СБОРНИК

Но волшебство любви уже навсегда изменило современную Золушку, чьи «ослепительно белые зубки – 200 раз чистим щёткой средней жёсткости утром и вечером с четырехлетнего возраста – ровно светились в улыбке, фиалковые глаза смотрели на всех открыто и дружелюбно, густые пышные волосы прядями падали на лицо...». Коллеги сражены красотой новой Марты. «Вам что, в Москве пластику сделали? – брякнул Булкин. Канавкин покраснел, Седых начал сморкаться и крякать. А Маша вертелась, вертелась и, не выдержав, бросилась в бухгалтерию: узнавать, сколько же Марте Георговне лет».

И, наконец, в финале повести, когда к Марте приходит последнее прозрение, героиня отчетливо понимает, что и она – графоман. Но судьба дала ей шанс начать новую жизнь: в той, первой – остались детство Марты, скучная работа, ее единственная отдушина – безупречный, но, как оказалось, мертвый роман… А во второй – ее ждали волшебные превращения, настоящее счастье, любимый человек, и «умерли в Марте девочка и графоман, и жила она дальше свободно – в телесном здравии и душевном смирении – взрослая красивая женщина и милосердный редактор». Так и должно случаться в настоящей романтической повести: сказка должна становиться реальностью, а Золушка – настоящей принцессой.

ЛИТЕРАТУРА

1.Чураева С. Девочка и графоман // Бельские просторы. – 2010. – №9. –

С. 57-98.

М.Г. Лушина, ФГБОУ ВПО «СГУ им. Н.Г. Чернышевского» (г. Саратов)

ВОСПРИЯТИЕ ОБРАЗА ПРОМЕТЕЯ

Интерес к мифологии не угасает даже сегодня. Она отражает ступени развития культуры и помогает полнее изучить верования и представления людей, заложивших основы европейской цивилизации.

Примечательность детального изучения того или иного мифа в том, что при обнаружении какой-либо гипотезы, новой трактовки источников, предстает возможность взглянуть на сам миф совершенно по-новому, возникает иное отношение к изученной проблеме.

Миф о Прометее, на первый взгляд, не может вызывать спорных вопросов. Казалось бы, это достаточно простой сюжет, известный каждому. Однако это не так.

191

В результате ретроспективного анализа мы имеем значительное количество примеров, наиболее ярко иллюстрирующих изменения отношения к Прометею.

Сведения античной литературной традиции позволяют делать выводы о том, что действия Прометея не вызывали однозначной оценки. Описывая тот или иной сюжет, авторы не скрывали своих мыслей, это могло выражаться в определенных эпитетах, или даже в том, какой именно сюжет был взят для описания.

На сегодняшний день можно сформулировать проблему, связанную с изучением данного сюжета: настолько ли однозначным было восприятие образа титана на протяжении античности. Стоит сразу сделать оговорку: временные рамки источников представляется наиболее целесообразным ограничить I–II в. н.э., эпохой, когда этот миф затронули и римские авторы. Так как важнее выяснить то, почему произошла столь значительная перемена в отношении к Прометею от представлений архаики до сформировавшейся олимпийской мифологической системы. Ведь именно на античных источниках основывается дальнейшая работа с мифом.

Наиболее интересным для ретроспективного рассмотрения являются следующие сюжеты: похищение огня, дележ в Меконе, создание людей. Особое внимание следует уделить сюжету, связанному с Пандорой.

Первым по значимости с уверенностью можно признать сюжет похищения огня. Прометей похищает божественный огонь, который находиться на Олимпе и, не сообщив Зевсу, против его воли, преподносит этот чудесный дар людям. За этот проступок неизбежно следует наказание: Прометей оказывается прикованным к горе Кавказ, и каждый день к нему прилетает орел, чтобы выклевывать печень и доставлять непостижимые страдания титану.

К этому мифу первым обратился Гесиод. Он пишет, что Прометей украл огонь после того, как первый раз обманул Зевса в Меконе.

Гесиод характеризует Прометея, как хитроумного бога. Дарование огня, согласно Гесиоду, можно объяснить не стремлением сделать людям благо, а тем, что Прометей стремился превзойти Зевса в мудрости. В ответ на кражу Зевс посылает людям наказание – Пандору. [Hes. Opp. 77–82]

Согласно Гесиоду, первоначально Прометей не выступал, как защитник людей. Его действия объясняются желанием еще больше обмануть Зевса, показать хитрость и ум.

