3. Российское регулирование до принятия гк рф

С учетом полученных знаний о немецкой модели, описанной в предыдущем разделе, необходимо взглянуть на историю развития положений, направленных на блокирование незаконных сделок в России.

До появления проекта Гражданского уложения Российской империи императивные предписания <1> были в первую очередь предметом интереса со стороны доктрины. Она придерживалась подхода, который существует в рамках немецкой модели, - выделения императивных норм и норм-запретов (запретительных норм). В частности, Д.И. Мейер подразделял принудительные нормы на повелительные и запрещающие <2>. К.И. Малышев, характеризуя императивные законы, указывал, что в каждую из категорий входят повелительные и запрещающие законы вне зависимости от того, имеем мы дело с принудительными или абсолютными законами <3>. Аналогичной позиции придерживался К.Н. Анненков <4>. Е.В. Васьковский высказывал схожее мнение, подразделяя императивные законы на безусловно предписывающие и запрещающие <5>. Однако подобное разделение императивных норм было проведено и в законодательном регулировании того времени. В частности, в Своде законов Российской империи имела место норма, предусматривающая ничтожность сделок, клонящихся к запрещенной законом цели (ч. 1 ст. 1529) <6>.

--------------------------------

<1> Термин "императивные предписания" к данному историческому периоду употреблен для простоты восприятия материала читателем. В доктрине того времени такой термин не употреблялся. Подробнее об этом см.: Евстигнеев Э.А. Указ. соч. С. 37 - 50.

<2> Мейер Д.И. Русское гражданское право: В 2 ч. По испр. и доп. 8-му изд., 1902. 2-е изд., испр. М.: Статут, 2000. С. 61.

<3> Малышев К.И. Курс общего гражданского права России. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича. 1878. Т. I. С. 127.

<4> Анненков К.Н. Система русского гражданского права. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1894. Т. I: Введение и Общая часть. С. 58 - 62.

<5> Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. Вып. I: Введение и Общая часть. СПб.: Изд. юрид. кн. маг. Н.К. Мартынова, 1894. С. 74.

<6> Характеристику оснований недействительности сделок до проекта Гражданского уложения, среди которых нет такого основания, как противоречие закону, см.: Растеряев Н.Г. Недействительность юридических сделок по русскому праву: Часть общая и часть особенная. Руководство к торговым и гражданским сделкам. СПб., 1900. С. 37 - 46.

Последовавший за этим проект Гражданского уложения Российской империи не только подтвердил значимость разделения императивных норм на нормы-запреты и иные императивные нормы <1>, но и объяснил его истоки, определяющие содержательные различия норм. В проекте, как и в ГГУ, специальная норма была посвящена нормам-запретам. Согласно ст. 244 проекта сделки, запрещенные законом, недействительны, за исключением случаев, когда закон оставляет их в силе <2>. При этом в проекте прямо указано, что ст. 244 соответствует аналогичной норме в проекте ГГУ <3>. Вместе с тем в проекте по аналогии с ГГУ нет нормы, которая бы регулировала последствия несоответствия сделки иным видам императивных норм. Тем самым применительно к проекту можно обсуждать последствия нарушения сделкой только норм-запретов <4>. Следовательно, даже установление вида недействительности условий (сделок) при нарушении норм-запретов не дает возможности констатировать, что законом установлена презумпция ничтожности или оспоримости условий, не соответствующих императивным нормам. Закон просто не предусматривает для императивных норм, кроме норм-запретов, какого-либо регулирования. В такой ситуации, с учетом принципа суверенитета (обязательности для всех лиц, находящихся на территории государства, предписаний органов этого государства) и использования немецкого опыта при создании ст. 244 проекта, представляется, что противоречащие императивной норме условия не требуют признания их недействительными судом и являются изначально ничтожными сами по себе без ссылки на конкретное предписание закона. Косвенно это подтверждается и объяснениями к проекту <5>. После разработки проекта Гражданского уложения полноценно проработал вопросы, связанные с различными видами императивных норм, Ю.С. Гамбаров <6>. Они практически в полном объеме пересекаются с исследованным выше регулированием в немецком праве <7>.

