюминатов не было, впрочем, ни весьма значительно­ , ни долговременно, и они только, можно сказать, тогда воскресли­ , но не могли или не успели произвести ничего, в своем смысле, систематического. Лопухин вскоре уволен, а Плещеев умер, действительно или политически, не знаю, ибо вообще его время весьма мало мне знакомо, потому что во все царствование императора Павла I я находился при посольствах в Вене и Париже.

При воцарении покойного государя идеи самого преувеличенного либерализма дали свободу иллюминатам,разныхродов,вступитьнаширокоепоприщеинтриг и происков, как личных, так и сектаторских. Молодой, неопытный и прекраснейших свойств сердца государь­ , пламенно желающий счастья не только своей империи, но и всему человечеству, так жаждал достигнуть скорее до сей великой цели, что не только открыл совершенно свободный к себе доступ всем лицам, которые бы ему содействовать в том пожелали, всем дарованиям, кои бы могли указать кратчайший путь к сей священной его цели, к сей, если смею так выразиться, ангельской мечте души необыкновенной, но издал о сем указ

266

Сочинения

и назначил человека, которому поручен доклад по сему предмету (Новосильцова). Кругом сего великодушного молодого царя составилось, совершенно в духе его, молодое, неопытное, либеральное министерство. Явились,

вМоскве – Каразин, а в Петербурге – бесчисленное множество иллюминатов и несколько искренних либералов. (В числе коих, то есть последних, через три года после воцарения Александра, и Магницкий, возвратившийся из Парижа с проектом конституции и запиской о легком способе ввести ее.) Государь всех допускал к себе, всех выслушивал, многих обнимал в восхищении, а Магницкому, между прочим, приказал сказать, через генерал-адъютанта Уварова75, что его не забудет, и, действительно, через семь лет сдержал слово, назначив его статс-секретарем и, при первом ему представлении, удивил, его и всех предстоявших, сказав Оленину76 и Энгелю, тогдашним его сотоварищам: «Хоть в первый раз его вижу, но и мысли его и руку знаю, как свои».

Вчисле примечательнейших проектеров сего времени, с коим государю угодно было наиболее сблизиться, был Паррот77 (академик) и потом Каразин. Первый – старинный член майнцкого иллюминатского клуба и одно из действующих лиц французской революции, войдя в кабинет императора под модной тогда личиной либерала, долго имел самое сильное и опасное влияние. Он, как говорят, был, между прочим, крепкой опорой одногоизважнейшихисамыхизвестныхбезбожностью своих сочинений и умом, вроде Вольтера, иллюмината генерала Клингера, который, начальствуя впоследствии над кадетским корпусом и Дерптским университетом, в то же время ужасал своими богохулениями Германию,

вкоей печатал и распространял свои сочинения. Весьма вероятно, что Паррот, после швейцарского Лагарпа, был важнейшим из адептов того времени, из Франции

267

М.Л. Магницкий

кнам присланных. Потом он был ректором Дерптского университета. Второй – Каразин, малороссиянин, хорошо учившийся, знающий, красноречивый, но более всего гордый и пламенный, переговорив с императором о всех политических материях, в самом либеральном смысле, достав из ничего и без всякой определительной службы чины и кресты, образовал на родине своей, в Харькове, университет и кончил тем, что, перессорясь со всеми, и особенно с Новосильцовым, в большой силе тогда бывшим, обратился к иллюминатству академическому, пристав к бывшему министру просвещения графу Завадовскому78 и соединясь с подобным ему, но холодным и расчетливым иллюминатом Мартыновым, который был тогда директором департамента просвещения, а ныне правителем дел совета о военных училищах и членом многих других ученых мест.