Если обратиться к трагедии Эсхила [Aeys. Prom.], то можно увидеть иное объяснение поведения Прометея. Здесь и речи не идет о том, что Прометей хотел потягаться в мудрости с Зевсом. Эсхил сообщает, что Прометей прикован Гефестом к скале Кавказских гор за похищение огня для людей против воли Зевса. Эсхил описывает, что Прометей спас человеческое племя от гибели в Аиде [Aeys. Prom. 237–238], отнял у людей дар

192

предвидения, взамен дав надежду. Кроме того, Прометей научил людей искусствам, ремеслам и полезным навыкам [Aeys. Prom. 552–256]:

Эсхил видит в Прометее мученика, которому приходиться отвечать за гнев Зевса. Титан осмелился пойти против богов для счастья людей.

Чем можно объяснить такую перемену в отношении к Прометею? Во время перехода от архаики к классике начинается складывание полиса, происходят изменения в экономике, расцвет культуры. Все это не могло не отразиться на мифологии. Нельзя исключать и потребность наделять мифологического героя определенными чертами в зависимости от желаний человека.

Только образ Зевсоборца титана Прометея благодаря Эсхилу остался в памяти эллинов и потомства титаническим в положительном смысле. Он служил выражением самых свободолюбивых и высоких требований мятежного человеческого духа, дерзающего похищать огонь с неба и не уступать деспотизму законов мира, невзирая на сверхчеловеческие страда-

ния.[1]

Далее сюжет похищения огня описывают Платон, Аристофан, Аполлодор, Диодор Сицилийский, Гигин, Страбон, Сенека, Лукиан из Самосаты. Прослеживается направление, заданное Эсхилом: Прометей характеризуется как персонаж, совершающий благой поступок для человечества и несправедливо наказанный Зевсом за это. Акцент окончательно смещается в сторону почтения жертвы Прометея.

Мелетинский отмечает, что мотив похищения огня уходит в архаику: «Прометей совершает классический «культурный подвиг» – добывает огонь. Представление о том, что разгневанный Зевс лишил людей огня и источников пищи, а Прометей только вернул их людям, возникло, очевидно, позднее».[2]

Особо интересной представляется точка зрения К. Догерти. Он пишет, что вместе с обретением огня людям пришлось трудиться, их жизнь становится тяжелее.[3] Наказание Прометея – муки на горе Кавказ. А для людей приготовлена Пандора.

На этом этапе можно отметить отсутствие однозначного объяснения причин, побудивших Прометея украсть огонь как среди античных автором, так и в оценке исследователей.

Еще одним сюжетом, показывающим конфликт Зевса и Прометея, является история дележа в Меконе. Прометей опять помог людям в том, что во время раздела мяса жертвенного быка он оставил людям лучшую долю, богам же в таком случае причитались шкуры и кости. Но этот поступок он совершает, прежде всего, для того, чтобы превзойти в мудрости и хитрости Зевса, а не помочь людям.

«История о дележе в Меконе, с одной стороны, изображает Прометея как фольклорного обманщика (трикстера, демонически-комического дублера культурного героя), еще не помышляющего о том, чтобы облаго-

193

детельствовать человеческий род, с другой – носит этиологический характер, то есть объясняет причину того, что богам в жертву сжигают кости, а мясо поедают люди».[4]

Вэтом небольшом сюжете можно выявить неоднозначность действий Прометея: с одной стороны, его поступки объясняются личными причинами – превзойти Зевса, а с другой стороны, он тем самым совершает благой для людей поступок.

Если рассматривать фигуру Прометея в контексте понятия «культурный герой», то неизбежен переход к такому сюжету, как создание людей.

Вариантов этого мифа несколько. Согласно Аполлодору, Прометей, смешав землю с водой, вылепил людей.[Apollod. I 7, 1] Несколько подругому описывает этот сюжет Платон [Plat. Prot. 320 d – 321 е.]: боги приказали Прометею и Эпиметею распределить способности среди людей. Эпиметей не оставил способности людям, в этом причина того, что его брат пожалел людей и украл огонь.