--------------------------------

<1> В дальнейшем для данного раздела будет использоваться терминология, сходная с той, что существует в немецком праве. Это обусловлено тем, что автор придерживается позиции о том, что нормы-запреты являются разновидностью императивных норм.

<2> Гражданское уложение: Проект Высочайше утвержденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Книга первая: Общие положения. С объяснениями. СПб., 1895. С. 484.

<3> Там же. С. 485.

<4> Проект исходит из наличия недействительности двух видов: когда для констатации недействительности не надо судебного решения (употребляется слово "недействительность") и когда недействительность наступает только после решения суда (употребляется слово "спорность"). Для сделок, которые нарушают нормы-запреты, разработчики проекта выбрали "недействительность", т.е. недействительность вне зависимости от наличия решения суда.

<5> Гражданское уложение: Проект Высочайше утвержденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Книга первая: Общие положения. С объяснениями. С. 484 - 485.

<6> Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. М.: Зерцало, 2003. С. 265.

<7> "Важнейший при применении всех принудительных законов вопрос: как отличить различные по своему действию законы этого рода как друг от друга, так и от диспозитивных законов - разрешается научным толкованием, так как действующие законодательства не дают на этот вопрос, по большей части, общего ответа. Римское право поздней императорской эпохи (1. 5 С. 1, 14) предлагало в случаях сомнения связывать ничтожность сделок со всеми запретительными в отношении к ним нормами. Точно так же и новое немецкое гражданское уложение содержит в своем § 134 следующее положение: "Юридическая сделка, заключенная вопреки запрету закона, ничтожна, если противное не может быть выведено из самого закона" (Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 268).

Для последующего понимания развития регулирования в части недействительности незаконных сделок важно обратить внимание на объяснение рабочей группы при принятии ст. 244 проекта. Данная статья комментируется совместно со ст. 243, в которой констатируется недействительность сделок, противоречащих добрым нравам или нарушающих государственный интерес. Одним из вариантов совершенствования двух статей, указанных в комментарии, предлагается объединить текст двух статей и констатировать недействительность сделок по трем основаниям <1>. Рабочая группа не согласилась с указанным предложением, так как в ряде случаев последствия нарушения норм-запретов будут отличаться от последствий, которые предусмотрены для сделок, противоречащих добрым нравам или нарушающих государственный интерес <2>. Однако рассмотренное предложение не было забыто окончательно и получило реализацию в ГК РСФСР 1922 г.

--------------------------------

<1> Гражданское уложение: Проект Высочайше утвержденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского уложения. Книга первая: Общие положения. С объяснениями. С. 484.

<2> Там же.

Согласно ст. 30 ГК РСФСР 1922 г. недействительна сделка, совершенная с целью, противной закону или в обход закона, а равно сделка, направленная к явному ущербу для государства. На первый взгляд создается впечатление, что норма проекта Гражданского уложения о недействительности именно сделок, нарушающих нормы-запреты, пропала вместе с идеей разделения предписаний на императивные нормы и нормы-запреты. Но приведенная выше выдержка из обсуждения соответствующей нормы проекта заставляет в этом усомниться. На самом деле произошло не более чем техническое изменение. Данный тезис подтверждает то, что многие ученые продолжали видеть содержание ст. 30 ГК РСФСР с точки зрения позиции проекта Гражданского уложения. В частности, Д.М. Генкин исходил из применения указанной статьи только к сделкам, нарушающим ключевые правила правопорядка, и отрицал за ней характер общей нормы для признания недействительной любой противозаконной сделки <1>. Более того, Д.М. Генкин идет еще дальше и предлагает констатировать недействительность остальных, не подпадающих под действие ст. 30 ГК РСФСР, противозаконных сделок на основании общих начал советского законодательства <2>. Несмотря на то что предложение сформулировано без прямого использования норм-запретов, в такой позиции легко увидеть сходство с идеями немецкого права и проектом Гражданского уложения. Другие ученые высказывались более четко. Например, О.С. Иоффе, в отличие от Д.М. Генкина, строит недействительность сделок по советскому праву именно через нормы-запреты и прямо указывает, что "действие признается неправомерным, если оно запрещено законом" <3>. Аналогично обосновывает применение ст. 30 ГК РСФСР только в случае нарушения норм-запретов Б.С. Антимонов <4>.

