1 Фордианский союз женской молодежи

-- Я предчувствовал, что ты придешь, -- воскликнул он, распахивая

дверь.

На пороге, в белом, ацетатного атласа матросском костюме и в круглой

белой шапочке, кокетливо сдвинутой на левое ухо, стояла Ленайна.

Дикарь так и ахнул, точно его ударили с размаха.

Полграмма сомы оказалось Ленайне достаточно, что бы позабыть колебанья

и страхи.

-- Здравствуй, Джон, -- сказала она с улыбкой и прошла в комнату.

Машинально закрыл он дверь и пошел следом. Ленайна села. Наступило

длинное молчание.

-- Ты вроде бы не рад мне, Джон, -- сказала наконец Ленайна.

-- Не рад? -- В глазах Джона выразился упрек; он вдруг упал перед ней

на колени, благоговейно поцеловал ей руку. -- Не рад? О, если бы вы только

знали, -- прошептал он и, набравшись духу, взглянул ей в лицо. -- О

восхитительнейшая Ленайна, достойная самого дорогого, что в мире есть. --

(Она улыбнулась, обдав его нежностью ) -- О, вы так совершенны (приоткрыв

губы, она стала наклоняться к нему), так совершенны и так несравненны

(ближе, ближе); чтобы создать вас, у земных созданий взято все лучшее (еще

ближе. .) -- Дикарь вне запно поднялся с колен -- Вот почему, -- сказал он,

отворачивая лицо, -- я хотел сперва совершить что-нибудь... Показать то

есть, что достоин вас. То есть я всегда останусь недостоин. Но хоть

показать, что не совсем уж... Свершить что нибудь.

-- А зачем это необходимо... -- начала и не кончила Ленайна. В голосе

ее прозвучала раздраженная нотка. Когда наклоняешься, тянешься губами ближе,

ближе, а вдруг дуралей партнер вскакивает и ты как бы проваливаешься в

пустоту, то поневоле возьмет досада, хотя в крови твоей и циркулирует

полграмма сомы.

-- В Мальпаисе, -- путано бормотал Дикарь, -- надо принести шкуру

горного льва, кугуара. Когда сватаешь ся то есть. Или волчью. В Англии нет

львов, -- сказала Ленайна почти резко.

-- Да если б и были, -- неожиданно проговорил Дикарь с брезгливым

возмущением, -- то их бы с вертопланов, наверное, стреляли, газом бы

травили. Не так бы я сражался со львом, Ленайна. -- Расправив плечи,

расхрабрившись, он повернулся к Ленайне и увидел на лице у нее досаду и

непонимание. -- Я что угодно совершу, -- продолжал он в замешательстве, все

больше путаясь. -- Только прикажите. Среди забав бывают и такие, где нужен

тяжкий труд. Но оттого они лишь слаще. Вот и я бы. Прикажи вы только, я полы

бы мел.

-- Но на это существуют пылесосы, -- сказала недоуменно Ленайна. --

Мести полы нет необходимости.

-- Необходимости-то нет. Но низменная служба бывает благородно

исполнима. Вот и я хотел бы исполнить благородно.

-- Но раз у нас есть пылесосы...

-- Не в том же дело.

-- И есть эпсилон-полукретины, чтобы пылесосить, -- продолжала Ленайна,

-- то зачем это тебе, ну зачем?

-- Зачем? Но для вас, Ленайна. Чтобы показать вам, что я...

-- И какое отношение имеют пылесосы ко львам?..

-- Показать, как сильно...

-- Или львы к нашей встрече?.. -- Она раздражалась все больше.

-- ...как вы мне дороги, Ленайна, -- выговорил он с мукой в голосе.

Волна радости затопила Ленайну, волна румянца залила ей щеки.

-- Ты признаешься мне в любви, Джон?

-- Но мне еще не полагалось признаваться, -- вскричал Джон, чуть ли не

ломая себе руки. -- Прежде следовало... Слушайте, Ленайна, в Мальпаисе

влюбленные вступают в брак.

-- Во что вступают? -- Ленайна опять уже начинала сердиться: что это он

мелет?

-- Навсегда. Дают клятву жить вместе навек.

-- Что за бредовая мысль! -- Ленайна не шутя была шокирована.

-- "Пускай увянет внешняя краса, но обновлять в уме любимый облик

быстрей, чем он ветшает"1.

-- Что такое?

-- И Шекспир ведь учит: "Не развяжи девичьего узла до совершения святых

обрядов во всей торжественной их полноте..." 2

-- Ради Форда, Джон, говори по-человечески. Я не понимаю ни слова.

Сперва пылесосы, теперь узлы. Ты с ума меня хочешь свести. -- Она рывком

встала и, словно опасаясь, что и сам Джон ускользнет от нее, как ускользает

смысл его слов, схватила Джона за руку. -- Отвечай мне прямо -- нравлюсь я

тебе или не нравлюсь?

Пауза; чуть слышно он произнес:

-- Я люблю вас сильней всего на свете.

-- Тогда почему же молчал, не говорил! -- воскликнула она. И так

выведена была Ленайна из себя, что острые ноготки ее вонзились Джону в кожу.

-- Городишь чепуху об узлах, пылесосах и львах. Лишаешь меня радости все эти

недели.

Она выпустила его руку, отбросила ее сердито от себя.

-- Если бы ты мне так не нравился, -- проговорила она, -- я бы страшно

на тебя разозлилась.

И вдруг обвила его шею, прижалась нежными губами к губам. Настолько

сладостен, горяч, электризующ был этот поцелуй, что Джону не могли не

вспомниться стереоскопически зримые и осязаемые объятия в "Трех неделях на

вертоплане". Воркование блондинки и мычанье негра. Ужас, мерзость... он

попытался высвободиться, но Ленайна обняла еще тесней.

-- Почему ты молчал? -- прошептала она, откинув голову и взглянув на

него. В глазах ее был ласковый укор.