По мнению А.А.Тахо-Годи, несовершенство первых людей связано с тем, что они обязаны своим появлением Прометею, давнему сопернику Зевса по благодетельным для человечества функциям. Прометей, а не кто иной, призван был, с точки зрения архаики, пожалеть человеческий род. Прометей дождется своего освобождения от наказания именно в героические времена, хотя, к его досаде, опять-таки по воле Зевса. [5]

Мне представляется возможным более позднее возникновение этого сюжета. Уже на основе сведений, сообщаемых Гесиодом и Эсхилом, мог появиться и сюжет создания людей.

С историей Прометея связан и, казалось бы, отдельный сюжет про Пандору. По одной версии, она описывается, как первая женщина созданная богами, по другой она обладательница лживой и хитрой души.

Зевс, разгневанный тем, что Прометей похитил для людей огонь у богов, решил отомстить людям и приказал создать женщину. Гефест слепил её, смешав землю с водой, Афина одела её в серебряное платье и увенчала золотым венцом [Hes. Theog. 567–590]. Пандора получила ящик, в котором были заключены все людские пороки и несчастья, по земле расползлись болезни и бедствия. Надежда же осталась на дне сосуда. [Hes. Opp. 96–97].

Вответ на кражу огня боги создают Пандору, которую посылают людям. Возникает необходимость труда, которого человечество не знало до этого. Огонь – божественный дар, и только богам решать, могут ли им владеть люди. Прометей обеспечил человечество неслыханным богатством, что нарушило устоявшийся баланс. Зевс призван уравновесить положение людей, послав людям Пандору и тем самым создав для человека определенные трудности.

Вероятно, Пандора и являлась тем, что должно было заменить украденный огонь, ее назначение – в упорядочении положения людей и богов.

194

Таким образом, если проследить развитие мифа, начиная от Гесиода, то можно убедиться в том, что происходит изменение практически всех сюжетных линий мифа.

Так, у Гесиода Прометей – обманщик, титан, решивший противостоять Зевсу. У Эсхила – несправедливо наказанный благодетель человечества. У Аполлодора, Платона – создатель людей. То есть мнение о Прометее у античных авторов не является идентичным.

Наконец, история Прометея – это пример столкновения уже развитой олимпийской мифологии и древней мифологии титанов. Стоит еще раз отметить гибкость сюжета, позволяющую делать новые выводы. В этой теме имеется почва для дальнейших исследований.

ЛИТЕРАТУРА

1.Голосовкер Я. Э.Сказания о Титанах. – М., 1993. – С. 267. Мелетинский Е. М. Предки Прометея. – М., 1989. – С. 114–132.

2.Dougherty C. Prometheus. – L., 2006. – P. 16.

3.Цыбенко О. П., Ярхо В. Н. Комментарии // Гесиод. Полное собра-

ние текстов. – 2001. – С. 535–557.

4.Тахо-Годи А. А. Греческая мифология. – М., 1989. – С. 86.

Э.И. Мазитова, ФБФ, ФГБОУ ВПО «БГПУ им. М. Акмуллы» (г. Уфа)

СИНЕСТЕТИЧЕСКИЕ ПЕРЕНОСЫ ПАРАМЕТРИЧЕСКИХ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ В АНГЛИЙСКОМ И БАШКИРСКОМ ЯЗЫКАХ

Известно, что восприятие человеком различных явлений осуществляется с помощью органов чувств. Еще древним были известны пять чувств, с помощью которых человек воспринимает внешний мир, а именно: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус. С углублением знаний человека об окружающей действительности этот список расширялся. Наиболее традиционной является классификация физиологами органов чувств по качеству тех ощущений, которые испытываются человеком через их посредство. Согласно этой классификации все ощущения делятся на зрительные, слуховые, обонятельные, вкусовые ощущения, ощущения прикосновения, холода и боли. Взаимодействие ощущений обусловлено, прежде всего, единством окружающего мира, где все явления, предметы, хотя и познают-

195

ся разными органами чувств, воспринимаются человеком как единый, целостный образ.