--------------------------------

<1> Генкин Д.М. Советское гражданское право: Учебник / С.Н. Братусь, Д.М. Генкин, Л.А. Лунц, И.Б. Новицкий; под ред. Д.М. Генкина. М.: Госюриздат, 1950. Т. 1. С. 226.

<2> Генкин Д.М. Недействительность сделок, совершенных с целью, противной закону // Ученые записки. Ученые записки ВИЮН. Вып. 5. М.: Юрид. изд-во МЮ СССР, 1947. С. 45.

<3> Иоффе О.С. Советское гражданское право: Курс лекций: Общая часть. Право собственности. Общее учение об обязательствах: Учебное пособие / Отв. ред. А.К. Юрченко. СПб.: ЛГУ, 1958. С. 443.

<4> Антимонов Б.С. Основания договорной ответственности социалистических организаций. М.: Госюриздат, 1962. С. 30.

Однако в условиях изменения политического режима и применения к гражданским отношениям публично-правового метода регулирования за техническим приемом начали видеть гораздо больше, чем было на самом деле. Статья 30 ГК РСФСР начала претендовать на генеральную норму, которая отменяет последствия от сделки, противоречащей любому предписанию закона. В тех исторических условиях это было вполне закономерно, ведь государство стремилось к выстраиванию регулирования таким образом, чтобы максимально снизить возможность усмотрения правоприменителя и свести применение закона до технических действий. Публично-правовое регулирование в любых отношениях не может оставить без внимания тот факт, что какое-то регулирование не основывается на прямой норме, а исходит из самого существа гражданского права. Тем самым положения ст. 30 ГК РСФСР в доктрине <1> и, что более важно, в судебной практике <2> стали оппозиционироваться как подлежащие применению в отношении любого императивного предписания закона. В такой ситуации разделение норм на непосредственно императивные нормы и нормы-запреты теряет свою значимость и актуальность.

--------------------------------

<1> "Следует признать, что по действующей ст. 30 ГК в принципе всякое нарушение всякого закона... должно влечь за собой применение ст. 30 ГК" (Рабинович И.В. Недействительность сделок и ее последствия. СПб.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1960. С. 30). Аналогичную позицию см.: Новицкий И.Б. Советское гражданское право: Учебник / В.П. Грибанов, И.А. Грингольц, В.В. Залесский, П.Д. Каминская и др.; отв. ред. И.Б. Новицкий, П.Е. Орловский. М.: Госюриздат, 1959. Т. 1. С. 170.

<2> Там же.

