1 "Троил и Крессида" (акт III, сц 2) 2 "Буря" (акт IV, сцена 1).

"Ни злобный гений, пламенящий кровь, ни злачный луг, ни темная пещера,

-- загремел голос поэзии и совести, -- ничто не соблазнит меня на блуд и не

расплавит моей чести в похоть" 1 . "Ни за что, ни за что", -- решил Джон

мысленно.

-- Глупенький, -- шептала Ленайна. -- Я так тебя хотела. А раз и ты

хотел меня, то почему же?..

-- Но, Ленайна, -- начал он; она тут же разомкнула руки, отшагнула от

него, и он подумал на минуту, что Ленайна поняла его без слов. Но она

расстегнула белый лакированный пояс с кармашками, аккуратно повесила на

спинку стула.

-- Ленайна, -- повторил он, предчувствуя недоброе.

Она подняла руку к горлу, дернула молнию, распахнув сверху донизу свою

белую матроску; тут уж предчувствие сгустилось в непреложность.

-- Ленайна, что вы делаете!

Жжик, жжик! -- прозвучало в ответ. Она сбросила брючки клеш и осталась

в перламутрово-розовом комби. На груди блестела золотая Т-образная застежка,

подарок архипеснослова.

"Ибо эти соски, что из решетчатых окошек разят глаза мужчин..." 2

Вдвойне опасной, вдвойне обольстительной становилась она в ореоле певучих,

гремучих, волшебных слов. Нежна, мягка, но как разяща! Вонзается в мозг,

пробивает, буравит решимость. "Огонь в крови сжирает, как солому, крепчайшие

обеты. Будь воздержней, не то..."3

Жжик! Округлая розовость комби распалась пополам, как яблоко,

разрезанное надвое. Сбрасывающее движенье рук, затем ног -- правой, левой --

и комби легло безжизненно и смято на пол. В носочках, туфельках и в белой

круглой шапочке набекрень Ленайна пошла к Джону.

1 "Буря" (акт IV, сц. 1). 2 "Тимон Афинский" (акт IV, сц. 3). 3 "Буря"

(акт IV, сц. 1).

-- Милый! Милый мой! Почему же ты раньше молчал! -- Она распахнула

руки.

Но, вместо того чтобы ответить: "Милая!" -- и принять ее в объятия,

Дикарь в ужасе попятился, замахав на нее, точно отгоняя опасного и

напирающего зверя. Четыре попятных шага, и он уперся в стену.

-- Любимый! -- сказала Ленайна и, положив Джону руки на плечи,

прижалась к нему.

-- Обними же меня, -- приказала она. -- Крепче жми меня, мой кролик. --

У нее в распоряжении тоже была поэзия, слова, которые поют, колдуют, бьют в

барабаны. -- Целуй, -- она закрыла глаза, обратила голос в дремотный шепот,

-- целуй до истомы. Ах, любовь острее...

Дикарь схватил ее за руки, оторвал от своих плеч, грубо отстранил, не

разжимая хватки.

-- Ай, мне больно, мне... ой! -- Она вдруг замолчала. Страх заставил

забыть о боли -- открыв глаза, она увидела его лицо; нет, чье-то чужое,

бледное, свирепое лицо, перекошенное, дергающееся в необъяснимом,

сумасшедшем бешенстве. Оторопело она прошептала:

-- Но что с тобой, Джон?

Он не отвечал, упирая в нее свой исступленный взгляд. Руки, сжимающие

ей запястья, дрожали. Он дышал тяжело и неровно. Слабый, чуть различимый, но

жуткий, послышался скрежет его зубов.

-- Да что с тобой? -- вскричала она.

И словно очнувшись от этого вскрика, он схватил ее за плечи и затряс.

-- Блудница! Шлюха! Наглая блудница!

-- Ой, не на-а-адо! -- Джон тряс ее, и голос прерывался блеюще.

-- Шлюха!

-- Прошу-у те-бя-а-а.

-- Шлюха мерзкая!

-- Лучше полгра-а-амма, чем...

Дикарь с такой силой оттолкнул ее, что она не удержалась на ногах,

упала.

-- Беги, -- крикнул он, грозно высясь над нею. -- Прочь с глаз моих, не

то убью. -- Он сжал кулаки.

Ленайна заслонилась рукой.

-- Умоляю тебя, Джон...

-- Беги. Скорее!

Загораживаясь рукой, устрашенно следя за каждым его движением, она

вскочила на ноги и, пригибаясь, прикрывая голову, бросилась в ванную.

Дикарь дал ей, убегающей, шлепок, сильный и звонкий, как выстрел.

-- Ай! -- сделала скачок Ленайна.

Запершись в ванной от безумца, отдышавшись, она повернулась к зеркалу

спиной, взглянула через левое плечо. На жемчужной коже отчетливо алел

отпечаток пятерни. Она осторожно потерла алый след.

А за стенкой Дикарь мерил шагами комнату под стучащие в ушах барабаны,

в такт колдовским словам: "Пичугой малой, золоченой мушкой -- и теми

откровенно правит похоть, -- сумасводяще гремели слова. -- Разнузданней хоря

во время течки и кобылиц раскормленных ярей. Вот что такое женщины --

кентавры, и богова лишь верхняя их часть, а ниже пояса -- все дьяволово. Там

ад и мрак, там серная геенна смердит, и жжет, и губит. Тьфу, тьфу, тьфу!

Дай-ка, друг аптекарь, унцию цибета -- очистить воображение" 1 .

-- Джон! -- донесся робеюще-вкрадчивый голосок из ванной. -- Джон!

"О сорная трава, как ты прекрасна, и ароматна так, что млеет сердце. На

то ль предназначали эту книгу, чтобы великолепные листы носили на себе

клеймо "блудница"? Смрад затыкает ноздри небесам..." 2 .

Но в ноздрях у Джона еще благоухали духи Ленайны, белела пудра на его

куртке, там, где касалось ее бархатистое тело. "Блудница наглая, блудница

наглая, -- неумолимо стучало в сознании. -- Блудница..."