Влингвистике до недавнего времени дискутировался вопрос о том, можно ли считать синестезию фактом языка. В настоящее время многие ученые справедливо считают, что проявление синестезии в языке есть факт не только психологический, но и лингвистический (см., напр., работы Н.Д.Арутюновой, В.Г.Гак, М.В.Никитина; А.А.Леонтьева, S.Ullmann, H.Stern, J.Williams).

Несмотря на интенсивные исследования как зарубежных, так и отечественных лингвистов, посвященные проявлению синестезии в языке, ученые отмечают недостаточную разработанность данной проблемы. Так, само понятие синестезии, его объем трактуются в лингвистической литературе по-разному. Большинство лингвистов считает, что характерной чертой синестезии является то, что перенос значения осуществляется из одной сферы восприятия в другую (В.Г.Гак, С.В.Воронин, Н.Д.Арутюнова, Г.Пауль, С.Ульман, Дж.Вкльямс, Б.Уорф). В частности, Г.Пауль считает, что сходство ощущений, воспринимаемых различными органами чувств, делает возможным перенос впечатлений с одного чувства на другое; сравните, сладкий - не только о еде, но и о звуке, о запахе; красивый - не только о зрительных, но и о слуховых ощущениях.

Внастоящей работе мы будем опираться на определение синестезии, данное В.Г.Гаком: это «использование слов, связанных с какимнибудь органом чувств, для обозначения понятий, относящихся к сфере другого чувства». Традиционно синестезия рассматривается как разновидность метафоры, а именно - «синестетическая метафора» (С.Ульман, М.Бреаль, Б.Уорф, Н.Д.Арутюнова, В.А.Звегинцев и др.).

Однако есть и другие мнения, касающиеся семантической природы синестезии. Так, Б.Уорф предполагает, что, возможно, первоначально метафора возникает из синестезии, а не наоборот. Ж.Коэн рассматривает синестезию как определенную ступень на пути образования метафоры. Синестезия в понимании Ж. Коэна - это ассоциация чувств, принадлежащих к разным уровням сферы восприятия. Вслед за большинством лингвистов мы считаем синестезию разновидностью метафоры.

Разнообразие метафорических переносов требует обобщений на основе большого объема фактов, привлекаемых из разных языков. В своей работе мы опирались преимущественно на материал из английского и башкирского языков. При этом учитывалось положение С.Ульмана согласно которому переносы, осуществляемые на основании органов чувств (зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания, температурных ощущений), чаще совершаются в направлении от вкусовых, осязательных и температурных ощущений к зрительным, слуховым и обонятельным ощущениям. Эти чувства, называемые С.Ульманом «верхними», достаточно сложны, так как они существуют вне непосредственного контакта с предметом. В предлагае-

196

мой работе мы ограничились параметрическими прилагательными, которые относятся к указанным выше «верхним» чувствам.

В ходе анализа английских и башкирских синестетических переносов подтвердилось положение Ульмана о том, что общая закономерность, проявляющаяся при переходе таких прилагательных в сферу обозначения другого ощущения, состоит в том, что эти прилагательные утрачивают свои первоначальные семантические компоненты и реализуют отвлеченные количественные и качественные значения, выражающие интенсивность и оценку: ср. англ, warm smile (оценка), hot feelings (интенсивность) [Ullmann 1951].

Исследуя семантическое поле парметрических прилагательных способных создавать синестетические метафоры в двух, указанных выше, языках, мы выделили общие закономерности, в которых переход происходит в следующем направлении размер -> слух ср. англ. thick voice и башк.

ҡалын тауыш, thin voice и ңəҙек тауыш, high tones и бейек тауыш. В неко-

торых случаях такого рода переходы в башкирском языке недопустимы в английском языке: ср. башк. ҡиң тауыш. И наоборот, некоторые подобные переходы недопустимы в башкирском языке: например, переход в направлении размер -> вкус: big wine (в значении «крепкое, насыщенное вино»), small beer («легкое, разбавленное, слабое пиво»). Переход в направлении типа высота->обоняние: high meat (в значении «мясо которое плохо пахнет»). Также сомнительны переходы типа глубина-> слух и толщина/густота -> обоняние: напр. deep voice («глубокий, басовитый голос»), a thick smell of asphalt («сильный, резкий запах асфальта»).