Впорядке политическом Каразин скоро потерял значение и, войдя в толпу тех недовольных крикунов, которые, заявляя образ мыслей, противный правительству, хотят главнейше дать чувствовать, что самый важный его проступок состоит в том, что оно их оценить не умело, женился, стал жить в деревне и, выезжая оттуда по временам в Петербург, в нетерпеливости чем-нибудь напомянуть о себе, то подавал проекты в советы разным правительственным лицам, которых двери наконец для него закрылись, то, занимая экономическое общество79 разными предположениями об усовершении сельского хозяйства; и таким образом, я в числе прочих потерял было совершенно из вида сие докучливое и, как мне казалось­ , пустое и безопасное лицо. Как вдруг, вскоре после происшествия, в Семеновском полку бывшего80, т. е., сколько припомню, на другой­ же день, через одно лицо, весьма благонамеренно и, по месту своему тогда, не могшее не знать всех происшествий достоверно,

268

Сочинения

узнал я, что рано поутру, после семеновского смятения, найдены у ворот разных гвардейских казарм подброшенные возмутительные тетради, в коих говорилось о конституции; что многие из них подняты полицией, а прочие, вероятно, взяты уже в казармы и тем более кажутся опасными, что нашедшие их молчат. Узнав от лица, со мной говорившего, что по обыкновенному его начальству принято­ сие важное донесение равнодушно и может остаться ненаблюденным, я ему советовал взять на свою ответственность и тотчас рассказать графу Кочубею81, который, несмотря на то что я уже был с ним

вхолодном положении, казался мне из всех, составлявших тогда управляющий, в отсутствие государя, комитет ближайшим к приличному внушению нужных мер. Совет мой, кажется, принят и исполнен с успехом, ибо, увидясь с тем же лицом, по возвращении уже государя в Петербург, узнал я, что делу сему не только дан был ход, но, по всем соображениям, особливо же по почерку возмутительных бумаг, пало подозрение на Каразина и что государь, не решаясь по одному, хотя и весьма сильному, подозрению приступить к какой-либо решительной против него мере, встретив его на прогулке, спросил, как бы

вудивлении, зачем он в Петербурге, и, узнав, что живет для тяжбы о 30 000 рублях, прислал ему сии деньги из собственных своих и приказал ехать домой.

Увлеченный вперед речью о Каразине, для полного очерка политического бытия его, я обращюсь к связи иллюминатских происшествий.

ПолиберальнымпроектамНовосильцовбылпервое лицо из всего министерства и потому был он главным начальником комиссии законов, где тогда важнейшей работой было сочинение такой первой главы к первой части гражданского уложения, которая бы служила началом конституции, вместив в общие права лиц поста-

269

М. Л. Магницкий

новление об императорской фамилии, кои бы ограничили самодержавие. Известный Розенкампф82 был, по счастью, тупым орудием сих затей.

Неподвижность сих конституционных предприя­ тий происходила особенно от того, что либеральное министерство наше не знало ни России, ни самой науки о представительных правительствах систематически и, только путаясь в смешанных о сем предмете понятиях, отрывочно из чтения, наслышки и путешествий заимствованных, обмануло­ надежды императора, и, видя, что

ив том охота к установлениям сего рода охлаждается от того, что правление, чем более он входил в него, представлялось ему практикой, а не теорией, как оно и есть действительно, и озабочивало его занятиями гораздо существеннейшими, нежели мечтательные умозрения, то министерство, говорю, начало и само мало-помалу обращаться к частным целям и выгодам личным. Вскоре остался один тон либерализма, но самое дело упало,

исвязь между лицами, составлявшими министерство, ослабла и расторглась. Внешние обстоятельства, неудачи и опасности совершенно уронили систему политических мечтаний. Между тем, однако же, иллюминаты­ не потеряли времени, столь благоприятного для преуспеяния в их видах: Лопухин издал свои сочинения о внутренней церкви и проч., Лабзин напечатал похищенную, как говорили в ложе Новикова, рукопись: «Пастырское послание», составляющую один из самоважнейших иллюминатских манифестов о причинах приостановления их обществ, об ожиданиях и тайном их действии. Сверх того начал он издавать «Сионский Вестник», журнал со­ вершенно иллюминатский. Новосильцов был причиной запрещения сей опасной книги, но через несколько лет,

иименно по возвращении государя из Парижа, продолжение сего издания дозволено, и тот же Лабзин получил

270