Таким образом, в период действия ГК РСФСР 1922 г. имела место следующая ситуация: судебная практика и определенная часть доктрины констатировали изменение в подходе к признанию недействительными противозаконных сделок после принятия ГК РСФСР 1922 г. и отдаление от того понимания, которое было заложено в проекте Гражданского уложения. Такое изменение было вызвано исключительно политическими целями Советского государства. Под влиянием новой идеологии частное право мутировало до степени смешения с публичным правом и его инструментарием. Публичное начало требовало четкой механики применения положений гражданского законодательства в вопросах недействительности (императивная норма - общая норма о недействительности сделки, противоречащей императивной норме) и сокращения усмотрения правоприменителя. При реализации нового подхода даже не обращалось внимания на ущербность контраргументации его сторонников, которые не видели возможности для признания недействительными условий сделок, противоречащих техническим императивным нормам, без законодательной нормы, констатирующей такую недействительность <1>. Тем самым произошедшее изменение противоречило принципам гражданского права, предполагающим свободу усмотрения сторон, недопустимость вмешательства государства в частные дела, и методу регулирования гражданских отношений, основанному на равенстве участников отношений. Вторая группа ученых, которые составляли оппозицию судебной практике и другому крылу доктрины, осознавала это и старалась отстаивать в литературе ту позицию, которая была реализована в проекте Гражданского уложения и не опиралась на советскую интерпретацию гражданского права. В вопросе недействительности противозаконных сделок это означало, что ст. 30 ГК РСФСР 1922 г. могла применяться только при нарушении норм-запретов.

--------------------------------

<1> Рабинович И.В. Указ. соч. С. 31 - 32.

Поэтому при оценке регулирования того времени необходимо понимать, что судебная практика и часть доктрины носили экстраординарный характер и преследовали узкоспециальные цели, не имеющие ничего общего с целями гражданского права. Представители другой части доктрины смогли сразу выявить основной недостаток измененного подхода к признанию действительной сделки, противоречащей любому требованию закона. В частности, отмечалось, что подобная норма приведет к чрезмерной легкости признания сделки недействительной и "может подорвать устойчивость оборота, создать известную неуверенность при заключении сделки, приучать к тому, что состоявшаяся сделка не должна быть обязательно выполнена и что при желании от нее можно отступиться, ссылаясь на такие нарушения, которые существенного значения не имеют и которые иногда бывает трудно избегнуть" <1>. При переходе на новую экономическую модель этот недостаток проявил себя в полной мере.

--------------------------------

<1> Рабинович И.В. Указ. соч. С. 33.

В условиях, когда регулирование недействительности противозаконных сделок определялось политической конъюнктурой, достаточно сложно говорить о наличии или об отсутствии правила о тотальной ничтожности незаконных сделок. Судебная практика и часть доктрины указывали на существование такого правила и выводили его непосредственно из ст. 30 ГК РСФСР 1922 г. Однако в указанной норме изначально была заложена идея признания ничтожными сделок, которые противоречат не любой императивной норме, а только части императивных норм (а именно нормам-запретам).

При таком противоречии и подчинении гражданского права интересам политической системы положения ГК РСФСР в части недействительности противозаконных сделок нельзя принимать во внимание для целей оценки развития гражданского права, так как регулирование того времени к гражданскому праву не имеет никакого отношения. Иными словами, нельзя принимать во внимание положения советского ГК так, как мы не принимаем во внимание правила военного времени в мирное время.

Сделанные выводы справедливы и для последующего регулирования в области гражданского законодательства советского периода - Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (далее - Основы) и ГК РСФСР 1964 г. Данные акты содержали аналогичные нормы о том, что недействительна сделка, противоречащая требованиям закона (ст. 48 ГК РСФСР и ст. 14 Основ).

Как и в период действия ГК РСФСР 1922 г., указанные нормы должны были применяться для констатации недействительности сделок, противоречащих любой императивной норме. Однако, как и ранее, в доктрине достаточно сильные позиции имел подход, в соответствии с которым упомянутые нормы должны применяться только в случае нарушения норм-запретов. В частности, В.П. Шахматов высказывал позицию о том, что "противоправная сделка - это не просто сделка, не соответствующая требованиям норм права. Только такая сделка, не соответствующая требованиям закона, будет противоправной, которая нарушает юридические обязанности, правовые запреты" <1>. И далее "противоправно только то, что не просто не соответствует требованиям норм права, но нарушает их запреты" <2>. Аналогичным образом высказывался В.А. Рахмилович <3>. Видели разницу между нормами-запретами и иными императивными нормами и другие авторы <4>. Тем самым в период действия ГК РСФСР 1964 г. продолжает сохраняться противоречие в форме и содержании недействительности незаконных сделок. Причем в литературе, как представляется, наблюдается более сильное движение (по сравнению с периодом 1920 - 1950 гг.) в сторону подхода, опирающегося на нормы-запреты. Но, как и прежде, научная позиция упирается в политическую конъюнктуру и не получает должной поддержки на практике.