Таким образом, синестезия, как одна из разновидностей метафоры, проявляется в случаях, когда наименования одного типа чувственно воспринимаемых признаков используются для обозначения другого типа чувственно воспринимаемых признаков, при этом направления таких переходов и их семантическая составляющая в разных языках различаются.

ЛИТЕРАТУРА

1.Арутюнова Н.Д. Метафора // Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Сов. энциклопедия, 1990. – С.296-297.

2.Гак В.Г. Языковые преобразования. – М.: Языки русской культу-

ры, 1998. – 768 с.

3.Башkорт теленең hүзлеге: Ике томда/ Рəсəй Фəндəр Академияhы, Башkортостан ғилми үзəге. Тарих, тел həм Əзəбиəт институты.1,2 том. – М.:Русский Язык, 1993.(БТҺ)

4.Longman Dictionary of Contemporary English: Longman, 1995. - XXII, 1668 p.

197

Л.Н. Макарова, ФГБОУ ВПО «СГУ им.Н.Г. Чернышевского» (г. Саратов)

СОВРЕМЕННЫЙ КРИЗИС ЧИТАТЕЛЬСКОЙ КОМПЕТЕНТНОСТИ МОЛОДОГО ПОКОЛЕНИЯ

Совсем недавно ценность книги и чтения в нашей стране была неоспорима. В 70-80 гг. возник и разделялся многими миф о России как о «самой читающей стране в мире». Россия была обществом, которое называли «литературоцентристским». Высокий престиж чтения «серьезной» литературы, классики, произведений в «толстых журналах», книгособирательство

исоздание своих домашних библиотек — все это способствовало укреплению культуры чтения и подкрепляло представления о том, что наша страна является читающей. Однако тяжело идущие реформы, крайняя неравномерность в экономическом развитии, трудности в издании и распространении книг и сравнительно высокие цены на них в условиях бедности большинства населения, – все эти и другие изменения привели к значительным переменам в чтении. На сегодняшний день проблема читательской компетентности столь серьезна, что в ее решении принимают участие не только образовательные учреждения, но и государство, и все общество в целом.

Определенное снижение интереса к чтению – это общемировая тенденция. По данным ЮНЕСКО, более 771 миллиона взрослых жителей планеты не умеют читать, около 100 млн. детей не ходят в школу. Подавляющее большинство неграмотных живут в 35 самых бедных странах мира, но их немало и в развитых странах. Наметилась тревожная тенденция роста функциональной неграмотности у значительного числа населения, т.е. утрата навыков чтения и письма настолько, что они недееспособны к восприятию короткого и несложного текста. В Канаде в 1990-е гг. почти четвертая часть населения была отнесена к функционально неграмотным, в Германии около четырех миллионов вторично неграмотных. Во Франции в 1996 г. около 20 % населения составляли вторично неграмотные [1].

Во Франции в 90-е гг. роль чтения в жизни французских подростков

имолодежи значительно уменьшилась. Среди подростков 8-16 лет 25% в 1992 году за три месяца не прочли ни одной книги (в 1988 г. – 18 %). Каждый второй подросток считал, что чтение — это усилие. У студентов чтение также не являлось любимым занятием. Помимо конспектов и газет они прочитывали одну – две книги в месяц, при этом романы читали лишь четверть опрошенных. Читать они предпочитали современников, и лишь один из десяти хотел бы что-либо почитать в свободный вечер [1].

ВАнглии, согласно результатам социологического исследования детского чтения, проведенного в 1994-1995 гг., наблюдалась тенденция к уменьшению чтения детьми книг по мере взросления: чем старше они становятся, тем меньше читали. Кроме того, английские школьники в 1990-е

198

гг. значительно меньше читали романы Ч. Диккенса, В.Скотта и А.К.Дойла, которые традиционно входили в круг чтения [1].

Процессы читательской некомпетентности как взрослых, так и юношества наблюдались и в странах Восточной Европы. Ухудшение навыков чтения и письма во второй половине 1990-х гг. было отмечено в Польше.

ВСША проблема чтения получила общенациональное звучание после доклада «Нация в опасности», в котором были обнародованы цифры о большой социальной группе функционально неграмотных Америки (среди молодого поколения — 17%) [1].

Вразвитых странах Востока наблюдались сходные процессы. В Японии в 1990-е гг. детей называли «тэрэбико» — «дети телевидения». В этот период дошкольники проводили у экрана от трех до шести часов в день. Наиболее распространенные виды досуга юных горожан были просмотр телепередач, чтение журналов и комиксов, а также компьютерные игры [1].

Смещение чтения в ряду досуговых занятий детей и подростков, отмечавшееся западными социологами в 80-е годы, в 90-е гг. становится устойчивым.

ВРоссии государственная политика в области поддержки чтения и развития читательской компетентности в последние годы также начинает оформляться: была создана «Национальная программа поддержки и развития чтения» (2007 г.), в которой современная ситуация характеризуется как «системный кризис» читательской культуры [2].

Недавние исследования социологов «Левада-центра» свидетельствуют о том, что в России процессы «кризиса чтения» усиливаются. Согласно результатам Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся, в 2000 г. Россия заняла 27-29-е места по грамотности чтения среди 32 индустриально развитых стран мира, в 2003 году

—32-34-е места среди 41 страны-участниц, а в 2006 году — 37-40-е места среди 57 стран-участниц. Данные ВЦИОМ (Всероссийского центра изучения общественного мнения) – 73,5 % нечитателей и почти нечитателей. Экспериментальные данные по изучению продуктивности чтения подтверждают снижение уровня культуры чтения россиян. Если в 80-е годы XX века было 48 % непродуктивных читателей, то в начале XXI века их количество увеличилось до 67 %. Арифметика проста — примерно каждый второй житель нашей страны является «пассивным читателем», т.е. читает от случая к случаю, считая это занятие нецелесообразным; в чтении обычно ищет информацию практического характера; ни жизненные обстоятельства, ни профессиональная ориентация не способствуют превращению чтения постоянную привычку [2].

Читательская некомпетентность является фактором социального риска, т.к. является одной из главных причин безработицы, аварий, несчастных случаев и травм на производстве и в быту. Снижение доли активно

199

читающего населения приводит к возрастающему дефициту знаний и конструктивных идей в обществе, сказывается на качестве трудовых ресурсов, уровне общей образованности, формировании системы нравственных и духовных ценностей и ориентиров.

Главная задача в решении кризиса читательской компетентности заключается в том, чтобы вызвать у подрастающего поколения интерес к чтению и вернуть его представителей в ранг активных читателей. Иными словами, необходимо создать в стране условия для массовой интенсификации процессов чтения, повышения качества и разнообразия прочитываемой литературы во всех областях знаний, обмена мнениями о прочитанном, для роста престижности чтения как культурной ценности.

России нужна такая политика в области формирования читательской компетентности, которая бы увязывала между собой традиционные ценности, без которых общество перестает существовать, с ценностями информационного мышления, без которого общество не сможет развиваться.

ЛИТЕРАТУРА

1.Чудинова В.П. Чтение детей как национальная ценность // Внешко-

льник. – 2009. –№5. – С.25-28.

2.Чудинова В.П. Поддержка детского чтения – наша общая задача //

Внешкольник. – 2009. –№6. – С.25-28.

Е.Д. Макиша, ИФОМК, ФГБОУ ВПО «БГПУ им. М.Акмуллы» (г.Уфа)

ВЛИЯНИЕ СРЕДСТВ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ НА МОЛОДЕЖЬ (НА ПРИМЕРЕ ТЕЛЕВИДЕНИЯ)

Нравственные качества молодёжи формируются за счёт того, что она слышит и видит, сознает и переживает, погружаясь в конкретную социаль- но-культурную среду. Поколение, проживающее в современном информационном обществе, по мнению большинства исследователей, отличается больше деловыми и интеллектуальными качествами, живет богаче и комфортнее, но механичнее, что приводит к утрате духовности, связанного с потерей сопереживания и любви, чувств и жизни. И в этом процессе многие усматривают отрицательное воздействие массовой культуры, которая враждебна духовному началу в человеке и ведет к стереотипизации его сознания, быта, потребностей и поведения. Поэтому остро встаёт проблема нравственного и духовного воспитания молодых людей на фоне интенсивного развития средств массовой информации (СМИ). Актуальность данно-

200