--------------------------------

<1> Шахматов В.П. Составы противоправных сделок и обусловленных ими последствий / Отв. ред. В.А. Носов. Томск: Изд. Том. ун-та, 1967. С. 109.

<2> Там же. С. 131.

<3> Рахмилович В.А. О противоправности как основании гражданской ответственности // Советское государство и право. 1964. N 3. С. 53 - 54.

<4> Алексеев С.С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М.: Юрид. лит., 1989. С. 48 - 61; Рыбушкин Н.Н. Запрещающие нормы в советском праве. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1990. С. 10 - 11.

В таких условиях, как и в случае с ГК РСФСР 1922 г., сделать вывод о наличии или об отсутствии правила о тотальной ничтожности незаконных сделок достаточно сложно. Буквальное толкование текста ГК РСФСР говорит о том, что такое правило закреплено в ст. 14. В свою очередь исходя из положения в доктрине такое толкование скорее нельзя считать верным, так как норма должна применяться только в отношении норм-запретов. Понимая, что политика того исторического периода осталась неизменной, также невозможно дать адекватную оценку существованию правила о тотальной ничтожности противоправных сделок.

На самом деле для того, чтобы не принимать во внимание при оценке наличия или отсутствия правила о тотальной ничтожности недействительных сделок регулирование в области гражданского права советского периода, достаточно фактов о подчинении правовой системы политическим интересам и ее выстраивании по правилам публичного (более точно - административного) права. Очевидно, что в такой ситуации институты частного права не могут работать в той мере, как должны. Тем самым существование в доктрине того периода позиции о применении правил о недействительности незаконных сделок не к любому нарушению императивной нормы говорит о другом, а именно о том, что подход проекта Гражданского уложения отражал последний не искаженный искусственными факторами подход к недействительности противозаконных сделок. Цивилисты советского периода, как было показано выше, пытались проводить этот подход даже в изменившихся политических условиях. Такое положение показывает необходимость смещения акцентов при исследовании исторического периода до принятия ГК РФ с советского гражданского права на дореволюционное.

Теперь обратимся к тезисам исследования А.Г. Карапетова и Д.О. Тузова. Авторы в основном сосредоточили свое внимание на советском периоде и ушли от анализа дореволюционного регулирования, которое нашло отражение в проекте Гражданского уложения <1>. Это привело авторов к выводу, что правило о тотальной ничтожности незаконных сделок впервые признано доктриной после принятия ГК РСФСР 1964 г. <2> Однако, как показал проведенный выше анализ советского периода, каких-либо серьезных изменений после принятия ГК РСФСР 1964 г. не произошло: по существу в части недействительности противозаконных сделок были сохранены те же подходы судебной практики и доктрины, что существовали в рамках ГК РСФСР 1922 г. Тем самым если уж правило о тотальной ничтожности и было воплощено в советском гражданском праве, то его начало необходимо было бы исчислять с ГК РСФСР 1922 г. В таком случае тезис о появлении правила после ГК РСФСР 1964 г. не может претендовать на достоверность без серьезного обоснования. Без него остается множество вопросов: какие изменения в регулировании привели к появлению правила? Может быть, изменение вообще никак не связано с новым регулированием, а к кристаллизации правила о тотальной недействительности незаконных сделок привела длительная проработка в доктрине проблем недействительности незаконных сделок?

--------------------------------

<1> Карапетов А.Г., Тузов Д.О. Указ. соч. С. 39 - 43.

<2> Там же. С. 42 - 43.

Вместе с тем настоящее исследование показало, что искать истоки правила о тотальной ничтожности незаконных сделок в гражданском праве советского периода в принципе не совсем правильно. Привходящие политические обстоятельства свидетельствуют о смене метода регулирования гражданских отношений и, следовательно, об искажении сферы гражданского права, которое имеет решающее значение для предмета исследования. В результате идеологических изменений предсказуемость решений судов стала иметь приоритет не только перед справедливым решением, но и перед здравым смыслом. В такой ситуации подход к советскому периоду с применением истинных методов и логики гражданского права неизбежно приводит к недостоверным результатам.

Более того, даже в рамках дореволюционного права оценка наличия или отсутствия правила о тотальной ничтожности незаконных сделок обречена на неудачу, если не видеть содержательных различий между нормами-запретами и иными императивными нормами. А.Г. Карапетов и Д.О. Тузов в своей статье указывают на выделение в дореволюционном праве упомянутых видов императивных норм, но при этом не проводят содержательного различия между ними и, следовательно, не оценивают их влияния на ничтожность незаконных сделок <1>. Между тем различное содержание норм-запретов и иных императивных норм имеет решающее значение в дореволюционном регулировании недействительности незаконных сделок. В этот исторический период как доктрина, так и законодатель в первую очередь руководствуются немецким опытом регулирования недействительности незаконных сделок. Именно поэтому в проекте Гражданского уложения под регулирование подпадают только сделки, противоречащие нормам-запретам (аналог § 134 ГГУ). Случаи противоречия иным императивным нормам не имеют под собой законодательного правила. Их ничтожность следует исключительно из того, что сделки противоречат указаниям законодателя.

--------------------------------

<1> Там же. С. 40 - 41.

В таком случае требует уточнения, что же понимается под правилом о тотальной ничтожности незаконных сделок. Если говорить о том, что такое правило должно охватывать все императивные нормы, то необходимо сделать вывод об отсутствии такого правила в дореволюционном гражданском праве. Однако если из данного правила исключить сделки, противоречащие нормам-запретам, то тотальная ничтожность сделок, противоречащих (возьмем немецкий термин) исключительно императивным нормам, имела место.

В результате необходимо констатировать, что дореволюционное гражданское право опиралось на содержательное различие норм-запретов и иных императивных норм, что проводилось как в законе, так и в доктрине. Воплощением законодательной и доктринальной работы стал проект Гражданского уложения. Проект, опираясь на указанное разделение, определил различный режим недействительности незаконных сделок в зависимости от того, какой норме противоречила сделка - норме-запрету или иной императивной норме. В советском праве на уровне закона данное разделение было нивелировано, и под законодательное регулирование буквально стали подпадать все императивные нормы. От этого создался эффект существования правила тотальной ничтожности недействительных сделок. В свою очередь доктрина советского периода в определенной своей части продолжала опираться в процессе оценки гражданского законодательства на содержательное различие норм-запретов и иных императивных норм. Но понимание различий между нормами-запретами и императивными нормами в советский период не обрело необходимой четкости и ясности. Проблема была в том, что авторы указанного исторического периода не смогли разработать полноценную и применимую на практике теорию, опирающуюся на различия между нормами-запретами и иными императивными нормами. Подобное стало важным фактором при принятии ГК РФ и его дальнейшем применении. Поэтому необходимо остановиться на этом обстоятельстве более подробно.

Говоря об отсутствии ясной границы между нормами-запретами и иными императивными нормами, необходимо констатировать, что в советском гражданском праве не существовало четкой постановки проблематики (видимо, из-за отсутствия запроса со стороны правоприменителя). Содержание и роль указанных норм определялись только в контексте исследования других проблемных вопросов гражданского права (структура норм советского права, общие вопросы недействительности сделок, вопросы теории права и т.д.). Это привело к фрагментарному исследованию норм-запретов и иных императивных норм и отсутствию какой-либо единой теории о содержательном различии двух видов норм в сфере гражданского права. При этом нельзя сказать, что мнения ученых различались кардинально. Скорее необходимо говорить именно о том, что ученые сосредотачивали свое внимание на отдельных аспектах каждого вида норм. Но никто не исследовал их различия в полном объеме.

Ряд авторов видел отличие норм-запретов от других императивных норм в том, что предполагало соблюдение соответствующего предписания. Нормы-запреты подразумевали воздержание от определенного действия; иные предписания - совершение положительных действий <1>. С.С. Алексеев выражал это же мнение, указывая на обязанность пассивного содержания в нормах-запретах и обязанность активного содержания в нормах, предполагающих позитивное обязывание <2>. Схожей позиции придерживался О.Э. Лейст, хотя формально отрицал разделение императивных норм на нормы-запреты и обязывающие нормы по тому основанию, предполагает норма активное или пассивное ее соблюдение <3>. Другие авторы соотносят нормы-запреты с иными предписаниями таким образом, что рассматривают оба вида норм как устанавливающие границы для поведения участников. В частности, В.П. Шахматов в связи с этим содержанием иных предписаний указывает их направленность на "определение исходных правовых категорий и понятий. К таким нормам, в частности, относятся нормы, содержащие определения субъектного состава и их основных свойств, нормы, классифицирующие юридические факты и содержащие их определение, нормы, характеризующие объекты прав" <4>. В этих позициях легко увидеть фрагменты того регулирования, которое было установлено при анализе немецкого правопорядка. При этом первая группа авторов увидела только различия между позитивными императивными нормами и нормами-запретами, а вторая группа - между негативными императивными нормами и нормами-запретами. Но, что более важно, не получили освещения в доктрине вопросы последствий несоблюдения разного вида норм, влияния вида нормы, требование которой не было соблюдено, на последующую недействительность сделки в целом, особого положения позитивных императивных норм, несоблюдение которых во многих случаях ведет просто к применению правила, предусмотренного такой нормой. Эти важные вопросы являются неотъемлемой частью общего понимания различий между разными императивными нормами. В противном случае теряется понимание механики их применения и, следовательно, практической необходимости такого разделения. Именно это и случилось при переходе к новой политической системе и создании ГК РФ.

--------------------------------

<1> См., например: Недбайло П.Е. Советские социалистические правовые нормы. Львов: Изд-во Львов. ун-та, 1959. С. 75.

<2> Алексеев С.С. Указ. соч. С. 48, 58.

<3> Лейст О.Э. Санкции в советском праве. М.: Госюриздат, 1962. С. 55 - 57.

<4> Шахматов В.П. Указ. соч. С. 117 - 118.

Вместе с тем нельзя сказать, почему не были использованы наработки дореволюционного права. Не секрет, что многие институты в ГК РФ были сформированы под влиянием доктрины дореволюционного права в общем и проекта Гражданского уложения в частности. Если посмотреть на проект Гражданского уложения и доктрину того времени, то нельзя сказать, что там нет ясного решения о недействительности незаконных сделок. Есть сам проект с пояснениями, где все кристально очевидно, и доктринальные работы, которые, хотя и не в полной мере, дают ответы на многие вопросы, связанные с разделением императивных норм. Поэтому аргумент о том, что в дореволюционном гражданском праве, так же как и в советском, не было единой теории о содержательном различии двух видов норм - норм-запретов и иных императивных норм, несостоятелен. В таком случае опыт дореволюционного периода не был принят во внимание в связи с тем, что за период действия советского права применение законодательных норм о недействительности незаконных сделок, которые применялись к любым императивным нормам, не давало противоречивых результатов и затруднений. Это опять же связано с особенностями экономических отношений того периода, когда невозможно было прочувствовать недостатки нормы о недействительности незаконных сделок. Действительно, трудно столкнуться с какой-либо серьезной проблемой при перекладывании ресурсов "из одного кармана в другой".